Государство Пегу в XIV—начале XVI В.

Упадок Паганской империи в конце XIII в. привел к отде­лению юга страны (Нижней Бирмы), населенной монами. Пер­воначально здесь образовалось несколько независимых кня­жеств, которые, однако, довольно скоро слились в единое госу­дарство. Нижняя Бирма, расположенная у моря, где проходи­ли важные торговые пути, экономически более развитая, чем Верхняя Бирма, гораздо раньше превратилась в единое полити­ческое целое. Конечно, и здесь отдельные феодалы на местах пользовались в XIV — начале XVI в. большой властью, но та­кой феодальной анархии, как в Верхней Бирме, этот район ни­когда не знал. Власть королей была здесь гораздо прочнее, чем на севере.

В силу довольно распространенной исторической случайности основателем династии, объединившей монский юг, был не ко­ренной мои, а авантюрист шанского происхождения по имени Вареру. Он начал свою карьеру служителем при слонах короля Сукотаи Рамы Камхенга и дослужился до поста капитана ко­ролевской гвардии. Затем он, если верить легендарной версии хроник, похитил королевскую дочь и бежал с ней и нескольки­ми приверженцами в монскую область Тхатон. Здесь он пред­ложил губернатору Мартабана в жены свою сестру и, убив его на свадебном пиру, стал в 1281 г. владетелем Мартабанского округа. Затем он заключил союз с восставшим против Пагана губернатором Пегу Тарабьей (чтобы закрепить этот союз, они женились на дочерях друг друга) и общими усилиями очистили Нижнюю Бирму от паганских войск. Затем их союз распался. В завязавшейся борьбе Вареру захватил в плен и казнил Тарабью (1287 г.) и стал, таким образом, единоличным прави­телем монского юга (1287—1296) [146, с. 110].

Но угроза со стороны монголо-китайской империи Юань, подчинившей себе Верхнюю Бирму, побудила Вареру объявить себя вассалом своего бывшего покровителя, могущественного Рамы Камхенга, который как раз в это время сколачивал ан­тикитайскую коалицию в Центральном Индокитае. В 1298 г. наследник Вареру для верности признал себя и вассалом Ки­тая, послав туда посольство с данью. Но такую же процедуру неоднократно проделывал и сам Рама Камхенг. Китайский им­ператор удовлетворился этим формальным признанием и при­слал указ, назначающий монского короля губернатором Марта­бана (до 1363 г. этот город был столицей монского юга) [146, с. 94]. Нижняя Бирма таким образом была избавлена от наше­ствия монголо-китайских войск. В 1318 г. вскоре после смерти Рамы Камхенга Нижняя Бирма провозгласила свою независи­мость от Сукотаи, поскольку больше не нуждалась в опеке это­го слабеющего государства. Более того, в период распада Суко­таи правители Нижней Бирмы подчинили себе некоторые земли на территории нынешнего Западного Таиланда (район Лампу-на). Но после образования в 1350 г. нового тайского королевст­ва Аютия (Сиам) Нижняя Бирма утратила не только эти тер­ритории, но и часть коренных монских земель на восточном берегу Андаманского моря (Тенасерим, Моулмейн), а в 1363 г. сиамские войска захватили монскую столицу Мартабан. Мон­ский король Бинья У (1353—1385) перенес свою столицу сна­чала в Донвук, а затем в 1369 г. в Пегу. Город Пегу оставался столицей Нижней Бирмы до падения монского государства в 1539 г., а само монское королевство получило от него название Пегу.

Вступление на троп сына Бинья У — Разадари (1385—1423) и связанная с этим династическая борьба послужили предло­гом для сорокалетней войны между Авой и Пегу, которая уже была описана нами. В начале своего правления ему пришлось подавлять феодальный мятеж в Бассейне. Сеньор Бассейна с 700 приверженцами бежал в Сандовай (Аракан). Но монские войска во главе с полководцем Бьят За подступили к стенам. Сандовая и добились выдачи изменников [146, с. 113]. Разада­ри пришлось иметь дело также с мятежом своего дяди Лаукпья, владетелем Мьяунгмья, но и этот мятеж был быстро подавлен. Характерно, что Разадари сохранил жизнь захваченному в плен Лаукпья при условии, что последний уйдет в монахи. Лаукпья провел остаток своей жизни в монастыре при Шведагоне, центральном святилище Нижней Бирмы [146, с. 114]. Это сви­детельствует о том, что Разадари был уверен в своих силах.

Действительно, в дальнейшем на всем протяжении правления Разадари в королевстве Пегу не было ни одного феодального мятежа, несмотря на все перипетии тяжелой «сорокалетней» войны с Авой.

В первой половине царствования Разадари его отношения с государствами за пределами Бирмы были мирными. В 1391 г. сиамский король прислал ему белого слона — самый ценный дар из тех, что были приняты между индокитайскими монарха­ми. Разадари также надолго обеспечил нейтралитет королевст­ва Чиангмай, заключив ряд династических браков [146, с. 1141. В начале XV в. Китай, заинтересованный в развитии морской торговли со странами Южных морей, направил в Пегу посоль­ство, которое привезло Разадари золотую печать «губернатора Пегу», знак того, что китайский император берет его под свое покровительство [15, с. 102].

После 1414 г. внешнее положение Пегу, ослабленного вой­ной с Авой, ухудшилось. Как Сиам, так и Чиангмай, несмотря на враждебные отношения друг с другом, начали совершать на­беги на Нижнюю Бирму. Но Разадари сумел отразить и эту угрозу, так же как и довести до успешного конца войну с Авой. Он был, несомненно, не только искусным дипломатом, но и вы­дающимся полководцем, умевшим к тому же подбирать себе талантливых генералов. Немаловажным моральным фактором в специфических условиях войн того времени было и то, что Разадари был непревзойденным мастером в поединках на сло­нах, лично участвовал во многих битвах. Он неоднократно по­сылал вызовы на поединок авским королям Минджи Свасоке и Минхкаунгу, но первый ни разу не решился вступить с ним в бой один на один, а второй бежал в первые минуты поединка и, по понятиям того времени, конечно, навсегда «потерял лицо». Для биографии Разадари, пожалуй, характерно, что он погиб в 54-летнем возрасте во время отлова диких слонов [146, с. 115]. Начиная с правления сына Разадари Бинья Дамаяза (1423— 1426) для Пегу наступил период мирного развития и процвета­ния, продолжавшийся до падения этого королевства в 1539 г. Пегу, имевшее выход к Андаманскому морю, вело оживленную морскую торговлю с другими странами Юго-Восточной Азии, Индией и Китаем, пошлины с которой существенно пополняли казну королей Пегу.

В XV в. сюда начинают проникать даже отдельные европей­ские купцы, привлеченные пегуанским рынком. В 1435 г. здесь провел четыре месяца венецианец Николо ди Конти, оставив­ший нам описание «весьма многолюдного города Панконии» (т. е. Пегу) (цит. по [56, с. 165]). Около 1470 г. сведения о Пегу собрал выдающийся русский путешественник Афанасий Ники­тин (сам он до Нижней Бирмы не доехал, но торговля этой страны его заинтересовала). Это «немаловажный порт, — писал он о Пегу, — населенный главным образом индийскими дервишами. Продукты оттуда вывозят и продают дервиши» [56а, с.21].

Разумеется, большинство жителей Пегу были монами, но Никитина интересовало главным образом торговое сословие. Из его сообщения видно, что значительную часть купцов-экспорте­ров, проживавших в монской столице, составляли индийцы.

В 1496 г. в Пегу прибыли генуэзские купцы Иеронимо ди Сан Стефано и Иеронимо Адорио и пробыли здесь полтора го­да, не решаясь продолжать путешествие в Аву, раздираемую феодальными смутами. Ди Сан Стефано продал королю Бинья Рану II такую большую партию товаров, что тот смог распла­титься только через 18 месяцев [56, с. 165]. В 1505 г. в Пегу прибыл болонский купец Лодовико ди Вартема. Он также не смог пробраться в Аву, где по-прежнему бушевала война, но остался очень доволен пребыванием в монском государстве.

В своих мемуарах Лодовико ди Вартема писал: «Город Пе­гу расположен на материке, близ моря. К востоку от него — прекраснейшая река, по которой приходит много кораблей. Го­род окружен стенами. Здесь хорошие дома и дворцы, построен­ные из камня с известковым раствором (каменное гражданское строительство было редкостью в Юго-Восточной Азии. — Э. Б.). У короля очень много воинов, пеших и конных... В этой стране великое изобилие зерна, мяса всех видов и фруктов. Там много строительного леса, стволы высокие, могучие...» (цит. по [115, с. 51—521).

Вартема получил аудиенцию у короля, продал ему кораллы и приобрел взамен рубины. «Король (Винья Ран II. — Э. Б.),— пишет Вартема, — столь человечен и прост, что с ним может беседовать даже дитя» (цит. по [56, с. 1661). Эта черта — сво­бодный доступ к королю лица низкого звания, купца, действи­тельно была нетипична для большинства средневековых восточ­ных монархий. В Пегу она обусловливалась большой заинтере­сованностью феодальной верхушки и в первую очередь короля в развитии внешней торговли. Наряду с относительной просто­той обращения пегуанские короли в то же время стремились поразить иностранных визитеров блеском своего богатства. «Он (король Пегу. — Э. Б.) носит на себе больше рубинов, чем стоит целый большой город, — писал по этому поводу Варте­ма, — Если смотреть на короля при свете огней, ночью, кажет­ся, что он сияет, как солнце» [146, с. 121].

С появлением в начале XVI в. в Юго-Восточной Азии порту­гальцев европейские описания Пегу становятся весьма много­численными, «Это — самая плодородная земля. Она богаче Сиа­ма и почти такая же богатая, как Ява», — писал около 1515 г. португалец Томас Пиреш [229, т. I, с. 97].

Морская торговля Пегу велась в основном через три порта. На юго-западе — Бассейн, основной центр торговли с Бенгалом и другими областями Индии, в центре Дагон (совр. Рангун), большой город с крупной купеческой колонией и судоверфями, где строили корабли из первосортного бирманского тика (эти корабли, в частности, сами были объектом экспорта на Яву). На юго-востоке находился крупнейший торговый центр стра­ны— Мартабан, ведший в основном торговлю с Малаккой и ин­донезийскими островами [229, т. I, с. 97—98]. Главным предме­том экспорта из Нижней Бирмы был рис. Его вывозили в Малакку, Пасе, Педир и другие торговые центры, где было слабо развито земледелие. Из Пегу вывозили также много лакового дерева, бензоин, рубины, серебро, растительное масло, соль, лук, чеснок, горчицу и др. Только в Малакку, Пасе и Педир из Нижней Бирмы ежегодно отправлялось 15—20 крупногабарит­ных торговых кораблей (джонок) и 20—30 кораблей средней емкости [229, т. I, с. 98].

Из Малакки в Пегу ввозили фарфор разных сортов, медь, олово, ртуть, киноварь, китайские шелка. В Индию из Пегу от­правляли серебро и драгоценные камни, а обратно везли ин­дийские хлопчатобумажные ткани, медь, киноварь, ртуть, опи­ум [229, т. I, с. 100—101].

Обширная, широко разветвленная торговля приносила Пегу большие прибыли. Богатая страна могла себе позволить (в от­личие от Авы) довольно крупное храмовое строительство. В частности, в XV в. была почти завершена постройка крупней­шего религиозного памятника Бирмы — пагоды Шведагон.

Политическая история Пегу во второй четверти XV в. была небогата событиями. В 1426 г. король Бинья Даммаяза был от­равлен своим братом, который взошел на трон под именем Бинья Ран I (1426—1446). В начале своего правления он со­вершил кратковременный поход на Аву, куда его пригласил восставший против своего сюзерена князь Таунгу [146, с. 116]. В 1430 г. в Пегу появилась бежавшая из Авы сестра Бинья Ра­на I Шинсобу, о видной роли которой в борьбе при дворе Авы мы уже писали. Энергичная королева вскоре стала пользовать­ся большим влиянием и при дворе Пегу. Умирая, Бинья Ран I оставил трон ее сыну Бинья Вару (1446—1450) [146, с. 116].

Правление Бинья Вару было кратким, однако он успел за­служить у летописцев прозвище «Справедливый». Он железной рукой подавлял всякие проявления феодального разгула. Каж­дый начальник, по его мнению, должен был нести прямую от­ветственность за преступления своих подчиненных (феодалы, конечно, сами не грабили людей на улицах, но это делала их бойкая дворня).

Однажды, как сообщает летописец, слуга одного офицера украл кольцо у уличного разносчика. Дело попало в королев­ский трибунал. Офицер явился к королю с ценным подарком и просьбой освободить слугу. Бинья Вару тут же приказал раз­рубить пополам и слугу и хозяина. Если верить летописцам, он полностью вывел в стране разбой на больших дорогах. Подобно Гарун-аль-Рашиду, он часто бродил по своим владениям, пе­реодевшись простолюдином, чем завоевал себе большую попу­лярность. О нем даже начали складывать легенды: он-де так справедлив, что даже казнил кошку, съевшую мышь, в знак то­го, что ни один злодей не останется безнаказанным [146, с. 116—1171.

