и экеппораторная факторизация 3 страница

Рис. 8. Влияние установки на поведение как результат экстраполяции прошлого опыта на новую ситуацию.

Кривая субъективной вероятности успеха у индивида Y сдвинута в сторону более высоко­го уровня риска, так как его опыт срормировачся в ситуации (среде), поощряющей более рискованные решения {когда более высокий ожидаемый штраф компенсировался гораздо более высоким ожидаемым выигрышем). У испытуемого Y — противоположный предше­ствующий опыт. В результате в нейтральной ситуации S_b (имеющей симметричное распре­деление вероятности успеха — см. сплошную кривую, то есть являющейся игрой с нулевой суммой) индивид Y, будет выбирать неоправданно рискованные решения, а индивид Y — будет неоправданно осторожничать. Медианы субъективных распределений вероятностей моделируют в данном случае понятие «уровень адаптации».

В главе, специально посвященной проблеме склонновви к риску, Ю. Ко-зелецкий (1979) пишет, что «склонность или отвращение к риску не являются свойствами личности». Здесь под свойством личности Козелец-кий, очевидно, подразумевает надситуационную черту личности. В даль­нейшем автор раскрывает свое понимание феномена «склонность к рис­ку» как ситуационно-зависимой установки: «В зависимости от структуры среды один и тот же человек может либо избегать риска, либо стремиться к нему. Это также согласуется с обычными наблюдениями. Известно, что директора и руководители предприятий, которые не отваживаются на при­нятие какого-либо новаторского и смелого профессионального решения, могут в то же время разогнать свой автомобиль до скорости, граничащей с безрассудством. Рискованность их поведения совсем не одинакова в раз­личных ситуациях» (Козелеикхн, 1979, с. 348).

Аппарат психометрики установок активно формировался в 30—50-е годы в англо-американской социологии и психологии в работах Л. Гутмана, К. Кумбса, Р. Лайкерта, Л. Терстоуна (см. обзоры в книгах Клигер и др., 1978; Паповян, 1983). Следует различать социально-психологический (со­циологический) и экспериментально-психологический подходы к этой про­блеме. Первый не является дифференциально-психологическим, так как здесь ставится задача измерения одной и той же реакции (установки) разных людей по отношению к разным социальным объектам (см. рис. 9).

В матрице данных, по-прежнему имеющей структуру двумерного мас­сива, по столбцам варьируют разные социальные объекты (например, имена кандидатов на пост президента, марки автомобилей и т. п. ), а по строкам — испытуемые (респонденты). На пересечении строк и столб-

Рис. 9. Структура данных при измерении социальных установок:

[Yi] — вектор-строка данных, полученных от i-ro индивида в виде его реакции Aij на п объектов; [Sk] — вектор-столбец данных, полученных для j-ro объекта от m инцивидов. Данную матрицу можно рассматривать как частный случай (один продольный вертикаль­ный слой S-Rk-Y) полной трехсторонней матрицы на рис. 7, то есть Aij — субъективная оценка выраженности реакции Rk.

цов числовая мера А указывает на степень выраженности какой-то одной, определенной установки (например, установки предпочтения-отвержения) у данного респондента по отношению к данному объекту. Легко видеть (ср. рис. 7 и рис. 9), что данная матрица является частной подматрицей, одним из слоев трехмерного массива данных «стимул-реакция-субъект», в кото­ром зафиксирована в качестве константы одна из переменных — тип реак­ции'.

Цель социально-психологических измерений установок, как правило, состоит не в прогнозе индивидуального поведения отдельного человека, но в прогнозе поведения широких социальных групп в отношении различных социальных объектов (см. обширный обзор результатов в книге Шихире-ва, 1979). Поэтому данный подход сфокусирован на получении достовер­ных оценок (субъективных, но усредненных оценок) для объектов-столб­цов из матриц на рис. 9, для чего осуществляется поиск функции агреги­рования (в частном случае, суммирования с весовыми коэффициентами) чисел по столбцам матрицы на рис. 9. Но если допустить формальное тождество строк и столбцов любой двумерной матрицы данных (см. по

¹ Различные слои этого куба данных можно переобозначить, и тогда мы полу­чим тройки «ситуация-реакция-субъект», «объект-действие-субъект», «объект-ус­тановка-субъект» и т. п. Незначительные вариации, как мы видим, не меняют струк­турного смысла целостной конструкции — это куб данных, из которого можно «доставать» различные плоские матрицы, упрощающие анализ: в частности, «сти­мул-реакция», или «объект-установка» (что то же самое) — при фиксированном или усредненном индексе «субъекта», или «объект-субъект» (как на рис. 9) — при усредненном индексе «реакции» и т. п.

этому поводу статью Дж. Раша\ 1973), мы точно так же на матрицах данного типа (рис. 9) можем поставить задачу агрегирования строк — с тем чтобы приписать в результате некое число не объекту, а субъекту. В данном случае это число, очевидно, будет мерой диспозиции (установки) индивида.

Например, индивид А оценивает всевозможные марки автомобилей, ис­пользуя из шкалы от 1 до 10 высокие баллы 6—10, а. индивид Б — низкие баллы I—5. Это означает, что установка индивида А по отношению к авто­мобилям в целом характеризуется как более положительная по сравнению с установкой индивида Б.

Тип установки в социально-психологическом подходе более или ме­нее явно задается в инструкции респонденту. Это не обязательно оце­ночная реакция типа «предпочитаю-отвергаю», «за-против» (хотя имен­но такие применяются в подавляющем большинстве случаев), но. это могут быть и реакции типа «интересно-безразлично», «полезно-вредно», «кра­сиво-безобразно» (т. е. нюансы интеллектуальной, прагматической, эс­тетической оценок).

Проективная структура данных

Другой подход, который мы предлагаем отличать от социально-психо­логического, схематически представлен на рис 10. Здесь зафиксирована ситуация (объект), но варьируют типы реакций.

Мы предлагаем условно называть этот подход экспериментально-про­ективным, а соответствующую структуру данных — экспериментально-проективной. Условно потому, что этот подход не является таким же строго формализованным и общепринятым, как предыдущий. В традиционном ла­бораторном эксперименте ситуация (или объект), как правило, является кон­тролируемым параметром, а реакция — зависимой переменной (см. Готт-сданкер, 1982). Проективный эксперимент направлен на измерение индиви­дуальных различий в реакции разных испытуемых на один и тот же объект или узкое множество объектов, варьирующих по какому-то одному (макси­мум, двум-трем) параметру. Идея разнообразия (источник энтропии) здесь перенесена с разнообразия стимулов на разнообразие реакций (типы сво­бодных ассоциаций, связный текст *или рисуночная продукция). Но и при этом разнообразие реакций реально можно зарегистрировать с точностью до определенных широких классов (или категорий реакций).

В различии реакций обнаруживает себя различие установок. Но если ситуация не варьирует (или варьирует только в рамках какого-то одного, абстрагированного в лабораторных условиях параметра, как, например, цвет тест-объекта, вероятность успеха и т. п. ), то достаточно полной

¹ Отметим, что правильнее фамилия автора переводится на русский как Раш, а не Рэск, как было сделано в указанном переводе.

Рис. 10. Структура данных при проективном лаборатории эксперименте: [Yi] — вектор-строка данных, полученных от k-го индивида в виде интенсивностей (вероятно­стей) его различных реакций Rj; [Rj] — вектор-столбец данных, полученных для j-й реакции от m индивидов.

Данную матрицу можно рассматривать как частный случай (один горизонтальный слой Si-R-Y) полной трехсторонней матрицы на рис. 7, то есть Aij — экспериментальная оценка выражен­ности разных реакций на одну и ту же снтуациюЗк.

картины, комплексного профиля индивидуальности мы получить не смо­жем. А ведь, как правило, психологи в лабораторных условиях весьма ограничены в способах моделирования широкого круга разнообразных ситуаций жизнедеятельности. Вот почему даже самые изобретательные экспериментаторы в лабораторном эксперименте так или иначе вынуж­дены ограничиться исследованием частных закономерностей личност­ной регуляции поведения. Вспомним, например, разработанные в школе Курта Левина классические экспериментальные схемы, специализиро­ванные для исследования частных феноменов: «уровня притязаний», «пре­сыщения», «замещения» и т. п. Частные эксперименты, безусловно, про­двигают науку, но мало дают практике прогнозирования конкретного поведения конкретного индивида в разнообразных жизненных обстоя­тельствах. То есть экспериментально-лабораторный метод (метод кон­тролируемого эксперимента) работает скорее на задачи исследования (получение общих закономерностей), чем на задачи обследования (полу­чение информации о конкретном человеке).

К тому же возможности применения многомерного статистического аппарата к сравнению различных слоев Si, как правило, в этом случае закрыты из-за того обстоятельства, что множества < R> — реально реги­стрируемых реакций — для этих разных ситуаций, как правило, совер­шенно различны.

Иерархия установок и иерархия черт

Во многих работах советских (российских) психологов понятие установ­ки несет значительную концептуальную нагрузку. И это характерно не только для представителей грузинской школы (Узнадзе, 1966; Надирашвияи, 1974;

Норакидзе, 1975 и др. ), для которых, как известно, вслед за Н. А. Узнадзе это понятие стало своеобразным символом «интеллектуального национального своеобразия», но и для представителей ленинградской (Ядов, 1979) и мос­ковской (Асмолов, 1979) психологических школ. В большинстве из этих работ (явно — в работе В. Г. Норакидзе) личностная черта' концептуально интерпретируется именно как установка.

Иерархия установок (диспозиций), как правило, постулируется в соот­ветствии с логикой широты-узости классов ситуаций, по отношению к которым установки выполняют регулятивную функцию. Более иерархиче­ски старшие установки регулируют поведение в более широком классе ситуаций. В своей диспозиционной концепции личности В. А. Ядов (1979) предлагает различать низший уровень элементарных фиксированных уста­новок, прикрепленных к определенным предметным (физическим) услови­ям деятельности (узнадзевские sets), средний уровень социальных фиксиро­ванных установок (это attitudes в принятой на Западе терминологии) и выс­ший уровень — ценностных ориентации на цели жизнедеятельности.

Вообще говоря, иерархичность предполагает, что в случае конфликта установок в поведении должны возобладать установки старшего уровня (при нормальном, адаптированном функционировании психики). Но далеко не­однозначным и не соответствующим эмпирике выглядит тезис о том, что в случае конфликта установок ценностные ориентации (жизненные смыслы) у всех индивидов обязательно возобладают над импульсом, идущим от эле­ментарных сенсомоторных навыков и привычек. Поэтому всеобщий харак­тер предложенной В. А. Ядовым иерархии следует считать, как минимум, спорным. Печальная и суровая (для этически мыслящих психологов) дейст­вительность, раскрытая в подавляющем большинстве идеологически сво­бодных экспериментов, говорит о том, что низменные биологические про­граммы поведения (или установки, обусловленные базисными потребностя­ми в терминах А. Маслоу) в ситуациях внутреннего конфликта берут верх над высшими программами поведения, привитыми социумом. . -J Оставим для последующих глав рассмотрение вопроса об иерархии установок в содержательном аспекте. Здесь же подчеркнем, что, с точки зрения структурных данных (формы представления), тезис об иерархии установок влечет за собой задачу реконструкции вложенной иерархиче­ской классификации классов ситуаций, или субъективной категориаль­ной системы (см. рис. 7). Чтобы спрогнозировать поведение индивида в определенной ситуации, мы должны предсказать, какая из установок и какого иерархического уровня будет актуализирована в данной ситуации, а, следовательно, мы со своей стороны, так же (как и субъект) должны отнести ситуацию к определенной категории, категоризовать ее принад­лежность к определенному узлу в дереве классификации ситуаций.

Вот, например, ребенку показали совершенно новый для него пред­мет. Актуализируется ли у него реакция «любопытства» или реакция «страха». Как показали работы Д. Берлайна (Berlyne, 1974) и его после­дователей, это зависит от степени новизны, от энтропии (информативно-

сти) новой ситуации: при чрезмерной новизне любопытство сменяется страхом. Но можно ли установить эту границу, универсальную и постоян­ную для всех людей? Очевидно, что различия, в частности, между экстра­вертами и интровертами, как раз и проявляются в том, что оптимальная мера новизны для экстраверта оказывается уже чрезмерной для интроверта. Дан­ный пример — лишь одна из иллюстраций тех трудностей, с которыми сталкиваются психологи при попытке построения универсальной типологии ситуаций и релевантных им установок.

Тем не менее, несмотря на обозначенные. трудности, попытки в этом направлении предприняты и продолжают предприниматься.

Классификация отношений

В отечественной психологии попытки создания номотетической (уни­версальной для всех индивидов) классификации ситуаций (сфер жизнеде­ятельности) предприняты прежде всего последователями А. Ф. Лазурского (1922). Один из наиболее популярных продуктов такого рода — «карта личности» К. К. Платонова (1970), в которой черты классифицируются по сферам отношений: «отношение к людям», «отношение к труду», «отно­шение к деньгам», «отношение к здоровью» и т. п. Как уже говорилось выше, В. Н. Мясищев связал это направление с марксистским определе­нием личности на базе категории «отношение» {Мясищев, 1960). СЗреры жизнедеятельности классифицируются в терминах вещей и явлений, с ко­торыми у человека складываются устойчивые отношения. В современной зарубежной психологии концептуально близкими следует считать работы по классификации (типологизации) психологических ситуаций {Cantor a. а, 1976, см. также главу 14 в книге Первина, Джона, 2000).

ИнтериоризаЦия черт

Таким образом, в теории личности как системы отношений фактически реализуется «интеракционистский» подход, определяющий черту личности как продукт взаимодействия (интеракции) субъекта и объекта, индивида и ситуации. В. Н. 'Мясищев подчеркивал, что социальные свойства (черты) человека рождаются как интериндивидуальные свойства, как продукт взаи­моотношений между людьми, т. е., выражаясь в терминах логики, можно сказать, что за одноместным предикатом «свойство» в психологии скрыва­ется как минимум двухместный предикат «отношение».

В настоящее время в мировой психологии уже накоплено немало свидетельств в пользу концепции интериоризации — свидетельств тому, что личность обретает определенные черты в ходе общения, черты, ко­торые первоначально были интерпсихическими отношениями, т. е. за­рождались во взаимодействии с другими людьми (П. Жане, Л. С. Выгот­ский). Согласно такому подходу, человек становится конфликтной лич­ностью не потому, что у него имеется врожденная предрасположенность

к конфликтному поведению (в духе фактора «психотизма» Г. Айзенка), а потому, что он обретает опыт конфликтных отношений. Конфликтные отношения жесткой конкуренции дают конфликтующую, агрессивную личность; кооперативные отношения взаимопомощи и сотрудничества дают личность с коллективистской направленно-стью и' просоциальным поведением. Если мы принимаем концепцию интериоризации, то для нас становится оправданной и логика обратного вывода: если мы наблюдаем у какого-то индивида фиксированную установку на конкурентное взаимо­действие с новыми для него партнерами (нейтральными по своей позиции к индивиду), то из этого можно сделать вывод, что данная установка сфор­мировалась в результате опыта жизнедеятельности данного индивида в ситуации конкуренции, откуда она и перенесена автоматически в новую для него ситуацию (такое представление о психологии конкурентного по­ведения более систематически развивается нами в работе, посвященной концепции «продуктивной конкуренции» — Шмелев, 19866). .

Итак, с формальной, структурной точки зрения, нам важно подчеркнуть тождество концептов «установка» и «отношение» как определенных опера­циональных конструктов. Впрочем, пафос в данном случае состоит не в их отождествлении. Такое отождествление не является каким-либо изобрете­нием автора. Концепцию отношений и «аттитьюдов» фактически отожде­ствляет В. А. Ядов (1979). Для нас важно отметить Другое — выход на трехмерную структуру данных, на «концептуальный куб данных». Но при этом и категория «установка», и категория «отношение» не привносят в структуру данных принцип субъектности до конца.

