6. Придворный церемониал в первые два века по Р. X.

Особую привилегию так называемых «друзей императора» составляло право быть принятыми каждое утро для засвидетельствования ему своего почтения. Сомнительно, чтоб император принимал еще кого-нибудь каждое утро. Префект претория и городской префект были также в числе друзей, не говоря уже о том, что сами их обязанности требовали их частого появления при дворе императора. Плиний Старший, имевший привычку являться к Веспасиану еще до зари, принадлежал, без сомнения, к кругу его друзей. Эта прерогатива являлась в то же время и обязанностью, которой нельзя было пренебречь безнаказанно, хотя, конечно, не все императоры были одинаково строги на этот счет.

Часто при пробуждении императора представлялись ему сенаторы в полном составе, или же каждый лично за себя. При известных обстоятельствах такие визиты были обязательны. Когда Поппея родила Нерону дочь, весь сенат явился в Антий поздравить его с

этим; из всех сенаторов лишь один Тразея не был принят, и это оскорбление явилось предвестником его близкой смерти. Август, который кичился своим уважением к республиканским формам, никогда не допускал, чтобы сенат явился к нему в день своих заседаний, но сам шел приветствовать сенаторов в курию; состарившись, он просил, чтобы его освободили от этой обязанности. Тиберий в начале своего властвования пригласил сенаторов явиться к нему в полном составе для того, чтобы они не смешивались с толпой. Иногда к двору императора представляли женщин и детей из сенаторских фамилий.

Случалось также, что император после членов сената принимал всадников и даже людей более низкого звания. В этих случаях ему вручали множество прошений, и он старался показать себя как можно более милостивым и приветливым. Нерон при этом обнаруживал удивительную память, называя каждого по имени. К Веспасиану доступ был очень легок. В течение всего дня дверь его дворца оставалась открытой, и он принимал всех. В дни праздников производился общий прием, напр., в годовщину вступления на престол, в январские календы. В эти дни дворец великолепно украшался. Императорам подносили новогодние подарки, часто деньгами, и они, в свою очередь, также отвечали подарками. Август на эти деньги возводил статуи в городе. Тиберий вначале на каждый подарок отвечал подарком в десять раз более ценным; но впоследствии он перестал это делать. Калигула, чтобы наполнить свою казну, объявил, что готов принимать подарки, и не брезговал брать их лично. Клавдий отменил эти злоупотребления; но вряд ли они исчезли совершенно после этого.

Редко случалось, чтобы императрица торжественно принимала какую-нибудь корпорацию или целое сословие. Это делала Ливия — мать Тиберия, Агриппина — мать Нерона и Юлия Домна — мать Каракаллы. Но высокопоставленные лица, в особенности матроны, часто являлись к императрице приветствовать ее лично от себя.

В дни приемов вестибюль дворца был наполнен толпой людей, ожидающих аудиенции у императора. Даже в другие дни здесь было много народу, желавшего видеть выход императора, приветствовать его или передать ему просьбу.

Прием происходил ранним утром. К Веспасиану друзья являлись даже до зари, и он разговаривал с ними в постели или во время одевания. Когорта в тысячу преторианцев составляла постоянную стражу во дворце; по всей вероятности, у входа был караульный пост. Веспасиан, Нерва, Траян и некоторые другие императоры составляли исключение и не имели стражи. Кроме того, были еще особые телохранители из германцев, состоявшие при членах императорской фамилии. Иногда посетителей обыскивали, чтобы удостовериться, что с ними не было никакого оружия. Внутри дворца

прислуга наблюдала за порядком, докладывала о посетителях и вводила их. Формальности допущения к особе императора не всегда были одинаковы. «Это не у тебя, — говорит Плиний Младший Траяну в своем Панегирике, — приходилось переходить от унижения к унижению, переступать через тысячи порогов, и после всего этого останавливаться еще перед каким-нибудь препятствием. Перед тобой, за тобой, и в особенности, около тебя, напротив, царствует величественный покой. Повсюду такая полная тишина, приличия соблюдаются с таким благоговением, что из дома принцепса приносишь под кровлю самых небогатых людей и к самым бедным очагам примеры скромности и спокойствия».

Император, как и все посетители его, был одет в тогу. В тунике его могли видеть разве только интимные друзья. Нерон грубо нарушал обычай, принимая сенаторов в тунике с цветами и с кисейным платком вокруг шеи. Коммод принимал сенат также в простой тунике, белой, шелковой, затканной золотом и с рукавами. Каракалла раздавал народу платье, которое от него получило свое имя (род длинного плаща галльского покроя), и любовался, как плебеи дефилировали перед ним в этом одеянии.

Обыкновенно император целовал наиболее высокопоставленных из своих друзей. «Всем приятно было видеть, — говорит Плиний Траяну, — что ты по возвращении целуешь сенаторов так же, как они целовали тебя при отъезде; приятно было. слышать, как ты без чьей бы то ни было помощи называешь по именам наиболее почтенных всадников; всем нравились эти знаки приветливой простоты, с которой ты обращался к своим клиентам, почти предупреждая их приветствия». Следует обратить здесь внимание на отмеченную Плинием разницу в обращении с людьми разных сословий. Впрочем, правила на этот счет не раз менялись по произволу императоров: так Тиберий отменил ежедневные поцелуи. Калигула целовал очень немногих; большинству же и даже сенаторам он протягивал лишь руку или даже ногу для поцелуя. Клавдий отменил этот обычай; но Домициан восстановил его. Плиний Старший рассказывает, что при власти Клавдия в Риме появилась какая-то кожная болезнь и стала так распространяться, что в высших сферах целовали друг друга лишь со страхом. Нерон по возвращении из Греции обнаружил свою ненависть к сенаторам тем, что отказывался их целовать. Такая невежливость была тем более значительной, что этот способ приветствия императором членов высшего сословия в государстве стал в то время обычным.

В общем императоры во время своих приемов были весьма любезны с сенаторами. В течение двух столетий иначе держали себя с ними лишь Калигула, Нерон, Домициан и Коммод. Какая разница, по словам Плиния Младшего, между правлениями Домициана и Траяна! «Мы не являемся более на аудиенцию к императору со

страхом в душе и с боязнью, что минутное опоздание подвергает опасности нашу жизнь. Мы приходим полные доверия и радости в такое время, какое нам более удобно. Когда мы собираемся идти к императору, нас может удержать дома неотложное дело; перед тобой не нужно вовсе извиняться в этом: ты заранее простил нас. Бегство и одиночество не следуют за твоими приемами; наоборот, мы остаемся, засиживаемся, как у себя дома, в этом дворце, который так недавно отвратительное чудовище окружило ужасом. Страх и угроза охраняли тогда двери; и принятые, и отвергнутые одинаково дрожали. Прибавьте к этому наполняющее ужасом обращение этого человека и его страшный вид: печать гордости на челе, гнев в глазах, женоподобная бледность его тела, а на лице бесстыдство, прикрытое обманчивой краской. Никто не осмеливался обратиться со словом к тому, кто искал молчания и мрака и выходил из своего уединения лишь затем, чтобы распространить вокруг себя отчаяние».

Любезность государя имела между прочим и свою дурную сторону: благодаря ей приемы затягивались до бесконечности. Антонин в старости подкреплял себя кусочком хлеба во время такого испытания его долготерпения. Хвалят еще Пертинакса за его доступность. Александр Север всегда приглашал сенаторов садиться. Напротив, Каракалла на своей зимней квартире в Никомедии не раз заставлял сенаторов простаивать целый день перед дворцом, не удостоив их приема даже к вечеру. Со стороны Гелиогабала было в высшей степени неприлично принимать сенат в постели.

Императоры охотно устраивали у себя большие празднества. При Клавдии на эти пиры собиралось до шестисот человек. Приглашались сенаторы, всадники и даже простые плебеи. Сенаторов нередко угощали особо: так Отон пригласил однажды на обед восемьдесят сенаторов, из которых некоторые привели с собой жен. Дамы из этого сословия, по-видимому, нередко присутствовали на таких пирах. Пертинакс пригласил в день своего восшествия на престол магистратов и важнейших сенаторов. Тиберий, когда принимал у себя консулов, то встречал их у входа и провожал также до дверей. Их обычное место было по правую и левую руку принцепса. Приглашение к императорскому столу было великой честью. Веспасиан, будущий император, благодарил Калигулу за это даже на заседании сената. Марциал объявляет, что если бы ему пришлось выбирать между обедом у Домициана и у Юпитера, то он остановился бы на первом; Стаций выразил свою благодарность «великому императору» (Домициану) в одном из своих самых длинных произведений, проникнутых особенным воодушевлением. Чтобы добиться такой чести, один богатый провинциал заплатил двести тысяч сестерций. На этих пирах было очень смешанное общество, вследствие чего иногда случались весьма неприятные происшествия. Один из гостей Клавдия, Тит Виний, состоявший в преторском сане, был заподозрен

в краже золотой чаши; на следующий день он был снова приглашен, но на этот раз перед ним поставили глиняную чашу.

Август обращался со своими гостями очень приветливо и по-дружески; часто он появлялся уже после начала пира и уходил, не дождавшись конца, причем требовал, чтобы никто не беспокоился. Хвалят также очаровательные пиры Тита. По словам Плиния Младшего, Домициан обыкновенно обедал один и являлся за стол своих гостей лишь для того, чтобы зорко наблюдать за их поведением и словами. Им скорее бросали кушанья, чем подавали, и хозяин скоро удалялся продолжать свои уединенные оргии. Траян восхищал всех больше всего своей любезностью. За его столом охотно разговаривали о разных возвышенных предметах; каждый свободно говорил, что ему вздумается, и император нередко принимал участие в общем разговоре. Дион Кассий рассказывает об одной мрачной шутке Домициана на пире, на котором присутствовали сенаторы и всадники. Зала была обтянута черным; слуги, также в черном, похожи были на привидения, кушанья подавались в черной посуде; около каждого из присутствующих лежала дощечка с его именем и стоял зажженный канделябр, как в могиле. Возвращаясь домой, каждый думал, что найдет смертный приговор; но их ждали вместо этого щедрые подарки.

Кушанья были очень скромны при Августе, приличны при Тиберии, изысканны на торжественных пирах Веспасиана и очень умеренны за его обыкновенным столом. Коммод проявлял необычайную расточительность; его преемник Пертинакс не подражал ему в этом, а Александр Север поставил себе за правило сокращать возможно более эту статью расхода.

На пиры являлись обыкновенно в тогах. Возможно, что магистраты, присутствуя за императорским столом, были облечены в знаки своего достоинства. Обычай, по которому военные появлялись во всем параде, начался, по-видимому, не ранее третьего века.

Мы имеем некоторые отрывочные сведения, касающиеся подробностей сервировки императорского стола. Марк Аврелий, чтобы добыть средства для войны, продал много разных драгоценностей, а именно: хрустальные и золотые чаши. Мы знаем также, что в его время скамьи, на которых возлежали за столом, были покрыты золотыми чехлами. Начиная с 16 г., императоры одни имели привилегию пользоваться за столом золотой посудой: Тиберий особым указом запретил ее употребление частным лицам. Белое с золотым, по-видимому, было отличительным признаком ливреи придворных служителей.

(Friedlander, Moeurs romains, d'Auguste aux Antonins, I, стр. 152—175; франц. перевод, изд. Ротшильда).