14. Подавление мятежа в Риме. 15. Обязанности хорошего правителя, по императору Юлиану

14. Подавление мятежа в Риме

В то время (в 355 г. по Р. X. ) в Риме префектом был Леонтий, обладавший многими качествами почтенного судьи: он был всем доступен, в высшей степени справедлив при разборе дел, и в сущности снисходителен, хотя и казался иногда чересчур суровым в своем стремлении поддержать авторитет власти. Против него то и поднялось возмущение, поводом к которому послужило самое обыденное и пустое обстоятельство. Леонтий приказал арестовать возницу Филорома; народ вступился в это дело и взбунтовался, рассчитывая застращать префекта. Но последний остался тверд и непоколебим; он приказал своим прислужникам арестовать нескольких бунтовщиков, наказать их палочными ударами и отправить в ссылку: и при этом никто не осмелился выразить свой протест ни словом, ни делом. Несколько дней спустя народ, привычный к мятежу, собрался на сходку в окрестностях Септизониума [1], под предлогом недостатка вина... Префект смело отправился туда. Вся его свита, и гражданские чиновники, и военные, умоляли его не ходить к дерзкой и враждебно настроенной толпе, которая еще не забыла недавнего своего недоразумения с префектом. Но Леонтий не поддался страху и прямо отправился на сходку, не обратив внимания на то, что некоторые из свиты не пошли за ним, вследствие того, что он так опрометчиво подвергал себя опасности. Сидя на колеснице, он в высшей степени спокойно и строго глядел прямо в лицо бунтарям; он также хладнокровно выслушивал и брань, направленную против него. Потом, заметив в толпе какого-то человека, высокого роста, атлетического телосложения, с рыжими волосами, Леонтий спросил

__________

[1] Здание на Палатине — Ред.

его, не он ли Петр Вальвомер. Тот нахальным тоном дает утвердительный ответ. Так как он давно уже был известен префекту как зачинщик всяких возмущений, то Леонтий велит повесить его со связанными на спине руками, несмотря на протест толпы. Арестованный начинает звать на помощь своих товарищей, но толпа, видя как исполняется приказание, разбегается в разные стороны по городским улицам, и таким образом опаснейший руководитель толпы поплатился своими боками без всякого протеста с какой бы то ни было стороны, точно все дело происходило при закрытых дверях.

(Аммиан Марцеллин, XV, 7).

15. Обязанности хорошего правителя, по императору Юлиану

Его первая обязанность — благочестие, уважение к культу богов; затем — набожное отношение и нежные чувства к родителям, живым или умершим, расположение к братьям, почтение к семейным богам, мягкость, ласковость по отношению к слугам и чужеземцам.

Желая нравиться своим, он в то же время справедливо заботится об интересах всех. Он любит богатство, — не то, которое измеряется количеством золота и серебра, но то, которое представляет собой истинная доброта в отношениях к друзьям и благоволение, чуждое лести. Стойкий и храбрый по природе, он не любит войны и ненавидит гражданские смуты. А если случатся эти несчастья, по воле судьбы или по злобе людской, он мужественно их переносит, мощно отражает их, преследуя свою цель до конца и не прекращая борьбы, пока не укротит всех врагов. Когда его оружие одержало победу, он снимает с себя губительный меч и убийство того, кто уже не сопротивляется, считает преступлением. Друг труда, одаренный великой душою, он присоединяется к работе других, не страшится принять самое широкое участие в ней и разделяет с ними награду за опасности не потому, что его заботило и радовало обладание большим количеством золота и серебра, чем у других, или большим числом увеселительных дворцов, а потому что он всем хочет делать добро и простирать свои милости на всех, кто нуждается в них.

Он заботится о гражданах, как пастух заботится о стаде, чтобы оно было цветущим и сильным, выбирая для этого самые обильные и спокойные пастбища. Он не спускает глаз с собак, приучая их к смелости, силе, мягкости, видя в них породистых собак, бдительных хранителей его овец, товарищей по предприятиям, защитников народа, а не расхитителей его стада, не волков, не выродившихся собак, которые, забывая свою природу и свое воспитание, становятся, вместо спасителей и покровителей, великим бедствием для стада.

442

Он не допускает, чтобы они спали, ленились и были негодны к борьбе: такие хранители сами нуждались бы в охране; но он не хочет также, чтобы они восставали против своих начальников. Он знает, что для победы на войне прежде всего нужна дисциплина. Он приучает своих солдат переносить все труды, быть стойкими и твердыми, — в том убеждении, что нечего ждать от защитника, который бежит от труда и не справляется с усталостью. Добиваясь этого, он не ограничится одними увещаниями, восхвалением от всего сердца хороших солдат, наградами или непреклонно строгими наказаниями, действуя убеждением или принуждением. Он начнет прежде всего с того, что сам явится таким, каким он хочет видеть других, сам будет воздерживаться от всякого наслаждения, не будет стремиться ни к большому, ни к малому богатству, не будет грабить своих подданных, предаваться сну и лени...

Его спасительное и благодетельное влияние в государстве будет состоять не только в отражении внешних опасностей, не только в борьбе с соседними варварами; подавляя смуты, исправляя дурные нравы, преследуя роскошь и разврат, он принесет лекарство от самых великих бедствий. Будучи в состоянии устранить насилие, беззакония, несправедливость, корыстолюбие и их последствия — раздоры и смуты, он не допустит их появления, а если они уже проявились, постарается уничтожить их, с корнем вырвать из своего государства. Он с таким же вниманием будет следить за гражданином, преступающим закон, как за врагом, вступающим на укрепления. Ревнивый хранитель законов, он будет при случае лучшим законодателем, и никогда, ни под каким предлогом он не введет в число установленных законов закона лживого, неправильного, незаконнорожденного. Он будет заботиться только о праве и справедливости, и ни родственники, ни союзники, ни друзья не получат от него ни малейшей милости в ущерб справедливости...

Если он издает уголовный закон, он устранит из наказаний суровость и жестокость, поручив применение их людям мудрым, которые являли в трибунах в течение всей своей жизни блестящее доказательство своей справедливости, и которые не станут под влиянием минуты, после короткого обсуждения, или даже совсем без обсуждения класть черный шар против гражданина. Что касается его самого, то у него не должно быть ни меча в руке, чтобы поразить гражданина, хотя бы он совершил ужаснейшее из преступлений, ни копья в сердце; он должен быть подобен царю богов, от которого проистекают все блага, и который не производит никакого зла...

Он должен распределять должности сообразно природным или приобретенным наклонностям каждого: человеку смелому, предприимчивому, великодушному и благоразумному он дает военные занятия; человеку справедливому, мягкому, человеколюбивому и легко доступному состраданию — управление гражданскими делами;

наконец, тому, кто соединяет в себе и те, и другие черты, он предоставит больше чести и власти, чем всякому другому, вручив ему — с не меньшей справедливостью, чем мудростью — суд над преступлениями, за которым следует законное наказание преступника в интересах угнетенных...

Всех этих должностных лиц он выберет не случайно; он не захочет быть менее искусным ценителем, чем оценщики драгоценных камней...

Зная хитрость людей, которые часто лгут под маской добродетели, он не дает ввести себя в заблуждение. Но раз он остановился на ком-либо в своем выборе и окружил себя наиболее честными людьми, он может положиться на них при назначении низших чиновников.

Что касается народа, он не потерпит ни того, чтобы горожане бесчинствовали, ни того, чтобы они терпели недостаток в необходимом; он будет заботиться о том, чтобы сельские жители, живущие обработкой земли, приносили своим хранителям и защитникам пищу и приличную одежду. Тогда все, с презрением относясь к роскошным дворцам, великолепным и разорительным праздникам, будут жить в глубоком мире, в надежном убежище от нападения внешнего или внутреннего врага.

Как доброго гения, будут любить они виновника их благополучия, благословлять Небо за дарование его им, и их искренние пожелания будут призывать на него всякий успех. Боги, в свою очередь, услышат их моления и, даруя ему прежде всего небесные дары, не лишат его и человеческих благ.

Наконец, когда рок допустит болезням одолеть его, они примут его в свой сонм на свои торжества и распространят его славу среди всех смертных.

(Юлиан, Второй панегирик Констанцию, 27—32).