Надситуационные акцентуации характера

Если мы обратимся к такому популярному диагностическому инстру­менту, каким является ПДО — «Патохарактерологический диагностиче­ский опросник» А. Е. Личко {Яичко, Иванов, 1981), то увидим, что мат­рица «реакция-объект» представлена в нем в имплицитной форме, неяв­но и фрагментарно. Основываясь на подходе Мясищева, А. Е. Личко и его соавторы выделяют 25 классов ситуаций (сфер жизнедеятельности): самочувствие, настроение, сон и-сновидения, пробуждение ото сна, ап­петит и отношение к еде, отношение к спиртным напиткам, отноше­ние к сексу, к одежде, к деньгам, к родителям, к друзьям, к окружающим, к незнакомым людям, к одиночеству, к будущему, к новому, к неудачам, к риску, к лидерству, к критике, к опеке, к законам, к своему детству, к школе, самооценка себя в данный момент. В каждой ситуации (сфере) свой веер возможных альтернатив поведения или переживания (от 10 до 15), которые представлены в ПДО в ситуационных контекстно зависи­мых формулировках. Это не позволяет разглядеть за семантической струк­турой вопросов ПДО «концептуальный куб данных».

Несмотря на попытку интеракционистского подхода, типологические черты, или «акцентуации характера», представлены в ключе ПДО как кросс-ситуационные переменные. Например, «эпилептоидность» проявляется сле­дующим образом: «отсутствие ярких сновидений» (сфера «сон и сновиде­ния»), «затрудненность пробуждения в назначенный час» (ситуация «про­буждение»), «повышенный интерес к деньгам» («деньги»), «чувство вины перед родителями» («отношение к родителям»), «настороженное отноше­ние к незнакомым» (одноименное название сферы) и т. п. Структура ПДО схематизирована нами на рис. 11: пункты вопросника распределены на непересекающиеся классы между разными сферами жизнедеятельности, т. е. в структуре ПДО вообще отсутствуют сквозные, кросс-ситуационные (или надситуационные) формулировки реакций.

Эта особенность структуры данных порождает важные технологиче­ские и операциональные следствия. Такая структура данных формально не позволяет к индивидуальным результатам применить аппарат много­мерного анализа, не позволяет выявить внутреннюю структуру связей между отдельными чертами индивида. Как быть, если в случае разных индивидов мы имеем дело с разными по мощности (и по качественному составу! ) категориальными разбиениями классов ситуаций? Универсаль­ный ключ (один на всех), задающий отображение S-O-R, в этом случае не подойдет. Фактически в случае ПДО мы имеем дело с номинально трехмерной субъектной структурой данных, а реально — с двумерной

Рис. 11. Структура данных при частичной субъектной парадигме.

Ситуации (или стимулы) объединены в категории так, чтобы для всех стимулов из одной категории можно было бы измерять какую-то одну реакцию (установку или отношение к этим стимулам). В результате трехсторонняя структура свертывается опять же в двухсто­роннюю, но с разноименными реакциями в разных столбцах, (или клеточках вдоль индиви­дуальной строки). Из-за наличия сюръективного (однозначного) отображения множества ситуаций на множество реакций оказывается возможным не строить независимую пересека­ющуюся классификацию «стимулы—реакции» и сжать данные индивида из матрицы опять

же до вектора.

традиционной объектной структурой. Но сама по себе эта методика весь­ма показательна как пример промежуточной частичной субъектной струк­туры данных.

Завершая данный раздел, посвященный частично-субъектным струк­турам данных, подчеркнем, что использование концепта «отношение» или «ситуационная установка» фактически приводит к введению в струк­туру теории личности (и метода ее диагностики) нового измерения — «предметной ситуации», подготавливает переход в представлении ин­формации: от плоской двухмерной объектной структуры к трехмерной субъектной структуре.

ПОНГИТЮПНАЯ СТРУКТУРА ДАННЫХ

Одним из эффективных способов обеспечения реального изменения ситу­ационного контекста является схема лонгитюдного эксперимента или ква­зиэксперимента.

Проводя многократные замеры на одном и том же испытуемом с опре­деленным промежутком времени, мы получаем- на этом испытуемом уже не вектор, но набор векторов психологических характеристик (ответов на каждый пункт теста). Эта схема представлена на рис. 12. В книге Ф. Фран-селлы и Д. Баннистера (Francella, Bannister, 1977; русский перевод — Фран-селла, Баннистер, 1987) такой тип данных назван «лонгитюдной решет­кой». От данных, полученных в комплексном исследовании под руководст­вом Б. Г. Ананьева (1973), данные «лонгитюдной решетки» отличаются тем, что это, как правило, результаты самоотчета.

Обычно повторное тестирование служит средством выяснения во­проса об устойчивости тех или иных показателей: те свойства, которые подтверждаются при перетестировании, признаются устойчивыми во вре­мени и в какой-то степени «надситуационными». Но в данном контексте нам хотелось бы сделать акцент на другой особенности лонгитюдных данных — на указанной нами возможности устанавливать внутриинди-видуальные связи черт.

Подобная структура данных дает нам техническую возможность рас­считывать внутри индивидуальные корреляции между показателями при ва­рьировании номера замера. Связи, выявляемые таким образом, имеют бук­вальный смысл соизменения параметров во времени: мы выявляем, повы­шается ли значение какого-то показателя с ростом другого показателя во времени.

В самом деле, те черты, которые одновременно актуализируются или исчезают при многократных повторных замерах, мы можем интерпретиро­вать как принадлежащие к одной функциональной системе черт данного конкретного индивида. Пусть, например, у одного испытуемого социальная интроверсия соизменяется одновременно с тревожностью, а у другого —

одновременно со склонностью к саморефлексии. Из этого мы можем сде­лать вывод, что в механизме интроверсии первого существенную роль иг­рает тревожность (и в этом смысле интроверсия оказывается чертой более базового уровня), а у второго — рефлексивность (и тогда интроверсия оказывается чертой более позднего уровня — приобретенной на более позднем этапе психоонтогенеза). Если к тому же при этом мы можем установить несимметричные статистические отношения, то можем полу­чить информацию и об иерархии черт, и о причинностной направленнос­ти связей.

Пусть матрица сопряженности ситуационных проявлений интровер-тированности и рефлексивности у какого-то индивида X имеет такой вид:

	и нтрове рти рован н ость	нет
рефлексивность	40%	20%
нет		40%

Приведенная таблица означает, что, рефлексивность является у дан­ного индивида необходимым условием проявлений интровертированнос-ти, т. е. без рефлексивности интровертированность не появляется. Мож­но предполагать, что рефлексивность в таком случае является причин­ным фактором по отношению к интровертированности.

Лонгитюдная схема часто использовалась для изучения флуктуации самооценки и Я-образа (самоописания). Так в одном из исследований (Allen, Potkay, 1977) с помощью дисперсионного анализа сравнивалось влияние событий (ситуаций) на внутрииндивидуальную (в диахронии) и межиндивидуальную (между испытуемыми) вариацию самооценки. Ока­залось, что эмоциональное значение событий, происшедших в течение дня (приятных и неприятных), объясняет 52 процента дисперсии в уров­не удовлетворенности собой, тогда как различия между испытуемыми объясняют только 8 процентов дисперсии. Авторы работы приходят к выводу, что в таком феномене, как самооценка, большее значение имеет субъективная категоризация текущей ситуации, а не общий уровень удов­летворенности собой как черта личности, т. е. деление испытуемых на «самодовольных» и «самокритичных» на самом деле не позволяет про­гнозировать уровень удовлетворенности собой в конкретный день, в кон­кретной ситуации.

В целом лонгитюдные исследования подтверждают значительную не­стабильность, ситуационную изменчивость индивидуальных черт, т. е. подтверждают необходимость учета ситуационных и субъективных фак­торов и прежде всего категориальной организации субъективного опыта индивида.

Подчеркивая высокую ценность лонгитюдных данных для научно-исследовательской работы, сделаем, однако, и важную оговорку — для Целей сугубо практических — для прогнозирования поведения — лонги-

тюдные данные чаще всего не подходят: практический психолог часто просто не имеет возможности предварить прогноз целым циклом много­дневных и многомесячных обследований. Весь смысл, вся ценность про­гнозирования по итогам психодиагностики состоит в снижении времен­ных затрат на сбор данных и повышении дальности прогноза. Лонгитюд-ные обследования больше подходят для своеобразного психологического мониторинга (отслеживания) динамических эффектов определенной про­граммы воздействия на человека (педагогического, социально-гигиени­ческого, психофармакологического и т. п. ) и, увы, практически неосу­ществимы в условиях жестких временных ограничений на обследование, какие бывают в практических задачах профессионального отбора, про­фессиональной ориентации, прогнозирования психологической совмес­тимости (формирование команды) и т. п.

СУБЪЕКТНАЯ СТРУКТУРА ДАННЫХ: ШКАЛИРОВАНИЕ

«Семантический дифференциал» (СП)

«Семантический дифференциал» (СД) на сегодняшний день является методикой субъективного шкалирования, наиболее известной и часто применяемой в исследовательской и практической работе.

Раскрытию содержательных связей методики «семантического диф­ференциала» с бихевиористской концепцией значения посвящено уже немало публикаций на русском языке (в частности, см. наши работы Шмелев, 19826, 19836). Согласно Ч. Осгуду, в ответ на слово возникает реакция, имеющая сходство с поведенческой, но более слабая и не про­являющаяся в поведении — это «частичная опосредствующая репрезен­тативная реакция» (Osgood, 1952; Osgood а. о., 1957). А. Пайвио (Paivio, 1971) называет эту реакцию «ответной латентной диспозицией». Пред­ставляя готовность к определенному поведению, опосредствующая реак­ция как бы репрезентирует его субъекту.

В этом параграфе мы оставляем в стороне экспериментальные доказа­тельства валидности такого подхода к значению (феномены «семантическо­го обусловливания», «семантического пресыщения» и т. п. ). Остановимся на структуре данных, получаемых с помощью СД, в контексте задач психо­диагностики личности.

Итак, как известно, в СД круг словесных ассоциативных реакций индивида на стимул ограничивается и направляется заданными биполяр­ными шкалами типа «плохой-хороший», «толстый-тонкий», «горячий-холодный» и т. п. Использование заданных шкал выполняет несколько функций:

• поддержка (формулировки полюсов шкал помогают испытуемому вербализовать свою реакцию на стимул);

• концентрация (внимание испытуемого ограничивается и концентри­руется именно на тех свойствах стимула, которые интересуют эксперимен­татора);

• стандартизация (обеспечивается возможность формализованного срав­нения и суммирования результатов шкалирования разных стимулов разны­ми людьми).

Нам хотелось бы особо подчеркнуть в данном контексте последнюю функцию — «стандартизацию». Трехсторонний массив данных «стиму­лы—шкалы—испытуемые» становится благодаря обозримому перечню шкал вполне доступным для математической обработки методами многомерного анализа, т. е. для построения субъективного семантического пространства.

Куб данных в СП

В типичной ситуации стимул в СД — это шкалируемое понятие, т. е. вербальное обозначение соответствующего стимульного объекта. В свою очередь, шкалы в типичном СД также задаются вербальными, словесны­ми средствами. Но на сегодня известны многочисленные невербальные модификации СД, превращающие его в технику «биполярных профи­лей», в которой не только стимулы, но и полюса шкал задаются невер­бальными средствами (Артемьева, 1980; Русина, 1981; Петренко и др., 1980). Известны и психодиагностические версии подобных модифика­ций техники «биполярных профилей», как, например, «цветовой тест отношений» (Эткинд, 1987). Таким образом, именно универсальность субъектной парадигмы вызвала столь широкие модификации исходного варианта методики: на месте стимулов могут фигурировать едва ли не любые объекты (в том числе и динамические, если они зафиксированы на видеопленку, в том числе и минувшие, и прогнозируемые будущие со­бытия, как в некоторых модификациях «каузометрической техники» — Головаха, Кроник, 1984), точно так же и любые шкалы могут рассматри­ваться как ассоциативные эквиваленты реакции!

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: