 |
Глава 23. Evanescence
|
|
|
|
Глава 23
Don't you want to feel?
Don't you want to live your life?
How much longer are you gonna give in to the fear?
I can't go on pretending
So give me something real
Evanescence
Гермиона проснулась рано утром, будто от какого-то внутреннего толчка. Проснулась – и не сразу сообразила, где находится. В голове царил туман. Ночью ей снова снились его руки, гладившие ее, его губы, скользившие по ее шее… Что, в общем-то, неудивительно после того, что произошло вечером. От одного только воспоминания о том, как его губы касались внутренней стороны ее запястья, ее охватила дрожь. Ей было приятно целоваться с ним. Приятно прижиматься к нему и обнимать его за шею. Но стоило ей почувствовать, как он чуть крепче сжал ее в объятиях, она опять испугалась, что он потребует большего, и позорно сбежала к себе, даже не поужинав с ним. И он, наверное, обиделся на нее. Если он вообще способен обижаться.
«Если он без единого упрека жил с тобой все это время, то с чего бы обижаться? Он сам тебе сказал, что заставлять не будет. Но ты же сама к нему полезла, Грейнджер. Ты этого хотела. Какие теперь претензии? »
Претензий у нее как таковых и не было.
Более того – ей захотелось повторения.
Приподнявшись с подушки, она затаила дыхание и прислушалась. Снизу доносилось едва слышное позвякивание посуды на кухне. Значит, он еще не ушел, но вот-вот уйдет.
Одеваться времени не было. Гермиона, как была, в длинной белой ночной сорочке с вырезом, открывавшим шею и ключицы, выскочила из постели, открыла дверь и выбежала на лестницу.
Снейп стоял у двери, уже одетый в плащ, проверяя карманы, не забыл ли чего. Услышав ее шаги, обернулся. И замер на месте, глядя на нее. Он впервые видел ее в ночной сорочке, с распущенными по плечам волосами. Гермиона ни разу не показывалась ему в таком виде. Как и он сам, дома она ходила тщательно одетая и застегнутая на все пуговицы, с заплетенными в косу волосами. Сорочка была длинная и достаточно просторная, чтобы внушить ей уверенность в соблюденных правилах приличия. Но ему было видно гораздо больше, чем эти самые правила позволяли.
|
|
|
Ну, то есть, если не учитывать, что они официально являются мужем и женой.
– Доброе утро, – сказал он, не отрывая от нее глаз.
Ну да. Что еще он мог сказать? Из головы с каждой секундой стремительно улетучивались все пристойные мысли. Эта изящная шея в обрамлении каштановых завитков, волнами ложившихся на плечи и спину, так и притягивала взгляд.
– Вы уже уходите? – пролепетала она, похоже, в одно мгновение утратив всю свою решимость.
– Да. Вернусь к семи, как обычно. Вы что-то хотели?
Она смотрела ему в глаза. О, да. Она совершенно определенно что-то хотела.
Все еще отчаянно робея, Гермиона приблизилась к нему, привстала на носочки и дотронулась губами до уголка его губ.
Этого он не ожидал.
Отстраниться она уже не успела. Северус обхватил ее обеими руками и ответил с таким жаром, что у нее подкосились ноги, и она упала бы, если бы он не держал ее. Его руки сжались на ее талии, совершили уже знакомое путешествие к ее плечам и шее, а затем опустились ей на бедра, пока она скользила пальцами по его лицу, переливая в него дыхание. Каждое ответное движение ее губ вызывало в нем давно забытые ощущения, вспыхивавшие в теле огненными искрами. Оторвавшись от ее рта, он припал губами к ее шее, прокладывая дорожку жадных поцелуев от мочки уха до ключицы. Она хватала воздух открытым ртом, млея в его руках, не выказывая никакого сопротивления такому внезапному натиску с его стороны, и каждый ее вздох только дразнил его еще сильнее. Он гладил ее всю, везде, где только мог достать, сжимал в ладонях тонкую талию, мял в пальцах мягкие каштановые пряди. В какой-то момент ее руки пробрались под его плащ, обвились вокруг его талии, погладили по спине, и его самоконтроль рушился как карточный домик, когда она теснее приникла к нему. Он заглянул ей в лицо, не увидел на нем ничего, что могло бы его остановить, погладил падавшие на плечи каштановые пряди, дотронулся ладонями до ее щек и снова накрыл губами ее губы, медленно, томительно погружаясь в ее рот, придерживая ее голову обеими руками.
|
|
|
Как сладко кружится голова… Будто принял Эликсир Эйфории.
