Глава 5. ■ валидность психосемантических тестов. . . . . . . 286

Однофакторные исследования................................................................ 286

Различающая сила факторов (РСФ)............................................... 286

РСФ и социометрический выбор..................................................... 287

РСФ и хронический стресс............................................................. 288

РСФ" и диапазон выборки................................................................. 289

Мотивационные конструкты: ТАТ и ТЮФ..................................... 290

Доминирующие факторы и L-данные.............................................. 291

Доминантный фактор и когнитивная сложность............................ 292

Трансформации ЛСП и идентификация с ролью............................ 293

ЛСП и внутрисемейное восприятие................................................ 294

Согласованные трансформации ЛСП и влияние

компьютерных игр........................................................................... 295

Сцепление факторов: трудности регистрации................................ 296

Сцепление и ПМШ........................................................................... 297

Сцепление и балл по вопроснику.................................................... 297

Экспериментальная критика семантических тестов............................... 299

ТЛК и 16ЛФ: опосредующая роль самооценки?............................ 299

Субъективная семантика фотопортретов и 16ЛФ......................... 302

Компетентность и динамичность когнитивной сложности............ 303

Множественность причин в трансформациях ЛСП...................... 305

Поиск косвенных связей конструктов и черт........................................ 307

Сила конструктов и ГОЛ................................................................ 307

Объяснение диагностичности косвенных связей............................ 314

Косвенные связи в проективном «Фототесте».............................. 315

Компетентность экспертов.................................................................... 316

Компетентность и согласованность................................................ 316

Имитационные матричные тесты..................................................... 318

Атрибуция черт мешает профессионалу?....................................... 320

Тренинг межличностного познания в Интернете.......................... 320

Заключение............................................................................................ 324

Библиография......................................................................................... 332

Предметный указатель........................................................................... 350

Авторский указатель.............................................................................. 357

■ Толковый словарь специальных терминов............................................ 362

Расшифровка основных сокращений.................................... '.................. 379

Атлас личностных черт........................................................................ 381

Алфавитный указатель черт.......................................:............... '............ 437

Указатель ситуаций и сфер жизнедеятельности................................... 458

Вопросник 16РФ........................................ ■....................................... 459

Посвящение

Памяти Е. Ю. Артемьевой и В. И. Похилько, слишком рано ушедших из жизни.

ВВЕДЕНИЕ

Проблемный контекст

Актуальность психологии личностных черт не зависит от конъюнкту­ры идеологических и социально-экономических веяний и метаморфоз, как и от моды на тот или иной методологический или технологический подход внутри самой психологии. Не только профессиональные психологи, ис­следователи и практики, но и специалисты в области социологии и недаго-гики, теории и практики управления, юристы, политологи, журналисты, литераторы и просто люди самых разных профессий постоянно оценива­ют окружающих по их личностным (психологическим) качествам, с тем чтобы решать свои профессиональные и просто обыденные житейские задачи — строить свои отношения с окружающими. При этом, как это показано во многих отечественных и зарубежных исследованиях, эта оценка, как правило, осуществляется в форме заключений о личностных свойст­вах (чертах). Но очень часто эти суждения выносятся с определенными ошибками, акцентами, упрощениями и искажениями (индивидуальными трансформациями), в которых проявляется не только ограниченность в овладении психологическими знаниями и соответствующей терминологи­ей, но и глубокая пристрастность межличностного восприятия, за которой в свою очередь стоят интересы и мотивы субъекта восприятия.

Сторонников изучения личностных черт часто критикуют за то, что они сводят предмет исследования к узкому кругу факторов — таких пси­хологических переменных, которые действуют на протяжении всей жизни человека во всех ситуациях и оказываются на поверку наследственно при­обретенными свойствами нервной конституции (см. критику теории черт в таких обширных обзорных работах как Хекхаузен, 1986; Хьелл, Зиглер, 1997; Первин, Джон, 2000). Да, следует согласиться, что черты, понятые узко — как диспозиции (индивидуальные установки) к определенному по-