Бинья Вару сменил на престоле Бинья Чан (1450—1453), примечательный только тем, что при нем высота пагоды Шве­дагон была доведена до 92 м. После его смерти в живых не осталось никого из потомков Разадари мужского пола (это объясняется тем, что каждый король довольно энергично истреблял своих близких родственников, которые по совмести­тельству являлись и крупными феодалами). Тогда собрание зна­ти избрало на трон 59-летнюю Шинсобу (1453—1472). Это был единственный случай в истории Бирмы, хотя правительницами шанских княжеств или сельскими старостами женщины быва­ли. Благодаря своей мудрости Шинсобу стала национальной героиней монов. Память о ней сохранялась вплоть до XX в. Она завершила строительство Шведагона, пожаловала его монахам обширные земельные угодья и 500 рабов из военнопленных для работы на этих землях. На позолоту купола Шведагона она подарила знаменитой пагоде золотые слитки, равные ее собст­венному весу [146, с. 116]. Желая предотвратить династические распри, Шинсобу еще при жизни, в 1460 г., решила избрать се­бе преемника и соправителя. Ее выбор пал на буддийского мо­наха Даммазеди, входившего в свиту, с которой она бежала из Авы. Монская знать была глубоко возмущена тем, что священ­ные королевские регалии достались простолюдину, а не кому-нибудь из ее среды. Шинсобу, однако, обладала достаточной силой, чтобы подавить всякую оппозицию в этом вопросе. Со­гласно летописям, она якобы переубедила недовольных, прика­зав вынуть бревно из настила моста и высечь на нем изобра­жение Будды. Показав его вельможам, Шинсобу сказала: «Вы говорите, он из простого рода и не может быть вашим королем. А поглядите на это простое дерево. Вчера оно лежало в пыли и вы попирали его ногами, а сегодня разве это не ваш Гос­подь? И теперь вы должны склоняться перед ним» [146, с. 118]. Чтобы укрепить права Даммазеди на трон, королева прибегла, впрочем, к более принятому в феодальной среде спо­собу — выдала за него замуж свою дочь.

Период правления Даммазеди (1472—1492) был, по-види­мому, вершиной расцвета королевства Пегу. Он вел массовое религиозное строительство, верный признак того, что королев­ская казна была переполнена золотом. Ему не приходилось бо­роться с феодальными мятежами или народными восстаниями. Он обменивался посольствами с Китаем и посылал миссии в Бенгал и на Шри Ланку [146, с. 119].

Стремясь еще больше укрепить централизацию страны, Даммазеди решил провести в Пегу религиозную реформу. До этого буддисты страны были разбиты на многочисленные секты, от­личающиеся формой монашеской одежды, обрядами, толковани­ем канонов. В 1475 г. он отправил представительную миссию из 22 видных монахов на Шри Ланку. Миссия везла с собой многочисленные драгоценные подарки королю этой страны и сингальским монахам. Ее целью было перенять стандартную форму буддизма, выработанную в древнейшем буддийском хра­ме этого острова — Махавихаре. По возвращении миссии из Шри Ланки этот стандартный буддизм начал внедряться по всему Пегу. Инициативу Даммазеди вскоре переняли короли Авы, Сиама, Чиангмая и Лаоса, и единая «сингальская» форма буддизма в конце XV — начале XVI в. распространилась на большую часть Индокитайского полуострова [115, с. 51].

Сам Даммазеди, активно участвуя в реформе, составил сборник морально-религиозных наставлений «Даммазеди пьттон», известный в Бирме и в настоящее время [38, с. 88].

Сын и наследник Даммазеди Бинья Ран II (1492—1526) также уделял много внимания религиозным проблемам, не за­бывая и о мирских делах. В 1501 г. в сопровождении большой армии он совершил поход вверх по Иравади, как он утверждал, только для того, чтобы помолиться перед пагодой Швезигон в древней столице Пагане [146, с. 120]. На деле, конечно, это бы­ла демонстрация силы на территории распадающейся Авы, с целью привлечь к себе внимание удельных князей Верхней Бирмы. И, действительно, граничащее с севера с Пегу княжест­во Пром в начале XVI в. если не формально, то фактически стало вассалом Пегу. Здесь нашел свое убежище последний ко­роль монского государства — сын Бинья Рана II Такаютпи (1526—1539), когда Пегу внезапно пало под ударами создате­ля новой бирманской империи Табиншветхи.

Глава 4