Черт с ней, с работой. Макнейр вполне может обойтись сегодня без него.
Ни на мгновение не прекращая целовать ее, Снейп начал потихоньку отодвигаться от двери. Прошелся ладонями по телу Гермионы поверх сорочки, слушая ее прерывистое дыхание между поцелуями. Крепче вжался в нее бедрами, с каждой секундой все больше теряя голову.
И почувствовал, как она уперлась руками ему в грудь.
– Северус…
Он закрыл ей рот поцелуем, не давая сказать ни слова. Ее пальцы зарылись ему в волосы. Легонько потянули его голову назад.
– Северус… вам пора на работу…
Он подумал, что ослышался. Какая работа? Сейчас?!
Гермиона с трудом оторвалась от его рта и прижалась щекой к его щеке, не давая ему ни единой возможности поцеловать ее снова.
– Вам пора… на работу, – повторила она сбивчиво, но отчетливо.
Снейп застыл, по-прежнему держа ее в объятиях, прижавшись к ней всем телом, чувствуя, как она мелко дрожит под его руками.
Какая, к черту, работа?
Гермиона выпустила его голову и подалась назад. Он сделал над собой отчаянное усилие – и выпустил ее, жестко подавляя яростные протесты собственного тела. На мгновение привалился плечом к стене. Что за предательская дрожь в коленях? Ему ведь не пятнадцать лет. И даже не двадцать.
Она снова шагнула к нему. Поправила на нем плащ. И открыла перед ним дверь:
– До вечера, Северус.
Естественно. Другого и не ждали. Снейп стиснул зубы, шумно выдохнул – и снова взял под контроль все свои бешеные порывы.
– До вечера, – сказал он, развернулся на каблуках, чтобы не соблазниться снова, и, стремительно спустившись с крыльца, дезаппарировал.
Гермиона закрыла дверь и привалилась спиной к стене. Ее колотила бесконтрольная дрожь и не держали ноги. Что с ней произошло? Она хотела лишь пожелать ему приятного дня и поцеловать на прощание, но это… Когда он сжал ее в объятиях, она уже не могла не реагировать на этот жар. Не могла не отвечать ему. А он каждым прикосновением распалял ее еще больше и распалялся сам. Она осторожно провела пальцем по своим губам. Губы горели и, кажется, были припухшими. Она закрыла глаза, откинувшись затылком на стену.
|
|
|
Она поняла, что это конец. Что так, как раньше, уже не будет. Что она не сможет больше спокойно сидеть напротив него за ужином, а он не будет больше держать дистанцию. Вопрос времени, как он сразу сказал ей в их первый совместный день. «Вот и все, Грейнджер. Финал. Сколько прошло времени с того дня, когда ты рвала на себе волосы и не хотела жить? Месяц? Нет, полтора. И ты сама к нему пришла. Ты так боялась, так доказывала окружающим и себе самой, что не хочешь, не будешь и не станешь. И через полтора месяца ты пришла к нему сама. Неужели Рон был прав? И эта сучка Нарцисса тоже? Что с тобой произошло, Грейнджер? »
Гермиона снова вспомнила вчерашний вечер. Она испугалась и убежала. Подумала тогда, что испугалась его. А он не пугал ее, он с ней знакомился. Она испугалась себя. И через несколько часов она пришла к нему снова.
Гермиона сделала медленный, глубокий вдох. Так же медленно выдохнула. Наверное, сегодня она впервые сумела прочесть его лицо. Когда с него слетел весь его хваленый самоконтроль, а она остановила его и отправила на работу, на его лице было написано до того глубокое разочарование, что это было даже забавно. Словно она сообщила ему, что все праздники отменяются. Этот голодный блеск в его глазах и его явное возбуждение одновременно и притягивали, и пугали ее.
Она поднялась по лестнице, зашла в свою комнату и легла на кровать, уставившись в потолок.
«Что делать, Грейнджер? Что ты будешь теперь со всем этим делать? »
«А ничего не будешь, – сказала она себе. – Он вечером вернется домой, и ты снова к нему придешь. Время пришло, и ждать он больше не будет. Все барьеры ты сломала сама. И никуда теперь не денешься. Он хочет тебя, и ты сегодня ясно это поняла. А после всего, что уже было, отказать ему ты не сможешь. Точнее, ты не хочешь ему отказывать. Признайся себе, Грейнджер – ты не хочешь ему отказывать. Тебе страшно? Да, тебе страшно. Но он может быть нежным, он вчера показал тебе это. И он не причинит тебе вреда…»
|
|
|
Она улыбнулась сама себе.
«Бросай свои идиотские игры. Почему бы и нет? Он вовсе не неприятен тебе, скорее, наоборот. Ты – его жена, и ты уже сама согласилась с этим. Так что тебя смущает? Твое время пришло. Вечером он придет…»
Очнувшись от своих мыслей, она оглядела комнату. Он придет вечером, но сейчас еще утро. И пора браться за домашние дела.
«Грейнджер, займись чем-нибудь полезным», – повторила она свою любимую мантру, все еще улыбаясь.
Она поднялась на ноги, переоделась и завертелась по дому, наводя порядок. Подготовила продукты для ужина. Осмотрелась. Что она хотела сегодня сделать?
Сова!
Гермиона хлопнула себя по лбу. Как же она забыла? Пока они гуляли по Хогсмиду, Северус сказал ей, что им нужно купить сову – сообщения и контрольные работы в Хогварц нужно как-то отправлять, Заступники для этого не годятся, а камин в их доме отключен от министерской сети. Она уточнила, есть ли у него какие-либо пожелания, но он отмахнулся:
– Меня устроит любая птица, лишь бы исправно носила почту.
Идея посетить Диагон-аллею ей понравилась. Дома делать пока нечего. Северус придет к вечеру. Она еще раз оглядела кухню. Так, вроде тут все сделано. Даже пол вымыла, чтобы Кричер не вгонял ее в краску своими причитаниями. Надо купить пряностей. И, наверное, виноградный уксус. Поднявшись наверх переодеться для выхода и уже взяв в руки свои привычные джинсы, она посмотрела на себя в зеркало – и передумала. Сегодня она наденет платье. Красное. Оно ей очень нравилось, а после свадьбы Билла и Флер ей больше не доводилось его носить. Северусу, правда, почему-то не нравится красный цвет, но она ведь идет сама, без него. Одевшись, расчесав непослушные волосы и оставив их распущенными, она еще раз посмотрелась в зеркало и, не сдержавшись, улыбнулась своему отражению.
Сегодня будет замечательный день.
Гермиона неторопливо шла по Диагон-аллее, разглядывая витрины магазинов. Иногда она ловила свое отражение в сверкающих на солнце стеклах – красивая, стройная, белокожая девушка в красном платье и разметавшимися по плечам и спине волосами. Настроение у нее было прекрасное. Проходя мимо Удивительных Ультрафокусов Уизли, она с удивлением заметила, что он открыт. Она замедлила шаг у входа, борясь с искушением зайти, но так и не решилась. Несмотря на то, что Джинни при последней встрече отнеслась к ней довольно тепло, ей все еще было страшно встречаться с остальными членами семейства Уизли. Интересно, Джордж теперь работает в магазине один? Она осмотрела яркую витрину, отмечая некоторое количество новой продукции, и направилась дальше по улице.
|
|
|
– Гермиона?
Услышав голос Рона, она испытала противоречивые чувства. С одной стороны, ей было приятно услышать голос друга. С другой стороны – она испугалась, что он сейчас опять устроит сцену. Взяв себя в руки, она обернулась. Рон стоял на ступеньках у входа в магазин, держа руки в карманах, и смотрел на нее. Увидев, что она обернулась, он широко улыбнулся.
– Гермиона, привет! – сбежав по ступенькам, он остановился перед ней, рассматривая ее. – Надо же, это и правда ты? Я так давно тебя не видел, как ты?
Кажется, он и в самом деле был настроен мирно и в самом деле был рад ее видеть. Гермиона расслабилась и улыбнулась ему в ответ:
– Здравствуй, Рон. Я тоже рада тебя видеть. У меня… все хорошо.
Он все рассматривал ее, и она не знала, что еще сказать.
– Ты торопишься? Может, прогуляемся? – наконец, предложил он. Гермиона мысленно прикинула, сколько у нее есть времени. Северус говорил, что вернется в семь. Сейчас час дня. Ужин приготовить она успеет. Кричер сегодня не придет, но даже без его помощи она справится за оставшееся время. Да и ей не хотелось отказывать Рону. Она обрадовалась, увидев, что он спокоен и расслаблен. И что снова искренне ей улыбается.
– Мне нужно купить сову, – сказала она, следя за выражением его лица. – Потом я могу немного погулять. Можем зайти к Фортескью на мороженое, я сто лет там не была.
– Идем, – легко согласится Рон, и они пошли по улице бок о бок. Она заметила, что он по-прежнему украдкой разглядывает ее.
– Ты такая… красивая, – восхищенно сообщил он ей. Гермиона кокетливо улыбнулась:
– Спасибо. Мне очень приятно.
Некоторое время они шли молча. Потом Рон заговорил снова:
– Ты знаешь, Билл и Флер уехали. В свой Ракушечный коттедж. И у них скоро будет ребенок.
– Правда? – обрадовалась Гермиона. – Это же прекрасно!
Она была искренне рада слышать новости. Она столько времени просидела практически взаперти, не общаясь ни с кем, кроме Северуса, который и сам не был особо общительным, что даже такая простая болтовня – разговоры о жизни, о людях, о счастье – приносила ей удовольствие.
– Да, мы тоже все обрадовались. А Джинни практически переселилась на прощадь Гриммо. Они с Гарри вычищают дом. Мама, конечно, ворчит, что Джинни нужно сперва закончить школу, но ты же знаешь Джинни. С ней не поспорит даже мама… А ты? Ты будешь заканчивать школу?
– Да, – Гермиона снова улыбнулась мечтам в своей голове. – Я уже договорилась с Макгонаголл. Правда, мне придется учиться заочно, но она уверена, что у меня все получится. Представляешь, она будет давать мне личные уроки трансфигурации! Я о таком даже мечтать не могла.
– Здорово, – Рон по-прежнему улыбался, но в его глазах мелькнула легкая тень. Гермиона ее не заметила.
– А я, наверное, на седьмой курс не пойду. Буду помогать Джорджу в магазине. Я не смогу заменить ему Фреда, конечно… Но я все-таки его брат. Он даже почти надо мной не шутит.
Она промолчала. Джордж тяжелее всех переживал потерю своего брата. Гермиона одно время боялась, что он так и не оправится и никогда не сможет вернуться к нормальной жизни, к их с Фредом прекрасному магазину, к их общим мечтам и проектам, которые они так и не смогли реализовать. Ее порадовало то, что Джордж сумел справиться с горем и даже взял Рона в помощники.
Все меняется. Жизнь идет своим чередом, а прошлое надо отпускать.
Они уже подошли к «Совиной империи Лупоглаза», и Рон галантно открыл перед ней дверь, пропуская ее вперед. В этом шумном совятнике, где хлопали крыльями, ухали и издавали различные чирикающие звуки десятки самых разных сов, Гермиона выбрала себе красивую сипуху с серыми крыльями и белым «лицом». По заверениям продавца, молодая и прекрасно обученная сипуха была достаточно крупной и сильной, чтобы носить небольшие посылки, но все же не такая большая, как некоторые неясыти. Гермиона понимала, что в их тесноте крупная птица только добавит дискомфорта. «И перьев», – подумала она, глядя на дно клетки, в которой сидела сипуха. Она заплатила за покупку 10 галлеонов, продавец вручил ей клетку с совой, поилку, немного корма на первое время и некоторые мелочи по уходу за когтями и клювом. Гермиона озабоченно порылась в кошельке. У нее оставалось совсем немного денег. На продукты на три-четыре дня хватит, и все. Нужно еще заглянуть в Гринготтс. Она взвесила клетку в руке.
«Нет, не пойду туда с совой. В банк можно сходить и завтра».
Рон все это время стоял в стороне, наблюдая за ней. Но когда она снова с улыбкой повернулась к нему, он улыбнулся ей в ответ и, забрав у нее клетку с птицей, последовал за ней на улицу.
– Идем к Фортескью? – пригласила его Гермиона. – Хочется чего-нибудь холодного… сегодня жарковато.
Пока они шли в кафе-мороженое Флорана Фортескью, Рон рассказал ей, что Луна уехала с отцом во Францию отдыхать, и вернутся они только осенью, а Невилль устроился помощником в теплицы в Шотландии. Теперь будет выращивать там какие-то волшебные овощи и надеется вернуться в Хогварц преподавателем через несколько лет. Гермиона совсем расслабилась. Яркое солнце, ее приподнятое настроение, воспоминания об утренних поцелуях Северуса, приятное, легкое, давно забытое удовольствие от дружеского общения. Она улыбалась Рону, отрешенно слушая его рассказы. Сегодня ее совершенно не напрягало его присутствие.
В кафе, на удивление, не было посетителей. Обычно в жаркую погоду здесь яблоку негде было упасть. Они заняли столик у окна и заказали две порции мороженого.
– Гермиона! – непривычно взволнованные нотки в голосе Рона заставили ее отвлечься от своих мыслей и внимательно посмотреть на него. Он сидел напротив нее, но уже не улыбался. Вид у него был хоть и спокойный, но несколько смущенный.
– Гермиона, я... В общем, я хочу извиниться перед тобой... Нет-нет, не говори ничего, – остановил он ее, увидев, что она открыла рот, чтобы ответить. – Просто послушай, ладно? Прости меня. Я вел себя как полный идиот. Я… наговорил тебе кучу ужасных вещей, которых не должен был говорить. Понимаешь, я… моя дурацкая ревность свела меня с ума. Но я все понял. Я очень много думал. Я действительно бросил тебя одну и не поддержал тебя в том, что тебе было так важно. Я так любил… в смысле, я люблю тебя… и мне все равно, что произошло в мае. Я тоже виноват. А свалил все на тебя. Прости меня, пожалуйста.
Гермиона пыталась найти в его сбивчивой речи паузу, чтобы возразить, но не преуспела. Очевидно, Рон долго готовился к подобному разговору, и теперь волновался и говорил торопливо, будто действительно боялся, что она прервет его, и он так и не сумеет высказать свои мысли до конца.
– Вернись к нам, Гермиона, – продолжал Рон, впиваясь умоляющим взглядом ей в лицо. – Я обещаю, что никто тебе не скажет ни единого плохого слова и даже не посмотрит косо. Все будет как прежде. Я больше никогда не стану тебя упрекать, обещаю.
– Рон, – Гермионе, наконец, удалось встрять в его монолог. – Рон, послушай… Это невозможно. Я не смогу… Рон, это же не шутки, я… Я связана Нерушимой клятвой. Я не могу вернуться.
Она старалась говорить как можно мягче, чтобы не обидеть его снова. Но Рон, казалось, не слышал ее.
– Гермиона, но ты же такая умная, ты так много знаешь, мы втроем с Гарри находили решения в самых безвыходных ситуациях, вспомни… Ты только вспомни, из чего нам доводилось выпутываться. Может, мы снова попросим времяворот и сможем все исправить… Мы спасем Снейпа, как ты и хотела, и ты будешь свободна…
– Все времявороты уничтожены, – сухо ответила Гермиона. Ей уже крайне не нравился этот разговор, как не нравилось и выражение его лица. – Я думала об этом. Когда мы сражались с Пожирателями в Отделе тайн, мы много чего там разбили и сломали. И уничтожили весь запас времяворотов. Пока кто-нибудь сможет создать его снова, может пройти несколько лет.
– Я готов ждать, – быстро ответил Рон. – Я готов ждать, сколько потребуется, только бы быть рядом с тобой. Только бы ты простила меня. Я люблю тебя. Гермиона, я не смогу без тебя жить. И я знаю, ты тоже любишь меня…
Гермиона оторопела. Она не знала, что сказать. На ее лице горела растерянная полуулыбка, пока она старательно обдумывала, что же ей ответить, чтобы не ранить его еще больше. Рон накрыл ее руку, лежащую на столе, своей ладонью. От его прикосновения Гермиона очнулась. Аккуратно высвободила руку из-под его руки и встала. Он так же потерянно смотрел на нее.
«Что мне сказать ему? Как сказать? Как мне объяснить, что я больше не люблю его?.. »
Нет, она, безусловно, любила его, но не как своего… парня. Одна лишь мысль о подобной формулировке вызвала у нее во рту металлический привкус. Ей было невероятно жаль его. Встретив его, она так обрадовалась, что в его глазах уже нет боли и обиды. Она не хотела снова причинить ему боль. И теперь совершенно растерялась.
Покраснев едва ли не в тон своему платью, она выбралась из-за стола. Под взглядом Рона она точно не сможет сосредоточиться.
– Прости, Рон, я сейчас приду, – пробормотала она.
Но Рон поднялся следом и остановил ее, аккуратно взяв за локоть:
– Подожди, Гермиона, не уходи. Я так боюсь, что ты опять исчезнешь. Просто ответь мне.
Гермиона нервно сглотнула. Металлический привкус во рту усилился. Рон был таким высоким, и стоял так близко, что ей стало неловко, но она по-прежнему не могла выдавить из себя ни слова.
И очень зря. Приняв ее молчание за согласие, Рон неловко наклонился к ее лицу и поцеловал ее в сомкнутые губы.
Гермиона дернулась и отпрянула. От неожиданности и возмущения она потеряла дар речи. Высвободив свой локоть из его пальцев, она оттолкнула его от себя и, развернувшись, попыталась было пройти мимо него за клеткой, стоявшей на подоконнике возле их столика. Рон, видимо, ожидавший чего-то подобного, преградил ей путь и, ухватив ее за плечи, развернул лицом к себе и довольно грубо встряхнул:
– В чем дело? Гермиона, в чем дело? Почему ты опять уходишь? Я же извинился, я все понял! Я никогда тебя ни в чем не упрекну. Мы избавимся от Снейпа и снова сможем быть вместе, я уже все продумал…
– Отпусти меня! – прошипела Гермиона ему в лицо, пытаясь вырваться, но он крепко держал ее за плечи. Резко пригнувшись, она высвободилась из его рук, выхватила из кармана палочку и направила ему в грудь:
– Уйди с дороги, Рон Уизли.
Рон, не ожидавший от нее такого яростного сопротивления, попятился, не отводя глаз от нацеленной на него палочки. Гермиона проскочила мимо него, схватила клетку с совой и побежала к выходу. Уже открыв дверь, она остановилась и обернулась к нему. Он стоял у их столика. На его лицо было страшно смотреть. Но ее это уже не трогало.
– Запомни, Рон. Не смей. Ко мне. Приближаться. Слышишь? Никогда.
И выбежала из кафе.
Она примчалась домой в Паучий тупик, кипя от негодования и злости. Да как он смеет? После того, как он отказался ей помогать, наорал на нее и выставил за дверь, да еще дал это дурацкое интервью, оболгав ее везде, где только можно – он еще смеет к ней прикасаться и звать ее обратно? Да еще смеет целовать, совершенно не думая о том, что это может грозить ей смертью! Как он не понимает, что это невозможно? Она поставила клетку с совой на кухонный стол и прислонилась к стене, бездумно вертя кольцо на безымянном пальце. Металлический привкус во рту исчез сразу же, едва она оттолкнула Рона. Она уже догадалась, что таким образом наложенное на нее и Северуса заклятие напоминало ей о действующих ограничениях. Но ведь она не хотела этого. И дело даже не в том, что она дала Нерушимую клятву.
Она больше не хотела принадлежать кому-то другому.
Вот так все просто.
Она даже не успела понять, когда и как эта мысль сформировалась в ее голове.
Она вытерла губы ладонью, потом еще раз и еще, чтобы стереть с них всякую память о губах Рона. Но этого ей показалось недостаточно. Ей захотелось срочно вымыться, чтобы на ее коже не осталось ни единого взгляда, ни единого намека на чей-то чужой запах. Окончательно расстроившись, она отправилась в ванную и пустила воду.
Идиот. Испортить ей такой хороший день!
|
|
|
