ПРИЛОЖЕНИЕ 14.

ПРИЛОЖЕНИЕ 14.

Очерк религии и верований языческих армян.

На религию языческих армян, как на теогонию одного из древнейших народов западной Азии, ученые, сколько нам известно, до сих пор не обратили серьезного внимания. При случае говорили об отдельных божествах армянского пантеона или даже о некоторых вместе, но все это без критики, скажу более, без ясного понятия о деле, которого они касались. Западные ученые на этот счет или ограничивались скудными известиями греческих и римских писателей, или же без разбора принимали, как конечный результат, все что по этому интересному предмету выходило из-под пера венецианских мхитаристов, несмотря на то, что исследования этих почтенных тружеников по части вопроса, о котором мы намерены говорить здесь, дают читателю о мифологии древних армян самое превратное понятие. С одной стороны мхитаристы не поняли идеи, лежавшей в основании религии их предков, а с другой не могли или не хотели классифицировать божества армянского пантеона и показать связь и соотношение их с божествами народов западной Азии. Они ограничивались только сопоставлением богов своего отечества с божествами древней Греции. Поверхностность подобного взгляда тотчас бросается в глаза, ибо немногие обломки древней армянской религии, для нас уцелевшие, указывают между прочим и на такую эпоху, когда между Грецией и Арменией не установилось еще никаких сношений. Знакомство с греческими богами относится к позднейшему периоду армянского язычества, как будет показано ниже. Словом, мхитаристы, от которых западные ученые вправе были бы ожидать более удовлетворительного ответа на вопрос о религии армянской, ничего не ска-{258}зали о ней связного и определенного. Мало того, они, как мы заметили, не поняли даже идеи, лежавшей в армянской теогонии; ибо из них главнейшие, более других заслуживающие внимания, а именно отцы: Лука Интчитчиан * и Арсен Багратуни **, в до-христианской Армении во что бы то ни стало хотели видеть монотеизм или поклонение единому истинному богу, завещанное, по их мнению, древним их соотечественникам Ноем и его непосредственным потомством, вышедшими из ковчега после потопа и поселившимися у подошвы Арарата. Мнение это, основанное на одном только предположении, не имеющем за собою ни исторических данных, ни даже местного предания, есть плод наивного благочестивого почтения, которым эти ученые монахи желали окружить своих послепотопных предков: мнение похвальное, но к сожалению ни на чем не основанное. Мы не хотели прейти его молчанием, потому что оно явилось под пером людей, пользующихся в ученом мире заслуженным уважением по трудам своим на поприще критической разработки многих вопросов, относящихся к древней армянской письменности.

Затем заметим, что древнейшие народные сказания, заимствованные Моисеем хоренским у сирянина Мар-Абаса Катины, жившего за 150 лет до Р. X., и переданные нам отцом армянской истории, перенося нас ко временам столпотворения и Нимврода, представляют родоначальника армян — Хайка, выходцем из Вавилонии. С другой стороны внимательное изучение древне-{259}армянского языка, по крайней мере того, который уцелел в книгах и называется классическим книжным языком, указывает на сродство его с санскритом и в особенности с зендом или, употребляя общепринятый термин, с индоевропейскими языками. Таким образом на основании народных преданий и языка мы видим, что народ армянский находится в непосредственной связи с одной стороны с древней Вавилонией, с другой — с зендскими племенами. Те немногие известия о древней армянской религии, которые дошли до нас в творениях Агафангела, Зеноба Глака, Фауста византийского и Моисея хоренского, действительно указывают на эту связь, к которой привели нас и наши исследования. Чтобы не вдаваться в область бесплодных предположений, которые ровно ни к чему не ведут, приступим прямо к делу и посмотрим — что именно сообщают нам вышеприведенные писатели о древней армянской религии. Просим читателя смотреть на то что будет сказано нами об этом вопросе, как на первую сколько-нибудь полную попытку, какая до сих пор была сделана по этому интересному предмету. В ней читатель, смеем думать, найдет все что сказано армянскими писателями о древней их религии. Мы не оставили без внимания также указаний греческих и римских историков, равно как и последние результаты, до которых дошла европейская наука в своих изысканиях по части истории и археологии древнего Востока и преимущественно западной Азии. — На этот раз мы берем на себя роль простого докладчика, и только.

I.

