Упоминание о прискорбных событиях, которые произошли в Тибете, и смерть сына моего дяди Махмуда Мирзы

ГЛАВА 109.

УПОМИНАНИЕ О ПРИСКОРБНЫХ СОБЫТИЯХ, КОТОРЫЕ ПРОИЗОШЛИ В ТИБЕТЕ, И СМЕРТЬ СЫНА МОЕГО ДЯДИ МАХМУДА МИРЗЫ

Стихи:

Утро наше из-за тебя проходит в печали и вечер — в трауре
Редко бывает, чтобы утро и вечер кого-то из-за любви
Проходили так.
Ты не слушай наш рассказ, ибо будет жаль
Что эта закваска печали падет на твой веселый нрав

Жестокие события / 304а / и удивительные обстоятельства, приносящие трудности, [как сказано в стихе] — байт:

До каких пор судьба будет накладывать пятна горя на мое сердце
На еще свежее пятно она кладет другое.
Пятно, которое понемногу стало исчезать,
То пятно судьба оставляет и накладывает другое. [572]

Следующие одно за другим бедствия, несчастья и беспрерывные горести как волны настигали нас. Байт:

Так как из этого лазурного моря человек не испьет хорошей воды,
Мы насытились водопоем мира

Корабль обстоятельств погрузился в волны моря смятения и подвергся испытаниям в урагане несчастий и страданий. В добавление к этому посыпались на голову капли дождя волнений и смятений из облаков небесной сферы, приносящей трудности, что было [другим] бедствием. Байт:

Никогда не идет с небес дождь милости,
А всегда с этого неба несчастий идет печаль.

Когда коварное небо и переменчивая судьба начинают двуличничать, то человека с одной стороны настигнут огорчения, исходящие от близких людей, с другой — разные бедствия, и в этом нет никакого вмешательства человека и ничья рука здесь не приложена, стихи:

Если жестокость исходит от врага — вины в том нет,
В его насилии и гнете нет сомнения.
От тех жестокостей и несправедливостей, которые посылает небо,
Во всем мире нет ни одной неразбитой груди

Подробности несчастий, которые произошли после смерти покойного [Са'ид] хана, лучше изложить кратко, потому что подробности этого < не дай бог> в глазах читателей, которые удостоят этот ничтожный список своего счастливого взгляда, предстанут как преступление границ и будут восприняты как краснобайство, потому что жестокость этих событий для собеседников, пребывающих на ложе спокойствия, возможно, покажется невероятной. Итак, следуя тому, как говорят: “Не настаивай на правде, которая похожа на ложь, а говори о лжи, которая похожа на правду” мы избегаем подробностей этих событий и приступаем к краткому их изложению.

Как только Рашид султан покончил с убиением, разорением и оскорблением моего дяди, его родственников и [других] знатных людей, он отправил человека в Тибет, снабдив его несколькими указами. Один был предназначен для его брата Искандар султана и содержал [573] следующее: “Мы даруем тебе вилайат Тибет, Мирза Хайдар и Махмуд мирза пусть также будут там”. Каждой группе войск он послал другие указы следующего содержания: “Скарб и домочадцы каждого, кто останется в Тибете, / 304б / будут проданы здесь киргизам за лошадей. Как только будет получен этот приказ, вам следует разойтись и отправиться в Йарканд”.

В то время, когда прибыл этот злосчастный приказ, я находился в Гуге, как уже писалось об этом. Как только воинам стало известно о содержании письма, то посчитав время благоприятным для ухода, они все разом поспешно направились в Йарканд. Искандар султан и сын моего дяди Махмуд мирза бежали от них с небольшим количеством людей и остались там. Через два дня я прибыл на то место, откуда ушли люди. Искандар султан и сын моего дяди Махмуд мирза заявили, что лучше эту ночь провести здесь, так как некоторые из бежавших людей ушли поневоле и, возможно, при удобном случае отстанут и присоединятся к нам. Со мной было более ста человек, все богатыри и предводители воинства, отцы и деды которых служили [нашему семейству] и мне они тоже достались по наследству. В сражениях и битвах они много раз отличались среди равных, удостаивались даров и наград, пользовались милостями, и каждому был присвоен титул эмира, некоторые из них были моими молочными братьями и назывались именем “кукалдаш”, и мне трудно было поверить в их неповиновение. Когда войско звезд ночи обратилось в бегство, искусный наездник неба один воссел на пегом коне неба, и я узнал, что, подобно войску звезд, которое неустойчиво и исчезает днем, все доверенные люди ночью убежали от меня.

Когда сияние солнца осветило поверхность земли, темную, как напасти судьбы, прибыли Джан Ахмад атака, о котором уже упоминалось до этого и который доводился мне молочным братом, и еще один человек из кукалдашей по имени Шах Мухаммад — один из уважаемых людей той группы. Они привели с собой пять шагирдпиша и, в общем, страх перед одиночеством рассеялся. Через некоторое время прибыли Искандар султан и сын моего дяди Махмуд (Добавлено по Л₂ 237б; Л₃ 178а) и со всех сторон собралось около пятидесяти человек. Оттуда мы [574] направились в Марйул. Было начало сезона Козерога, начало / 305а / зимы и стояла большая стужа, [такая] —байт:

Когда от холода [месяца] Дея утка
Пришла искать убежища у шашлычника

Стояли такие холода, что если их описать, то [люди] сочли бы это преувеличением. Короче говоря, из числа этих пятидесяти человек более сорока отморозили себе руки, ноги, уши и носы. С такими мучениями и трудностями за двадцать пять дней мы достигли Марйула. Главы Марйула Ташикун и Лата Джугдан, имена которых упоминались ранее в нескольких местах, поспешили оказать нам услуги. Так как раньше мы проявили жестокость к ним, допустив грабежи и убийства, то я опасался их, а они, наоборот, проявили усердие в оказании услуг и просили извинения. [Они] сказали: “Вот уже четыреста лет, как из поколения в поколение мы — подданные, а вы — государи; мы — рабы, а вы — покровители рабов. Если в период Вашего могущества и обилия великолепия из-за страха мы допустили какую-нибудь провинность, то встретить ее поучением, — обычай господ. И если каждый из глав Тибета в то время повиновался и служил Вам, то это было из-за страха, а сейчас наша служба Вам основывается на нашей верности и искренности; да будет Вам известно о том, кто в действительности верен Вам и чьи заверения в покорности — от сердца, а не от языка. Байт:

Многие говорили о своей любви к тебе,
О, я раб того человека, чье сердце едино с языком.

Они вручили (Добавлено по Л₂ 238а, Л₃ 178б) нам крепость Шайа ¹³³ — столицу Марйула. Мы вошли в Шайа и, в конце концов, получили возможность отдохнуть. Там к нам присоединились несколько отставших от войска человек. Среди них был Маулана Дарвиш Мухаммад Каратаг, один из мулазимов Махдум-и Ходжа Мухаммад Йусуфа, упоминание о котором было сделано ранее. Этот Маулана Дарвиш Мухаммад был благочестивым и убежденным мусульманином. Он хорошо владел тибетским языком, находился в большой дружбе со всеми тибетскими главами, и наши дела с ними он разрешал [575] наилучшим образом. Из Кашмира прибыл некий хаджи, который впоследствии / 305б / будет упомянут в разных местах, и посчитал для себя обязательным служить мне. Вместе с ними собралось более шестидесяти человек.

Распавшееся войско уже ушло, однако по дороге из-за изменения погоды на их долю выпали такие трудности, что идти для большинства из них оказалось невозможным. Те, которые прилагали усилия для того, чтобы уйти, потеряли все свое имущество; окото ста пятидесяти человек погибло от стужи, а оставшиеся полуживые ушли в Йарканд. Другая группа вернулась с дороги назад и в жалком состоянии прибыла в Маркйул. Снова собралось пятьсот человек, и нам досталось десять тысяч баранов. Наступило полное благополучие.

Перед тем, как прибыть в Марйул, я отправил к Рашид султану в Йарканд Джан Ахмад атака и Шах Мухаммад кукалдаша с дарами, добытыми в этой кампании. Я также послал несколько фраз, напоминающих о прежних наших обетах, и несколько вещей, которыми мы обменялись в знак дружбы, — темного цвета арабскую шубу и стальную секиру, которые дал мне Рашид султан. Стихи:

Пусть это напомнит тебе о нас, ибо о нас ты не вспомнил ни разу,
Мое безрадостное сердце ты не обрадовал ни разу,
С тех пор, как ты стал шахом над нами,
Не поступал с нами по справедливости ни разу.
Что было, то прошло.

Байт:

Мы знаем, что неверность — обычай возлюбленной,
Мы хорошо знаем, что нет верности у красавиц

Когда кончилась та зима, Рашид султан послал Бидакана, сына Джан Ахмада атака, моего молочного брата, в сопровождении Хасана дивана, чтобы передать свои извинения и раскаяние — “все, что случилось, произошло по глупости и стало причиной стыда на этом и на том свете. Теперь для удовлетворения того дорогого друга я приношу извинения п отправляю Маулана Кудаша с двумя сотнями человек. Все, кто из [Ваших] слуг прибыли сюда, вернутся обратно, никто им не будет препятствовать”. Он послал мне лошадь и несколько подарков. Из-за этих известий я [576] стал рассчитывать на его покровительство, и большинство тибетцев приняли это с покорностью.

В это время прибыл Маулана Кудаш и с ним несколько моих видных мулазимов. Опираясь на эту грунпу, мы направились в Балти, который примыкает к границам Кашмира. / 306а / Весь Балти наилучшим образом уплатил полагающийся с него мал.

Суру — одно из мест Балти, надежная опора и образец неприступности для тех краев. Маулана Кудаш попросил у меня разрешения собрать мал с того места. Я не согласился, потому что знал, что те неверные совершенно не желают, чтобы кто-нибудь видел их ущелье и место обитания. Они попросили извинения и заверили нас, что все, что положено из мала, они полностью доставят в то место, где мы находимся, и нет надобности приходить к ним. Однако если охотник судьбы положит в силок кончины зерно бренности, то ни одна чуткая птица не избежит того силка. Байт:

То, что предопределено тебе судьбой, ты получишь полностью.
Если ты откажешься брать, то тебе дадут насильно

Надоедая своими просьбами, [Маулана Кудаш] в конце концов получил мое разрешение и уехал. В узком ущелье люди Суру подвергли его сотням унижений и без боя убили его вместе с двадцатью четырьмя уважаемыми людьми. Хотя в нашем войске было около семисот человек, однако из-за недостатка снаряжения и отсутствия сил нам не удалось отомстить за него. Стихи:

Ты посмотри на завершение своего дела,
Чтобы ни с какой стороны не было для тебя опасности,
Если нет сил для отмщения,
Не сворачивайся, подобно змее, [для нападения]

Со ртом, подобным полным яда зубам змеи, и с сердцем, подобным полным гнева желчному пузырю змеи, мы ушли из Балти в сторону Тибета в вилайат под названием Зангискар. Когда мы прибыли туда, посевы еще не поднялись высоко и время для сбора урожая еще не наступило. До наступления сбора урожая прибыл один из глав Балти по имени Танги Сакаб, в прошлом оказывавший нам подобающие услуги, и сказал, что настало время устроить нападение на убийц Кудаша, т. е. людей Суру, увести их в рабство, [577] а мужчин подвергнуть истреблению. Мы тотчас же отправили в Марйул ослабевших людей, а с сильными выступили в путь. Так как на расстоянии одного дня дорога [в Марйул] была опасна, я послал сына моего дяди Махмуда мирзу, чтобы он провел людей через то место. Ночью он остановился там и, поскольку место было опасное, / 306б / держал свою лошадь неподалеку от себя. Во время сна пасущаяся лошадь близко подошла к его голове. Он прикрикнул, чтобы она отошла подальше, и лошадь лягнула его в лоб так, что кость размером с лошадиное копыто вдавилась вовнутрь. На следующий день он прибыл (Добавлено по Л₃ 214а; R 462) ко мне, и я, увидев его рану, способом могольских костоправов, держа его сломанную кость, занялся лечением. Об этом я сообщил Танги Сакабу, и Танги Сакаб прислал ответ: “Так как для Вашего прихода сюда возникли препятствия, то если Вы отправите к нам несколько человек, мы возьмем Суру, а пятую часть доставшейся добычи отошлем Вам, и это тоже явится достойной услугой”.

Между Зангискаром — местом моего пребывания, и Сутом ¹³⁴, где жил Танги Сакаб, было пять дней пути. Я отправил туда семьдесят человек во главе с Маулана Дарвиш Мухаммадом Каратагом, который был в большой дружбе с главами Тибета, и способного воина Нур 'Али дивана, но оба вернулись с дороги. Прежде чем было принято решение, прошло два месяца в обмене посланиями.

Рана Махмуда ухудшилась. Из-за холода ему было трудно оставаться в Зангискаре, и я был вынужден отправить его в Марйул, а сам задержался с расчетом на то, что когда Махмуд достигнет Марйула, я отправлюсь в Суру и, возможно, найду там средства к жизни. Когда Махмуд добрался до того места, где его в голову лягнула лошадь, он остановился там на ночь, а наутро перед тем, как сесть на лошадь, он обнажил голову, чтобы наложить пластырь. Холодный воздух охватил его раненый мозг, у него закружилась голова и он потерял сознание. К полуденной молитве ко мне прибыл человек и сообщил об этом. Я быстро отправился к нему и в полночь прибыл, — он лежал без сознания. На следующий день он пришел в себя, сознание полностью прояснилось, и на следующий день он был в сознании, а на трегий день стал [578] бредить. На вторую ночь [после этого], отказавшись от общества живых, он отправился по дороге небытия для беседы с умершими. Рашид султан, который был для меня как зрачок глаза, мечом насилия, подобного ресницам красавиц-угнетательниц, казнив моего дядю и его детей, / 307а / ранил мою душу и сердце, и язвы этого еще не зажили, [как произошла смерть Махмуда]. Я не знаю: изменчивая ли судьба учила его жестокости или сама училась у него? Байт.

Тот тиран, который выжег [на мне] сотни пятен жестокости,
О боже, у кого он научился этому насилию и гнету?

Поверх этих ран [судьба-тиран] нанесла еще огненные пятна, подобные звездам на небе, и разве недостаточно было боли, что эти [мои] раны она прижгла еще пятнами разлуки с 'Абдаллахом, скребя их, посыпала солью?

Байт:

У меня и так сердце в страданиях и горестях,
Не сыпь еще соль на рану мою

Нет могучей руки, которая могла бы схватить [судьбу] за воротник, нет внемлющего стонам, чтобы уберечь от ее гнета. Рубаи:

Крик и стон — от руки твоей, о колесо судьбы!
Ты не видишь верных тебе людей, и не ведаешь благодарности,
Все дела твои — обида моему несчастному сердцу,
Перед тобой все одно — дьявол или ангел

Весь запас несчастий, который был припрятан судьбой за весь период моей жизни, которая переступила за тридцать и не достигла сорока лет, она разом обрушила на меня. Байт:

Развязывал свой груз на моей растерзанной груди
Каждый караван печали, который прибывал из страны Любви

Однако в нашествии напастей и в свершении разных нежелательных дел заключено несколько тысяч мудрых смыслов. У деревца блага и счастья, призванного давать хорошие плоды и приносить довольство благоприятной весной, пронизывающий ветер в конце осени [579] сбивает урожай, а холод месяца Дея задерживает увядание плодоносного дерева до весеннего ветра благоденствия, который приведет его в движение, чтобы оно вместо увядших плодов прошлого года принесло новые. Когда я мудро взглянул на это глазами размышления, то понял, что с наступлением предопределенного времени плоды на деревьях долго не удержатся, и опадание их в прах небытия наступит неизбежно, и / 307б / я прочел стих Корана: < Мы испытываем вас кое-чем из страха, голода, недостатка в имуществе и душах... > ¹³⁵ до [стиха]: < мы принадлежим Аллаху, и к нему мы возвращаемся> ¹³⁶.

В это время прибыл человек из того отряда, который я послал в Суру, и известил о том, что Нур Али дивана, договорившись со своими спутниками, схватил Маулана [Дарвиш Мухаммад] Каратага и отправился с ним к Багану. Баган был главой — джуем одной из областей Тибета, а Маулана Дарвиш Мухаммад Каратаг где-то [когда-то] предательски нанес ему раны, так что тот был близок к смерти. И те злодеи преподнесли того мусульманина в качестве подарка тому неверному, а сами, получив от него разрешение, отправились в Йарканд. Тот неверный острием палки прошил рот упомянутого Маулана и убил его. Затея с Суру в связи с этим была оставлена.

Я привез тело Махмуда [мирзы] в Марйул, а оттуда отправил его в усыпальницу его предков в Кашгар. Эти дела произошли в начале сезона Скорпиона; когда мы ушли в Марйул, было начало холодов в Тибете. Та зима, вплоть до весны, прошла в таких трудностях, что если их описывать, то заподозрят преувеличение.

Весной мы, семьдесят человек, из-за лошадей отправились в горную долину Утлук, которая по всему Тибету славилась прекрасной травой. Мы проводили там время в охоте на диких ослов и степных яков, а затем вернулись. Я оставлял Искандар султана с группой людей в Марйуле. Когда все собрались в одном месте и лошади подкормились и стали сильные, люди, не устояв перед трудностями и опасностями, все разом разбрелись и ушли в Йарканд. Из тех людей осталось пятьдесят человек — все остальные убежали. В это время из Йарканда прибыл Джан Ахмад-атака, которою я два года тому назад, во время своего возвращения из похода в Урсанг, отправил к Рашид султану, как уже было упомянуто, и он привез приказ о том, [580] чтобы мы покинули Тибет. Причиной моей задержки здесь было следующее: если бы я подался куда-нибудь по собственной воле, то всю ответственность за нарушение обязательств возложили бы на меня, хотя сам он нарушил договор и обещание, подкрепленные верой и сильными клятвами, внешне выказывая верность им. Теперь он, превращая все это в забытый прах, / 308а / прислал приказ о бегстве. Стихи:

О государь, в то время, когда я уходил от тебя
Ответственность за клятву я возложил на тебя и ушел
Когда ты нарушил клятву и договоры,
Ответственность за все я возложил на тебя и ушел

Как только прибыл Джан Ахмад-атака, я направился в Бадахшан.

⇐ Предыдущая68697071727374757677Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: