 |
Глава 4. Dream Theater
|
|
|
|
Глава 4
We fight for what is just
For all that we believe
We fight till death or glory
Fight to be set free
Dream Theater
Гарри переступил порог министерства магии в смешанных чувствах. Когда они с Роном и Гермионой прокрались сюда в прошлый раз, использовав Оборотное зелье, чтобы замаскироваться под министерских служащих, впечатления были довольно гнетущие – огромная статуя двух колдунов, сидевших на высоких тронах, поддерживаемых тысячами магглов. Магия – сила. Это было так омерзительно тогда, и почему-то стало еще омерзительнее после того, как Гарри прочел биографию Дамблдора, написанную Ритой Скитер. Мы должны выйти из тени и взять на себя полный контроль. Ради всеобщего блага. До этого Атриум украшала не менее лживая статуя двух колдунов, кентавра, гоблина и домового эльфа, именовавшаяся Фонтаном дружбы. Гарри уже позабыл, что собирался тогда спросить Гермиону, что она думает об этой статуе, на волне ее недавнего увлечения правами домовых эльфов и прочих колдовских народов-изгоев. Наверняка ничего хорошего.
Впрочем, сейчас в Атриуме не было статуй. Здание восстанавливали после боя, в ходе которого уцелевшие авроры и члены Ордена Феникса отвоевали его у Пожирателей смерти. Голые стены без единого портрета, зеркальный мраморный пол. И больше ничего. И это было даже хорошо.
Слишком много его ночных кошмаров происходило именно из этих стен.
Гарри пересек зеркальный пол Атриума, оглядываясь в поисках знакомого ему проверочного поста с охранником, который регистрировал посетителей, но не нашел его. Зато увидел, что у лифтов его дожидаются несколько человек.
– Гарри! – окликнул его Кингсли, высокий темнокожий маг, который временно выполнял обязанности министра магии. Гарри не сомневался, что его изберут на эту должность на постоянной основе. Трудно было найти более подходящего кандидата. Но вот человек, стоявший рядом, никаких приятных воспоминаний не вызывал. Гарри нахмурился:
|
|
|
– Корнелиус Фадж? Я думал, вы больше здесь не работаете.
– Гарри, Гарри, я так рад тебя видеть в добром здравии, – засуетился тот, расплываясь в улыбке. – Позволь выразить тебе нашу глубочайшую благодарность за твою отвагу. Мы все будем счастливы видеть тебя в рядах наших лучших...
– Я, кажется, говорил, что не стану работать ни с кем из «старой гвардии», – произнес Гарри, поворачиваясь к Кингсли и только сейчас заметив, что за его спиной стоит еще один колдун, низкорослый крепкий мужчина с множеством шрамов на лице. Почему-то он напомнил Гарри Аластора Муди. Только помоложе и без жуткой железной ноги.
– Гарри, это Гэйвин Робардс, глава штаба авроров. Он проведет собеседование, но тебе нечего волноваться... после всего того, что ты сделал... Это чистая формальность. Несколько тестов на владение боевой магией и защитными заклинаниями, думаю, с этим ты справишься. Но поскольку ты так и не закончил последний год обучения в Хогварце, тебе потребуется пройти дополнительное обучение при штабе. Включая стажировку.
– То есть, мне будут поручать какие-то реальные задания? – слегка оживился Гарри. Робардс кивнул:
– Да. У нас полно работы. Никто точно не знал, сколько людей было под началом у Вольдеморта. Вероятно, его ближайшие помощники были в курсе, но все они были убиты в битве за Хогварц. Так что нам придется провести расследования, а затем выследить и схватить оставшихся. Первое время ты будешь работать в паре с кем-то из опытных авроров, но я не думаю, что…
– Позвольте, но разве Северус Снейп не выжил? – встрял Фадж, все еще косясь на Гарри, словно боясь, что тот сейчас укусит его. – Я слышал, он в Мунго и даже пришел в сознание.
|
|
|
– Снейп в настоящее время не может говорить, – ответил Кингсли, даже не пытаясь скрыть прорезавшуюся в голосе неприязнь. – У него были повреждены голосовые связки, и давать показания он сможет еще очень нескоро.
– Но ведь писать он может, не правда ли? Нам нужно поскорей допросить его. Ведь он единственный, кому... кто знает, что произошло. И в тот вечер, когда Дамблдор...
Гарри хотел было возразить, но Кингсли вдруг бросил на него предостерегающий взгляд и качнул головой:
– Прежде всего, думаю, мы должны выслушать Гарри. Чтоб иметь представление, достаточно ли у нас доказательств, если Снейп окажется не в состоянии свидетельствовать.
– Каких доказательств? – не понял Гарри.
– Доказательств его преступлений, разумеется.
– Гм… И если этих доказательств наберется достаточно, что тогда?
– Его осудят и посадят в Азкабан. Как и прочих, кого нам удалось взять живьем. Пойдем в штаб, Гарри. Там будет гораздо удобнее, и меньше вероятностей, что нас подслушают.
– Неужели до сих пор есть повод кого-то опасаться? – удивился Гарри. – Я думал, министерство под нашим контролем.
– Мы еще не закончили проверку всех сотрудников, – неохотно пробурчал Фадж, пропуская его и Кингсли в лифт. – Это очень… м-м-м… щекотливая тема, особенно в свете того, как… Как все обернулось. Ты, кажется, что-то такое говорил о Снейпе перед тем, как нанести Темному лорду последний удар.
– Говорил, – рыкнул Гарри, внезапно ощетинившись. – И повторю на суде, если потребуется.
– Да, конечно. Но сперва расскажи все нам. Тогда, возможно, и не будет надобности в суде.
Эта фраза нехорошим грузом повисла в воздухе, словно у нее было продолжение.
Продолжение вроде «. .. и мы избавимся от него без суда, дабы не будоражить общественность».
Гарри уловил эти интонации и насторожился еще больше. Когда в деле оказывался замешан кто-то из «старой гвардии» министерства, поводов для подозрения всегда предостаточно. Он еще помнил их методы – и резьбу особым пером Амбридж по собственной руке, и постоянные попытки дискредитировать его и выставить сумасшедшим, а потом эти униженные, назойливые, льстивые предложения присоединиться к ним, чтобы люди думали, что он поддерживает политику министерства, и у них все хорошо.
|
|
|
Нет уж. В этот раз он так просто на это не поддастся. Одно утешает – Кингсли проницателен и наверняка столь же быстро распознает угрозу. Вдобавок, он же работал со Снейпом в Ордене Феникса. Он знал позицию Дамблдора, какой бы абсурдной она тогда ни казалась. Он не допустит, чтобы осудили невиновного, если это действительно так.
Значит, теперь именно он, Гарри, должен это доказать.
Сомнительное удовольствие, если учесть, что его чувства к Снейпу до сих пор были смешанными. Вероятно, им требовалось бы поговорить с глазу на глаз и окончательно выяснить отношения, прежде чем предпринимать какие-либо дальнейшие действия. Но с учетом состояния бывшего преподавателя зельеделия такой возможности пока не представилось. Однако, провожая Гермиону сегодня утром в больницу, он вдруг понял, что уже не злится. В отличие от Рона, который от ревности, похоже, утратил всякий самоконтроль. Гермиона, застегивая плащ, окинула его тревожным взглядом:
– Гарри, ты уверен, что справишься? Может, нам следовало бы пойти с тобой?
– Пустяки, Гермиона. Это же Кингсли. Или ты не доверяешь ему?
– Он хороший. И верный. Но мне кажется, что когда речь идет о… о Снейпе… все они, все те, кто знал и любил Дамблдора, могут быть несколько… э-э-э…
– …необъективными?
Она с облегчением кивнула, явно довольная тем, что они мыслят в одном направлении.
