 |
Из альбома афиш и программ
|
|
|
|
12 января 1910 г. Вязьма. Татьянин день. Спектакль Смоленско-Вяземского землячества Московского университета. «У врат царства» К. Гамсуна. Карено — Е. Б. Вахтангов. Режиссер Е. Б. Вахтангов.
2 февраля 1910 г. Сычевка. Спектакль любительского кружка. «Грех» Д. Пшибышевской. Леонид — Е. Б. Вахтангов. Режиссер Е. Б. Вахтангов.
22 февраля 1910 г. Сычевка. Спектакль любительского кружка. «Забава» А. Шницлера. Фриц Лобгеймер — Е. Б. Вахтангов. Режиссер Е. Б. Вахтангов.
«Сбор 106 р.» [ Е. Б. Вахтангов ]
20 марта 1910 г. Курсы драмы А. И. Адашева. Экзамены. Вахтангов участвовал в следующих сценах: «Ню», «Экзамены», «Телефон».
4 апреля 1910 г. Курсы драмы А. И. Адашева. «Вечер, чтобы смеяться!». Вахтангов участвовал в следующих сценах: «№ 13‑й», «Экзамены», «Телефон».
6 апреля 1910 г. Драматические курсы А. И. Адашева. Экзамены на третьем курсе. Вахтангов выступал в сцене из пьесы А. Н. Островского «Без вины виноватые».
15 апреля 1910 г. Шуя. Зал бывшего Благородного собрания. Труппа московских драматических артистов. «Вечер, чтобы смеяться!» I отделение. «На лоне природы», веселая комедия Хлопова (Митрофан Афанасьевич Бегичев — г‑н Вахтангов). II отделение. Кабаре. «Песнь о чуде XX века» — г‑н Вахтангов, «Телефон для публики» — г‑н Вахтангов, «Синематограф без экрана» — гг. Баженов и Вахтангов.
Апрель 1910 г. Шуя. Зал бывшего Благородного собрания. Труппа московских драматических артистов. «Самсон и Далила» С. Ланга. Петер Крумбах — г‑н Вахтангов. «Сосед и соседка», водевиль в одном действии. Сосед — г‑н Вахтангов, соседка — г‑жа Наумова. Режиссер Е. Вахтангов.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова.
НА СПЕКТАКЛЯХ АДАШЕВЦЕВ
Ирина Строганская (Алексеева):
|
|
|
На Курсах Адашева я училась одновременно с Евгением Вахтанговым (он был на 1 курс старше меня). <…>
Самыми интересными были дипломные работы любимого ученика Сулержицкого Е. Вахтангова: водевиль «Сосед и соседка» и инсценированный рассказ Мопассана «В гавани»[43].
{198} В водевиле Вахтангов исполнял роль наивного, глуповатого студента, который, ни разу не видав своей соседки (Марина Наумова), заводит с ней знакомство через стену. На вопрос соседки: «У вас есть маменька?» — студент, занятый изучением своей внешности (ему предстоит встреча с этой соседкой), рассеянно буркает: «Нет!» Но соседка не унимается: «А папенька у вас есть?» (как раз в этот момент студент замечает у себя на лице, у самого носа, прыщик и очень этим озабочен): «Нет!» — лаконично отрезает он. «А как же…» — недоуменно начинает соседка, но тот не дает ей договорить: «Меня тетенька из жалости родила!» Забыть эту сцену, как и неподражаемую интонацию Вахтангова, — невозможно!
После исполнения этой комической роли Вахтангов прямо на глазах преображается в пьяного матроса, который неожиданно для себя узнает, что проститутка (Л. И. Дейкун), с которой он провел ночь, — его родная сестра!..
Осознав страшную правду, Вахтангов издает какой-то дикий, звериный вопль и, в припадке яростного отчаяния, начинает крушить все и вся вокруг…
Много лет прошло с тех пор, а я, как сейчас, вижу Вахтангова в этой роли. Слышу его голос. Не могу забыть его глаза, яркие, сверкающие, и взгляд, полный беспредельного ужаса и отчаяния.
Публикуется впервые.
Подписанный маш. текст. 1970‑е гг.