Религия древних армян имела в своем основании дуализм. С таким по крайней мере характером представляется она в тех отрывочных известиях, которые уцелели до нас. В них имя верховного божества — Арамазд’а встречается на каждом шагу; и хотя имя его антагониста, Ахриман’а, как божества армянской мифологии, нигде не является, тем не менее однако же, Архмн, Харамани, как называют его армянские писатели V века, говоря о парсийской религии (см. Ех’ише, Истор. Венеция, 1859, стр. 20—22; — Езник, Опровержен. ересей, Венеция, 1826, стр. 113—117), не последнюю роль играл у древних армян. {260} Это мы увидим ниже, когда речь зайдет о служителях его, дэвах. Впрочем необходимо заметить, что и в древнейших зендских религиозных гимнах владыка мрака, антагонист Ahuro mazdao, не имеет еще особенного имени: он называется просто Angro mainyus (— «malus spiritus»), Ахриман же — позднейшее его название (см. Мах Mü ller, Vorlesungen ü ber die Wissenschaft der Sprache, bearbeitet von C. Bö ttger, Leipzig, 1863, р. 172 и след. ). В Бисутунской и Нахши-рустемской надписях, где беспрестанно повторяется название Ahuramazda, тоже нигде Ахриман не назван по имени *. Отсутствие имени антагониста Арамазда в известиях армянских писателей, быть может, следовало бы приписать той же самой причине, по которой умалчивается о нем в древнейших зендских гимнах и вышеупомянутых надписях.

Заметив это, обратимся к тем из божеств, имена которых дошли до нас и которым поклонялись древние армяне.

При взгляде на немногие данные относительно религии армян прежде всего следует обратить внимание на существование туземной, национальной религии в Армении периода Хайкидов. Это доказывается присутствием чисто армянских божеств в кругу богов различного происхождения, встречаемых в армянском пантеоне. Так как здесь армянские божества представляются второстепенными, то можем смело предположить, что верховные армянские боги были, вероятно, впоследствии вынуждены уступить место таким же богам ассирийских и парсийских завоевателей. И потому несмотря на различные разряды божеств различных происхождений, которые чествовались в Армении, первое место принадлежит божествам парсийским и ассирийским, за которыми в исторической последовательности являются уже после боги индийские, греческие и сирийские.

Начнем с верховного божества, которое в сонме армянских богов занимает главное место.

1. Арамазд,  —, Ахура-Мазда ** Зендавесты, Оро-{261}мазис, Ормузд или Ормизд древних западных писателей. Как верховное божество, Арамазд у армян назывался: «отцом всех богов» (Агаф. Венеция, 1835, стр. 586). Кроме того, постоянными его эпитетами были: «великий и мужественный» (там же, стр. 47, 48, 57, 102) «творец неба и земли» (стр. 57) «производитель обилия и плодородия» (там же стр. 102).

Храм его находился в провинции Бардцĕ р-хайк’е в округе Даранх’и, в крепости Ани — место погребения армянских царей-аршакидов (Агаф. стр. 586; — Моис. хорен. кн. II, гл. 53). Вот все, что знаем о Арамазде.

2. Анахит, , — Об этом божестве армянского пантеона западные ученые составили себе понятие неточное вследствие поверхностных толкований; которые дают ему армянские ученые. По мнению последних, в божестве Анахит следует видеть Диану на том основании, что при обратном чтении имени Анахит они получали Диана (почему не Тихана? ): выдумка детски-остроумная и обличающая совершенное непонимание значения этого божества армянской мифологии. Ибо сведенья, сообщаемые армянскими писателями о Анахите, диаметрально противоположны понятию, которое имеем о Диане, не говоря уже о том, что название божества римского пантеона было совершенно неизвестно древним армянам. Ниже мы увидим, в чем именно заключается сущность этих сведений, но теперь обратимся к нетуземным источникам и постараемся определить значение и место, занимаемое этим божеством в кругу армянских богов.

Выше было замечено, что армянские божества — различных происхождений. Мы видели, что Арамазд не что иное как арийский Ахура-мазда, Анахит же, как божество вавилоно-ассирийского происхождения, есть просто Бельтис (или Билат — «госпожа») ассирийцев и Милитта вавилонян (см. у Геродота, кн. I. 131), которую и тот и другой народ называли то «матерью богов» представляя ее женою Нина — ассирийского Геркулеса, то — «царицею земель». Последний эпитет скорее наводит нас на сравнение ее с Деметрою или Геметрою греков, нежели с Дианою или Артемидой. Такою по крайней мере представляют нам богиню {262} Анахит ассирийские надписи. Ей поклонялись не только в Вавилонии и Финикии, но и в Парсии, где мы видим ее под тем же именем Анахид (она же Таната, см. у Hyde’a в его De relig. vet. Pers. Oxford, 1700, р. 98; — также у Плутарха в его Артаксерксе) или Митры. Судя по числу храмов, в честь ее воздвигнутых в Армении, должно полагать, что нигде она не чествовалась так, как в этой стране. О богатстве храмов этой богини говорят писатели не только армянские, но и древне-западные. Плиний в своей Натуральной Истории (кн. XXXIII, 24) говорит что первая статуя из цельного золота была воздвигнута в Армении в храме богини Анахит, которая статуя была взята в добычу Марком Антонием во время войны с парфянами. По его уверению, она пользовалась большим уважением у жителей страны. Страбон же говорит (Геогр. кн. XI, гл. XIX), что армяне преимущественно поклонялись Анахит, что во многих местах в честь ее возвышались храмы, из которых замечательнейший находился в провинции Акилисине (Екехиац), что при последнем были не только лица обоего пола, посвятившие себя служению богине, но и дочери знатнейших семейств, имевшие право выходить замуж не иначе как после долговременного распутства, которому они предавались в храме Анахит. — Понятие, которое дают нам древне-западные писатели об армянской Анахит, скорее рисует перед нами «Dea Syria» — «великую богиню сирийскую», нежели божество, которому поклонялись армяне. Ибо немногие сведенья, которые находим у писателей последнего народа, представляют эту богиню в совершенно противоположном свете. Агафангел изображает ее в следующих выражениях: «великая царица (или госпожа, тикин, ) Анахит, слава нашего народа, поддерживающая жизнь его; мать всякого целомудрия; благотворительница всего рода человеческого, чествуемая царями и преимущественно царем греческим; рождение великого и мужественного Арамазда (стр. 47—48); великая Анахит, от которой получает жизнь и которою живет земля армянская» (стр. 57). Эти эпитеты, придаваемые Анахит ясно указывают на огромное пространство, разделявшее «мать всякого целомудрия» от «великой богини сирийской». Нет сомнения, что греческие и римские писатели, имевшие вообще поверхностное понятие о религии восточных народов, и в этом случае увлеклись скорее мнимым, нежели существенным сходством Анахит с «сирийской богиней» и не задумались отожествлять ее {263} с последней. Ибо ни один из древних армянских писателей не представляет культа Анахит в тех условиях, при которых видим его в Вавилонии, Финикии и Фригии, где при звуках барабана и флейты исступленные женщины с еще более исступленными мужчинами предавались омерзительным пляскам и совершали чудовищные мерзости. Если б действительно что-нибудь подобное сопровождало поклонение Анахит у языческих армян, то христианские писатели этого народа в религиозной своей ревности не преминули б упомянуть о том с целью внушить возможно большее отвращение к вере в ложных богов. Но так как они этого не делают, то мы имеем полное право заключить, что поклонение богине Анахит в Армении, сопровождавшееся с торжественной простотой, какая подобала «матери всякого целомудрия», по мере того как выходило из пределов этой страны и отдалялось от нее, более и более получало новый характер и наконец являлось окруженным теми сценами исступления и сладострастия, при которых совершалось поклонение Афродите в западной Азии вообще. Даже жертвоприношения, с которыми армянские цари являлись в храм Анахит, указывают на чистоту понятия, какую соединяли армяне с своей богиней. Агафангел, живший в начале IV века по Р. X. и бывший секретарем царя Тĕ рдата, описывая мученичество св. Григория Просветителя, говорит, что царь Тĕ рдат прежде нежели подвергнуть последнего пыткам, приказал ему нести в дар на жертвенник богини Анахит «венки и густые ветви дерев» (там же, стр. 45—46). Эти «венки и густые ветви» не указывают ли на простоту чествования, которою окружено было в Армении поклонение великой Анахит? Агафангел не умолчал бы об оргиях и мерзостях, о которых говорит Страбон, если б они действительно происходили при храме богини. Это простое бесхитростное указание христианского писателя имеет важное в наших глазах значение; ибо по нем можем безошибочно делать заключение, что армянская Анахит, несмотря на одинаковость ее происхождения с Бельтис ассирийцев, Милиттою вавилонян и с Митрой или Анаид парсов — является с особенным характером целомудренности, который резко отличает ее от таких же однородных богинь упомянутых народов. На этом мы и остановимся и не скажем даже с Крейцером, чтобы армянская Анахит была прототипом прочих Анахит западной Азии и чтобы Армения была колыбелью {264} поклонения этого божества. Для доказательства подобной мысли нужно было б иметь немного больше данных, нежели сколько мы их имеем; ибо немногих слов Агафангела, с которыми впрочем не был знаком Крейцер, и немногих сбивчивых сведений, мимоходом набросанных Страбоном, конечно недостаточно, чтобы можно было сделать положительное заключение о месте рождения поклонения богине Анахит, несмотря на чистоту и простоту, которыми оно окружено было в Армении даже в позднейшую эпоху, а именно в начале IV века по Р. X. — Но оставим предположения и снова обратимся к фактам.

