Теория параллельных пространств 4 глава

— Не будем путать друг друга. Способы есть и у вас, и у нас. Но может быть, перейдем к вашему делу?

— Я этого и хочу!— обрадовался Магистр. Потом замялся, оглянулся на Читу.— Простите… Не мог бы мальчик перестать стукать мячиком? Меня это отвлекает.

— Мальчик, не стучи мячиком,— попросил Яр.— Это нервирует гостя.

— Я больше не буду,— сказал Чита голосом, каким обычно говорил провинившийся Алька.

Алька на стремянке неприлично хихикнул. Данка ко­ротко усмехнулась.

— Итак? — проговорил Яр.

Магистр сказал негромко и торжественно:

— У нас к вам, Ярослав Игоревич, очень большая и очень серьезная просьба. Просьба о помощи.

Сделалось совсем тихо. Даже Данка перестала по­званивать бусами.

— Любопытно,— отозвался наконец Яр.

— Ярослав Игоревич, вы не единственный человек, пришедший на Планету из вашего мира. Много лет здесь живет ваш… одноземлянин. То есть земляк. Так это принято говорить?

— Так,— полушепотом сказал Яр. И удивился, как беспорядочно и глухо застучало сердце. «Ну и что?— сказал он себе.— Что такого? Почему бы и нет?..» Но от волнения заболел затылок и перехватило горло.

Магистр постучал пальцами по столику и наконец сказал:

— Мы очень хотим, чтобы вы с ним встретились.

«Я тоже!— подумал Яр.— Я очень-очень хочу!.. Но конечно, не затем, зачем это надо вам…»

— Какая цель? — не то сказал, не то прокашлял он.

— Цель серьезная. У вашего земляка с давних пор хранится крошечная модель галактики. Она нам очень нужна.

— Ясно,— сказал Яр, хотя почти ничего не было ясно.— Она нужна вам, а ему тоже нужна. И он ее вам не дает. Так? А отобрать не можете…

— Не можем,— согласился Магистр.— По многим причинам… И договориться не можем. Этот человек не­навидит нас гораздо больше, чем вы. Хотя причин у не­го гораздо меньше, чем у вас.

«Что вы знаете о моей ненависти?» — подумал Яр. И вспомнил, как шлепались о пальто невозмутимого Тота пули из «викинга». И как сыпалась крепость. И как плакала на могиле матери Данка…

— Нужны подробности,— сказал Яр.

— Вот подробности. Глеб Сергеевич Вяткин. Появился на Планете около сорока лет назад. Чем занимался до этого и кем был у вас, мы не знаем. Здесь известен под именами Стрелок и Глеб Дикий. В молодости— человек вне закона, нынче малоизвестный писатель. Живет не­далеко от Орехова, в поселке Холмы, на улице Лучников, в доме номер одиннадцать, на втором этаже. Одинок и по характеру нелюдим…

— Почему? Тоскует по Земле? — спросил Яр.

— Не думаю. Насколько известно, он никогда не делал попыток вернуться…

— А что за модель?

— Он очень дорожит ею, хотя практически она ему ни к чему. Видимо, просто память. По некоторым данным, эту модель сделали дети в городе Старогорске. Еще там… у вас. Сделали для игры и потом подарили… Глебу Сергеевичу. Подробностей не знаю.

— Дети сделали, а вы не можете,— сказал Яр.

— А мы не можем. Мы многого не можем из того, что могут ваши дети. В этом причина целого ряда наших несчастий. И ваших, к сожалению, тоже.

— Это верно,— глухо сказал Яр.

Магистр очень натурально по-стариковски вздох­нул.

— Что за модель и зачем она вам? — спросил Яр.

— Ярослав Игоревич… Я могу быть уверен, что све­дения, которые вам сообщу, не будут использованы против нас?

— Не знаю. Вам придется рискнуть.

— Мы рискнем… Ради прекращения вражды и, может быть, ради будущего союза.

— Судя по всему, вам очень нужна модель,— заметил Яр.

— Очень… Дело в том, что это не просто модель. Это… Я не могу подобрать нужного термина. У нас есть понятие, которое можно перевести приблизительно как «зеркальный фактор». Но «зеркальный» — это неточно… Вы не знакомы с теорией близнецов?

— Увы…— произнес Яр.

— Тогда самый простой пример. Два близнеца всегда удивительно похожи. Не только внешне, но и мыслями и чувствами. Бывают случаи: один обожжет палец, а у другого тоже вскакивает на пальце волдырь… Модель, о которой мы говорим, и настоящая наша Галактика— такие вот близнецы. Носители зеркального фактора… Я, кажется, крайне бестолково объясняю.

— Ничего, я улавливаю,— вежливо сказал Яр.

— Собственно, это даже не близнецы, а как бы одно целое, хотя Галактика, по нашим понятиям, колоссальна, а модель— это просто искорка. Ее в просторечии так и зовут— искорка. Но дело не в линейных величинах, здесь вступают в силу иные понятия…

— И, воздействуя на искорку, вы надеетесь изменить что-то в нашей грешной Галактике?

— Вы уловили суть…

— Уловил… Но не уловил, почему я должен стано­виться вашим сообщником? Помогать тем, кто принес Планете столько горя! И уверен, что не только этой планете! Не так ли, Магистр?

Магистр опять побарабанил пальцами по шахматному столику.

— Я понимаю вас… Но никакое развитие, никакая история не обходится без жертв. Их нельзя было избежать. Люди часто гибнут во имя высшей цели…

— Во имя вашей цели наши люди…— Яр кивнул на Данку:— Объясните этой девочке, ради чего во время нашествия погибла ее мать.

— Я приношу свои соболезнования,— тихо сказал Магистр.

Чита стукнул об пол мячиком и спросил:

— От имени всех семисот двадцати девяти единиц интеллекта?

— Да, мальчик,— сказал Магистр.

— Не думаю, что мы договоримся,— сумрачно про­изнес Яр.

— Но почему? Ярослав Игоревич! Если у нас будет модель, мы как раз сможем избавить Планету от нашествий, эпидемий и других нежелательных явлений, которые вызывает эксперимент! Мы будем работать не с Галак­тикой, а только с ее моделью!

— Да! И однажды воткнете в искорку булавку. Ради эксперимента. И в центре Галактики к чертовой бабушке разлетится ядро с тысячами обитаемых миров…

— Ярослав Игоревич… Извините, но нельзя же мыс­лить так примитивно.

Яр устало вздохнул:

— Что поделаешь! У меня всего одна единица ин­теллекта. Она не может понять, почему ради вашей бредовой цели…

— Цель не бредовая,— сухо перебил Магистр.— Вы просто не в состоянии осознать. Мыслящая галактика— это пик развития. Высшее достижение… Это дает нам ощущение вечной жизни и полного удовлетворения. В этом мы видим смысл нашего существования.

— Вы— это вы! — бросил Яр.— А другие видят смысл по-своему.

— Вот именно! Каждый из вас по-своему,— с явной насмешкой отозвался Магистр.— Мы, по крайней мере, знаем, зачем живем. А вы, люди?

— Люди живут для счастья,— сказал Яр.— Вы, Ма­гистр, этого не поймете. Несмотря на семьсот двадцать девять…

— Действительно, не пойму. У вас у каждого свое счастье. Один счастлив, когда женится на любимой де­вушке, другой— когда на вдовушке с хорошим счетом в банке. Третьему достаточно купить мотоцикл, четвертый счастлив благодаря солидной зарплате и красивой даче…

— Есть кое-что и помасштабнее…

— Не спорю. Один считает целью жизни выиграть как можно больше сражений, другой посвятил себя тому, чтобы сражений никогда не было. Третий мечтает открыть неизвестную планету…

«Не в планетах дело,— подумал Яр.— Когда-то мне казалось так же, а теперь знаю — не в них дело. Сча­стье — когда счастливы те, кого любишь. И когда они есть— те, кого ты любишь… Вот этого ты, глиняная дубина, не поймешь никогда».

Но Магистр что-то понял. А может быть, просто уловил мысли Яра.

— Ну, что же,— примирительно сказал он,— каждому свое. Смысл человеческих привязанностей для нас дей­ствительно неясен… Но раз они так сильны, может быть, именно это заставит вас согласиться?

— То есть?— жестко сказал Яр и взглянул на Читу.

Чита оттолкнулся лопатками от стены и стоял к Яру вполоборота, руку с мячиком держал, слегка отведя от бедра.

Магистр сказал негромко и раздельно:

— Ярослав Игоревич, давайте так: вы достанете нам искорку, а мы возвратим вам мальчика.

Стало опять очень тихо. Сверху снова сорвался шарик, но никто не обратил на это внимания. Яр встал и медленно спросил:

— Какого мальчика?

— Ну, того… Вашего приемного сына. Которого звали Игнатик Яр.

Яр молчал.

— Я понимаю,— осторожно сказал Магистр.— Вы ви­дели его могилу. Но он… он не мертв. По крайней мере, в наших силах вернуть его вам целым и невредимым.

Яр молчал.

— Так что же?— тихо, но нетерпеливо спросил Магистр.

Тогда Яр громко сказал:

— Тик!

Дверца у сцены открылась. Игнатик шагнул через порог, на шее у него висели провода с цветными фонариками.

— Яр! Я все перепаял, только надо сменить лам­почку…

— Тик,— сказал Яр,— посиди с нами, мы тут беседу­ем… Итак, я вас слушаю дальше, Магистр…

 

 

С утра была оттепель, но сейчас холод покрыл подтаявшую дорогу крепкой ледяной коркой. Эту корку заметала сухая мелкая метель. Слой снега был еще тонким и непрочным, он срывался под колесами, и стертые шины скользили на ледяных буграх. А во вмятинах, где намело уже порядочно, колеса увязали, и мотор тогда выл с отчаянием угодившего в яму волка.

Старый школьный «козлик» с фанерными дверцами двигался по окраинной дороге к поселку Холмы. Яр вертел баранку, стараясь удержать машину в колеях. Ее кидало. Горела только одна фара, и желтый конус луча потерянно метался над заледенелыми рытвинами. В луче летела справа налево колючая вьюга.

На заднем сиденье мотались, подпрыгивали и валились друг на друга Игнатик и Алька. Алька вдруг засмеялся:

— Как у него отвисла челюсть! Будто у настоящего, у живого! От удивления…

— У кого? — не понял Яр.

— У Магистра! Когда Тик появился…

Яр усмехнулся, вспоминать об этом было приятно. Яр крутнул влево и сказал:

— Хорошо отвисла… Совсем как у меня тогда, в сен­тябре, когда Тик шагнул из соседней комнаты. Хотя, конечно, чувства у меня и у Магистра были разные…

— А вид похожий, я помню,— хихикнул Алька.— Тик, а как это у тебя получилось?

— Отстань. Я тыщу раз рассказывал.

— Ты рассказывал, когда меня прогоняли спать домой, я подробностей не знаю… Они тебя взаперти дер­жали?

— Конечно… А главное— в полусне. Я просто ничего не хотел: ни есть, ни пить, ни думать. Открою глаза, погляжу на потолок и опять сплю. Комната какая-то белая, окно под потолком… Я даже не знал, что три месяца прошло. Они сказали, что Яр улетел, что вас тоже нет, и мне было все равно… А потом ветерки прилетели, принесли снежинки. И тут голос по радио… Ну, ты же сам знаешь!

— Я не совсем знаю… Ты сразу ушел?

— Сперва сделал чучело под одеялом, будто сплю. Не помню уже, из чего сделал. Потом дернул дверь— она заперта. Я тогда говорю: «Сейчас я ее открою. И там Яр и ребята. Обязательно так и будет, потому что…» Ну, я знал, что мы все этого хотим. Дернул дверь и шагнул. Как тогда, в скадер…

Яр сказал

— Одно непонятно, как они тебя не хватились до сегодняшнего дня?

— По-моему, понятно,— отозвался Игнатик.— По­смотрят в щелку, видят — спит человек. Ну и пускай спит, забот меньше.

— С сентября спит…

— Ну и что? Они же меня под гипнозом держали… Ой-ей!

— Ничего себе «ой-ей»! — возмутился Алька.— Сам коленом по затылку меня трахнул, да еще ойкает! Дай-ка я тебя так трахну!..

— Надо было дома сидеть,— сказал Яр.— Сами на­просились, липучки. Захотелось новогодней сказки и при­ключений.

— Сказка-то еще не новогодняя,— падая на Тика, заспорил Алька.— Новый год еще послезавтра. А ты, Яр, не обзывайся липучками, ты же рад, что мы с тобой поехали.

— Ага,— подтвердил Игнатик.

— Нахалы,— сказал Яр, который в самом деле был рад.

— Конечно, с Читой тебе было бы лучше,— само­критично заметил Игнатик.— Он мячики бросает без промаха.

— Нет уж…— пробормотал Яр, пытаясь укротить вздыбившегося «козлика».— Чита остался с Данкой, и правильно сделал. Так спокойнее.

— Кому? — подал голос Алька.

— Данке… И мне…

— Ты боишься, что Магистр сделает какую-нибудь гадость? — спросил Игнатик.

— Не думаю. Это я так…

Яр обманывал. Он боялся. Правда, не столько за оставшихся у него дома Данку и Читу, сколько за не­знакомого Глеба Сергеевича Вяткина. Вдруг Магистр что-то срочно предпримет против обладателя таинственной искорки? Поэтому и решил Яр махнуть в Холмы немед­ленно… Легко сказать «махнуть». На такой-то колы­маге…

Впрочем, колымага все же двигалась, мотор был при­личный. Яр сам перебрал его две недели назад. Другие школы люто завидовали директору Яру — у них никаких автомобилей не было.

— По-моему, Магистр ничего не сделает, он слишком обалдел,— сказал Алька.

— Может быть,— согласился Яр.— Не болтай, не от­влекай меня.

Но Алька заговорил опять:

— А зря ты все-таки не пустил за Магистром Читу.

Яр вспомнил, как растерявшийся, даже обмякший Магистр встал на шатких ногах и пробормотал: «Я… с вашего позволения, навещу вас еще раз. Пока я не готов… к дальнейшему разговору…» Он неловко кивнул, напялил пальто и шапку и шагнул за порог. Бесшумный и гибкий Чита сжал в кармане мячик и двинулся за Магистром. Яр в ласковом голосе, как в тройном слое ваты, спрятал сталь приказа: «Чита, пожалуйста, останься…» Чита ос­тановился. Обтянутая черным свитером спина его зака­менела. «Не надо, Чита»,— сказал Яр. Чита шагнул назад. «Зря»,— тихо проговорил он. «Не зря, Чита. Мы пока про многое не знаем». Чита пожал плечами, стукнул мячиком об пол и молча сел…

Яр опять крутнул руль и вслух повторил:

— Мы пока про многое не знаем…

— Ага,— сказал Алька.— Интересно, из чего у него борода? Врет, что настоящая…

 

ВЕТЕРАН

 

Яр укрыл мотор старым полушубком, и все вошли в темный подъезд. Поднялись по шаткой дощатой лестнице, которая сделала два поворота среди тесных кирпичных стен. От кирпичей несло холодной сыростью. Ступеньки прогибались. Где-то очень высоко светила пыльная лампочка. Ребята и Яр остановились у двери, обитой порванным дерматином. На двери они разглядели темную, видимо медную, табличку. Она была туго при­винчена по углам и сильно вдавилась в дерматин. Яр пригляделся и различил слова:

 

 

— Ну что же, все сходится,— бодро сказал он. И ощутил какое-то сосущее, беспомощное беспокойство. Поискал глазами кнопку или рычажок звонка. Не нашел. Сильно постучал кулаком по косяку.

Было тихо. Он снова поднял кулак… Четкий, неожиданно близкий голос спросил:

— Кто вам нужен?

Наверно, за дерматином был динамик. Чувствуя себя ужасно глупо, Яр сказал двери:

— Мне нужен… Глеб Сергеевич…

Прошла еще очень долгая минута. Игнатик и Алька переминались рядом с Яром. Наконец голос неприветливо отозвался:

— Входите.

Дверь еле заметно шевельнулась. Яр потянул ее, она отошла. За ней оказалась еще одна дверь, дощатая. Она открылась сама. Яр качнулся вперед, но Тик и Алька опередили его.

В глаза ударил встречный свет. Яр зажмурился и не сразу разглядел, где он. Комната была длинная и узкая. В дальнем конце за столом с зеленой лампой (она тоже горела) сидел, пригнувшись, человек. Яр увидел блестя­щие очки и бородку. Руки сидевшего были спрятаны за стопкой книг.

Все довольно долго молчали. Наконец Яр спохва­тился:

— Здравствуйте…

— Черт возьми… Здравствуйте,— сказал хозяин ком­наты высоким, но хрипловатым голосом.— Подойдите сю­да… пожалуйста.

Верхний свет плавно угас. Яр, моргая, пошел к сто­лу. Тик и Алька — по бокам. «Как посольство какое-то. Ужасно глупо»,— подумал Яр. Они остановились у стола.

— Меня вы, судя по всему, знаете,— все тем же высоким, но с хрипотцой голосом произнес литератор Дикий.— Может быть, представитесь сами?

— Представимся,— ответил Яр и как-то сразу успо­коился.— Я директор Ореховской средней школы номер семь. А это мои… мои дети.

Глеб Дикий снял очки, протер их, абсолютно чистые, уголком белого широкого ворота, надел и со вздохом сказал:

— Ну и манеры у вас, директор… Черт возьми…—Левой рукой он выдвинул ящик, а правой убрал из-за книг очень длинный блестящий револьвер. Тик и Алька вытянули головы.

— Это «мортон»,— сказал Алька.

— Ничего подобного, «форт-капитан»,— сказал Тик.

Хозяин комнаты коротко засмеялся и растер ладонями лицо. Это было лицо очень пожилого, но крепкого чело­века— худое, с темной кожей и четкими красивыми мор­щинами. В бородке блестела проседь.

— Садитесь,— пригласил Глеб Дикий.— Вы поближе, директор, а вы, добры молодцы, вон туда. Кресло большое, влезете вдвоем… Господи, какие вы молодцы, ребята, что вошли первые! Иначе ситуация сейчас могла быть са-ав-сем иной… Кой леший дернул вас, директор, называть меня столь старинным способом? Вы, наверно, знаете, кто любит так обращаться?

— А как мне было вас называть? — усмехнулся Яр.— Писатель Дикий? Слишком церемонно… Или…— Он усмехнулся снова.— Может быть, Стрелок?

Хозяин крепким ногтем поцарапал сукно на середине стола.

— Просто Глеб,— сказал он.— Как здесь водится между людьми… А теперь все-таки признайтесь, директор. Это они послали вас ко мне?

— Ну, естественно,— охотно отозвался Яр и поудобнее устроился на плетеном скрипучем стуле.— Один тип весь­ма интеллигентной наружности, именующий себя Маги­стром. Не знакомы?

Глеб покачал головой. Сказал тихо и без всякой рисовки:

— Знакомых среди этой падали у меня нет. Живых…

— Но ведь пули их не берут,— заинтересованно от­кликнулся Яр.

— Разные бывают пули, директор,— объяснил Глеб.— Разные… Спросите это у вашего друга Магистра, он подтвердит.

Яр засмеялся:

— Глеб! Ну что за чепуху вы несете! «Друг»! Магистр явился непрошеный, уговаривал заключить союз, мы его послали подальше… Но все-таки я ему благодарен: он дал ваш адрес.

— Но почему он пришел именно к вам?

— Да потому что мы земляки.

— Вы и… Магистр?

— О, елки-палки…— сказал Яр.— Вы и я.

Глеб снова помянул черта и опять протер очки. Потом очками этими вопросительно уставился на Яра.

— Я всего два месяца директор школы,— сказал Яр.— А до этого был преподавателем физкультуры и ма­тематики. А еще раньше— диспетчером рыбачьего порта, бродягой, робинзоном. Потому что занесло меня сюда с планеты Земля. И земляки мы с вами весьма близкие. Вы как-то связаны со Старогорском, а я уроженец Нейска, это недалеко друг от друга… И зовут меня Ярослав Игоревич Родин. Скадермен-разведчик… Ныне — дирек­тор Яр.

Глеб крепко сжал и распрямил крепкие пальцы.

— С ума сойти…— проговорил он тихо.— Что-то я… Сейчас… Чаю, что ли, согреть, а?

— Ага, согрейте,— довольно нахально сказал из по­лутемного угла Алька.— А то у Игната от холода уши звонкие… Уй-я…— В кресле послышалась возня, оно скри­пуче запело.

Глеб откинулся на спинку стула и засмеялся.

 

 

Стены комнаты были дощатые, некрашеные. Вдоль одной— книжные стеллажи. На другой— не то рисунки, не то гравюры в рамках, а среди них— узкая сумрачная маска из темного металла. Очень длинная кровать с резными деревянными спинками, у изго­ловья — трехствольное курковое ружье с тонким прикла­дом.

Стол был только один — письменный. За ним и пили чай — Глеб убрал на пол груду книг.

— …А почему он сказал, что ты был человеком вне закона?

— А я и был им,— спокойно разъяснил Глеб.— По крайней мере, с точки зрения тех, которые велят … Я появился здесь, когда война между Берегами формально была окончена, но в окрестностях городов и в лесах было еще неспокойно. Я был тогда почти мальчишка и, есте­ственно, ввязался в эту кутерьму… Я научился хорошо стрелять, несмотря на очки. Отсюда и прозвище.

— И… в кого же ты стрелял?

— Естественно, в тех … Они возглавляли отряды умиротворения. Война им была уже не нужна, и они решили срочно навести порядок на Полуострове. Они сначала стравливали между собой боевые группы с разных берегов, а потом ослабевших после стычки стремительно разоружали. Оружие сжигали, а людей… Ну, с людьми было по-всякому. Кого-то отпускали, а тех, кто начинал что-то понимать… В общем, по-всякому. Я насмотрелся. И стал стрелять метко.

— А пули…

— У нас был человек, который умел отливать нужные пули. И заговаривал их… Как в средневековье против нечистой силы, да?.. Но, Яр… Мы стреляли не только в них. В тех, кто им помогал,— тоже. Никуда не денешься…

— А потом?

— Потом… Если есть время, а человек не совсем дурак, он приходит к какой-нибудь здравой мысли. Вот и я по­нял: воевать с ними бесполезно.

— Почему? — спросил Тик и со стуком поставил чашку.

Алька тоже поставил, но бесшумно.

— Сейчас объясню, хлопцы,— ласково сказал Глеб.— Сейчас… Вот представьте, что у вас на кухне завелись тараканы. Их можно давить, морить разными порошками. Можно их на какое-то время вывести. А потом они опять… Надо не тараканов морить, а чтобы на кухне была чистота. А если там грязь и плесень, они разведутся снова… Разве не простая мысль?

— Простая…— сказал Яр.— Но…

— Разве они — тараканы? — перебил Алька.

Глеб жестко сказал:

— Я не знаю, откуда они взялись и какие они в своей природной сущности, хотя бился над этим много лет. Может, пришельцы из других пространств, а может, наша собственная плесень. Только точно знаю: это цивилизация паразитов… Если их можно назвать цивилизацией… Они— тараканы и клопы. Посудите сами. Сколько сил надо положить, чтобы развести пчел или, скажем, шел­копряда. А клопы лезут из щелей сами — стоит хозяевам только зазеваться или стать ленивыми… Вот и в чело­веческой жизни: когда люди становятся равнодушными, ленивыми или слишком сытыми, когда им наплевать на свою планету, появляются те, которые велят. И кое-кто из людей — не против: так спокойнее и проще… Яр! В истории вашей Земли разве не случалось такого?

— Да… Почему «вашей»? Нашей, Глеб…

— Конечно, Яр… Земля есть Земля…

— Глеб… И ты перестал стрелять и стал бороться за чистоту «кухни»?

— Как мог…

Яр осторожно спросил:

— А как? Для меня это очень важно…

— По-всякому, Яр… Честно говоря, я делал это не­умело и без большого успеха. Одни люди были запуганы, другие закормлены. Те, кто умел бороться, или погибли, или устали… Яр, не было союзников на этой заморочен­ной Планете. То есть очень мало их было. Это страшнее всего.

— И все же?..

— Я мотался по Планете, кричал, убеждал, получил кличку Дикий. Писал книги… Кстати, выражение «люди, которые велят»,— это мое. Так называлась одна моя книга, ее очень быстро сожгли…

— Кто? Они сожгли?

— Нет. Те, кто считали, что их нет. Вернее, делали вид, что их нет. Многим так спокойнее и безопаснее жить… Иногда я опять начинал стрелять. Потому что, ко­гда чистишь кухню, тараканов тоже надо выметать. Не ждать же, когда они вымрут… Тем более что кусачие тара­канчики-то: сколько раз пытались меня прихлопнуть или упрятать за проволоку. Не сами они, конечно… Здесь на всех материках ужасно безалаберная система управления,никаких строгих юридических норм, но все же меня дважды приговаривали к виселице «общественные штабы по борьбе с эпидемиями»…

— За книги? — спросил Тик.

— Да. И за стихи. Особенно за одну песню… «Пять пальцев в кулаке годятся для удара. Годятся, чтоб дер­жать и молоток, и меч...»

Алька вскинул ресницы — они золотились от лампы. Он звонко спросил:

— Из-за этой песни они и боятся цифры «пять»?

Глеб засмеялся:

— Спасибо, Алька… за такое допущение. Знаешь, я считал бы себя ужасно счастливым, если бы это было так… Нет, они боятся пятикратности не потому.

— Почему же?— спросил Яр— Никто не мог мне до сих пор объяснить.

— Я, наверно, тоже не объясню толком… Но мне кажется, дело здесь в свойствах пятиугольника. В том, что он чем-то похож на круг…

— Пятиугольник? — воскликнул Алька.

— Да. Некоторыми свойствами. Я имею в виду пя­тиугольник с равными углами и сторонами… Вот та­кой…— Глеб концом чайной ложки нацарапал на сукне фигуру. На ворсе остался заметный след. Пятиугольник был четко вписан в окружность.

— Ну и…— с любопытством сказал Яр.

— В конце концов, что такое круг?— увлекаясь, про­говорил Глеб.— Тоже равносторонний многоугольник, только с бесконечным числом сторон. Кое в чем они с пятиугольником схожи.

— Движением? — спросил Игнатик.

Глеб вскинул на него очки:

— Ты читаешь мысли?

— Он может…— хмыкнул Алька.

— Я догадался,— сказал Игнатик.

— Да…— Глеб скатал из хлебного мякиша горо­шину.— Если мы пустим по периметру пятиугольника шарик… Ну, скажем, по желобку с такими вот поворотами, он будет катиться, пока есть инерция… В треугольнике шарик застрянет в остром углу. В квадрате— отскочит на повороте и пойдет назад. А здесь — неохотно, со скрипом, но будет продолжать путь. По рико­шету…

— Ну и ладно… Ну и что?— озадаченно спросил Яр.— Пусть продолжает. Им-то что, этим манекенам? Жалко, что ли?

— Наверно…— Глеб развел руками.— Видимо, они боятся всяких построений, которые приближаются к кругу Боятся, что будут раскрыты или нарушены какие-то за­коны их развития.

— Но есть многоугольники, которые гораздо больше похожи на круг!

— Да, но у них много вершин, они склонны к дроб­лению. А пять — это прочный и опасный для манекенов минимум. Пятиугольник вписывается в круг, а потом рвет его колючими углами… Яр, а как прекрасно в пятигранник врисовывается звезда с пятью лучами! Она всегда была эмблемой тех, кто дрался за свободу…

— Ну… это красивое объяснение,— сказал Яр.— Мо­жет быть, не хуже других… Но уж какое-то оно начер­ченное, бумажное. Как теорема в учебнике для шестого класса. При чем здесь все-таки манекены, при чем их развитие? При чем круг?

— Но развитие всякой цивилизации, развитие Все­ленной идет не по прямой, это и дети знают…

— Да, но не по кругу же! По спирали!

— Ага! — торжествующе сказал Глеб и кинул в чашку зазвеневшую ложечку.— Вот именно! А наши милые гли­няные друзья не прочь замкнуть спираль в круг. Хотя бы какой-то виток! Чтобы все вертелось бесконечно!

— Зачем?

— Я считаю, что им надо выиграть время. Цель-то у них, прямо скажем, крупномасштабная. А Галактика наша не будет ждать, когда они напичкают ее своим разумом, возьмет да и разовьется по-своему.

— Она может,— усмехнулся Яр.— Послушай, Глеб… А эта их бредовая идея о разумной галактике… Они в самом деле ее как-то осуществляют? Или это просто религия какая-то? Философия?

— В том-то и дело, что осуществляют! Отсюда и все заварухи. Нашествия эти и прочее…

— Но может быть, это что-то вроде ритуала? Просто какой-то символ? Жертвоприношения?

— Нет, они уверены, что работают научно…

— Но как?

— Очень примитивно… Ты же сам заметил, что мо­гущество и примитивность у них рядом. К тому же они паразиты. Недаром у них нет даже своей оболочки, они лезут в статуи и манекены. И в работе своей… Тьфу ты, даже неловко говорить про это «работа»… Тут они тоже действуют чужими руками…

— Нашими? Как?

— Теория у них крайне наивная. Мне пришлось бесе­довать с одним глиняным философом, прежде чем его…— Глеб неловко глянул на ребят.— В общем, такая теория: галактика— это громадный мозг, только пока пустой. Не заполненный информацией. И они эту информацию по­сылают в пространство самым простым способом— с по­мощью взрывов.

— То есть?

— Ну, просто взрывов. Начиная от гранат и мин и кончая теми термоядерными взрывами, которые в свое время корежили Землю…

— Ты считаешь, что эти взрывы — их рук дело? — с сомнением спросил Яр.

— Конечно, нет… Увы, это дело рук человеческих. Но те очень умело их использовали… Как мы используем, например, энергию рек или ветра… Они, как могли, способствовали войнам. Потом— ядерным испытаниям. А когда люди малость поумнели, отыскали себе этот забытый богом угол Вселенной. И здесь развернулись вовсю. Сами начали организовывать войны, стравливать города и Берега.

— Но пока без атомных взрывов,— сказал Яр.

— Зато с нашествиями,— неожиданно сказал Игна­тик.— И с эпидемиями. Это ведь тоже взрывы. Когда горе у людей взрывается… Это им тоже подходит…

Глеб с полминуты молча смотрел на Игнатика. Тот засмущался и сунул нос в чашку.

— А ведь прав малыш,— сказал Глеб.

— Еще бы!— с дерзкой ноткой подал голос Алька.— Тик зря не говорит… Можно, я возьму еще конфетку?

— Куда в тебя лезет? — сказал Яр.

— У меня кишечник спиральный и бесконечный. Как галактика,— объяснил Алька.

— Еще один теоретик,— усмехнулся Яр.— Вот зам­кнем тебе кишечник в кольцо, тогда хватит одной конфеты на всю жизнь.

Тик фыркнул в чашку. Алька сказал:

— Смотрите лучше, чтобы манекенчики не замкнули спираль Галактики. Они могут. Вот тогда повертимся…

— В самом деле…— полусерьезно сказал Яр.

Глеб опять зацарапал ложкой сукно.

— Меня всегда занимала природа спиральных явле­ний,— заметил он.— Их закономерности. От громадной галактики и до улитки. Или до маленького вихря на дороге.

— Это ты про ветерки? — спросил Яр.

— Про ветерков,— тихо поправил Игнатик.— Они живые.

— Мне сначала казалось — это легенда,— сказал Яр.

— Может быть, и легенда…— отозвался Глеб.

— Да нет же! — сказал Игнатик.— Яр, ты же сам знаешь. Вспомни Город!

— Да,— согласился Яр.— Глеб, а ты слышал про восстание в Морском лицее?

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: