Первые декреты об охране памятников искусства и старины. 1918-1921 гг.

Социально-политическая ситуация в стране после февральских событий 1917 г. характеризовалась нестабильностью, анархией и хаосом. Отсутствие закона о запрещении вывоза культурных ценностей за границу привело к утечке за пределы страны огромного количества национальных реликвий. Анархистскими отрядами были разграблены некоторые особняки Москвы и здания дворцовых комплексов Петрограда. Сокровища Зимнего дворца также подвергались угрозе разрушения. В воспоминаниях Л. М. Рейснер, назначенной комиссаром по охране ценностей Зимнего дворца, отмечено, что после въезда А. Ф. Керенского в Зимний дворец «все затерто, закурено, зашаркано, оглушено пишущими машинками и закапано чернилами. Грязные тюфяки на полу, продырявленные картины, бутылки и бутылки»1.

Проблема вывоза ценностей из страны стояла настолько остро, что вызвала резкий резонанс в общественных кругах. 4 марта 1917 г. на квартире Максима Горького в Петрограде собрались представители художественной интеллигенции — друзья и соратники писателя. Среди них были А. Н. Бенуа, И. Я. Билибин, К. С. Петров-Водкин, Е. Е. Лансере, Ф. И. Шаляпин, С. К. Маковский. На повестке дня стоял один вопрос — как спасти памятники старины от разрушения и вывоза за пределы России. Необходимость разработки подобных мер была признана также Временным правительством и Петросоветом. Группа деятелей культуры во главе с Горьким отныне была легализована и начала деятельность по разработке проекта закона о запрещении вывоза культурных ценностей. «Горьковской комиссией» (именно под таким названием она упоминается в специальной и популярной литературе) был подготовлен текст воззвания, подписанного исполкомом Петросо- вета. Это воззвание, опубликованное 8 марта 1917 г. в газете «Известия Петроградского Совета рабочих», было документом, исходившим от новой власти и провозглашавшим ее отношение к наследию прошлого. Этот документ, фактически не имевший никакой юридической силы, был крайне необходим в период полного правового вакуума, ведомственного бездействия и растерянности в обществе. Обратимся к его тексту: «Граждане, старые хозяева ушли, после них осталось огромное наследство. Теперь оно принадлежит всему народу. Граждане, берегите это наследство, берегите картины, статуи, здания — это воплощение духовной силы вашей и предков ваших... Граждане, не трогайте ни одного камня, охраняйте памятники, здания, старые вещи, документы — все это ваша история, ваша гордость. Помните, что все это почва, на которой вырастет ваше новое народное искусство»1.

Воззвание получило мощный отклик в обществе, прежде всего среди научной и художественной интеллигенции. Многие поверили новому правительству и с энтузиазмом стали работать во вновь создаваемых художественно-исторических комиссиях по выявлению и оценке имущества дворцового ведомства. Подобная вера ряда представителей старой интеллигенции в новую власть сохранилась и после октябрьских событий, и это стало основой активной работы новых государственных структур по охране памятников старины.

Вместе с тем воззвание нельзя рассматривать как программный документ нового правительства по отношению к наследию прошлого. Оно было в значительной степени декларативно, и все послереволюционные годы — яркое тому доказательство. Временное правительство продемонстрировало полное безразличие к наследию и неумение что-либо сделать для его сохранения. Через несколько лет правительство большевиков фактически противопоставило себя научным кругам и в силу определенных идеологических установок стало методично уничтожать памятники старины, рассматривавшиеся как символы старого буржуазного строя.

Время между двумя революциями было периодом, когда сохранение культурного наследия не регламентировалось со стороны государства; общая политическая нестабильность, бездействие старых государственных структур, военные действия — все это отодвинуло решение актуальных проблем охраны памятников старины на второй план. «Горьковская комиссия», просуществовавшая очень недолго — с 4 марта до 11 апреля 1917 г., так и не сумела решить свою главную задачу — разработать проект закона о запрещении вывоза культурных ценностей за пределы страны.

С началом октябрьских событий острота проблем в области сохранения памятников старины значительно возросла. Это было связано с общей экономической и социально-политической ситуацией в стране и проведением таких реформ, как ликвидация частной собственности, отделение церкви от государства. Политическая нестабильность, правовой вакуум, разрушение старых государственных структур привели к оживлению вывоза ценных предметов за границу.

В советской истории охраны культурного наследия первые послереволюционные годы оценить однозначно очень сложно. Это было начало долгого и трудного для страны времени, когда культура, тесно связанная с идеологией, испытывала на себе давление правящей партии. В те годы основы культурной политики государства только формировались. Партия большевиков продолжала ожесточенно бороться за упрочение своей власти, и первые ее шаги на «культурном фронте» носили отчетливый политический характер.

Многие учреждения культуры оставались в руках старых специалистов. Так было с музеями и памятниками старины. Музейные работники, искусствоведы, архитекторы, историки, не покинувшие страну, считали, что их профессиональное дело — сохранение национального достояния — «стоит над политикой». В этой сфере не было саботажа — активно работали вновь созданные комиссии, Музейный отдел Нар- компроса, возглавляемый Н. И. Троцкой. В те годы благодаря усилиям старых специалистов было сделано многое: спасено ценнейшее усадебное и архитектурное наследие, сформированы уникальные музеи. Но многое было утрачено. Одна из причин этого — отсутствие в первые послереволюционные месяцы специального законодательства, ограничивающего вывоз памятников старины за пределы республики и формирующего основы государственной охраны национального достояния. Ряд отдельных распоряжений правительства касался лишь некоторых крупных музейных собраний и не определял общего направления политики в сфере сохранения наследия.

С первых же дней октябрьских событий законотворческая деятельность правительства была сконцентрирована на ликвидации частной собственности. Это, конечно, коснулось и памятников старины.

25 октября 1917 г. комиссарами по защите музеев и художественных коллекций были назначены Б. Д. Мандельбаум и Г. С. Ятманов.

Одним из первых документов, принятых II съездом Советов в октябре 1917 г., был Декрет о земле, согласно которому все помещичьи и купеческие земли передавались в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных советов «со всем живым и мертвым инвентарем, со всеми постройками и принадлежностями»1. Согласно положению «О земельных комитетах», конфискация имений возлагалась на выборные крестьянские органы. Процесс этот должен был проводиться организовано и включал в себя составление описей имущества, в том числе усадебных художественных ценностей, затем, при оформлении соответствующей документации — передачу усадебного имущества новой власти на селе.

На деле же процесс конфискации имений «на законных основаниях» был скорее исключением, чем правилом. Безграмотным представителям волостных комитетов было не под силу составить описи усадебных собраний. Конфискация часто сопровождалась погромами, поджогами и разграблением опустевших имений. Крестьяне устраивали распродажи усадебных коллекций. В воспоминаниях рязанского губернского комиссара М. И. Воронкова упоминалось, что погромам имений сопутствовал наплыв антикваров из Москвы. Так, в Раненбург- ском уезде Рязанской губернии был стихийно образован целый поселок скупщиков. Приведем некоторые цифры. В Рязанской губернии из 766 имений, учтенных в ноябре 1917 — январе 1918 г., 62 были разгромлены; в Тверской — в октябре— декабре 1917 г. учтены 810, разгромлены 33; в Тамбовской — приняты на учет в ноябре 1917 — апреле 1918 Г. 1273 имения, 123 разгромлены; в Курской губернии за ноябрь 1917 — март 1918 г. разгромлены 59 имений из 551 конфискованного2.

Таким образом, с первых же дней существования новой советской власти начинается отсчет многочисленных потерь в национальном достоянии России. Вначале это были стихийные разрушения, которые стали результатом проявления социальной психологии крестьянства. Как писал А. Н. Греч, «русская революция, разнуздав инстинкты примитивно и тупо мыслящей толпы», активизировала «страсть к разрушениям, творчество со знаком минус»3.

На ликвидацию частной собственности был направлен декрет от 20 августа 1918 г. «Об отмене права частной собственности на недвижимость в городах», что привело к конфискации дворцов и особняков.

Общую тенденцию отражал и декрет от 13 июля 1918 г. «О конфискации имущества низложенного Российского императора и членов бывшего Российского императорского дома».

Отношения государства и церкви отразились в декрете от 20 января 1918 г. «О свободе совести, церковных и религиозных обществ», согласно которому церковь была отделена от государства. С этого документа начинается процесс уничтожения церковной собственности.

12 апреля 1918 г. был издан декрет «О памятниках республики». Он проиллюстрировал «переплетение», казалось бы, двух таких далеких друг от друга областей, как политика и охрана памятников. Кроме того, это стало началом широкомасштабной работы по сооружению монументов, известной как «монументальная пропаганда».

Декрет касался памятников монументальной скульптуры, которые были наполнены ярким идейным содержанием, как никакие другие историко-культурные объекты. Именно такие объекты всегда были символами государственной власти. Вспомним многочисленные скульптурные памятники российским самодержцам, полководцам.

Декрет «О памятниках республики» предписывал: «Памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг и не представляющие интереса ни с исторической, ни с художественной стороны, подлежат снятию»1. На месте демонтированных памятников предполагалось установить монументы «известным учителям социализма и деятелям международной революции, а также художникам и музыкантам»2. Список памятников, которые необходимо было демонтировать, определяла специальная комиссия, в которую вошли представители Наркомпроса, Комиссариата имуществ республики. Были сняты московские памятники генералу М. Д. Скобелеву, Александру II и Александру III, Великому князю Сергею Александровичу в Кремле, ряд памятников в Петрограде и других городах России.

В постановлении СН К от 17 июля 1918 г. был дан список деятелей «международной революции» и представителей культуры, которым новое правительство намеревалось установить памятники. Список этот, несколько раз корректировавшийся, является интереснейшим памятником эпохи — он мог появиться только в первые послереволюционные годы, когда культура еще не испытывала идеологического давления и художники могли самовыражаться в произведениях различных стилей и форм. В этот список вошли: Спартак, Тиберий Гракх, Марк Брут, Г. Бабеф, К. Маркс, Ф. Энгельс (несколько позже было предписано имена Маркса и Энгельса поставить на первое место), Ф. Лассаль, Ж. Жорес, П. Лафарг, Ж. Марат, М. Робеспьер, Ж. Дантон, К. Рылеев, Степан Разин, П. Пестель, С. Перовская, М. Бакунин, А. Желябов, Н. Кибальчич. Среди писателей и поэтов — Л. Толстой, Ф. Достоевский, М. Лермонтов, А. Пушкин, Н. Гоголь, А. Радищев, В. Белинский, Н. Чернышевский, Н. Михайловский, Н. Добролюбов, Д. Писарев, Г. Успенский, Ф. Тютчев, И. Никитин и А. Кольцов. В список включены имена философов и ученых Ф. Сковороды, М. Ломоносова, Д. Менделеева, художников А. Рублева, О. Кипренского, А. Иванова, М. Врубеля, Ф. Шубина, М. Козловского.

В августе 1919 г. была утверждена Коллегия изобразительного искусства Нар- компроса, в которую в о ш л и: Д. Штеренберг — председатель, С. Малютин, Скульптор С. Меркуров. Д Лентулов, В. Кандинский, И. Авеосква. 1918 ринцев — от Москвы и Н. Альтман, Н. Пунин, П. Ваулин — от Петрограда. Все проекты рассматривались членами коллегии и затем «поступали на суд народных масс». Главной идеей кампании была доступность памятников массам. Открытие нового монумента обычно сопровождалось митингом, участники которого произносили речи, пели революционные песни. В подготовке проектов участвовали известные художники и скульпторы — А. Матвеев, С. Мезенцев, С. Коненков, Б. Королев, Л. Шервуд и др. Если бы все представленные проекты были осуществлены и хотя бы часть их сохранилась до наших дней, мы имели бы уникальные символы первых лет революции, характеризующие историю советского искусства. Но из всех установленных памятников (их было около 40) до наших дней сохранились единицы. В московском Александровском саду до сих пор находится обелиск с высеченными на нем именами революционных мыслителей, на ул. Достоевского во дворе больницы сохранился памятник писателю работы скульптора С. Мер- курова, в музее хранится мемориальная доска работы С. Коненкова.

 «Ленинский план монументальной пропаганды», а именно так он был назван во всех специальных и популярных изданиях, подразумевал не только демонтаж дореволюционных памятников, снятие царской символики — двуглавых орлов — со зданий и башен Кремля и установку новых монументов, но и украшение улиц различными плакатами и транспарантами с революционными изречениями.

 С первых же шагов кампании начались срывы сроков строительства — сказалась ведомственная «чехарда». Деятельность комиссий, коллегий отличалась дублированием одних и тех же работ, отсутствием четко поставленных задач. Архитектор Н. Д. Виноградов, один из ответственных за проведение кампании, в опубликованных недавно мемуарах ярко показал, как «ленинский план» был практически сорван. Об этом пишет в воспоминаниях и А. В. Луначарский.

Одной из причин неудачи кампании стало также неприятие многих памятников москвичами и петроградцами. В соответствии с художественными приоритетами тех лет памятники были созданы в кубическом и футуристическом стилях, реализм в то время был не в почете. Нередко после митингов, посвященных открытию памятников, последние вскоре демонтировались, но уже в более прочных материалах не возобновлялись (среди них памятники К. Марксу и Ф. Энгельсу на площади Революции скульптора С. Мезенцева, М. Бакунину у Мяс- ницких ворот скульптора Б. Королева и др.).

Против этой кампании выступил фактически только один деятель культуры — А. Н. Бенуа. В статье «О памятниках» он писал, что монументы царям являлись результатом следования многовековой традиции. «Не во имя красоты взывают наши цензоры от революции, — писал А. Бенуа, — а во имя революционных идей. И при последовательном осуществлении таких воззваний человечеству грозит лишиться самых прекрасных вещей и как раз сохранять всякую дрянь»1.

Первые законодательные документы 1917— 1918 гг., направленные на ликвидацию частной собственности, отразили важнейшую тенденцию времени — стремление нового правительства сосредоточить максимум ценностей в своих руках. Национализация — одно из основных направлений внутренней политики советского правительства — коснулась и памятников старины. Законодательные документы первых месяцев существования советского государства стали основой для разработки специальных декретов о сохранении наследия.

19 сентября 1918 г. был утвержден декрет СН К «О запрещении вывоза и продажи за границу предметов особого художественного и исторического значения». Без ведома Комиссариата народного просвещения, который проводил атрибуцию вывозимых из страны культурных ценностей, Комиссариат по внешней торговле не имел права давать разрешение на вывоз. Кроме того, все антикварные магазины и лица, торговавшие предметами искусства и старины, должны были в трехдневный срок после опубликования декрета зарегистрироваться в Комиссариате народного просвещения.

К реализации этого декрета была подключена ВЧК. В соответствии с циркуляром ВЧК от 5 ноября 1918 г. все уездные чрезвычайные комиссии должны были принимать самые решительные меры против вывоза ценностей. Это был один из немногих за весь советский период законодательных документов о памятниках старины, который выполнялся неукоснительно.

 5 октября 1918 г. был издан декрет СНК «О регистрации, приеме на учет и охранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений», определивший основы государственной охраны памятников.

Во-первых, этот документ объявлял первую государственную регистрацию вcex монументальных и «вещевых» памятников искусства и старины виде как целых собраний, так и отдельных предметов, в чьем бы владении они ни находились. Государство, таким образом, становилось владельцем информации о всех культурных ценностях, «недвижимых» памятниках старины.

 Во-вторых, государство устанавливало жесткий контроль за всеми историческими объектами. Владельцам коллекций выдавались особые охранные грамоты. Принятые на учет памятники искусства и старины нельзя было продавать, вывозить, а также перестраивать или ремонтировать без особого разрешения Комиссариата народного просвещения. Приведем образец одной из охранных грамот на дом Л. Н. Толстого в Хамовниках. «Сим удостоверяется, что дом Льва Николаевича Толстого, находящийся в Хамовниках, состоит под особой охраной Коллегии по делам музеев и охране памятников искусства и старины Народного комиссариата по просвещению, никаким уплотнениям и реконструкциям не подлежит, равно как и имеющиеся в нем предметы не могут быть изъяты без ведома и согласия означенной Коллегии»1.

Если памятникам или коллекциям грозила опасность от небрежного отношения владельцев или «вследствие невозможности для владельцев принять необходимые меры охраны... принятые на учет монументальные памятники, собрания и отдельные предметы могли быть принудительно отчуждены или переданы на хранение в ведение государственных органов охраны»2. Это прежде всего касалось памятников, владельцы которых покинули страну.

Коллекционеры, оставшиеся в России, должны были не позднее месяца со дня опубликования декрета предоставить сведения о принадлежавшим им памятниках искусства и старины.

Инструкция к этому декрету уточняла права собственников культурных ценностей. Владелец, которому выдавалась охранная грамота от государства, должен был составить инвентарную опись своей коллекции. За государственными учреждениями закреплялось право проверить эту опись. Сама коллекция оставалась на попечении владельца, он фактически являлся ее хранителем.

Наиболее крупные собрания национализировались, на их основе создавались художественные музеи. Так, декретом СНК от 5 ноября 1918 г. была объявлена государственной собственностью галерея С. И. Щукина, декретом СНК от 19 декабря 1918 г. национализированы художественные собрания А. В. Морозова, И. А. Морозова и И. С. Остроухова.

Логическим продолжением декрета от 5 октября 1918 г. стал декрет СНК от 5 декабря 1918 г. «Об охране научных ценностей». Научному отделу Наркомпроса предписывалось принять необходимые меры по учету и охране научных музеев, коллекций, кабинетов, исследовательских установок и приборов.

Первые послереволюционные годы были важнейшим этапом в истории охраны памятников искусства и старины. Именно тогда получили законодательное обоснование две острейшие проблемы охраны наследия — вывоз культурных ценностей за пределы страны и государственная охрана памятников.

Многочисленные коллекции, библиотечные собрания, усадьбы и особняки были оставлены владельцами и вскоре национализированы, а ценности вывезены в Государственный музейный фонд или центральные и региональные музеи. В ходе этого процесса многие культурные ценности были утрачены. Тем не менее эти годы были необычайно плодотворными для музейного строительства. Основанные на национализированных частных собраниях, новые художественные и историко- культурные музеи возникли на «руинах» российского коллекционирования, так как целостность частных собраний, в том числе и усадебных, была нарушена. Самодостаточные сами по себе, наиболее крупные из них стали основой самостоятельных музеев, но большинство было поглощено крупными центральными музеями или поделено между небольшими региональными.

Музеи, возникшие в те годы, стали уникальным явлением в истории отечественной культуры. В декрете от 5 октября 1918 г. отмечалось, что музеи — это важнейшее средство ознакомления широких народных масс с сокровищами искусства и старины. Вскоре многие из этих музеев будут закрыты по причине несовместимости своего профиля с идеологическими установками 1920-х годов. Назовем некоторые из них. Это Первый музей старой западной живописи, основанный на коллекции П. И. Щукина, Музей мебели, основанный на коллекции В. О. Гиршмана.

В 1919 г. в арбатском особняке, принадлежавшем славянофилу А. С. Хомякову, был открыт Музей 1840-х годов — уникальное бытовое историко-мемориальное собрание, связанное с именами Н. В. Гоголя, В. А. Жуковского, П. Я. Чаадаева, А. И. Герцена и др. Музей просуществовал до 1929 г., но еще до 1963 г. сохранялся ценнейший мемориальный особняк А. С. Хомякова. При строительстве Калининского проспекта (ныне — улица Новый Арбат) этот памятник был разрушен.

В первые послереволюционные годы музееведение как наука и практическая сфера достигло высочайшего уровня. Были реализованы многочисленные проекты создания музеев-храмов, музеев-монастырей (в том числе Симонова, Донского, Новоспасского, Новодевичьего). Музейные деятели тех лет всерьез обсуждали проекты создания целых музеев-городов. О строительстве подобного комплекса в Великом Новгороде мечтал известный краевед Н. Г. Порфиридов.

В те годы были превращены в музеи и усадебные ансамбли. Му- зеефикация проводилась по средовому принципу. В музейных целях использовались не только усадебные дома, но и хозяйственные постройки, парки. Прежде всего были музеефицированы пышные загородные резиденции Шереметевых и Юсуповых — Кусково, Останкино, Архангельское. Вскоре сотрудники Наркомпроса пополнили этот список названиями других хорошо сохранившихся усадеб. Среди них — Никольское -Урюпино Голицыных, Покровское-Стрешнево Глебовых - Стрешневых, Остафьево Вяземских, Ольгово Апраксиных. На очереди были Дубровицы Голицыных, Лотошино Чернышевых, Введенское Гудовича, Ершово Олсуфьевых, Михайловское Шереметевых, Яропо- лец Гончаровых, Отрада Орловых-Давыдовых.

Критерии отбора усадеб для открытия в них музеев не были четко определены. Несмотря на сохранность усадебных построек, очень многое из них уже было вывезено в музеи или на склады Государственного музейного фонда (ГМ Ф), созданного в 1918 г. В некоторых музеях-усадьбах экспонатами было заполнено всего несколько комнат, как, например, в Михайловском, Яропольце, Ершове и др. Напрашивается вывод, что процесс музеефикации вряд ли являлся результатом продуманной политики. Скорее это было спонтанное стремление деятелей культуры сохранить как можно больше ценностей. Однако в 1920-е годы под разными предлогами большинство этих музеев будет закрыто, а собрания перевезут в уездные и губернские музеи.

Сейчас достаточно сложно проследить пути расформирования той или иной коллекции. Кроме того, далеко не все постройки музеефи- цированных когда-то усадебных ансамблей сохранились до наших дней. В руинах ныне находится усадебный дом в Ольгово — здесь располагался уникальный историко-бытовой музей Апраксиных; кардинально перестроена усадьба Покровское-Стрешнево; в критическом состоянии находится ценнейшее садово-парковое строение Никольского- Урюпина — Белый домик; недавно сгорел дом Б. Чичерина в бывшем музее-усадьбе «Караул» Тамбовской области. Далеко не все сохранившиеся до наших дней ансамбли бывших музеев доступны. Они находятся в частном владении или в ведении какой-либо организации (Введенское, Ершово и др.).

 Музеи первых послереволюционных лет сыграли важнейшую роль в приобщении широких социальных слоев к ранее недоступным для них культурным ценностям, положили начало музейному строительству в последующие годы. В то же время музейное строительство и охрана культурного наследия этого периода при всех бесспорных достижениях были процессами противоречивыми, как противоречива была сама культурная политика нового правительства, основа которой формировалась в условиях ожесточенной борьбы за власть, разрухи, Гражданской войны и интервенции.

Уже с первых месяцев существования советской власти стало очевидно, что ее стремление сконцентрировать в своих руках максимум культурных ценностей имеет достаточно простое объяснение. Культурные ценности рассматривались как своеобразная валюта, с помощью которой можно было решать острые экономические, социальные и даже международные проблемы. С первых лет советской власти началась распродажа культурных ценностей на государственном уровне. Впервые внимание научных кругов к этой малоизученной проблеме привлекли журналисты в конце 1980 — начале 1990-х годов1. В начале 1920-х годов распродажа культурных ценностей была связана с деятельностью Антикварного экспортного фонда, возглавляемого Максимом Горьким.

Уникальные вещи («уники», согласно терминологии 1920-х годов) в большинстве своем были сохранены. Они вливались в фонды крупнейших музеев, становились основой новых собраний, доступных широким слоям населения. Но вместе с «униками» из усадеб и особняков, покинутых бывшими владельцами, вывозилось огромное количество вещей, характеризовавших бытовую культуру эпохи. Они направлялись в Государственный музейный фонд, скапливались в его складских помещениях (в Строгановском училище, бывшем Английском клубе, здании Музейного отдела в Мертвом переулке и др.). На первой выставке экспонатов ГМ Ф, прошедшей в ноябре 1918 г., демонстрировались 288 произведений живописи.

Музейный фонд пополнялся очень быстро, и на его базе был создан ряд историко-бытовых экспозиций. Впоследствии культурные ценности ГМ Ф распределялись между музеями — с августа 1923 г. по 1 декабря 1926 г. в различные собрания было отдано 8069 предметов. Часть вещей назначалась на продажу через аукционы. В 1927 г. правительством было решено расформировать ГМ Ф, организовав распродажу хранившихся в нем ценностей. Многие из них, прошедшие экспертизу комиссии Народного комиссариата по просвещению, были признаны малоценными и направлены на аукционы за рубеж (особенно в Германию). Среди этих предметов были и серебро Фаберже, и картины художников второго плана. Несколько позже масштаб распродаж музейных ценностей примет необъятные размеры.

В законодательстве по охране памятников искусства и старины первых лет советской власти большое место отведено «вещным», «движимым» культурным ценностям. Именно этой части культурного наследия в основном и были посвящены декреты правительства 1918 г. И хотя декрет от 3 октября 1918 г. предписывал регистрировать как «вещные», так и монументальные («недвижимые») памятники, приоритет все-таки был отдан культурным ценностям, которые могли быть вывезены, проданы, спрятаны, уничтожены.

Характеризуя законодательства первых послереволюционных лет, упомянем распоряжения правительства о церковной собственности. С декрета «О свободе совести, церковных и религиозных обществ» (об отделении церкви от государства, январь 1918 г.) начинается процесс отчуждения церковной собственности в пользу государства. В инструкции к этому декрету подчеркивалось, что все ценности, имеющие художественное значение, переходили в ведомство Наркомпроса, где проводилась их атрибуция. Выделенные «уники» направлялись в музеи, остальные передавались общинам верующих на правах арендных договоров.

В декрете ВЦИК от 27 декабря 1921 г. «О ценностях, находящихся в церквях и монастырях» все имущество церквей и монастырей подразделялось на три части:

 — имущество историко-художественного значения, подлежавшее исключительному ведению Народного комиссариата по просвещению;

— имущество материальной ценности, подлежавшее выделению в Гохран РСФ СР;

— имущество обиходного характера, «где оно еще сохранилось», подлежавшее атрибуции в Наркомпросе во избежание «неорганизованных продаж или передач верующим»

 Изъятие ценностей из церквей и монастырей проходило на протяжении 1920-х годов, но важнейшей вехой в этом процессе принято считать начало 1922 г. — время издания декрета ВЦИ К «О порядке изъятия церковных ценностей, находящихся в пользовании групп верующих». Ситуация жесточайшего голода в стране была использована государством для окончательной ликвидации церковной собственности. В месячный срок со дня опубликования этого документа местным советам было предписано изъять все драгоценные предметы из золота, серебра и камней и передать их в фонд Центральной комиссии помощи голодающим.

В Ы В 0 Д Ы

Законодательство по охране памятников искусства и старины первых послереволюционных лет было неотделимо от экономической и политической ситуации в России. Первые документы общегосударственного масштаба (декреты о земле, об отмене права частной собственности на недвижимость в городах, об отделении церкви от государства), обосновывавшие национализацию частной собственности, коснулись и культурного наследия. Усадьбы, особняки с оставленными в них культурными ценностями переходили в собственность государства. В 1918 г. начался процесс ликвидации церковной собственности.

Две острейшие проблемы, которые на протяжении нескольких десятилетий волновали ученых, различные общественные круги и государственные структуры, — незаконный вывоз памятников старины за пределы страны и формирование государственной основы охраны национального достояния — были разрешены на законодательном уровне. Результаты этих памятникоохранительных реформ выразились, по словам И. Э. Грабаря, в спасении имущества «миллионной стоимости».

Но политика в отношении памятников старины и музеев была глубоко противоречивой. Так, культурные ценности вывозились из усадеб и особняков в центр или губернские музеи и на их основе были созданы новые коллекции. Однако этим нарушалась целостность частных художественных и библиотечных собраний, что фактически уничтожало их как памятники культуры. С одной стороны, пресекался незаконный вывоз культурных ценностей за пределы страны и государство национализировало частные собрания. С другой стороны, было положено начало распродаже на государственном уровне не только ценных вещей второго и третьего плана, но и музейных раритетов. Началось формирование сугубо утилитарного отношения к культурному наследию: памятники старины можно было продать, перестроить, использовать в хозяйственных целях, разрушить.

19. Государственная система охраны памятников искусства и старины. 1918- 1921 гг.

Политическая ситуация после Ф евральской революции 1917 г. характеризоваласьнестабильностью и растерянностью в государственных кругах. Памятниками старины на государственном уровне никто не занимался. Старые государственные структуры были разрушены, новые еще не созданы. Министерство Императорского двора, в ведении которого находились крупнейшие музеи России, осталось без финансирования, руководства и фактически бездействовало. Контроль его работы осуществлял бывший член Государственной думы, комиссар Временного правительства Ф. А. Головин.

А. Н. Бенуа писал о том, что Временное правительство не обнаруживало ни малейшего интереса к искусству. Это верно только отчасти. Летом 1917 г. Временным правительством были созданы художественно-исторические комиссии, в основные функции которых входили приемка и оценка имущества бывшего Петроградского дворцового ведомства. Перечислим их:

— Петроградская художественно-историческая комиссия во главе с В. А. Верещагиным занималась осмотром и изучением личных покоев Александра II и Николая II. Из 2500 предметов были выделены лишь 200 объектов музейного значения. «Осторожная» позиция комиссии была вполне понятна, и объяснялась глубоким пиететом перед императором и его семьей. Большинство осмотренных вещей были признаны вещами «обиходного характера»;

— Царскосельская художественно-историческая комиссия во главе с Г. К. Лукомским;

— Гатчинская художественно-историческая комиссия во главе с В. П. Зубовым — историком архитектуры, искусствоведом, основателем Института истории искусства — первого в России частного искусствоведческого учебного заведения;

— Петергофская художественно-историческая комиссия во главе с искусствоведом В. К. Макаровым.

Одной из задач художественно-исторических комиссий, которые продолжали работать и после октябрьских событий, стал поиск ценностей, похищенных из Зимнего дворца, дворцовых комплексов пригородов Петрограда.

Создание этих комиссий было попыткой Временного правительства предпринять возможные в нестабильной политической ситуации меры по спасению ценностей. Кроме того, перед угрозой наступления немцев в сентябре 1917 г. культурные ценности были эвакуированы из Петрограда в Москву и Нижний Новгород.

С особой остротой стояла проблема незаконного вывоза культурных ценностей за пределы страны. В революционном водовороте погибали ценные коллекции — анархистские отряды грабили особняки, бездумно уничтожая уникальные предметы интерьера, архивы и живописные собрания. Такая судьба была уготована московской коллекции А. В. Морозова, в состав которой входили редкие ткани, табакерки, гравюры, старое серебро, иконы. В марте 1918 г. анархисты захватили морозовский особняк в Леонтьевском переулке и не только похитили многие ценные вещи, но уничтожили часть собрания, превратив фарфор в черепки, редкие ткани — в тряпки, личный архив и уникальные гравюры — в клочки бумаги.

Подготовкой проекта закона о запрещении вывоза из России культурных ценностей занимались «Горьковская комиссия» и Совет по делам искусств, созданный Ф. А. Головиным. В последний входили 38 человек, среди которых были известные искусствоведы, художники, реставраторы (В. П. Зубов, С. К. Маковский, П. П. Покрышкин, С. Н. Трой- ницкий и др.). Проект закона, подготовленный деятелями культуры, предусматривал атрибуцию и получение разрешения от Эрмитажа или Исторического музея на вывозимые из страны культурные ценности. Однако он так и не вступил в силу.

 Период между двумя революциями был «безвременьем», когда власть, неоднократно переходя за короткий срок из рук в руки, была неустойчивой и недееспособной. Несмотря на активное участие художественной интеллигенции, деятелей культуры в попытках помочь властным структурам решить злободневные проблемы сохранения культурных ценностей в стране, ситуация не менялась в лучшую сторону.

«Горьковская комиссия», о которой было уже не раз упомянуто, просуществовала очень недолго. Напомним, что ее деятельность продлилась чуть более месяца — с 4 марта по 11 апреля 1917 г. Причем с 13 марта она получила статус совещательного органа и стала называться Особым совещанием по делам искусств. Его председателем оставался М. Горький, состав пополнился такими известными деятелями художественной культуры, как Н. Е. Лансере, Г. К. Лукомский, Г. И. Нар- бут, И. А. Фомин, В. А. Щуко.

Особое совещание за короткий срок своего существования многого сделать не успело. Вместе с тем оно добилось на заседании Пет- росовета, чтобы жертвы революции были похоронены не на Дворцовой площади, как это предполагалось сделать, а на Марсовом поле. Стремлением сохранить исторически сложившие ансамбли было продиктовано и решение установить мемориал павшим в Февральские дни не перед входом в Екатерининский дворец Царского Села, как это планировалось, а в глубине парка.

Сохранение дворцовых комплексов пригородов Петрограда было одной из важнейших задач Особого совещания. По его настоянию из Петергофского дворца была выселена рота самокатчиков, организована охрана зданий в Ораниенбауме, начался вывоз коллекций в Эрмитаж.

Прекращение деятельности этого органа было связано с усилением противоречий среди художественной интел

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: