Причина печали - страстная любовь к миру и его удовольствиям

Причина печали - страстная любовь к миру и его удовольствиям

Но все-таки сто второй абзац Иоанна Кассиана говорит в отношении к печали. Дело в том, что печаль всегда паразитирует на страсти, проявляет то, что у нас есть страсть. Когда мы от чего-то опечалились, то это произошло не иначе как потому, что нами владеет какая-либо страсть.

Если не разбирать каждую страсть, которой мы боримы, в отдельности, то в целом – мы любим мир. Мы любим жить в этом мире. Да, мы немножко бережемся, конечно: каких-то страшных вещей не делаем, каких-то страстей не допускаем, каких-то срамных грехов стараемся не творить, но в целом мы любим этот мир. Мы любим жить здесь. Конечно, мы надеемся, что нас Господь однажды упокоит в Царствии Своем, но пусть это будет как можно позже, как можно меньше скорбей при этом будет, чтобы тихо, спокойно лет в сто двадцать, чтобы все было без скорбей, неприятностей, болезненностей, когда мы скажем: «Ладно, я уже устал жить, пусть Он меня возьмет и упокоит в Царствии Своем». Мы все – так или иначе, больше или меньше – об этом мечтаем.

Это неправда. Вся эта ситуация говорит о том, что мы любим мир. А любовь к миру, по слову апостола, есть вражда против Бога, она противоречит любви к Богу. «Не любите мира, ни того, что в мире», говорит апостол. И Иоанн Богослов об этом говорит, и апостол Павел, и апостол Иаков – и Христос об этом говорит: «Кто не отвергнется всего, кто не возненавидит саму душу свою – не может быть Моим учеником». Отвержение от мира начинается в момент нашего крещения – мы отрекаемся от всего зла, которым пронизан мир. Выйдя из купели, мы содержим в себе силу иного Духа, Который не от мира сего. Этот Дух учит нас умирать для жизни мира, не жить по-мирски. А мы не хотим. И тогда, когда Бог вмешивается в эту жизнь и что-то от нас забирает, – мы печалимся. Эта печаль обнаруживает, что на самом деле мы любили то, что от нас забирают. В этот момент мы видим не Отца, Который хочет сделать нас Своими детьми, не Бога, отодвигающего от нас погибель, не Спасителя, стоящего между нами и пропастью, в которую мы чуть не свалились, – мы злимся, что у нас забрали приятное некое делание, удовольствие. Мы воспринимаем это состояние вне Его Промысла, Его заботы, вне Его любви, поэтому печалимся. Этой печалью показываем, что мы страстно любим мир, и эта печаль показывает, что мы не правы. Мы не доверяем Богу, не уповаем на Него, не любим Бога. Мы любим мир, а значит, Бог прав в Своем суде, отобрав у нас нечто, лишив нас кое-какой приятной нам вещи. Он этим направляет нас к Себе. Он говорит: «Забудь об этом и взыщи Меня. Я – твоя жизнь, радость, утешение, твое все, ибо если ты не возлюбил Меня всем сердцем твоим, как будешь спасаться? »

На эту тему есть замечательная иллюстрация из фильма «Остров». Конечно, там речь идет о монашествующих людях, пусть и с большим милосердием, но порой также Богу приходится вмешиваться, чтобы забрать у нас то, что становится нашей прелестью, жизнью, радостью и утешением. Он забирает это, чтобы мы всё искали только в Нем. Человек, который поистине возлюбил Бога всем сердцем, становится беспечальным.

Часть 2. О борьбе с духом уныния

Краткая характеристика двух видов уныния

Дальше Иоанн Кассиан переходит к описанию духа уныния. Сто девятый абзац очень большой, практически почти на полторы страницы, даже чуть побольше. Мы целиком его читать не будем, но там он описывает очень точно дух уныния. Надо понимать, что уныние бывает двух видов. Первый вид – это то уныние, которое бывает с подвижниками, его здесь описывает Иоанн Кассиан: людей, которые уже так или иначе осознанно ушли от мира, понимают, что мир – это плохо; страсти, зло, суета, скверна этого мира ими отринута; естественно, не до конца, но, по крайней мере, они этот рубеж прошли и стали что-то ради Христа делать, но с ними бывает уныние. Оно обусловлено неполнотой отречения, тем, что мы все-таки Бога любим поначалу очень мало, гораздо больше любим себя. Подвиг – это своеобразная любовь к себе, поэтому мы устаем от этого подвига, тяготимся им и очень сильно в этом подвиге надеемся на себя, на свои силы, почти все приписывая самим себе. Естественно, уныние как плод самонадеянности, гордыни, нелюбви к Богу, скрытой, завуалированной любви к миру себя проявляет.

Второй вид уныния, о котором здесь не пишет Иоанн Кассиан, бывает у мирских людей, которые только узнали о Боге, о Христе, пытаются читать Евангелие, что-то делать ради Христа, каким-то образом в храм походить, где-то посты соблюдать, где-то причащаться, исповедоваться, с какими-то страстями побороться. Второй вид уныния бывает у мирских людей. Он связан с тем, что человек отказывается от привычных удовольствий, а радости общения с Богом еще не получил. Он отказался от того, что скрашивало тяготы его жизни, бытия, существования, а того, что пришло бы на место этих отрезанных, усеченных радостей, у него нет. Поэтому жизнь становится унылой, действительно постной, безрадостной, серой. Но беда не в том, что она сама по себе такая, потому что человек как бы играет в христианство, думает, мол, сейчас я кусочек пирога не съем – и сразу у меня радость появится. А она появляется только у людей, которые перешли Рубикон, действительно поняли, что Бог – это все, что Ему не надо немножко поработать, немножко не поработать, что к Нему надо пойти всецело, целиком выйти навстречу Ему и сказать: «Господи, Ты – все мое, я иду к Тебе».

Пока человек этого не сделает, но уже от каких-то радостей отрекается – его мучает уныние. Это уныние правильное, оно неизбежно. Человек должен пережить момент, когда он отрекся от неправильных радостей, но правильные еще не получил. Прожить эту скудость, показывая, что он осознал, что все радости мира – неправильные, ложные, нехорошие. Он отрекается от них не потому, что кто-то этого требует, этого ждет, а потому, что понял: в них нет жизни, а он хочет жить по-настоящему. Этот момент – разницы во времени, когда человек отрекается от мирских радостей и удовольствий, а духовные еще не стяжал, может быть разный: у кого-то пять дней, у кого-то пятнадцать лет. Но это уныние от времени отказа от мирских удовольствий до времени получения радости общения с Богом – неизбежно. Его надо прожить, сколько бы ни пришлось: хоть пять дней, хоть пятнадцать лет, но его надо выжить; пройти мимо него, перепрыгнуть его нельзя, нельзя сразу, мгновенно, отрекшись от пьянки с друзьями, тут же получить радость от хождения в храм – так не бывает. Это уныние, которое человек должен прожить, нельзя миновать – это неизбежная станция на пути к Богу, когда умирают мирские радости и удовольствия, а время духовных не пришло.