 |
44. Ача́й толын!. 45. Трофей
|
|
|
|
44. Ача́ й толын!
Когда война закончилась, вся деревня жила ожиданием своих отцов, мужей, братьев. Многие из оставшихся в живых уже вернулись. А моего отца всё не было...
Из писем мы знали, что он жив и едет к нам с обозом военного госпиталя. В госпитале он оказался после ранения и контузии от взрыва немецкого фугасного снаряда при штурме подступов к Берлину, в конце апреля 1945 года.
Уже осень на исходе, а отца всё не было. Уже выпал первый снег и начались морозы. Как всегда, вечером я находился дома и, стоя на подоконнике, наблюдал через верхнюю раму окна за улицей в маленькую проталинку, которую я надышал на замёрзшем стекле. Нижнюю половину окна мы обычно заколачивали на зиму досками и закладывали соломой. Керосина у нас не было, и в поздние часы мы сидели в полутьме, лишь изредка зажигая по необходимости лучину огнём из печки.
Мне нравилось вот так тёмными зимними вечерами стоять в окне, облизывая и растапливая своим дыханием ледяную корку, смотреть в образовавшийся глазок. В свете луны искрятся сказочные сугробы снега. Кто-то проходит мимо, и я узнаю по походке и фигуре – кто это и говорю бабушке. Вдруг я увидел, как напротив наших ворот остановилась не наша лошадь, запряжённая в сани. В санях сидели два незнакомых мне человека, они встали, и один из них торопливо пошёл к нашим воротам.
Я тут же доложил об этом бабушке и маме. А сам всё не мог отвести взгляда от другого человека, который остался возле саней… Он был не такой, как местные люди – стройный, подтянутый, в сапогах и шинели с блестящими пуговицами и вещмешком на плече.
Мама и бабушка в целях безопасности спешно укрепляли запоры в сенях и, переговариваясь через дверь, выясняли, кто с ними говорит. Это был какой-то их знакомый татарин из соседней деревни Кудашево.
|
|
|
Они что-то ещё выспрашивали у него, а я уже понял – КТО был тот стройный и подтянутый человек! Я спрыгнул с подоконника под шум уже удивлённых голосов мамы и бабушки, под торопливые скрипы и стуки открывающихся запоров дверей в сенях, выбежал, в чём был, босиком в снег, навстречу стройному человеку, со слезами и радостным криком: „Ача́ й толы-ы-ын[7]! “
Он поднял меня сильными руками, прижал к себе и внёс в дом! От его воротника шинели и от колючей щетины пахло свежим морозом и ещё чем-то незнакомым.
С тех пор, как отец уехал на войну, прошло долгих четыре года. Для меня это была почти целая жизнь. Я сидел у него на коленях и задыхался от радости и смущения.
Этот вечер, 12 ноября 1945 года, сейчас у меня перед глазами…
45. Трофей
Отец привёз с войны разные необыкновенные вещи. Маме – цветные немецкие ткани, сёстрам полотенца и косыночки, а мне – самый настоящий трофейный немецкий фонарик с цветными стёклами! Эти стёкла можно было передвигать боковым рычажком и поворотным кольцом вокруг стекла. Он даже светил, пока батарейка не села. Я постоянно носил его с собой и даже спать с ним ложился, включая под одеялом, чтобы заворожённо следить за сменой цветного освещения… В школе каждому хотелось подержать в руках мой фонарик. И всё же свой любимый трофей я подарил или на что-то обменял Саше Карпову.
Оказывается, мой отец бывал в том селе в Ленинградской области, откуда эвакуировались Карповы. Мы часто ходили к ним в гости. Они с моим отцом вспоминали знакомые для них места, и тогда старик Карпов щурился вдаль, а по щекам текли слёзы…
Потом они уехали жить в Нижний Тагил. А когда мне было уже 17 лет, и я устраивался в Тагиле на работу, мы с Сашей несколько раз встречались в посёлке Северном.
|
|
|
46. Жили мы очень бедно…
После войны моего отца назначили заведующим магазином, так как он единственный тогда в деревне имел образование. Он закончил 4 класса начальной школы. К своей работе отец относился ответственно и аккуратно. Он умел красиво и грамотно писать и производить точные арифметические расчёты. Всё у него было чисто и ровно разложено по полочкам.
Впоследствии колхоз назначил его бригадиром, так как во время войны мой отец был сержантом, командовал отделением.
А в 1949 году моего отца избрали председателем колхоза. Но, хотя он и занимал такие должности, никогда не пользовался выгодой для себя.
Жили мы очень бедно.
Свои четыре года начальной школы я уже закончил. Для продолжения учёбы отец поселил меня и ещё одного мальчика из нашей деревни, Валентина – у семьи Шабарчиных в деревне Армяниново Калтасинского района. Там, в соседней деревне Амзибаш, была средняя школа.
У Шабарчиных кроме нас было ещё трое детей. Хозяйка тётя Маша каждый вечер топила печку, ставила в неё большой чугунок с картошкой в мундире. Эту картошку мы и ели всей семьёй.
А на полатях под самым потолком, куда мы забирались на ночь, при тусклом свете керосинки было видно, как из щелей выползают рыжие тараканы. Эти насекомые нас тогда не смущали, их присутствие казалось вполне привычным и естественным. Мы даже устраивали тараканьи соревнования. Ловишь его за бока, а он лапками шуршит по пальцам. Цепляешь его к потолку и отпускаешь – чей дальше пробежит и не упадёт, тот и выиграл.
|
|
|
