Труд – критерий адекватности человека. От праздного человека нужно отвращаться

Труд – критерий адекватности человека. От праздного человека нужно отвращаться

Сто четырнадцатый абзац:

…Во втором же послании к тем же Солунянам он (апостол) к сему прибавляет: «повелеваем вам, братие, о имени Господа нашего Иисуса Христа, отлучатися вам от всякого брата бесчинно ходяща, а не по преданию, еже прияша от нас» (2 Сол.   3,   6). Здесь уже не молит, а повелевает, и не голым словом, а именем Господа нашего Иисуса Христа, давая разуметь, что это неотложная заповедь. Из дальнейшей речи видно, что это есть заповедь о труде, чуждающийся которого не должен быть терпим в обществе христианском. – Итак, он повелевает удаляться от тех, которые не хотят трудиться, и отсекать их, как члены, поврежденные растлевающею праздностью, чтоб болезнь ничегонеделания, как смертоносная зараза, не прилипла и к здравым членам тела…

Он продолжает ту мысль, которую мы только что озвучили: труд, работа помогают нести тяготы нашего страннического жития. Напомню, что пишет апостол Павел во Втором послании к Фессалоникийцам (или к Солунянам по-церковнославянски): Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас, ибо вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день... (2 Фес. 3, 6–8).

По мысли апостола Павла, нам всем предлагается трудиться, и брат, который не идет путем труда, поступает бесчинно, не по чину, не по преданию; поступает не так, как нужно. И мы видим, что Иоанн Кассиан категорически против иного способа сопротивления унынию кроме дозволенного труда. В этом смысле он очень много говорит о том, как труд полезен (очевидно, был такой устав в тех монастырях, которые он окормлял).

Но нам важно обратить внимание еще на одну вещь. Труд – признак нормальной, адекватной человеческой жизни; это как бы критерий адекватности человека, что он действительно нормальный. Апостол Павел, например, говорит: кто не работает, тот не ест (см. 2 Фес. 3, 10). Но нам важно другое: человек, который не трудится, не пребывает в труде, является не только бесчинным, но является человеком, вышедшим из предания, и слушать, говорить, общаться с этим человеком не нужно.

Праздно шатающиеся люди были всегда: и до Иоанна Кассиана, и во времена апостола Павла. И всегда будут. Люди, которые ничего не делают, но думают, что они что-то знают, были всегда, но только сейчас, в наше время, такие люди приобрели какое-то значение. Раньше их не слушали и ни во что их не ставили. Но только сейчас человек, не умеющий, не желающий работать, вдруг приобрел какую-то ценность, его стали бояться обидеть, его стали бояться заставить работать. Хотя праздность, отсутствие какого-то дела, труда, трудности – это признак духовной болезни. И апостол Павел настойчиво говорит не прилепляться к таким людям, а удаляться от них, избегать их. Слова «избегать», «уклоняться» должны быть у нас в лексиконе. Мы как-то боимся сказать человеку: «Я не буду с тобой иметь дела, я не буду с тобой разговаривать». Мы стыдимся этого. Но апостол Павел напрямую это повелевает. От тех, кто, называясь братом, поступает бесчинно, праздно, не по чину, отпадая от предания, мы должны просто уклоняться; и ничего нехристианского в этом нет.

Передача от 24 августа

Мы продолжаем читать наставления святого преподобного Иоанна Кассиана. Напомню, мы остановились на 114-м абзаце. В этом абзаце главное место Иоанн Кассиан уделяет словам из Послания к Солунянам, где говорится о том, что человек должен трудиться, это чин и общее предание для всех христиан. Если человек не хочет трудиться, если он избегает труда, то от такового нужно уклоняться.

Мы говорили, что сам факт уклонения, факт разрыва глубокого, дружеского общения с такими людьми не представляется поступком нехристианским. Наоборот, в Послании к Солунянам апостол Павел говорит, что он завещает нам так поступать, то есть дает нам такой завет, при этом он ссылается на слова Господа Иисуса Христа. То есть практически это заповедь Святого Духа. И апостол Павел, и Иоанн Кассиан указывают нам на то, что если человек праздно шатается, если он трудиться не хочет, то это является критерием, что человек духовно болен и с ним нужно разрывать отношения.

В наше время появилось очень много подобных людей, которые, не желая, не умея ничего делать, тем не менее нахватались какого-то христианского лексикона, у них есть какой-то словарный запас, разные христианские словечки, образы из Писания, и они порой красиво говорят, интересно говорят, причем всегда с каким-то апломбом, обязательно уверенные в том, что говорят правду. И вокруг них очень часто собирается какая-то группа людей, молодых или, наоборот, бабушек, очень часто женщин, порой девушек. А вопрос очень простой: чем ты занимаешься? Ты знаешь, что такое усталость, ты трудился в поте лица? Есть у тебя начальник, который тебя ругает? Есть начальник, который спрашивает с тебя, что ты сделал? Есть люди, чьи повеления, чьи послушания ты исполняешь на каком-то труде? Понятно, что труд бывает разный, есть учитель, врач, слесарь, водитель. Но человек должен понимать, что он в поте лица добывает свой хлеб.

Есть люди, которые не знают, что такое труд. А любой труд трудный, ты делаешь одно и то же дело, тебе не хочется в семь или в восемь часов утра идти на работу. Ты устал, но ты делаешь это, иначе не сможешь существовать, ты должен заработать свою копеечку, она обеспечивает тебя едой, одеждой, бытом, она дает тебе квартиру. Труд – очень важный элемент христианской жизни. И в данном случае для Иоанна Кассиана, как и для апостола Павла, он есть критерий того, насколько человеческим словам можно доверять.

Мы живем в эпоху симулякров, когда человек симулирует что-то, делает вид, что он что-то знает, когда производит впечатление своими особыми словами, или уверенностью, или знакомствами. Чтобы его проверить, нужно посмотреть, работает он или нет. Если он не работает, то откуда взялись эти слова, с чего он имеет дерзновение так говорить? Если он не знает нормальной человеческой деятельности, не знает труда, он не знает трудности. Вот эта трудность излечивает от очень многих проблем, болезней.

Недавно читал историю (она меня очень поразила), рассказ о прелести. Был некий человек в Троице-Сергиевой лавре в конце XIX века. У него было послушание не очень трудное, но очень суетное, он был келарем, в монастыре ему надо было выдать то, другое, третье; в общем, кладовщик. Ему все это не нравилось, ему нравилось молиться. Он отказался от послушания и очень быстро впал в прелесть. Закончилось это тем, что он кинулся с ножом на своего духовника. Его вовремя остановили, оттащили.

В то время трезвых людей было гораздо больше, чем сейчас, мудрых тоже было больше, чем сейчас, поэтому не стали предавать его анафеме, проклинать или сажать в тюрьму, а просто отправили в один далекий монастырь, где меньше народу, где меньше суеты, где меньше каких-то соблазнов, искушений, тяжелый такой, трудненький монастырь… И поставили его в этом монастыре на конюшню. Через полгода всю прелесть как рукой сняло. Во-первых, это очень тяжелый физический труд, во-вторых, благоухание ладана или запах райских садов на конюшне как-то не ощущаются совсем. А его прелесть именно с этого и началась, он стал ощущать запахи райских садов. Как-то быстро его все исцелило, через полгода он полностью стал нормальным человеком, со временем был рукоположен в сан иеродиакона и закончил жизнь уже в начале ХХ века, хорошо, спокойно, мирно отошел ко Господу. Казалось бы, неизлечимое прелестное состояние ушло только потому, что человек стал трудиться. Труд очень важен в этом смысле, и Иоанн Кассиан не перестает подчеркивать особую важность труда.

Конечно, когда человек уходит в отшельники, когда ведет уединенный образ жизни, он затворник, анахорет, он может отказаться от труда, и все они, как правило, отказываются. Антоний Великий, Пахомий Великий в бытность свою в отшельничестве, авва Исайя отказываются от труда, они посвящают себя только Богу. Но вот Серафим Саровский не отказывался от труда, даже живя в одиночестве. Но они отказываются от труда, потому что не хотят уходить с места борьбы, не хотят отходить в сторону, потому что они надеются на Утешителя. Да, им трудно и тяжело, но они хотят, чтобы утешение было именно от Бога. Это требует высочайшего напряжения мужества, воли, терпения; и тогда, когда человек все переживет, вот это утешение свыше ему дается. Он отказывается от каких-либо иных способов смягчить эту брань с унынием.

Мы это знаем из жития Антония Великого или Силуана Афонского. А вообще-то подробных житий, описывающих брань святого с духом уныния или с бесами, мы имеем очень мало, потому что магистральная линия развития монашеского делания пошла по пути общежития и как раз того самого труда, о котором говорит Иоанн Кассиан. Рассуждая о значимости трудовой деятельности, он помимо всего прочего говорит: мало того что физическая деятельность, труд как разнообразие деятельности помогает преодолеть совершенно ступорное состояние уныния, но еще в любом физическом труде, в отличие от духовной жизни, виден плод. Ведь специфика духовной жизни в том и состоит, что чем больше мы трудимся, чем больше возделываем ниву своего сердца, тем в худшем состоянии мы себя видим. Чем больше в нас Бога, тем острее мы воспринимаем наше безобразие. Мы не можем, сделав что-либо, ощутить, что это наш успех, тут же разовьется тщеславие, которое окрадывает в нас благодать, и снова подступают страсти. Поэтому мы не можем никогда насладиться тем, что принесли какой-то плод духовной жизни. Кто знает по опыту, это и является одним из самых болезненных явлений духовной жизни, именно оно чаще всего и провоцирует уныние.

Представьте себе: человек решил побороть чревоугодие. Начал он делать какие-то упражнения. Тут не ест, тут не ест, тут не ест… Неделю, месяц, полгода сухари, вода, сухие яблоки, смоквы. Стоит только ему подумать: «Ну вот же, я прожил неделю, кушал только два раза хлеб с водой; значит, я чего-то достиг, я смог», – или возвращается прежняя страсть, или приходят другие страсти, или, что еще хуже, ничего не приходит, человек начинает мнить о себе, думать, что он чего-то смог, чего-то достиг, что он великий подвижник, и это бывает хуже, чем если бы он ел все подряд. По крайней мере, он бы чувствовал себя смиренным, а сейчас он вознесся. Именно про таких Иоанн Лествичник и говорит: лучше грешник кающийся, чем праведник, не имеющий нужды в покаянии.

Но если человек правильно борется со страстью чревоугодия, то начинает замечать, что сколько ни пытается преодолеть ее, она у него не преодолевается. «Ну и что, что я сегодня съел всего-то это или это, глазами-то я съел все, мне хочется, я просто сдерживаюсь, буквально борюсь, напряженно отворачиваю глаза, мне хочется это съесть, я просто себя сдерживаю». Он не может погордиться, он не может утешиться. Когда он проживает Великим постом три недели, он понимает, что ему по-прежнему хочется колбасы, он честно постится, но колбасы-то ему хочется. И он впадает в уныние. Не от того, что ему хочется колбасы (когда кончится пост, ему хотеться не будет, он съесть ее не сможет), а потому, что он не изменяется. Он начал пост, прошло три недели, а он по-прежнему хочет скоромной пищи, она приходит ему на память. Он борется с перееданием, но ест лишний кусок хлеба или пьет лишний стакан воды. Все это угнетает, он не может порадоваться тому, что вроде боролся три недели, но ничего не достиг. Вот это ввергает в уныние.

Противоположна этому физическая деятельность, когда ты всегда видишь плоды своей деятельности. То ли дело вскопал огород, видишь – аккуратненькая грядочка, перекопанная, взрыхленная. Удивительно смотрится черная ровная земля. Что-то сеешь, начинают расти сорняки, уже не так радостно смотрится, начинаешь пропалывать. Проходит месяц – видишь: вот морковка или свеколка. Ты все аккуратно выполол, видишь, как красиво, тебя это утешает, у тебя радость, ты видишь плоды своих усилий. А потом, когда все это выросло, когда ты все убрал и видишь горку этой моркови, свеклы или еще чего-нибудь съедобного, ты понимаешь, что трудился – и вот он, плод. И ты ешь эту морковь или картошку, свеклу действительно с наслаждением, потому что это то, ради чего ты трудился. В духовной жизни никогда ничего не получишь. Поэтому естественно, что физический труд помогает, и очень сильно помогает, преодолеть вот это самое уныние (тем, что принципиально иная установка в физическом труде).