– Гарри, пожалуйста, будь осторожен, ладно? Я не уверена, что мы можем расслабиться. Я слышала, как в больнице говорят о предстоящем суде. Многих ведь взяли на поле боя. И многих еще возьмут. А ты…
– А я все еще Избранный, да? – горько отозвался Гарри, подавая ей сумочку и удивляясь, что Рон не спустился на кухню сделать это вместо него. Семейство Уизли вообще вело себя несколько странно последние два дня, но Гарри списывал это на похороны. Такое горе в семье… Где уж тут быть адекватным. Он старался поменьше путаться у них под ногами и приходил в Нору только ночевать. А Рон второй день ни с кем не разговаривает. Поэтому утром на кухне завтракали только он и Гермиона, поднимавшаяся ни свет ни заря.
|
|
|
Гермиона кивнула:
– Да, ты все еще Избранный. Но если начнешь задирать нос – дам по шее.
– Не буду, – улыбнулся он. – Если хочешь знать, я был бы только рад, если бы про меня все забыли. Тогда я мог бы спокойно пожить для себя. Как обычный человек.
– Гарри, – она вдруг подалась вперед и заглянула ему в глаза, – ты ведь поможешь, если все-таки дело дойдет до суда? Ты расскажешь все честно, как было?
Он удивленно поднял брови:
– Конечно. Странно, что тебе понадобилось спрашивать.
И показал ей белые шрамы на тыльной стороне ладони, складывавшиеся в слова.
Я никогда не должен лгать.
Она легонько пожала кончики его пальцев:
– Хорошо. Потому что Рон… и остальные… Мне почему-то страшно.
– За нас? Или…
– Гарри, прости. Я знаю… Я знаю, что тебе трудно примириться с ним. Но подумай… Он, возможно, единственный, кто остался из тех, кто близко знал твою маму. Кто знал ее дольше всех, если не считать ее семью.
– И ненавидел моего отца, – буркнул Гарри, опуская руку. – Хоть и за дело. Я сам не знаю, как мне примириться с этим. Но врать я не намерен. Вранья было уже предостаточно. Я расскажу все, что видел в Омуте памяти. И все, что слышал от Дамблдора. Теперь это вряд ли представляет собой секретную информацию, когда война окончена. Но я еще не знаю, чем закончится мой сегодняшний поход в министерство. Надеюсь, они не отправят меня куда-нибудь сразу же, и что меня вызовут в суд для дачи показаний. Когда он, кстати? Ты не слышала?
– Я не знаю. Но я постараюсь тебе сообщить, как только узнаю. Надеюсь, увидимся сегодня вечером? Они же не дадут тебе настоящее боевое задание без подготовки. Это неразумно.
Вот вам и неразумно, думал Гарри, поднимаясь следом за Робардсом в штаб авроров. Присутствие здесь Фаджа уже навевало на определенные мысли.
Они что-то затевают. Понять бы, что именно. И против кого.
Он надеялся, что в последующие несколько часов получит исчерпывающий ответ на этот вопрос.
Штаб авроров тоже изменился. Гарри, мельком видевший его несколько лет назад, помнил огромную карту на стене, утыканную флажками, фотографии Сириуса и разномастных колдунов, заходивших сюда с отчетами. Карта, уже порядком истрепавшаяся и без единого флажка, по-прежнему висела на стене, а вот других авроров в кабинете не было. За одним из столов сидел неприметного вида человек, державший в руках объемистый блокнот и перо.
– Наш секретарь-стенографист, Аугустус Перк, – представил его Кингсли и жестом указал Гарри на свободный стул перед большим столом в самом углу кабинета, за который и уселся сам. Гарри сел. Фадж примостился за соседним столом, развернув свой стул к ним, Робардс – справа от Кингсли.
|
|
|
– Гарри, – Кингсли сцепил руки поверх стола, пристально глядя на сидевшего перед ним парня, – это, конечно, не официальный допрос, поэтому мы не стали соблюдать все формальности. Но нам необходимо прояснить некоторые вопросы. Ты можешь рассказать, какое задание тебе оставил Дамблдор? Каким образом тебе в итоге удалось убить Вольдеморта?
– Я не убивал его, – ответил Гарри, откидываясь на спинку стула. – В него срикошетило его же собственное заклятие, которое он послал в меня. Палочка не послушалась его. Поскольку она подчинялась именно мне, то любая магия, направленная из нее на меня, вернулась бы к тому, кто ее держал. Так что если вы думаете, что я какой-то особенный, неубиваемый и обладаю какой-то мощной магией – это не так.
– Гм. Дамблдор говорил, что… Впрочем, неважно. Так что вы делали весь этот год?
– Дамблдор говорил вам о крестражах Вольдеморта?
Кингсли нахмурился. Перевел взгляд на Робардса. Тот пожал плечами:
– Слово мне знакомо, но от Дамблдора я ни о чем подобном не слыхал.
– Это такое хранилище для души. Точней, ее части. Чтобы остаться в живых. Именно так он выжил после нападения на меня. И потому был фактически бессмертен. Он создал семь крестражей, начиная еще со школьного возраста. Для каждого из крестражей ему нужно было кого-то убить, – пояснил Гарри. – И поэтому он с каждым убийством все больше терял человеческий облик.
– Расщепив собственную душу на семь частей? Что ж, похоже, так и было, – проговорил Кингсли, снова бросив взгляд на Робардса.
– Не «похоже», а именно так и было, – с нажимом повторил Гарри. – И если Дамблдор не посвятил в это весь Орден, у него были свои резоны.
– Мы полагаем, что Дамблдор, очевидно, опасался за твою безопасность. Чтобы ты выполнил то, что он тебе поручил. И поэтому он никого не посвятил в то, чем именно ты будешь заниматься. Он лишь велел нам верить тебе при любых обстоятельствах, что бы ты ни сказал и ни сделал. Потому что, по его словам, он детально обсудил с тобой эту миссию, и ты знал, что делать.
– Знал не только я, – Гарри слегка переменил позу, чтобы сесть удобнее. На жестких министерских стульях это не очень-то получалось. – Снейп тоже знал. Но не с самого начала. Вы знали о том, что при уничтожении одного из крестражей Дамблдор пострадал от наложенного на него проклятия? Его рука…
– Он сказал нам, что допустил ошибку при снятии охранных чар и повредил руку. Но при каких обстоятельствах это было, мы не знали.
– После этого ему оставалось жить меньше года, – продолжил Гарри, отмечая их разом вытянувшиеся лица. – Он знал об этом. Знал и Снейп. Именно он заблокировал это проклятие, заключил его в уже пострадавшей руке, чтобы оно не распространилось сразу. Чтобы дать Дамблдору время. Если бы не это, Дамблдор умер бы еще тогда.
– Вот как? – Кингсли покосился на секретаря, чтобы убедиться, что тот все записывает. – Хорошо. Что было дальше?
– Вольдеморт отправил Драко Малфоя убить Дамблдора, чтобы наказать семейство Малфоев за проколы с пророчеством. Все понимали, что он не справится с этим заданием и погибнет при попытке. Дамблдор знал и об этом тоже. Поэтому он взял со Снейпа обещание, что именно он убьет его в нужный момент.
– Как?! – разом воскликнули три голоса. Гарри потер руками виски. Ему все казалось, что у него вот-вот снова заболит шрам, хотя болеть там уже было нечему и не от чего. Но эта агония, похоже, останется с ним навсегда. Ожидание боли, которая может наступить, а может и не наступить.
– Он сказал, что это… э-э-э… предпочтительнее той смерти, которая могла бы быть, если бы его убивал кто-то из Пожирателей. Быстро и безболезненно. Послушайте, мы можем говорить обо всем этом очень долго. И если это и впрямь необходимо, я расскажу все в подробностях, по крайней мере, в тех, которые мне известны. Но мне кажется, что сейчас имеет значение только один факт: Снейп – не преступник. Он исполнял приказы Дамблдора. Исполнял в точности. Ни больше, ни меньше. Если вам и моих слов мало, думаю, можно отправиться в Хогварц и спросить у самого Дамблдора. Через портрет в кабинете директора. Странно, что этого до сих пор никто не сделал, если у вас всех были такие сомнения. Ведь портрет там висит уже больше года. С того самого дня, как… как он умер. И Снейп общался с ним все это время, когда его назначили директором. И продолжал выполнять приказы. Он подбросил нам меч Гриффиндора, потому что этот меч – одно из немногих средств уничтожения крестражей. Он был вынужден слить информацию о том, когда именно меня будут эвакуировать из дома моей тети, но внушил Мундугнусу идею об Оборотном зелье и маскировке, чтобы защитить меня.
– Что ж, играл он очень убедительно, – процедил Кингсли сквозь зубы. По его лицу пробежала тень. – И отрезал Джорджу Уизли ухо для еще большей убедительности.
– Он не хотел это делать, – возразил Гарри, чувствуя, что начинает терять терпение. – Он просто промахнулся. Он целился в Пожирателя, который гнался за кем-то из наших. Вы же помните… Был бой.
– Гарри, неужели ты оправдываешь его? – изумился до сих пор молчавший Фадж. – Признаться, я удивлен. Я слышал немало историй… Про то, чем он славился раньше, до поступления в Хогварц преподавателем. Собственно, и в Хогварце…
– Он. Выполнял. Приказы. Дамблдора, – отчеканил Гарри, садясь ровнее. – Я непонятно выражаюсь? Какие еще заявления вам нужны? Если нужно непременно устраивать суд над ним, то у вас нет никаких улик против него. Я приду и расскажу все, что знаю. И если это возможно, притащу туда же портрет Дамблдора, если моих слов вам мало.
– Довольно странно слышать от тебя подобные слова, Гарри, – негромко вставил Кингсли. – Я помню, как вы со Снейпом не любили друг друга. Из-за Джеймса. И Сириуса. И много чего еще.
– Я и сейчас не могу сказать, что люблю его. Но если вы были близко знакомы с моим отцом и Сириусом еще в школе, то должны быть в курсе, что они там устраивали, – отрезал Гарри. – В прошлом году я в качестве наказания переписывал старую картотеку мистера Филча в Хогварце и начитался там такого… Я не могу и не стану оправдывать их поведение. Это мой отец и мой крестный, и я люблю их. Но порой нужно отделять действия и поступки от самого человека. За последний год я испытал это на собственной шкуре. И еще не раз пожалею о том, что мне не хватило ума додуматься до этого раньше. В общем, что бы вы ни пытались устроить против Снейпа – у вас нет улик.
Фадж сдвинул брови к переносице:
– Гарри, но ты же…
– Что я?
– Северус Снейп после школы пошел на службу к Темному лорду. У него на руке до сих пор стоит Смертный знак. Мы все его видели. Дамблдор поручился за него тогда. И вот теперь снова… Совершенно очевидно, что этот человек будет постоянно срываться и браться за старое, а раз так, то он…
– Вы что, не слышите меня? – вконец рассердился Гарри. – Я же только что объяснил, что произошло. Что же касается того, что вам удивительно слышать от меня такое… Мистер Фадж, я, может, не слишком быстро соображаю. И часто действую интуитивно. Но я не подлец. И врать только потому, что человек мне неприятен как личность, я не буду, если от этого зависит его жизнь.
– Да, ты определенно повзрослел за этот год, Гарри, – Кингсли отодвинулся от стола. – Возвращаясь к вопросу о крестражах… Я так понимаю, что вы уничтожили их все, прежде чем ты сразился с Вольдемортом один на один?
– Последним крестражем был я сам, – ответил Гарри, снова откидываясь на спинку стула. – Вольдеморт должен был убить и меня. Нужно было избавиться от этой части его души, которая жила во мне с момента его первого нападения на меня.
Наверное, он сказал это зря. Их лица застыли, будто посмертные маски. Гарри усмехнулся. Ну вот, опять все сначала. Он уже не раз видел такие лица – когда все узнали, что он змееуст; и когда узнали, что у него случаются видения, в которых он видит и чувствует, что сейчас делает Вольдеморт.
– Как ты выжил? – сухо спросил Фадж, доставая из кармана блокнот и делая в нем какие-то пометки.
– После Тремудрого турнира моя кровь пошла в котел с зельем, которое сварил Питер Петтигрю, чтобы вернуть Вольдеморту тело. Это обеспечило дополнительную привязку, благодаря которой я остался в живых, когда перестал быть крестражем. Именно Вольдеморт должен был убить меня. Таким образом уничтожалась только часть его души, жившая во мне.
– Поразительно, – едва слышно выдохнул Робардс. – Никто из нас и слыхом не слыхивал о такой магии…
– Никто из нас даже близко не достиг того уровня и опыта, который был у Дамблдора и у самого Вольдеморта, – отозвался Кингсли, кривя губы. – Но некоторые люди не пользуются черной магией не потому, что не могут, а потому что не хотят.
Гарри кивнул. И некстати вспомнил, как Шляпа-Сортировщица едва не отправила его в Слизерин. Если бы не высказанное лично им пожелание не попадать туда, то, вероятно, там бы он и оказался.
«Выбор, Гарри. Только наш выбор определяет то, кем мы станем. Выбор, а не наши врожденные способности».
– Гарри, как ты узнал обо всем этом? Тебе рассказал Дамблдор?
– Я увидел это в воспоминаниях Снейпа. Вольдеморт попытался убить его в ночь битвы за Хогварц. Он дал нам тайм-аут и потребовал, чтобы я сам пришел к нему.
– Да, это мы помним.
– После этого я узнал, что он в Воющей Хижине. Мы прокрались туда.
– С мистером Уизли и мисс Грейнджер?
– Да, они оба были со мной.
– Хорошо. Дальше.
– Вам известно, что Вольдеморт охотился за Бузинной палочкой? Палочкой, которая была у Дамблдора. И которую он отнял у Гриндевальда.
– Я знал о палочке, – ответил Кингсли. – Но что Вольдеморт за ней охотится – нет.
– Он похитил ее из могилы Дамблдора. Она считается самой мощной палочкой из всех существующих. И слушается только того, кто силой отнял ее у предыдущего владельца... ну, то есть, какую-то магию с ее помощью творить можно, но она не будет работать в полную силу. Мистер Олливандер рассказал мне, что такое свойство есть у всех палочек, поэтому нам плохо удается магия, если мы пользуемся чужими палочками, не отвоеванными у хозяев. Как я уже говорил тогда на финальной битве, последним владельцем палочки был не Снейп, хотя Вольдеморт решил, что именно он – ведь он убил Дамблдора. Вольдеморт не знал, что в тот вечер Дамблдора разоружил Драко. Поэтому палочка слушалась его. А потом перешла ко мне, когда я разоружил Драко. Думаю, вы можете спросить у самого Олливандера все необходимые подробности. Я не знаю, как именно это работает и почему, меня интересовали только основные принципы.
– Значит, Вольдеморт хотел убить Снейпа только потому, что считал, что ему нужно перехватить полный контроль над Бузинной палочкой?
– Да. Но Снейп еще был жив, когда Вольдеморт ушел, и мы подошли посмотреть. Он передал мне свои воспоминания, и я отнес их в Омут памяти в кабинете директора. Так и узнал. И о планах Дамблдора, и обо всем остальном.
Кингсли снова сцепил руки на поверхности стола, напряженно что-то обдумывая. Какое-то время все молчали. Фадж ерзал на своем стуле. Секретарь просто сидел неподвижно, ожидая, когда кто-то заговорит снова, чтобы начать стенографировать. Робардс, казалось, вообще ушел в себя. Гарри вдруг осознал, что ему стало гораздо легче дышать. Словно он снял с себя тяжелейший груз. Впрочем, ему не хотелось и дальше говорить об этом, и особенно о том, что именно он узнал о себе самом из этих воспоминаний.
Что Дамблдор фактически отправил его на смерть. Отправил, не объяснив ему этой последней части своих догадок, что Гарри останется в живых, а погибнет лишь та часть Вольдеморта, которая жила в нем все это время. Оставил его в полном отчаянии и беспросветной темноте, с одной-единственной надеждой на то, что именно эта смерть наконец-то покончит с Вольдемортом.
Или, по крайней мере, станет одной из последних ступенек, ведущих к его полному поражению.
Думать и вспоминать об этом было не то что неприятно. Это было невероятно, нечеловечески больно.
Ради всеобщего блага.
Кингсли, наконец, очнулся от размышлений и поднялся на ноги:
– Гарри, если ты не возражаешь, мы хотели бы посовещаться. Ты не мог бы выйти на пару минут? Я только уточню кое-что, и мы приступим к оформлению.
– Какому оформлению? – не понял Гарри, тоже вставая со стула.
– Ты же не передумал стать аврором, нет?
– А… Нет. Не передумал.
– Превосходно. Тогда оставь нас на несколько минут. Мы сейчас позовем тебя обратно.
Преисполнившись самых мрачных подозрений и жалея, что опять-таки не прихватил с собой парочку подслушей, Гарри вышел в коридор. О чем они там собираются совещаться? Разве им требуются еще какие-то доказательства? Все это ему очень не понравилось. Он только надеялся, что сумеет выполнить то, что пообещал Гермионе сегодня утром.
«Я – не мой отец».
«Я могу быть лучше».
«Я могу отодвинуть старые предрассудки».
Я могу.
Я могу.
Едва за ним закрылась дверь, Фадж подскочил на своем стуле:
– Господин министр, неужели вы в это верите?
– Его рассказ совпадает с тем, что говорил Дамблдор, – возразил Кингсли. – У меня нет причин не верить. Хотя, признаться, история неприятная. И я пока не знаю, как на все это реагировать. Мы проморгали момент, когда можно было скрыть тот факт, что Снейп остался в живых. Об этом уже многие знают. В больнице слишком много людей и ушей. Если бы мы вовремя среагировали так, как было нужно, и спрятали его, у нас было бы время подумать, что с ним делать. Теперь же, если мы не приведем Северуса Снейпа на суд, общественность нас сожрет с потрохами, сколько бы и каких доказательств мы ни представили, даже если мы найдем способ принести туда портрет Дамблдора, что, как мне кажется, невозможно – не припомню, чтоб портреты директоров хоть раз выносились из Хогварца. А второго портрета за пределами школы я ни разу не встречал. Не говоря уж о том, что устроят родители детей, последний год учившихся в Хогварце под управлением Снейпа. А если мы таки приведем его в суд, то все равно будем вынуждены отпустить. Доказательств против него нет.
– Но, помилуйте… При всем уважении к тому, что сделал Поттер, поверить парню, в котором все это время жила часть Темного лорда?!
– Вы сомневаетесь в адекватности Поттера? – осведомился Робардс, слегка постукивая пальцами по краю стола.
– Он с самого начала был слегка… э-э-э… не в себе. Все эти россказни… Любимец Дамблдора. И масса компрометирующих ситуаций, которые…
– Фадж, вы никогда не признавали, что Дамблдор все это время был прав, – отрезал Кингсли. – Мне казалось, вы это переросли, и только поэтому я позволил вам вернуться в министерство в качестве консультанта. Мне самому неприятен Северус Снейп после всего, что произошло с июня прошлого года. И если бы не свидетельство Гарри, я и сам голосовал бы за то, чтобы его отправили в Азкабан. Просто на всякий случай. Во избежание того, что он примкнет к остаткам Пожирателей. Снейп сильный волшебник. Очень сильный. Я работал с ним в Ордене Феникса. Он единственный из всех нас, помимо Дамблдора, кто обладал достаточно мощными способностями к окклуменции, чтобы закрыть свое сознание от Темного лорда. И в то же время являлся довольно искусным легилиментором. В сочетании с обширными познаниями в области зельеделия и черной магии, согласитесь, это опасный дар. И будь моя воля, я держал бы его под стражей, пока… Пока он действительно не докажет, что больше не вернется к подобным занятиям, даже если эти занятия будут направлены на благое дело. Вы бы видели, сколько сов я ежедневно получаю с гневными требованиями немедля наказать всех пойманных Пожирателей.
– Так почему бы нам не закрыть его в Азкабане? – понизив голос, произнес Фадж, склоняясь ближе к Кингсли. – Приведем его на суд. Без свидетелей в его пользу его нетрудно будет осудить.
– А Поттер?
– Суд через три дня. Зачислим его в стажеры при штабе авроров прямо сейчас, как вы и собирались, – бывший министр кивнул Робардсу, – и сразу же дадим ему какое-то задание, на которое ему потребуется минимум неделя. Надо услать его подальше, чтобы у него не было возможности вернуться сюда и свидетельствовать.
Кингсли нахмурился еще больше:
– Вы понимаете, что это нарушение как минимум целой серии законов? И прав человека на защиту? Если у нас есть свидетель, готовый представить доказательства невиновности, мы обязаны заслушать его показания на суде. Другое дело, если бы он отказался свидетельствовать. Но он готов и хочет.
– Свидетель, о вражде которого с обвиняемым знают очень многие, кто посещал Хогварц и хоть немного знал Поттера и его семью, – Фадж поднялся на ноги и принялся мерить шагами пространство вокруг стола Кингсли. – Никто особо не удивится, если Поттер не явится на заседание. О том, что он готов свидетельствовать в его защиту, знаем только мы. Возможно, он что-то успел рассказать друзьям, но я в этом сомневаюсь. В любом случае, больше никого вызывать в качестве свидетеля не будем. А с учетом всего произошедшего люди будут только рады упечь Снейпа в Азкабан.
– Но многие также слышали слова Поттера во время финальной битвы, – возразил Кингсли. На его лице отчетливо отражалась борьба, происходившая у него в душе.
– Если кто-то вспомнит об этом во время заседания, мы всегда сможем сказать, что это все горячка боя. Мало ли что можно было наплести с перепугу... Опять же, после всего, что было написано в «Пророке»…
– … и к написанию чего вы лично приложили руку, Фадж.
– Это несущественно, – отмахнулся Фадж, – зато мы обезопасим магическое сообщество. Вы же не хотите, чтобы у вас под носом вырос новый Темный лорд и собрал вокруг себя остатки Пожирателей? Чтобы всех их переловить, потребуется время. Много времени. И пока они не пойманы, угроза сохраняется. Не так ли, мистер Робардс?
Глава штаба авроров молча кивнул.
Кингсли, все еще хмурясь, отвернулся к окну, размышляя. Он всегда славился благоразумием. Его знали не только как опытного аврора, но и как человека рассудительного и справедливого. Который никогда не допустил бы несправедливости, творившейся у него перед глазами. А теперь же ему предлагают попросту слить лучшего шпиона Дамблдора. По сути, устроить судилище, без доказательной базы, без свидетелей. И все это поразительно напоминало такие же судилища, которые учинялись во времена Барти Крауча. Тогда тоже много народу попало за решетку просто потому, что их поймали не в том месте и не в той компании.
Впрочем, про Северуса Снейпа подобного не скажешь. Множество людей видели его в команде Вольдеморта и наблюдали, как с его молчаливого попустительства в Хогварце «дисциплинировали» учеников. Многие работники министерства знали, что именно Снейп убил Дамблдора. Так что в детали особо никто вникать не будет, даже если Снейп на суде не признается в совершенных преступлениях.
Это было неправильно.
Но это был единственный вариант, чтобы успокоить людей. Возможно, потом, когда все утихнет, можно будет амнистировать его. Или провести дополнительные расследования. Или…
– Хорошо, – наконец, изрек он, снова поворачиваясь к собеседникам. – Оформляйте Поттера в стажеры. Но участвовать в этом фарсе лично я не собираюсь.
– Если вы дадите мне необходимые полномочия, я с радостью буду председательствовать на суде вместо вас, – с готовностью вызвался Фадж. Кингсли, поморщившись, кивнул:
– Вы, я вижу, прямо-таки рветесь к работе. Мне это не нравится, но я согласен. Составьте необходимые документы, я подпишу. Если это ради всеобщего блага…
Ради всеобщего блага.
|
|
|
