 |
Г. И. Мартьянов. Мои товарищи. Наблюдательный пункт
|
|
|
|
Г. И. Мартьянов. Мои товарищи
Инженер-полковник запаса Георгий Иванович Мартьянов родился в 1904 г. В 1918 г. добровольцем вступил в Красную Армию, чтобы с оружием в руках защищать молодую республику Советов. После окончания гражданской войны несколько лет работал кочегаром на волжских судах.
Член КПСС с 1931 г.
В Советской Армии прослужил свыше 25 лет. Участник Великой Отечественной войны. Награжден шестью орденами и несколькими медалями. [121]
Наблюдательный пункт
Летом 1944 года наши войска вышли к берегам реки Вислы. Штаб 69-й армии, в которой я служил, разместился в одном из живописнейших уголков Польши — в старинном городе Казимеж.
Река здесь течет плавно. Зеленые острова, заросшие ивняком и лозой, изумрудными пятнами темнеют на прозрачных голубых водах. Не зря любят поляки свою Вислу, не зря поют о ней песни. Хороша река Висла! Полюбилась она и нам, воинам Советской Армии: чувствовали мы себя здесь все равно как где-нибудь на Волге или Днепре.
Городок Казимеж поразил нас своим своеобразием. Когда-то здесь находилась резиденция короля Казимира. До сих пор на высоком правом берегу сохранились руины королевского замка. А на другом, пологом, стоят каменные стены замка «Яновец». По преданию, король построил его для своей любовницы Янины, дочери простого крестьянина. Оба берега, по преданию, соединялись подземным ходом.
Я пробираюсь к разведчикам-артиллеристам. Они расположились как раз на сторожевой башне королевского замка. Теперь оттуда, с верхушки башни, наши наблюдатели следят за гитлеровцами, наносят на карту огневые точки. Немцы иногда стреляют по башне, но [122] толстые стены не пробивает даже снаряд крупного калибра.
|
|
|
Казимеж, каким застали его наши войска, представлял собой дачный поселок, место отдыха интеллигенции, чиновников, представителей богемы и различных слоев буржуазии. Как сказал бы сатирик Салтыков-Щедрин, тут бывали «окуни, плотва, пескари и щуки». Большое количество ресторанов, гостиниц дешевого типа, дач и дачек служили основным источником дохода коренного населения города. Имелись и богатые, со вкусом выстроенные особняки. Особенно выделялся дом на холме неподалеку от башни замка. Советские бойцы, осматривая замечательную постройку, быстро определили ее будущее назначение: «Хорош дом отдыха будет для трудящихся Польши».
На одном из холмов как символ католической религии возвышаются над местностью три огромных деревянных креста. Их видно издалека. По преданию, на этом месте похоронены три разбойника. А может быть, это могилы хороших людей? Ведь в старину борцы за свободу и справедливость в Польше назывались разбойниками.
На этом холме, над крутым обрывом, падающим к реке, мы построили другой наблюдательный пункт. Несколько блиндажей соединялись глубоким, в рост человека, ходом сообщения. Рельсовое перекрытие, два ряда бревен и толстый слой земли надежно прикрывали разведчиков от немецких снарядов. До обеда яркое солнце ослепляло немецких наблюдателей, а к вечеру косые солнечные лучи падали прямо в наши смотровые щели.
Я любил бывать здесь, особенно у сержанта Глобова. Когда смотришь в окуляры стереотрубы, то уже не видишь красот пейзажа и даже не вспоминаешь о них, а стараешься разыскать врага. Где он? Где его пушки, танки? И испытываешь удовлетворение, когда сам, без помощи наблюдателя, обнаружишь огневую точку противника. Надо сказать, что удается это редко. Как наши, так и немецкие огневые точки хорошо замаскированы, и только еле уловимые признаки выдают их.
Сержант Глобов — человек аккуратный, деловой. Рядом с окулярами стереотрубы, на тесовой обшивке он кнопками приколол длинный узкий лист ватмана. На белой бумаге нанесены основные ориентиры. Их легко разыскать на местности с помощью стереотрубы. На правом [123] фланге виднеется высокая ажурная мачта с гирляндами изоляторов. Оборванные электрические провода свисают до земли. Это ориентир № 1. Вращая рукоятку поворота трубы, сержант видит на фоне ясного голубого неба силуэт часовни. Иногда в окнах ее поблескивают оптические стекла немецкого наблюдателя. Это ориентир № 2. Дальше по фронту, прямо против нас, среди зеленеющего поля стоит огромный раскидистый дуб. Это ориентир № 3. Правее находится ориентир № 4 — одинокий домик, чудом уцелевший от огня. Из трубы домика иногда идет дым. Значит, там живут. Но кто? Солдаты? Офицеры?
|
|
|
Этого сержант еще не узнал. Я пытался обнаружить признаки жизни в этом доме, но так ничего и не увидел. Дом казался мертвым, серым пятном на фоне яркого акварельного рисунка. Крайнее дерево на опушке леса на левом фланге служило ориентиром № 5.
Сержант много времени проводил у окуляров стереотрубы, его опытный глаз улавливал все мелочи. Вот на поле вдруг появились рыжие пятна: выброшенный песок. Видимо, там что-то строится. В одном месте внезапно выросли кусты. Выросли за одну ночь. Вскоре рыжие пятна покрылись дерном. Глобов установил, что там разместился немецкий шестиствольный миномет. А в кустах — зенитная батарея. Так сержант постепенно наносил на карту схему обороны противника.
Когда нам хотелось отдохнуть, вылезали на открытый воздух и располагались прямо на мягком ковре душистых трав. Нашим излюбленным местом была полянка в тени векового дуба, который рос почти на самом краю обрыва. Окруженный деревянным полусгнившим частоколом, «старик» был внушительным и строгим. Пышная шапка его жестких суковатых веток говорила о том, что он не собирается умирать.
Однажды, сидя под дубом вместе с сержантом Глобовым и офицером из штаба фронта, мы с интересом разглядывали Вислу. Солнечные зайчики играли на голубом зеркале реки, лохматая зелень островов ласкала глаз мягкими тонами.
— Хорошее здание погибло... Это мы его развалили или немцы? — спросил офицер, показывая на «Яновец». [124]
|
|
|
— Этот замок разрушили шведы, еще в шестнадцатом веке, — ответил сержант.
— Вы шутник, — офицер иронически посмотрел на Глобова.
Пришлось подтвердить слова разведчика. А потом, когда сержант ушел в блиндаж, рассказал подполковнику, что перед войной Глобов был студентом исторического факультета. В Польше он собирает легенды, предания, записывает все, что услышит интересного.
Слушая Глобова, я молча любовался широкой рекой. Со стороны противника послышался знакомый посвист пролетающего мимо снаряда. Высоко над головой раздался взрыв, небольшое черное облачко повисло в воздухе. Мы поднялись и пошли в траншею. Немцы открыли методический огонь. Снаряды рвались через равные промежутки времени преимущественно во фруктовом саду. Еще недозрелые яблоки и груши осыпались. Я поднял одно такое яблоко, с шумом прилетевшее в траншею. Оно было румяное, но еще твердое, на зубах хрустнуло с брызгами. Очередной взрыв снаряда оглушил нас, земля и осколки полетели над головой, и мы поспешили убраться в блиндаж. Взрывы сотрясали наше прочное сооружение до самого основания. Так длилось целый час. Сержант Глобов не отрывался от окуляров стереотрубы и наносил на карту новые данные о немецких артиллерийских позициях.
После обстрела я снова пошел к дубу и не узнал его. Точно дряхлый старик, дерево простирало вперед к Висле свои костлявые безжизненные ветви. Зеленую крону будто ветром сдуло. В результате прямого попадания снаряда ствол дерева был расколот. Обнажилось огромное дупло, кем-то заботливо залитое цементом.
Вечером мы с сержантом опять сидели под дубом на поломанном суку. Висла казалась застывшей и неподвижной. Блекли тона в лучах заходящего солнца, мягче становилась зелень холмов, прозрачнее воздух. Прохлада оживляла уставшее за день тело. В такие минуты особенно велика жажда жизни: так бы вот встал во весь рост и запел песню! О дубе мы не говорили, как не принято говорить об убитых в бою друзьях.
Незамеченным подошел генерал-майор А. В. Щелаковский. Он постоял молча около нас и грустно сказал:
— Эка как его раскорячило... А ведь еще живой! [125]
|
|
|