РГАЛИ. Ф. 2620. Оп. 3. Ед. хр. 563. Л. 1 – 3.
КОММЕНТАРИИ:
НА ВОЛГЕ[44]
С 30 мая по 5 июня 1910 г.
Нижний — Б. Покровка. Мининский парк. (Памятник Минину.) Памятник Александру II (человек с водкой). Элеватор (туда и обратно). Кремль. Ярмарка (извозчик).
Пароход «Александр Невский» (5 р. 50 коп. от Москвы до Царицына). На пароходе: Кабаре. Подношения (Обезьяна. Панама. Духи). «Спасайся». Федя Шаляпов (Александр Васильевич Смирнов), Ленька Собиновский (Дмитрий Александрович Зеланд). Калиш (Окружной суд.) Кочубей. Еруанд (Майсурадзе). Гриша. Ревекка — Роза — злой язык. Маргарита — черная с серыми глазами. Надя Русанова (Ташкентский комиссионер). Мария Федоровна Ивкова с супругом. (Таинственная дама и ревнивый супруг. Таня.) Шура Сакович. Лена Шарова. Капитан. Челинцев. Андрюша Снесарев. Трике. Ненормальный (выпрашиванья). Капитанская дама (потеряла деньги).
|
|
|
Проводы Челинцева. (Вино на пароходе и на пристани. Федя.) Чубар (эс‑эр). Фуражка. Ноты. Коньяк. Конфекты. (Сахара. Каспий: рассказ капитана.)
Саратов. (Сад. Идиоты. Синематограф. Простокваша.)
Ужин. Тосты. Федька (Разбитый бокал. Слезы).
Ночевка в Царицыне. Проводы Леньки. Организатор и столкновения с ним.
Тихорецкая. (Стоянка. Люлька. Обед. Еруанд.)
Афоризмы:
«Одним несчастьем больше, одним несчастьем меньше — не все ли равно».
Федя Шаляпов.
{199} «Хорошо путешествовать вообще…» Мюр и Мерилиз.
«Скверно и ужасно с экскурсией». Майсуразде.
Курьезы дня
Это вот моя дочь, Анна Семеновна, это ее муж, Григорий Андреевич, а это — я (указывает на себя). Фельдшер этот уши мне лечил. Продувал, продувал, да и надул: сошлась я с ним.
Посмотрите мне в глаза, если я подлец.
Боже сохрани — чудный человек!
Спишь, спишь и отдохнуть некогда.
Публикуется впервые.
Тетрадь № 2. 1907 – 1912. Автограф.
Музей Театра им. Евг. Вахтангова. № 275/Р‑81.
КОММЕНТАРИИ:
СТУДИЙЦЫ В ШУЕ
Лидия Дейкун:
После первых выступлений в кабаре Евгений Богратионович вошел в нашу инициативную группу старшекурсников и мало-помалу взял художественную власть над нами. Окончательное же сближение у нас произошло во время первой поездки в Шую. У нас была ученица М. О. Чернова, ее мать была заведующей детским приютом в Шуе. М. О. Чернова считалась у нас «антрепренером» — она устраивала наши поездки, которые мы очень любили.
Мы приготовили водевили «Спичка меж двух огней», «Свадьба Анатоля» А. Шницлера (Вахтангов играл не Анатоля, а его приятеля), «Горящие письма» [Н. И. Гнедича], затем шел дивертисмент, в котором Вахтангов играл на мандолине. Вообще, уже в этой поездке он взял власть и инициативу на себя. В дивертисменте он ввел «новшество». Раньше мы выходили по очереди на сцену, читали и пели, как обычно делают в концерте. Вахтангов сказал еще в вагоне: «Сделаем по-иному. Раскрывается занавес, мы сидим, разговариваем друг с другом, как бы в гостях, и потом по очереди будем выступать, и каждый исполнит свой номер». Мы говорим: «Это будет скучно». Он говорит: «Давайте попробуем». Мы так и сделали. Петров имитировал танцы Дункан, Потемкин пел, я что-то читала. У нас была масса номеров. В работе над водевилями нам помогал Леопольд Антонович. <…> Такие же вылазки с небольшими пьесами и дивертисментами мы делали, кроме Шуи, в Ковров, в Вязьму, в Серпухов, Орехово-Зуево. Ставили «Потоп», «Пустоцвет» и массу водевилей. Однажды мы поставили «Весенние мелодии» М. Горького.
|
|
|
Беседы о Вахтангове. С. 17 – 18.
{200} «У ВРАТ ЦАРСТВА» В ВЯЗЬМЕ
Николай Петров:
Зрелостью своих суждений и смелостью своих творческих мыслей, а главное, огромной работоспособностью и, конечно, дарованием Вахтангов завоевал ведущее место среди школьной молодежи. Большинство из нас не имело ясного представления о том, что такое театральное искусство, а Вахтангов принес с собой свою точку зрения, свое понимание театра, и школа ему была нужна для подтверждения его мыслей или для критики их. Вот почему он работал не только в школе, но и за пределами счетоводных курсов Езерского, в помещении которых занималась школа Адашева.
Среди бесчисленных, как мы бы теперь сказали, «мероприятий» Вахтангова вспоминается спектакль, который он организовал и поставил со студентами из Смоленско-Вяземского землячества в городе Вязьме. Это была пьеса «У врат царства» Кнута Гамсуна, и Вахтангов сам играл роль Ивара Карено.
Вся наша «семья» была очень взволнована его отъездом в Вязьму. Уехал он на две недели, и мы с тревогой ожидали от него известий. В две недели поставить такой трудный спектакль со студентами-любителями было нешуточным делом, и потому мы так тревожились. Кроме того, мы очень оберегали творческую честь каждого члена «семьи».
|
|
|
Еще больше мы взволновались, когда через неделю после отъезда Вахтангова «папаша» — Л. И. Дейкун — получила от него неожиданную телеграмму:
«Срочно вышлите Кокошу играть Иервена».
«Кокоша» — это был я, младший сын «нашей фамилии», а Иервен — одна из главных ролей в пьесе «У врат царства».
С большим волнением шло в «семействе» обсуждение столь неожиданного и, по правде сказать, несколько непонятного вызова, так как если я и мог кого-нибудь играть в этой пьесе, то скорее Бондесена, но никак не Иервена. Мы спорили, шумели, хотели даже посылать Вахтангову телеграмму, но неожиданно Сергей Баженов, считавшийся «другом дома» нашего «семейства», высказал соображение, которое, по его мнению, объясняло этот срочный вызов и с которым все согласились.
«Да ведь у Кокоши пиджак сшит из такой же материи, как у Леонида Мироновича Леонидова, играющего Иервена в Художественном театре».
Это высказывание показалось нам настолько убедительным, что в тот же вечер, именно в этом пиджаке, я выехал в Вязьму играть Иервена в постановке Вахтангова.
Пиджак-то был похож, но, кроме него, все остальное во мне и у меня было совершенно иное, чем у Леонидова. Я с беспокойством ехал в Вязьму, не очень ясно представляя себе, как я буду соревноваться с Леонидом Мироновичем. «У Жени голос, похожий на Качалова, а у меня только пиджак», — думалось в пути.
Вахтангов встретил меня на вокзале, и первый же его вопрос подтвердил догадку Сергея Баженова.
— Кокоша, а полосатый пиджак ты захватил? И, когда он увидел высовывавшийся между кашне и воротником пальто полосатый ворот пиджака, он успокоился.
Юмор истории с пиджаком, конечно, остается юмором. А вот та гигантская работоспособность, педагогическая настойчивость и непримиримая принципиальность, {201} которые проявил Вахтангов за эту неделю, были столь значительны и плодотворны, что даже я, никак не подходивший к роли Иервена, был приличен и не портил общего ансамбля.
Но главное меня тогда поразило, что Вахтангов не рабски копировал постановку Художественного театра, а принес самостоятельное творческое решение спектакля. Пожалуй, впервые в жизни я задумался о том, что возможны различные сценические прочтения одной и той же пьесы. И даже внешний образ спектакля у Вахтангова был совершенно иным, чем в МХТ.
Его спектакль был освобожден от излишнего бытовизма, от тех жизненно правдоподобных деталей, которые были присущи спектаклю Художественного театра и тем самым утверждали произведение Гамсуна как бытовую пьесу. Спектакль Вахтангова был более строг, более лаконичен и, сейчас я бы сказал, более публицистичен.
|
|
|
Вахтангов сам играл Ивара Карено и как бы вступал в творческое соревнование с В. И. Качаловым, исполнителем этой роли в Художественном театре. Качалов играл великолепно, и нам всем, хорошо знавшим этот спектакль, казалось, что играть Карено иначе невозможно, так как очень уж правдивым, убедительным и убеждающим был образ, созданный Качаловым.
Каково же было наше удивление, когда молодой человек Женя Вахтангов, еще не обладавший ни опытом, ни мастерством Качалова, смело предложил свое собственное решение образа Ивара Карено, закономерно вытекавшее из режиссерского видения спектакля в целом. Вахтангов построил свой спектакль скорее как философско-публицистическое, а не как бытовое представление. Играя Карено, Вахтангов не боялся в отдельных местах роли обращаться непосредственно к зрительному залу. Это вносило в спектакль определенную публицистическую тональность, заостряло его общественное звучание.
Победителем и триумфатором возвращался Вахтангов в Москву, а я, как Сганарель при Дон-Жуане, был трубадуром его успехов.
Вскоре обстоятельства жизни перебросили меня в Петербург. Я прощался с Москвой, с Художественным театром, со школой, с нашей «семьей», с Женей Вахтанговым. Это был конец 1910 года, когда среди молодежи Художественного театра началось то творческое движение, которое впоследствии привело к рождению Первой студии.
Расставаясь с друзьями, я подарил Жене Вахтангову приложение к журналу «Театр и искусство», который я выписывал. В этом приложении была опубликована пьеса Бергера «Потоп». На экземпляре я написал: «Дарю тебе на прощание, Женя, эту пьесу. Если поставишь ее, то, я убежден, войдешь в историю русского театра».
Вахтангов. 1959. С. 357 – 359.
ЛЕТО 1910-ГО
Георгий Казаров:
Летом 1910 года Женя жил опять во Владикавказе. И хотя ни «Юлия Цезаря», о котором он тогда мечтал, ни вообще спектаклей ставить не удалось (мы не имели финансового доверия), — художественная репутация была у нас высокая. Традиционный студенческий вечер оформили мы под режиссерством Вахтангова. Тут проявилась новая сторона его дарования. Он организовал программу «Кабаре»: «Вечер, чтобы смеяться!».
{202} Вечер открыл Женя номером «Тоска по сверхчеловеку, музыкальная пьеса на органионе» (Женя сыграл на обыкновенной шарманке марш «Тоска по родине»). Затем шли стихи Саши Черного, юмористическая «трагедия в 6 актах» (каждый «акт» состоял из двух-трех слов) «Росмунда» в сопровождении «оркестра» (рояль, две скрипки, барабан, дудочка-свистулька, кукушка); затем ряд номеров, в том числе имитации (Женя дал имитацию Качалова и Сары Бернар), сценки и, наконец, комическая опера в одном действии «Сказка о золотом яичке» (дирижером был Женя) и др.
Вахтангов выступил на этом вечере еще с имитацией Тито Руффо (спел «басом» известное прутковское «Однажды попадье заполз червяк за шею…») и исполнил «шансонетку для детей, юношей и старцев» (спел очень выразительно песенку: «Коля и Оля бегали в поле…»). Программа получилась «грандиозная».
Этим летом был еще концерт Армянского благотворительного общества, к участию в котором пригласили группу членов нашего кружка во главе с Женей. Женя выступил как постановщик небольшой музыкальной вещи с пятью исполнителями и с мелодекламацией («Шиповник» Бальмонта, музыка Попова). И, наконец, Женя поставил оперетту нашего земляка М. Попова «Оказия, в доме господина Великомысла приключившаяся» (впоследствии эта оперетта шла в Москве в «Театре одноактных пьес» в Мамоновском переулке).
Беседы о Вахтангове. С. 201 – 202.
|
|
|