Поклонение богине Анахит в Армении было в особенности распространено. Тому доказательством служат многие храмы, в честь ее воздвигнутые в разных местах этой страны.

Главнейший из них находился в деревне Еризе округа Екехиац, провинции Бардцĕ р-Хайк’. Храм этот назывался «великим и коренным»,   , и в нем преимущественно армянские цари поклонялись великой богине (Агаф. стр. 45—49, 586—588). Он был знаком Плинию (Nat. Hist. 1. V, 20; XXXIII, 24), Страбону (кн. XI, 12), Прокопию (Ист. воин. римл. с перс. кн. I, 17) и другим из древних.

Второй ее храм находился в городе Арташате (Artaxata греческих и римских писателей) в айраратской провинции (Агаф. стр. 580).

Наконец третий храм был в Аштишате таронского округа, туруберанской провинции. Деревня или селение Аштишат находилось на возвышенном месте недалеко от Евфрата за горою Карке насупротив Тавра (Агаф. стр. 602—603; — Фауст визан. кн. III, гл. XIV, стр. 37—38; кн. V, гл. 25, стр. 218—219). По уверению Фауста, Аштишат назывался «престолом Анахит»,   (см. там же).

Хотя мы уже и указали на свидетельство Плиния о статуе богини Анахит из цельного золота, однако не лишним считаем привести здесь из него это любопытное место, которое, как увидим ниже, находит себе полное подтверждение у армянских писателей: Aurea statua prima omnium nulla inanitate, et antequam ex aere aliqua illo modo fieret, quam vocant holosphyraton, in templo Anaitidis posita dicitur... numine gentibus illis sacratissimo. Di-{265}repta est Antonii Parthicis rebus: scitumque narratur dictum unius veteranorum Bononiae, hospitali divi Augusti coena, quum interrogaretur, essetne verum, cum qui primus violasset hoc numen, oculis membrisque captum exspirasse? Respondit enim, tum maxime Augustum de crure ejus caenare, seque illum esse, tutumque sibi censum ex ea rapina».

Эти слова подтверждаются, как мы заметили, армянскими писателями; ибо последние, описывая изображение богини Анахит, придают ему следующие эпитеты: оске-шцин,  — «рожденная, т. е. сделанная из золота»; оски-а-майр,  — «золотая мать», т. е. мать-богиня, сделанная из золота; оске-хат,  — «резанная, т. е. сделанная из золота» * (Агаф. стр. 602 — 603). Далее тот же автор статую Анахит называет: «золотое изображение» (стр. 586—588).

Этот третий храм славился своим богатством по всей Армении. Агафангел говорит: «он обладал огромными сокровищами, был наполнен золотом и серебром и множеством приношений, сделанных величайшими царями» (там же). Чтобы иметь сколько-нибудь приблизительное понятие об этих приношениях, вспомним, что Тĕ рдат по возвращении из похода, предпринятого против Арташира Стахрского, послал в этот храм «белых быков, белых козлов, белых коней, белых мулов, золотые и серебряные убранства (для коней) с блестящими кистями; шелковые попоны с вышитыми узорами, золотые венки; серебряные умывальницы (для заклания жертв), усыпанные драгоценными каменьями; золото и серебро; великолепные одежды и чудесные украшения» (стр. 29—30). Если при этом вспомним, что по существовавшему в древней Армении обычаю после счастливого похода цари обязаны были пятую часть добычи отдавать в пользу этого храма, то нам легко будет составить понятие о несметном его богатстве (см. там же, стр. 30).

Рядом с богиней Анахит мы видим еще двух богинь, встречаемых как в Ассирии, так и в Парсии; это — Астх’ик и Нане,  :

3. Агафангел, говоря об Астх’ике, прямо называет ее Афродитою и тем положительно определяет ее значение. И действительно, если обратимся к самому имени этого божества, то найдем, что слово Астх’ик, образовавшееся от астх’,  — «звезда» и ласкательного ик, , означает просто «звездочка»: слово, имеющее одинаковое происхождение с санскритским тара, с зендским астар и старе — «звезда» и наконец с тистрия, таштер парсов и иштар ассириян, под которым последние разумели Венеру. Таким образом самое имя божества, несмотря на совершенный об нем недостаток сведений у армянских писателей, дает некоторую возможность определить его значение. Если предположение наше относительно тожественности названий; Астх’ик, Таштер и Иштар имеет основание, в чем кажется нельзя сомневаться, то мы смело можем видеть в нем Венеру, которой поклонялись не только древние парсы как источнику чистейшего огня, но и ассирийцы в великолепных храмах, воздвигнутых в честь ее в Ниневии и Арбеле. George Rawlinson полагает, что Иштар и Нана различные названия одной и той же Венеры, которая в Ассирии называлась Нана, а в Вавилоне — Иштар.

Главный храм ее находился в Аштишате таронской провинции, за горою Карке насупротив Тавра на берегу реки Евфрата, где цари Великой Армении преимущественно любили совершать жертвоприношения (Агаф. стр. 602—603).

Другой храм ее стоял на вершине горы Пах’ат в округе Анцавацик’, васпураканской провинции, вместе с храмом Арамазда, как повествует Моисей хоренский (Ист. св. дев, сопутниц Рипсиме в Полном Сочин. стр. 301; — Письмо его к Сааку Артцруни, там же, стр. 294—295). Из слов Агафангела замечаем, что древние армяне смотрели на богиню Астх’ик, как на жену Вахагна, армянского Геркулеса, о котором речь будет ниже.

4. Мы уже упомянули о богине Нане. Армянские писатели называют ее «дочерью Арамазда». Вот все, что говорится об ней! Тожество ее с Нана, Нанайа более чем очевидно. У евреев это имя является под формою Нанеа (втор. кн. Маккав. гл. I, 13, 15), которое Иосиф передает через греческое имя: Артемида (Antiq. XII, 13), между тем как армянские писатели, сколько можно судить по скудным их известиям, отождествляют ее с Астх’ик. {267}

Армяне поклонялись ей в селении Т’ил’е округа Екех’иац, провинции Бардцĕ р-Хайк’, недалеко от реки Гайль (Ликос). Изображения ее Агафангел характеризует словами: «литые, изваянные, иссеченные».

Что Анахит, Астх’ик и Нане принадлежат к одной и той же группе, в том не может быть сомнения; но что они, и в особенности Анахит, в Армении являются с характером, отличающим их от таких же одноименных божеств вавилоно-ассирийских, парсийских и сиро-финикийских, это можно было видеть из того, что сказано нами о каждом из них выше.

5. К ряду этих богов отнесем также другое армянское божество, название которого равным образом указывает на ассирийское его происхождение; это — Баршимниа, . — Храм его находился в деревне Т’ордане округа Даранахи, провинции Бардцĕ р-Хайк’. Историк дает этому божеству эпитет: «спитакап’ар», , «славный т. е. блестящий — белизной» (Агаф. стр. 585). У Моисея хоренского имя его пишется Баршамин, ; Анания ширакский называет его: Баршам ассирийский,  . Легенда говорит, что армянский Геркулес, Вахагн, как-то раз во время жестокой зимы, украв у него солому, нес ее по небу. Оброненные дорогою соломинки образовали «Млечный Путь», который вследствие того, у древних армян и назывался «Следом соломокрада», *. Отец армянской Истории пишет, что изображение Баршамина перенесено из Месопотамии в селение Т’ордан ТиграномII, сыном Арташеса. Он описывает его в следующих словах: «оно состояло из слоновой кости и хрусталя и было обделано серебром» (кн. II, гл. XIV). Вероятно, по этой самой причине армяне и дали Баршамину или Баршимние эпитет: «блестящий белизной».

Указание Моисея хоренского и Анании ширакского не оставляют ни малейшего сомнения относительно происхождения этого божества, что еще более подтверждается самим его названием. Имя Баршамин или Баршимниа или вернее Баршамнин, не имея в армянском никакого значения, находит себе толкование в языке {268} ассирийском. Это божество не что иное, как Нин или Нин-ин, иначе называемый Бар — «бог войны у ассирийцев». Слово Нин объясняют через «владыка, господин», ин же означает просто имя. Бар имеет то же значение что и нин, т. е. «владыка, господин»; а шем, или как оно является в армянских названиях этого бога шам, шим, тожественно с ин — «имя». И потому Бар-Шам-Нин (Бар-шим-ниа) есть не что иное как Нин, который иначе назывался Бар-шем, или Бар-Шам. Нин или Бар чествовался у ассирийцев как «Геркулес, покровитель ассирийских царей». Таковы по крайней мере результаты, до которых привели ученых их исследования ассирийских памятников, недавно открытых.

6. В армянском пантеоне встречаем божество, в происхождении которого ученые, сколько нам известно, еще не дали себе ясного отчета; это — Тир, *, о котором упоминает опять-таки Агафангел в одном только месте. Приведем здесь это место целиком, которое впрочем, будучи сильно искажено переписчиками, представляет не мало трудности при переводе. Вот оно:... «сам же царь (Тĕ рдат) отправился... в город Арташат чтобы разрушить жертвенники богини Анахит на месте, называемом Еразмуйн **. По дороге (в Арташат) сначала (царь) встретил (храм) бога Тир’а, где (божество это) внушало сны, (а жрецы) давали им толкование: (храм) учителя жреческой мудрости, который назывался училищем писца (дебир) Ормизда и в котором учили всем художествам. Сначала взялись (за тот храм), который разрушив, предали огню (стр. 580) ***. {269}

Из этих немногих строк мы выводим: 1. что древние армяне вместе с прочими своими богами поклонялись также божеству Тиру; 2. что Тир назывался учителем жреческой мудрости; 3. что он был в то же время «Писец, scriba, Ормизда; 4. что он учитель всех художеств,  ; 5. что он желающим внушал сны и тем открывал будущее в светлом или мрачном свете и что наконец 6. при его храме предлагалось толкование как снам, внушенным этим богом, так и снам вообще. — Эти качества достаточно характеризуют Тира и дают возможность с одной стороны определить его собственное значение, а с другой — добраться до его происхождения.

Тир армянский есть Гермес или Меркурий. Подобно божествам Тету или Тоту египтян, Тауту финикиян, Гермесу греков и Меркурию римлян — бывшим учителями таинственного учения жрецов, изобретателями языка, письма и всех наук и искусств, проводниками душ по различным сферам неба, земли и ада — и Тир армянский, как мог уже видеть читатель, является перед нами со всеми этими атрибутами. Он также «учитель жреческой мудрости и всех художеств, писец Ормизда или Арамазда, внушитель снов добрых и зловещих, проводник душ в подземное царство, подобно Гермесу Психопомпу или Некропомпу 4*. В {270} Армении до сих пор в языке ее жителей уцелела брань, хотя и потерявшая для них свой первоначальный смысл, однако все еще указывающая на свое двадцативековое происхождение: она стала выражением недобрых пожеланий на устах нынешнего армянина; это   , т. е. «пусть возьмет тебя гĕ рох’. — Последнее слово, как причастие настоящего времени от глагола гĕ рем, , значит: «пишущий, писец» и совершенно тождественно и однозначуще с словом: гĕ puч, , употребленное Агафангелом в вышеприведенном отрывке. Это — один из эпитетов, придаваемых древними армянами Тиру, которого они считали также «проводником душ» в подземное царство, как было сказано выше. Так по крайней мере я себе объясняю это загадочное выражение, которое, как обломок языческих понятий, до сих бессознательно употребляется армянами, не подозревающими, что, употребляя его, они говорят и мыслят как дохристианские их соотечественники.

Тир был ассирийского происхождения. В Ассирии он является сыном Небó, Небу — «бога и покровителя учения», ассирийского Гермеса. В Бирс-и-Нимруде в последнее время открыта комната, нечто вроде молельни, где на всех кирпичах отпечатано треугольное изображение клина или остроконечной стрелы — одной из божественных вообще эмблем у ассирийцев. Это изображение стрелы, входившее, как известно, в клинообразное письмо элементом существенным и служившее символом бога Небó, есть именно Тир, что с одной стороны означает «стрела», а с другой — служило названием планет Меркурию у древних парсов. У последних, по уверению Hyde’a (De Relig. vet. Pers. р. 242)

Те, boves olim nisi reddidisses

Per dolum amotas, puerum minaci

Voce dum terret, viduus pharetra

Risit Apollo.

Quin et Atridas, duce te, superbos,

Ilio dives Priamus relicto,

Thessalosque ignes et iniqua Trojae

Castra fefellit.

Tu pias laetis animas reponis

Sedibus, virgaque levem coerces

Aurea turbam, superis deorum

Gratus et imis. {270}

планета Меркурий назывался Тир * (— стрела) по причине быстрого своего вращения. В ассирийских надписях Небó называется «владыкою Борсиппы», где вероятно при его храме находились школы, в которых воспитывались известные борсиппские халдеи, упоминаемые Страбоном (Georg. Paris, 1805—1819, t. V, 1. XVI, § 5, р. 169).

Тир’ом заключается ряд богов, общих Ассирии и Армении.

7. Михр, . На парсийское его происхождение указывает самое его имя. Агафангел называет его «сыном Арамазда», которого храм находился в деревне Багариндже дерджанского округа, провинции Бадцĕ р Хайк’, и славился своим богатством (стр. 586—588). Впоследствии царь Тигран приказал поставить здесь взятую Арташесом I в добычу и принесенную им в Армению статую Гефеста, «бога огня» (кн. II, гл. XIV). Имя этого божества, известного у греков и римлян под названием «Митра» или «Митрас», на древне-парсийском языке означало «солнце», что подтверждается свидетельством зендских книг. Михр был богом невидимого огня, что доказывается происшедшим от этого имени словом хур, , которое до сих пор у армян служит выражением понятия: «невидимый, невещественный огонь»; между тем как видимым проявлением Михра были:

а) Арег-акн, , «око «Арé га» — ** видимое солнце, {272} которое Зендавеста равным образом называет «Оком Ормузда», «блестящим героем, мощно протекающим свое поприще, оплодотворяющим пустыни, возвышеннейшим из Изедов, никогда не дремлющим, покровителем страны». Арег-Акн служил в то же время символом «огня мужеского пола».

b) Лус-ин, *— «Луна» была символом «огня женского пола», который у Моисея хоренского называется «огонь-сестра». ** (см. Ист. св. дев сопутниц Рипсиме, Полн. Сочин. стр. 301).

Главный храм Арег-акн’а и Лусин’а находился в Армавире, древнейшей армянской столице. Изображения этих божеств были поставлены здесь Вах’аршаком, родоначальником армянских аршакидов (М. хорен. кн. II, гл. VIII). — Другой храм, где поддерживался неугасимый огонь, называвшийся «огнем Ормизда»,  , находился в Баг-аване, в нынешнем Баку, (М. хорен. кн. I гл. 75). Наконец есть вероятие думать, что храмы этих богов были и в других местах, напр. в округе Анднавацик’, васпураканской провинции (см. Письмо Моис. хорен. к Сааку Артцруни, Полн. Сочин. стр. 294—295) и на востоке от пах’атской горы на месте, называвшемся Бут’, *** (М. хорен. Ист. св. {273} дев сопутниц Рипсиме, Полн. Сочин. стр. 301). В этих храмах на алтарях Михра поддерживался неугасимый огонь, что подтверждается словами Моисея хоренского: «ненасытимый огонь, непрерывное горение»,  ,  .

8. Наравне с огнем армяне поклонялись и Воде 4*, которую они называли: «источник-брат»,  . В Зендавесте в числе двадцати восьми Изедов мы встречаем Ардеи-зур — «источник небесной воды», Деву, дочь Ормузда. Вторая половина имени: Ардви-зур имеет общее происхождение с армянским словом: джур,  — «вода»; и нет сомнения, что армяне в «источнике-брате» поклонялись, как древние парсы, «источнику небесной воды», т. е. Ардви-зуру. По Моисею хоренскому, поклонение «огню-сестре» и «источнику-брату» происходило у подошвы горы, (местоположение которой он к сожалению не определяет) в пещере в местности Бут’, как уже замечено выше.

9. В связи с этими божествами находился и бог Аманор,  . Это — слово сложное, состоящее из ам,  — «год» и нор,  — «новый»; следовательно, Аманор значит: «новый год». Агафангел уверяет, что он был «покровителем плодов» и в то же время назывался «Ванатур дик’,  , т. е. «бог приютодатель».

Храм его находился в Баг-аване багревандского округа, айраратской провинции, где в начале нового года в месяце Нава-{274}сард’е 5*, соответствующем 11-му августа, древние армяне, собравшись со всех концов Великой Армении, с большим торжеством праздновали праздник Аманора, продолжавшийся шесть дней. В продолжение этого времени они в Баг-аване около храма получали не только «приют и ночлег» (отсюда эпитет ванатур — «приютодатель»), но даже «пользовались от жертвоприношений». (см. Ист. Агаф. стр. 619—620; — Моис. хорен. кн. II, гл. 66).

У парсов новый год также назывался Нев-руз: слово, которое значит собственно: «новый день»; но он начинался и праздновался не в начале августа, как у армян, а в месяце фервадине около весеннего равноденствия; между тем как во время осеннего равноденствия они праздновали в месяце михргане праздник Михра или Митры. Ясно, что источник поклонения с одной стороны Аманору, с другой — Михру, первоначально был один и тот же; но что у армян и парсов оно видоизменялось по тем понятиям, которые тот или другой народ имел о божестве, им чествуемом.

Читатели не должны удивляться, что мы, основываясь на словах Агафангела, Аманора назвали богом, а не приняли его имени просто как выражение понятия: год. Мы знаем, что до сих пор в этом последнем только значении и принималось указание армянского историка *. Что не в одной Армении смотрели на год, как на из-{275}вестный период времени, и с тем вместе как на божество, которому приносили жертвы, тому доказательством служат алтари, воздвигнутые жителями Тира в честь не только Года, но и Месяца, как символов самого долгого и самого короткого времени, т. е. двух периодов, из которых большой измерялся Солнцем, а малый — Луною, т. е. месяцем (см. Religions de ľ antiquité par F. Creuzer, trad. I — D. Guigniaut, t. 2, troisiè me partie, note 8 du livre IV, p. 964—965).

10. Нераздельно с Арег-акн’ом — Оком невидимого Арамазда, было и божество Арев **,  — видимое проявление невидимого света, живительного начала всего существующего. Эпитет его — «податель жизни». В нем армяне поклонялись невидимому Арамазду, и как в языческие времена, так и теперь нередко они {276} клянутся именем этого божества, говоря:    = «свидетель твой Арев» или    — «знает твой Арев»: выражения, соответствующие теперешним: «свидетель Бог, что»... «знает Бог, что»...

Судя по живучести, которую замечаем в учении о поклонении Арамазду, должно полагать, что это последнее было повсеместно распространено между жителями древней Армении. Драгоценные, хотя и весьма краткие, известия о поклонении Арев’у находим у Нерсеса Благодатного (жив. в XII в. ) в его грамоте к месопотамийскому армянскому духовенству, из которой узнаем, что в городе Самосате, восемь веков спустя после принятия армянами христианской веры, продолжало еще существовать поклонение Арев’у у жителей упомянутого города, называвших себя Арев-ордик’, т. е. «Сынами Арев’а». Нерсес называет их учение: «ересью, проповедующую поклонение дэвам»,  , присовокупляя, что Арев-ордик’, любя мрак, отказались от принятия учения света и со времени Григория Просветителя не переставали пребывать в языческой вере отцов своих. Из немногих слов армянского иерарха узнаем, что эти армяне-язычники поклонялись: 1. Арег-акн’у; 2. Лусин’у; 3. звездам; 4. дереву барти (вид тополя), к которому мы возвратимся ниже и в которое вселяясь, требовали себе поклонения дэвы; и что наконец 5. женщины у них занимались ворожбой, колдовством, приготовлением различных зелий, посредством которых они разжигали преступную любовь между лицами обоего пола, предлагая их в напитках или в пище.

Из слов Нерсеса видно, что Арев-орди’к, следовательно и предки их, поклонялись, кроме Арег-акн’а, Лусин’а, Арев’а, также Звездам вообще * (см. упомян. Грам. Нерсеса в Полн. Сочин. последнего, Венеция, 1838, стр. 238—253).

Хотя, как выше было замечено, Ахриман, антагонист Арамазда, и не называется по имени у армянских писателей, тем не менее однако в некоторых словах, которыми последние его характеризуют, мы узнаем эпитет, придаваемый ему древними парсами. Моисей хоренский в одном месте говорит, что в начале IV века армяне поклонялись «двум почерневшим вишап’ам (=драконам), в которых вселялись дэвы (см. в его Полн. Сочин. Ист. св. дев, сопутниц Рипсиме, стр. 301—302); а мы знаем из сказаний парсов, что после неудачного нападения на царство Ормузда, совершенного Ахриманом во главе всех своих дэвов, последний должен был искать спасения в бегстве и в виде дракона бросился с неба на землю (см. Rhode, Heil. Sage, р. 174 и далее 376). Замечательно, что этим вишап’ам (=драконам), как уверяет тот же Моисей хоренский, приносили человеческие жертвы: «целомудренных дев и невинных юношей». При этом он замечает, что «дэвы, обрадованные видом крови, жертвенников, огня и источника, являли какие-то видения, сопровождаемые блеском, стуком и пляской». Историк заключает свой интересный рассказ словами: «вокруг скалы, где это происходило, были глубокие ущелья, наполненные змеями и скорпионами, с смертоносным ядом» (там же). Кажется, слова: змеи и скорпионы не требуют здесь объяснения; ибо читатель конечно знает, что эти гадины, будучи творением Ахримана, служили ему в то же время символом.

11. Кажется не будет натяжки, если из вышесказанного заключим, что армяне, поклоняясь началу добра — Арамазду, чествовали в то же время начало зла — Ахримана. И это тем более, {278} что мы находим у них дэвов **, служителей Ахримана, созданных последним. Если наконец вспомним, что подземное царство называется у армян джохк’, , напоминающее собою парсийское дузах — первоначальное место пребывания Ахримана, противоположное Горотману жилищу блаженных, соединявшемуся с первым посредством Чинвад-моста, то нетрудно будет в царе этой бездны узнать Ахримана.

12. В древне-армянском языке сохранилось слово Сандарамет, , или Сандарапет, , парсийское происхождение которого кидается в глаза с первого же разу. {279} Армянское сандарамет или сандарапет есть, без сомнения, Сапандомат или Еспендармат древних парсов, под которыми последние разумели «духа земли», — одного из Изедов, созданных Ормуздом. Нериозенг называет его «la maî tresse de la terre (Eug. Burnouf, Yaç na, ch. 1. р. 157—158). Это слово, перенесенное армянскими писателями IV и V веков из языческого мира в мир христианский и служившее для древних армян, как и парсов, названием «духа з

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: