Рождение ребенка и молодая пара

Трудности, связанные с тем, что брак – это сочетание двух семей, отступают на второй план, когда на сцену выходят переживания бере­менности, родов, кормления младенца до одного года, поскольку три­ангуляция в юной семье сопряжена с огромными сложностями. Самый очевидный треугольник – это жена, ее мать и муж. Теща либо стано­вится матерью мужа, из чего вытекают новые сложности, либо сорев­нуется с, ним, давая ему понять, что жена никогда не будет ему принад­лежать, потому что уже принадлежит своей матери. А он сильнее нуж­дается в материнстве своей жены, поскольку потерял свою мать, взяв другую женщину. Жена – вор, отнявший сына у матери. Отношения мужа со своим отцом и тестем обычно менее значимы, хотя по-своему могут помочь ему терпеть безнадежную механическую жизнь, в кото­рую свойственно убегать мужчинам, чтобы не чувствовать боли обще­ния с людьми.

Первоначальное чувство мужской гордости при мысли о беремен­ности жены вскоре сменяется ощущением отделенности, поскольку жена все больше погружается в свою связь с существом, живущим внутри ее утробы. Мужчине остается наблюдать со стороны за изме­ной жены. Она пытается вовлечь мужа в радость своей новой страсти, переживаемой при беременности, а это и восхищает мужа, и в то же время парадоксальным образом причиняет ему боль. Чем больше она делится с ним удивительным чудом своей внутренней жизни, тем ост­рее он понимает, насколько посторонним является во всем этом.

И, наконец, ребенок рождается – наступает главный момент в ис­тории этой триангуляции. Радость, ужас и реальность рождения вско­ре перечеркивается ощущением мужа, что ему остается лишь издали созерцать наивысший оргазм жены. Он вдруг понимает, что все пре­дыдущие их оргазмы почти ничего не значат и что он никогда не смо­жет такого пережить. Потом, при кормлении грудью, жена получает драгоценную возможность регрессировать к своему младенчеству и пережить тот первичный процесс, что предшествует появлению речи. На фоне глубокого, корневого общения матери и ребенка контакт жены с мужем кажется совсем бледным. Все больше муж понимает, что он исключен биологически и отослан в мир психосоциальных отноше­ний. К тому же ее неизбежная регрессия на службе эго требует от него для поддержания равновесия стать символической матерью жены. Но и эту возможность помочь регрессии жены обычно отнимает у него теща, появляющаяся, чтобы участвовать в рождении и уходе за ребен­ком, при этом отодвигая мужа в сторону.

Обычно при попытке разрешить эту ситуацию он отрицает чувство своего эмоционального голода, а она – силу своего примитивного удовольствия, в надежде вернуть хотя бы видимость близости, кото­рая была раньше. Жена не ведет себя, как самка паука, убивающая супруга. Но психологически такая метафора неплохо изображает скрытую картину ситуации. Поняв, что беременная жена отвернулась от него, муж часто склонен вкладывать свои чувства в борьбу за до­бывание денег или влияния во внешнем мире или в любовь к другой женщине. Когда он отворачивается от жены за то, что она отвернулась от него, начинается мучительный процесс, когда гордость подогрева­ет вечное соревнование в семье за обладание теплом и лаской.

Более того, на фоне глубинного телесного взаимодействия жены с новорожденным младенцем объекты культа для мужа – его пенис и физическая сила – представляются убогими; его бессилие – это уже не просто ощущение, но факт. Он понимает, сколь ничтожна его спо­собность возбуждать жену по сравнению с ощущениями родов, с тем, сколько внимания и тепла получает ребенок при кормлении грудью, не говоря уже о полной близости его повседневного общения с женой.

Часто все это провоцирует настоящий развод, выражающий и усу­губляющий уже произошедший эмоциональный развод. Развод позже явится защитой на всю оставшуюся жизнь. Он может свалить вину за все проблемы своей психики, за свою неудавшуюся жизнь на оставив­шую его жену, а она будет говорить, что во всех страданиях ее жизни виновен оставивший ее муж. У нее появляется еще один стимул влю­биться в своего ребенка, заменяющего мужа, а эти отношения легко превращаются в патологические. Вдобавок развод оставляет специфи­ческий эмоциональный осадок. Оба бывших супруга начинают с го­речью смотреть на любые взаимоотношения, так что их последующий брак может быть испорчен ощущениями, что все женщины таковы или что все мужчины одинаковы. Оба становятся в большей мере манипу­ляторами, холодными циниками, думающими про себя, что по-насто­ящему можно находиться в близости только с самими собой.

И как не удивляться – на фоне всех этих ужасов – действиям ма­тери-природы?

Война двух семей в браке

Для меня все очевиднее становится факт, что патология отдельных людей, физическая или психологическая, чаще всего является попыт­кой изменить свою семью. Брак – частный случай этого факта. Она вышла из семьи, где слишком тесные отношения, и начинает это по­нимать. Он происходит из семьи, где между людьми – большая дис­танция, и тоже понимает это. Двое представителей двух семей поже­нились в надежде научиться друг у друга чему-то новому. В браке оба хотят сохранить лояльность к своим семьям, и тогда начинается вой­на. Она хочет, чтобы между семьями была тесная связь; он хочет, что­бы между ними оставалось больше расстояния; а две семьи не сообща­ются между собой, потому что у них разные стили. Брак оказывается в неразрешимой ситуации, поскольку супруги хотят изменить свои се­мьи и в то же время – сохранить к ним лояльность. Он пытается до­казать жене, как важно хранить дистанцию, а она стремится доказать, что близость важнее.

Разрешение такой ситуации имеет два аспекта: профилактический и терапевтический. Терапевтический состоит в том, чтобы собрать две семьи обоих супругов – для исцеления нуклеарной семьи. Лучше все­го начать с трех поколений, если мы ставим цель помочь браку или мужу и жене в их отношениях с детьми. Но меня все больше интересу­ет профилактика, означающая встречу двух пар родителей и двух семей еще до брака, чтобы сделать видимыми их позиции вокруг этого брака и чтобы стало ясно: брак есть скорее союз двух семей, чем дво­их людей. Тогда межсемейная война будет идти хотя бы в открытую.

Почему невеста или жених никак не пытаются поменять свою соб­ственную семью, откуда они вышли? Во-первых, они с младенчества всосали ощущение, что лояльность к своей семье – вопрос жизни или смерти. Не будешь лоялен к своей семье – тебя не будут кормить. Если кусаешь грудь – умрешь от голода. Позже эта установка стано­вится не такой заметной, но очень прочно укоренившейся. Лояльность к семье придает достоверность твоему существованию: ты есть семья, ее персонификация. Отречься от семьи – отречься от своей личности, своего тела. Чтобы сражаться против семьи, нужно встать на какую-то иную основу, вне семейного мира, а это невозможно. Говорят: мож­но ли перестать быть человеком и стать приматом?

Отсюда следует вывод: если у тебя развивается психоз или невроз, он представляет собой скрытую попытку помочь своей семье изме­ниться. Ты становишься семейным привидением, мессией, терапевтом, помогающим семье исполнить свое предназначение. Конечно, в этом случае члены семьи становятся твоими противниками, потому что они про себя уже решили, что это – предел их надежд.