ведению во всевозможных ситуациях, позволяют лишь в малой степени объяснять и прогнозировать поведение человека в конкретных ситуациях. Известно, что значения коэффициента корреляции в пределах 0, 3 являет­ся фактически пределом прогностичности диспозициональных моделей. Этому есть немало свидетельств, полученных как с помощью строгих экспериментов (Endler, Hunt, 1966; Mischel, 1968, 1977; см. также обзо­ры на русском языке в книгах Росс, Нисбетт, 1999; Первый, Джон, 2000), так и с помощью корреляционных экспериментов с применением эксплораторного факторного анализа¹. В этом мы сами убедились в. наших собственных многочисленных исследованиях: набор значимых, устойчи­вых и интерпретируемых глобальных факторов объясняет, как правило, не более 20—30 процентов дисперсии в матрицах интеркорреляций для пунктов личностных вопросников или списков прилагательных (когда их численность превышает 100 переменных).

Но в данной работе мы исходим из более широкой трактовки понятия «личностная черта», подразумевая под этим не только наследственные диспозиции, но и приобретенные стили и стратегии поведения для опреде­ленных классов ситуаций, а также «личностные конструкты» —средства категоризации впечатлений при восприятии человека человеком. Таким образом, психосемантический подход к психологии черт оказывается зна­чительно более широким, чем традиционный психодиагностический под­ход, представленный во всех учебниках по психологии личности главным образом именами Г. Олпорта, Г. Айзенка, Р. Кэттэлла (см. Хьелл, Зиглер, 1997; Первин, Джон, 2000). В нашей трактовке к психологии черт следу­ет отнести весь цикл работ по психологии личностных конструктов, пред­ставленный самим Дж. Келли {Kelly, 1955; Келли, 2000) и его последова­телями (Франселла, Баннистер, 1977), работы, выполненные в контексте «феноменологической психодиагностики» (куда, например, А. Анастази от­носит Q-сортировку и «личностный семантический дифференциал», см. Анастази, 1982), а также сформировавшееся уже в 80-е годы широкое международное направление по исследованию таксономии личностных черт в естественном языке {Goldberg, \9Si; Anglei! nera. о., 1990; DeRacid, Hoskens, 1990, Шмелев, Похылько, 1985а), которое внесло решающий вклад в появ­ление столь популярной в 90-е годы концепции «Большой пятерки» лично­стных факторов {Голдберг, Шмелев, 1993; см. также на русском языке хороший обзор работ в русле этой концепции в книге Первин, Джон, 2000).

В основном цикле наших исследований, подытоженном прежде всего в докторской диссертации (А. Г. Шмелев, 1994), мы поставили задачу выяв-

¹ Термин «эксплораторный» обычно не используется в русскоязычной психологиче­ской литературе. Он обозначает обычный мультивариаптный анализ матриц интеркорре­ляций в духе Л. Терстоуна и его последователей (в психологии черт самый яркий — Р. Кэттэлл). Этот термин противопоставляется «конфирматорному» факторному ана­лизу, когда хотят подчеркнуть, что исследователь не исходит из каких-то доэкспери-ментальных гипотез о составе и структуре факторов. Здесь и далее примеч. автора.

ления закономерностей в появлении трансформаций межличностного вос­приятия, в выяснении того, насколько регулярны взаимосвязи этих транс­формаций с личностными свойствами самих субъектов межличностного познания, и, если такие взаимосвязи существуют, насколько реальна пер­спектива разработки косвенных методик диагностики личности по струк­туре ее индивидуальной категориальной системы. Сформулированная та­ким образом исследовательская задача, естественно, потребовала решения массы предварительных задач.

Чтобы выявить индивидуальные искажения и отклонения, прежде все­го оказалось необходимым построить модель «нормы» — содержательно и статистически обоснованную модель, отражающую общепринятые пред­ставления о структуре личностных черт в нашей русскоязычной языковой культуре. Так появился. реконструированный нами на основе экспертных оценок «тезаурус личностных черт», самый важный фрагмент которого представлен в приложении к данной работе в виде «Атласа личностных черт». Для выяснения того, с чем и как эти отклонения можно экспери­ментально скоррелировать, чтобы выяснить их психодиагностическую ин­формативность, пришлось произвести ревизию психодиагностических: ин­струментов. Выяснилось, что мы не располагаем на русском языке психо­метрически корректными личностными тест-вопросниками, поэтому при­шлось их создавать — как путем адаптации западных (по полной програм­ме — на уровне переформулирования отдельных заданий и коррекции ключей к ним), так и путем создания оригинальных отечественных версий. В первых двух главах книги дается конструктивно-аналитический об­зор зарубежных и отечественных работ в области психодиагностических и лексико-семантических исследований личности, позволяющих нам подой­ти к обоснованию системы гипотез, сформулированной в третьей главе. В четвертой главе приводятся данные по конструированию и проверке ва-лидности рассматриваемых нами модельных представлений ЛСП. В пятой главе — по проверке валидности конкретных показателен психосеманти­ческих тестов — так называемой «различающей силы» и «сцепленности» факторов семантического пространства (СП). В приложении нами даются методические инструменты, которые могут быть полезны для академичес­ких и практических психодиагностических исследований личности.

В данной книге читатель сможет впервые познакомиться не только с конкретными современными методическими инструментами, но и с новы­ми теоеретическими представлениями о чертах личности: трехуровневой классификацией и четырехполюсной моделью.

Исторический контекст

Не желая утомлять подробностями тех читателей, которые хотели бы ограничить свое знакомство с данной книгой только введением в проблем­ный контекст, автор все же отнюдь не исчерпал важной предварительной информации, необходимой для того, чтобы раскрыть гот контекст, в ко-

тором исторически формировались различные этапы проведенного цикла исследований. Как уже было указано выше, цикл исследований был начат еше в 70-е годы. Это происходило в то время, когда в развитии отечест­венной психологии обнажился открытый кризис: декларативная, спекуля­тивно-теоретическая психология, обслуживающая (прежде всего в Моск­ве) безраздельно господствовавшую (как тогда казалось) идеологему, не могла дать никакого конструктивного ответа на растущие запросы реаль­ной жизни. Собирались совещания за совещанием, принимались громкие постановления о развитии психологической службы, о ее методическом оснащении, но даже весьма взвешенные первые публикации в центральной психологической прессе о научных аспектах разработки и применения психологических тестов (например, Гильбух, 1978) встречали опасливую реакцию среди руководителей московских психологических учреждений, упоминавших тогда о печально известном постановлении ЦК ВКП(б) 1936 года в таких тонах, как. будто тень «отца народов» продолжала бдительно следить за всем, что происходило в каждом московском кабинете* В двой­ственности позиции ряда ведущих специалистов (К. М. Гуревич, 1982) просматривалось стремление защитить от идеологической цензуры уже начавшиеся практические работы по созданию отечественных тестов. С большим трудом, с боем доставались публикации первых серьезных пере­водных руководств по теории тестирования (см, предисловие К. М. Гуре-вича и В. И. Лубовского к книге А. Анастази, 1982). Показательно, что из русского перевода книги А. Анастази был в последний момент даже изъят профессионально-этический кодекс американских психологов (сравните Anastasy, 1967; Анастази, 1982).

В работах представителей Московской школы Выготского-Леонтьева (например, Божович, 1968; Леонтьев, 1975) преобладала открытая анти­позитивистская направленность. Ценность разработанного в Московской университетской школе так называемого каузально-генетического метода изучения личности в контексте развития и смены ведущих форм деятель­ности неоспорима. Но при этом эмпирико-статистическая технология кон­струирования тестов на факультете психологии МГУ (в отличие от ЛГУ, см. Гайда, Захаров, 1982) фактически не изучалась и не анализировалась. Отсутствовали соответствующие учебные дисциплины и в учебных планах подготовки студентов. Угнетающая бледность профессионального тезауруса (концептуальной системы) выпускников МГУ в отношении параметров межиндивидуальных различий (студенты на государственных экзаменах не могли назвать более 2—3 индивидуальных особенностей), бесспорно, от­рицательно сказывалась на эффективности их практической деятельности после окончания университета.

В этой обстановке развитие стандартизованных техник изучения лич­ности могло существовать в Московском университете только в форме разработки некоторого конструктивного противовеса традиционной пси­хометрике. Таким подходом для группы исследователей, к которой при­надлежит и автор данной работы, стала экспериментальная психосеманти-

ка, поставившая своим предметом, как уже отмечалось выше, изучение индивидуальных систем значений методами многомерного анализа данных {Артемьева, 1980; Петренко, 1982; Шмелев, 1982). Этот подход был поддержан деканом факультета психологии А. Н. Леонтьевым, рассматри­вавшим его в своих последних трудах как разработку методических средств изучения семантической составляющей интегрального «образа мира» {Ле­онтьев, 1979). Вскоре вслед за спецкурсом «Анализ данных» {Е. Ю. Ар­темьева) и «Экспериментальная психосемантика» (первая программа ко­торого была предложена совместно В. Ф. Петренко и А. Г. Шмелевым в 1979 году) в учебном плане факультета психологии МГУ при поддержке нового (после кончины А. Н. Леонтьева) декана А. А. Бодалева появился в 1980 году вначале спецкурс «Дифференциальная психометрика» (А. Г. Шмелев), а затем общий-курс «Основы психодиагностики» (Сталин, Шме­лев, 1984; Шмелев, 19916). Автор должен здесь отдать должное А. А. Бодалеву как заведующему кафедрой общей психологии в те годы, под­державшему замысел разработки проекта создания тезауруса личностных черт {Шмелев, Похилько, Козловстя-Тельнова, 1988, 1991).

Автор вынужден здесь предпринять этрт краткий экскурс в предысторию и контекст формирования самого замысла данного исследовательского проек­та не только в силу потребности в рефлексии пройденного пути, но и в стремлении разъяснить читателю те мотивы, по которым для автора в какой-то момент соединились психосемантика и психодиагностика личности.

Циклы исследований, проведенных безвременно ушедшей из жизни в 1987 году Е. Ю. Артемьевой, руководившей кандидатской диссертацион­ной работой автора (Шмелев, 1979), а также нашего коллеги и соавтора В. Ф. Петренко были оформлены и успешно защищены в ранге доктор­ских диссертаций еще в 80-е годы (см. Артемьева, 1999; Петренко, 1988). В этих работах утвержден приоритет постановки и методического реше­ния многих проблем, над которыми работал и автор этих строк. Одно из положений, вынесенных на защиту в докторской диссертации В. Ф. Пет­ренко гласит: «Психосемантический подход открывает возможность ис­следования личности через анализ «пристрастности" индивидуального со­знания человека, проявляющейся, в частности, во влиянии мотивационной направленности на характер и организацию категориальных структур вос­приятия и осознания субъектом предметной и социальной действительнос­ти, то есть в широком смысле во влиянии мотивационной системы субъек­та на его образ мира» (Петренко, 1989). Следуя данному тезису, мы в своих работах сделали попытку углубить его прежде всего методически, подвергнув тщательной и всесторонней проверке с параллельным исполь­зованием традиционных методик диагностики личности и, в частности, стандартизованных методик, построенных с помощью психометрических алгоритмов — вопросников и тестов.

Наши ранние попытки исследования конкурентной валидностн психо­семантических методик по сравнению с личностными тестами (Шмелев, 1983а) столкнулись с рядом принципиальных методических трудностей.

Во-первых, оказалось, что наши попытки реконструкции обобщенной груп­повой модели семантического пространства личностных черт наталкива­ются на существенную нестабильность результатов. В самом представи­тельном на то время по охвату лексике эксперименте, включавшем 140 личностных прилагательных, нам удалось получить лишь 3 статистически устойчивых фактора {Шмелев, 1982в). В то же время индивидуальные и групповые репертуарные решетки давали от 5 до 8 вполне интерпретируе­мых факторов, но они резко варьировали от испытуемого к испытуемому. В нашей кандидатской диссертации мы исследовали природу этой-неста­бильности и пришли к выводу, что она может быть описана с помощью объяснительного механизма «категориальной установки» (Шмелев, 1979г). Было показано влияние на системы значений установок, относящихся к разным уровням функциональной организации психической деятельности (Асмолов, 1979). Для того чтобы сбалансировать категориальные установ­ки разных индивидов, устранить возможный артефакт авторского влияния на подбор значимой личностной лексики, мы совместно с В. И. Похилько инициировали обширный, многоэтапный проект построения семантичес­кого словаря-тезауруса для лексики личностных черт в русском языке (Шмелев, 1985).

Серьезные проблемы возникли и с поиском психометрически коррект­ного многофакторного теста личности. Оказалось, что в русском варианте он попросту отсутствует, а практики пользуются сырыми в психометриче­ском смысле переводами западных тестов, прошедшими отнюдь не полную адаптацию. Коллективы Ф. Б. Березина, Л. Н. Собчик, И. Н. Гильяшевой произвели к тому времени фактически лишь сбор отечественных тестовых норм, но не статистическую проверку ключей к каждому пункту тестов MMPI и 16PF. Таким образом, замысел нашего исследования подвел нас к многолетнему проекту адаптации базового личностного тест-вопросника, которым вначале стал адаптированный вопросник 16PF Р. Кэттэлла (Шме­лев, Похилько, Соловейчик, 1988), а затем созданный в 90-е годы ориги­нальный личностный перечень «16 русскоязычных факторов» (см. главу 3). На пунктах этого теста-вопросника, не являющихся переводом американ­ской версии, но построенного с учетом специфики наших отечественных социокультурных норм и традиций, была реализована оригинальная рус­скоязычная по своему происхождению система из 15 личностных факто­ров 15РФ, полученная в ходе анализа экспертных оценок, на которых строился «Тезаурус личностных черт» (Шмелев, Похилько, Козловская-Тельнова, 1991). В качестве 16-го фактора выступил служебный фактор «социальной желательности». В дальнейшем мы стали обозначать эту фак­торную систему как 16РФ.

Начатый еще в 70-х годах (Шмелев, 1979а-в, Петренко, Шмелев, 1980; 1982в) на протяжении четверти века данный цикл исследований не мог не пережить ряд серьезных изменений и превращений. На этот период пришлись фактически как бы несколько революций: микрокомпьютерная (80-е годы) и последовавшая за ней телекоммуникационная (90-е годы).

раскрывшие новые возможности для сбора и компьютерного анализа дан­ных, что в значительной мере обесценило наши ранние эксперименталь­ные результаты. Нельзя не назвать также и социальную революцию — ломку общественного строя в нашей стране, выразившуюся для общест­венных наук вначале в таком благоприятном событии, как устранении идеологического пресса со стороны марксистско-ленинской философии и коммунистической идеологии (конец 80-х), а затем — в резком ухудшении экономической ситуации (90-е годы).

Кризисные явления переходного периода в 90-е годы обернулись для отечественной психологии неоднозначными последствиями. С одной сто­роны, как положительный факт следует назвать:

• расширение доступа к самой современной зарубежной литературе по психологии, появление в русском переводе не только популярных, но и серьезных фундаментальных трудов по психологии личности и классиков (см. например, 3. Фрейд, 1998; К. Юнг, 1998; Келли, 2000), и современ­ных авторов (например, Хекхаузен, 1986; Первин, Джон, 2000);

• бурное развитие практической психологии, стимулирующее и струк­турирующее спрос на конкретные психрлогические концепции и инстру­ментарий (см. новые периодические издания «Прикладная психология», «Практическая психология», «Психологическая газета» и т. п. ).

С другой стороны, нельзя не назвать такие отрицательные явления как:

• крайне низкий уровень государственного финансирования исследо­вательских работ (несмотря на переход к системе конкурсов и грантов, уровень финансирования отдельных проектов оказывается хронически не­достаточным, например, для разработки серьезного инструментария, отве­чающего всем эксплуатационных требованиям — надежности, валидности, стандартизированное™ и т. п. ).

• сброс в массовую продажу тройной массы низкокачественных, пи­ратских изданий по психодиагностике — литературы и компакт-дисков, изобилующих ошибками, неточностями, некритической рекламой парана-учных подходов, смешиванием в одной корзине серьезных научных тестов для пользователей-специалистов с развлекательными поделками и игропо-добными мистификациями для увеселения самотестирующихся (см., на­пример, тест «Последний патрон Фанни Каплан» в сборнике, изданном и переизданном тиражом в сотни тысяч экземпляров и вызвавшем первый приступ иллюзии общедоступности и вседозволенности, —- «Лучшие пси­хологические тесты», 1992—1994; а также издания типа «Психологичес­кие тесты для деловых людей», 1994; «Энциклопедия психологических тестов», 1997; «Практическая психодиагностика», 2000 и т. п. ¹)-

¹ Перечень всевозможных огрехов (опечаток, неточностей, вплоть до ошибок в ключах) в этих изданиях может занять немало страниц текста. Укажем лишь на то, что обширные куски в этих текстах мы находим буквально идентичными, то есть вклю­чающими повторение самых курьезных опечаток (например, семерка вместо точки в конце диагностического суждения), но... без указания первоисточников (естественно.

Сложившиеся обстоятельства вынудили автора потратить серьезные усилия на техническое и финансовое самообеспечение для завершения проектов и работ, начатых в 80-е годы. Этого удалось достичь (не без издержек, связанных с уходом многих сотрудников и учеников) путем разработки коммерческих версий инструментальных программных систем, направленных на реконструкцию семантических пространств и психомет­рическое конструирование тестов (Шмелев, 1990, «Каталог..: », 1993^ 1996). Об этом достаточно подробно написано в заключительной части третьей главе.

Предпринятые автором попытки содействия появлению в России циви­лизованного рынка психодиагностических инструментов, включавшие при­обретение легальных прав на адаптацию таких известных западных методик, как 16PF¹, выглядели, мято говоря, анахроничными на фоне повсеместного нарушения копирайта всеми и вся. Стремительное техническое перевооруже­ние (ежегодное удвоение мощности микрокомпьютеров), появление общедос­тупных мощных статистических пакетов (таких как SPSS) в так называемом «расхакеренном виде» (с намеренно сорванной защитой от копирования) бы­стро обесценивали затраты на создание оригинального программного обеспе­чения (имеется в виду прежде всего авторская система ТЕСТАН — Shmelyov, 1996), позволявшего ускорить процесс сбора и многомерного анализа ре­презентативных массивов ответов на тестовые задания.

Так было, по-видимому, всегда в человеческой истории: технический прогресс несет с собой расширения возможностей как для добродетели, так и для порока. Телекоммуникационная революция второй половины 90-х годов, реальная общедоступность Интернета открыли поразительные, невиданные ранее перспективы, но и создали новые искушения для не­стойких и неразвитых людей. Как известно, в Интернете немало отврати­тельной порнографии, ворованной музыки и литературы. В Интернете вы также найдете немало откровенно сворованных тестовых программ, а так­же безграмотные, но порой красочно оформленные подделки, выполнен­ные шарлатанами и параноиками от психологии. Но все-таки это всего лишь «пена» и «издержки роста». Они не заслоняют от нас магистральной траектории прогресса.

так как перепечатка производится без* всякого разрешения правообладателей), Что-то можно было списать на судорожные попытки выживания любой ценой в начале 90-х годов. Но вот на календаре появилась магическая цифра 2000, а поло­жение не сильно изменилось. Например, в сборнике под редакцией Д. Я. Райгород-ского (издан в Самаре в 2000 году) под заголовком «Тест-опросник Г. Айзенка EPI. Адаптирован А. Г. Шмелевым» обнаруживается версия, которая никак не является версией А. Г. Шмелева. Почти везде мы находим «Тест Тейлора» — так склоняют фамилию супруги К. Спенса Жанет Тейлор в названии известного тест-опросника тревожности MAS. Нередко встречается тест Айзенга, а не Айзенка. И так далее и тому подобное.

¹ См. статью в «Психологической газете» под трагикомическим названием «Ис­тория 16PF в России, или каша из топора» {Шмелев, 1999).

С распространением Интернета появилась возможность фантастичес­ки быстрого создания и исполнения обширных корпоративных проектов, объединяющих в виртуальные лаборатории исследователей и испытуемых, удаленных друг от друга на тысячи километров. В частности, это сделало возможным реализацию интересных межкультурных исследований (напри­мер, Голдберг, Шмелев, 1993, Пибоди и др., 1993; Peabody, Shmelyov, 1996; Digman, Shmelyov, 1996). He только многофакторные тесты, но и гораздо более трудоемкие в вычислительном отношении методики, такие как, например, «репертуарные решетки», стали гораздо более доступными (см., например, Л. И. Вассерман, В. А. Дюк, 1997). Появилась технология «телетестинг», автоматизировавшая доставку, проведение и обработку пси­хологических и образовательных тестов в Интернете (Шмелев, Ларионов, Серебряков, 1998; Шмелев, Бельцер, 1998, Бельцер и др., 1998; Шмелев, Вельцер, 1999). В этой книге мы нашли возможным посвятить этой Интер­нет-революции фактически только несколько слов в последнем технологи­ческом параграфе третьей главы. Водоворот ежедневной гонки по освоению все новых и новых технологических возможностей не оставляет, кажется, ни минуты времени на подготовку больших обобщающих печатных трудов. Остается надеяться на то, что у специалистов, переходящих из категории «игроков» в категорию «тренеров», хватит сил для того, чтобы, превозмо­гая хроническую усталость, оглянуться и успеть если не обобщить, то хотя бы зафиксировать стремительно накапливающийся новый опыт.

Ключевые технологии и идеи

Данный цикл работ базируется на интенсивном использовании матема-тико-статистических методов многомерного анализа данных — факторного анализа, кластерного анализа и их специальных разновидностей (анализ кор­реляционных плеяд, «клик-анализ» и т. п. ). В силу этого результаты данных исследований оказались в высшей степени зависимыми от постоянно расту­щих в ходе компьютерной революции возможностей по многомерной обра­ботке все более и более мощных массивов эмпирической информации.

В последнее время общий кризис, сопровождающийся рядом техно­генных катастроф (вспомним хотя бы Чернобыль), привел к разочарова­нию итогами перестройки у значительной части представителей россий­ской интеллигенции и интеллектуально-ориентированной молодежи, что несомненно сказалось на распространении (в частности, и в среде психо­логов) нигилизма по отношению к сцаентистским методам, а также ирра­ционально-мистических и религиозно-агностически окрашенных умонаст­роений. Впрочем, подобные настроения весьма распространены и на Запа­де — среди массы впечатлительных, стрессонеустойчивых интеллектуа­лов, не выдерживающих вызовов технократической цивилизации. По срав­нению со сцаентистски-ориентированными, статистически-измерительны­ми исследованиями, которые продолжают набирать темпы и авторитет в западной академической психологии, в отечественной психологии, кажет-

ся, все большей популярностью пользуются работы представителей клини­ческого подхода к психологии личности, оперирующие понятиями, тесно связанными с нозологнями психических расстройств, — «шизоидная лич­ность», «депрессивная личность», «эпилептоидная личность», «истероид-ная личность» и т. п. (см., например, переводы книг Мак-Вильяме, 1998; Рапх, 1999; Риман, 1999). Однако, скептический интеллект сцаентистки-мыслящих исследователей жаждет серьезных эмпирических доказательств того, что подобные типологии личности — не есть плод воображения психотерапевтов, имеющих дело с больными (и, следовательно, испытыва­ющих риск оказаться под влиянием болезненно искаженной картины мира), но есть реальная классификация, которая подтверждается широкими ста­тистическими сведениями о психических свойствах здоровых людей (или страдающих незначительными транзиторными и пограничными формами психических нарушений).

Первые западные работы по факторизации пунктов MMPI, проведен­ные, как только появилась техническая возможность обработки гигант­ских корреляционных матриц размерностью 566 х 566 {Jackson, 1977), дали обескураживающие результаты: ни одна из основных шкал этой все­мирно-признанной клинической методики не воспроизводится как таковая по результатам факторного анализа, а самый главный фактор есть по сути артефакт позиционной стратегии испытуемого — фактор «социальной желательности». В 80-е годы и у нас (совместно с В. И. Похилько) появился «выход» на мощные компьютеры. Это были тогда еще отечест­венные ЕС-ЭВМ, занимавшие целые этажи в специализированных корпу­сах научных институтов. Анализ показал, что, например, у сотен больных Клиники им. Корсакова при 1ММИ (Первом Московском мединституте, как он тогда назывался) ответы также группируются по-другому, не подтверждая шкал, заданных ключами ММИЛ (русскоязычная модификация ММР1 из 377 пунктов, выполненная сотрудниками 1ММИ; Березин, Мирошников, Рожа-нец, 1976). В главе 4 мы предлагаем читателю некоторые данные из этих и более поздних работ такого рода, показывающих возможность альтернатив­ной (психосемантической) интерпретации результатов MMPI — в терминах феноменологической, субъективной структуры жалоб.

Фактически уже с середины 80-х годов наше исследование развива­лось на фоне решения по сути дела инженерно-психологических задач — задач проектирования действующих компьютерных диагностических ком­плексов. Широкое внедрение микрокомпьютеров в психодиагностику (см. Шмелев, 1984), а также формирование новых отраслей науки, лежащих на стыке проблематики искусственного интеллекта и психологии привели к проникновению в современную психодиагностику понятий, процедур и представлений, разработанных в области инженерии знаний — систем представления и извлечения знаний. В этой терминологии разрабатывае­мые нами таксономические модели личностной лексики являются ничем иным, как системами представления экспертных знаний, служащими линг­вистическим, семантическим, информационно-поисковым обеспечением

работы практического психолога. Эти системы приносят с собой в психо­диагностику новое разделение труда между человеком и компьютером, обеспечивая эврологизацию профессиональной умственной деятельности психолога, который освобождается от рутинной умственной работы для контроля за содержательной достоверностью предлагаемых компьютером данных и вариантов принятия решений.

Таким образом, необходимость предварительного решения объемных инструментально-методических задач на много лет отодвинула работу но проверке гипотез о вал идности психосемантических тестов для диагности­ки личности. Тем не менее на рубеже 80—90-х годов нам удалось прове­сти серию исследований, давших сложную и неоднозначную картину ре­зультатов. Для их более глубокого осмысления мы должны были уточнить первоначальную систему задач и гипотез исследования.

Наши гипотезы сформулированы (см. главу 3) на весьма специальном, операциональном языке. Для того чтобы понять смысл этих гипотез, чита­телю предстоит внимательно ознакомиться с терминологическим аппара­том, введенным в двух предшествующих главах книги. Автор пытался не избегать специальных терминов, но вводить их достаточно планомерно. Несмотря на всю любовь автора к русскому языку, содержащему, как пока­зало само наше исследование, массу тончайших психологических наблюде­ний, накопленных в ходе многовекового развития русской культуры, эта книга, увы, грешит обилием англицизмов. Эго неизбежное следствие интер­национализации английского языка, принятого де факто в качестве стандар­та для международного общения современных специалистов. Овладение этим терминологическим аппаратом, как мы надеемся, поможет молодым россий­ским специалистам свободнее ориентироваться в современной международ­ной специальной психологической литературе в данной проблемной облас­ти. Автор старался по мере сил облегчить участь читателя, страдающего от обилия специальной терминологии, созданием подробного алфавитного ука­зателя и глоссария основных терминов (см. Приложения).

Таким образом, были сформулированы две относительно самостоя­тельные группы гипотез. Первая группа относится к проверке валидности (содержательной и эмпирической обоснованности) самого представления категориальных систем личностного знания в виде так называемых «лич­ностных семантических пространств» (ЛСП). Ключевое место в этой группе гипотез заняла гипотеза о кросс-культурной универсальности глобальных факторов ЛСП по данным таксономических (классификационных) иссле­дований, выполненных на материале разных языковых культур.

Вторая группа гипотез касалась выделения различных психологических факторов, ответственных за два типа индивидуальных трансформаций ЛСП — интегративных (синтетических) и дифференциальных (аналитических).

Таким образом, в нашем цикле работ была реализована программа исследований, во многом обладавшая новизной не только на фоне теку­щих отечественных работ, но и на фоне современных западных аналогич­ных исследований. Далеко не часто в западной психологической литерату-

ре можно встретить описание исследований, в которых на эмпирическом уровне выяснялось бы соотношение результатов реконструкции личност­ных пространств с использованием традиционных тестов, с одной сторо­ны, и психосемантических методик субъективного шкалирования, с дру­гой. Большинство отечественных и западных работ, как правило, отлича­ется приверженностью только к одному из двух указанных направлений, или парадигм, которые мы предложили назвать «объектной» и «субъект­ной» парадигмой анализа данных.

До самого последнего времени даже по индексу цитирования-очень трудно найти работы представителей, например, школы «личностных кон­структов» Дж. Келли, в которых содержались бы ссылки на современные работы по конструированию личностных тестов или по таксономии лич­ностных черт, и наоборот. Большинство исследователей предпочитают изолироваться в рамках исповедуемой ими парадигмы. К числу исключе­ний среди известных нам работ мы можем назвать, пож& чуй, лишь работы американского психолога Дина Пибоди (Peabody, 1984) и немецкого пси­холога Питера Боркенау (Вогкепсш, 1988, 1990).