Повесть. Д В О Й Н И К И
Повесть I Я был тогда еще молод и глуп. Я занимался записями эстрадных песен и много преуспел в этом. Клиент попадался всякий, иногда мы работали через интернет (модное тогда словечко). Я писал всякие «минусовки» и «подтанцовки» и вполне свыкся со своей ролью «компьютерщика по найму». По вечерам я играл в ресторане, чтобы заработать себе на хлеб. Правда, один раз мне довелось поработатать с какой-то западной эстрадной группой, но это был всего лишь эпизод, а в остальном все шло как прежде. И вот однажды пришла ко мне молодая девушка, неслыханной красоты и с великолепным голосом. Она заявила, что написала свыше тысячи песен и нуждается в оркестровке. Мне, конечно, тут же пришла на ум знаменитая Фрося Бурлакова из кинофильма «Приходите завтра». Довольно самоуверенному молодому человеку, самому’ претендующему на роль композитора и звукорежиссера, мне поначалу не верилось, что это хрупкое и хлипкое, тщедушное на вид существо способно в чем-то переплюнуть и затмить меня. Я с трудом смирялся со своей задачей прислуживать этому маленькому большеглазому созданию. Когда она начала петь и стены задрожали от ее неожиданно мощного, выразительного голоса, я решил во что бы то ни стало проявить себя и противопоставить ей свой талант, как-то задеть ее или хотя бы привлечь ее внимание. Мне не давали покоя лавры победителя… В первый же вечер я неожиданно для самого себя нагрубил ей, потом долго каялся и извинялся. Чтобы загладить свою вину, я подарил ей большую коробку шоколадных конфет, а потом банку меда, «оторвав» ее от себя, ибо игра стоила свеч. Какая-то неземная грусть отразилась в ее больших прекрасных глазах, и она тихо сказала:
– Не надо, прошу вас! Никогда не делайте мне хорошо, мне это больно. Песни лились одна за другой. Через них из ее маленького, нежного, разбитого сердечка выливались наружу кубометры печали, обиды и скорби и рекой текла нерастраченная женская любовь. Но она никакого внимания не обращала на меня! Меня, знаменитого композитора, оркестровщика, который и помогает ее песням обрести жизнь… Меня это сильно задевало. Я безумно ревновал ее ко всем героям ее песен и не знал, как обратить на себя ее внимание. Однажды, когда она была в хорошем настроении, улыбалась и смеялась, я вдруг осмелел и неожиданно произнес: – Дайте мне надежду! Она вся зарделась, потупилась, потом отвернулась и еще долго не смотрела на меня. Я торжествовал успех. «Ну, теперь-то уж точно! » – думал я. Я заметил, что с тех пор она стала как-то по-особенному грустна и начала избегать меня, не разрешала подавать ей пальто и все делала сама. Она упорно отказывалась от моих угощений, но при этом иногда бросала на меня странные, пронизывающие взгляды. Я приобрел собственную студию, повесил на стене ее портрет и развернул записи на всю катушку. Наступила зима. II В Новый год Эвелина (так звали девушку) неожиданно позвонила мне по телефону и стала говорить что-то нежное. Я сильно перебрал тогда на вечеринке у приятеля и очень испугался ее звонка. Я стал говорить ей, что женат, что она меня с кем-то спутала и т. д. Потом я написал ей письмо, в котором просил навсегда оставить ее домогательства, которые мне неприятны и противны. Я предупреждал ее, что иначе мы будем вынуждены прекратить наше сотрудничество. Она смиренно прочитала мое послание и еще более не сводила с меня своих больших грустных глаз. Вдруг она среди прочих спела по-итальянски прекрасную песню «О мое солнце» Я дрожал и готов был сквозь землю провалиться. Она исправно платила мне за песни, но надо было что-то делать Тогда я решил показаться ей с плохой стороны. Я стал умышленно забывать подать ей стул, иногда грубил, стал позволять себе развязные выражения. Она как будто не замечала всего этого.
– Вы не такой! – говорила она. – Я видела вас настоящего. – Когда же это было, дитя мое? – отеческим тоном допытывался я. Она отворачивалась и молчала. Отношеия между нами разладились. Я боялся ее любви, как огня. Я еще не созрел для серьезных отношений. «Только флирт! » - думал я. У меня еще не заросла рана от неудачной женитьбы, и я не знал, как выпутаться из неприятной ситуации. Я подумал, что смогу искупить свою вину тем, что помогу ей в оцифровке ее рисунков, о которых она часто говорила кому-то по телефону. Я чувствовал себя героем. За небольшую плату я открыл ей файл с названием «ТОЛЬКО ТЫ». Но то, что я увидел, поразило меня еще больше, чем ее песни. Десятки, сотни рисунков, и на каждом из них причудливо переплетаются фигуры прекрасного юноши и тоненькой девушки… Они варьировались, неимоверно множились, как диковинные цветы или лианы, и в чертах юноши я отчетливо узнавал себя. Это был уже явный перебор. Я решил во что бы то ни стало выгнать Эвелину из своей жизни. III Темная мысль закралась мне в голову и не давала покоя. Однажды я увидел на безымянном пальце девушки колечко с моим именем. Я не выдержал и вскричал: – Я женат! Сколько можно вам говорить об этом! Она заплакала и сказала: – Все, все кого я любила оказывались женаты… Она стояла у окна и содрогалась в рыданиях. Худенькие плечи вздрагивали. Я предложил ей успокоительное, но она отказалась. Голос пропал. В тот вечер мы так и не докончили песню и больше не виделись вплоть до самой Пасхи. В светлое Христово воскресенье я решил позвонить ей, с тем чтобы наконец отдать все ее вещи и недопетые песни. Но телефон неожиданно не ответил. Я был обеспокоен. Что делать с огромным количеством ее талантливих произведений, которые остались на вечное хранение у меня? А ну как Бог не простит мне такого самоуправства и ниспошлет какое-нибудь жестокое, но справедливое наказание? Я решил разыскать Эвелину и купил ей на гостинец целый килограмм сушеных абрикосов, слив, инжира и восемьсот граммов шоколадных конфет. Подарок был скомплектован. Золотой мешочек был перевязан нарядной красной ленточкой. Оставалось только найти девушку и покаяться ей в своей ошибке.
IV Я стал обзванивать по списку всех друзей и знакомых Эвелины, номера которых она предусмотрительно дала мне. Но никто ничего не знал о ее местонахождении. Девушка как будто исчезла. На душе у меня было неспокойно. Я вдруг стал бояться за ее судьбу и за судьбу ее песен, которые свалились на меня тяжким грузом. От моей былой беспечности не осталось и следа. Я поклялся любым способом найти Эвелину и попросить у нее прощения. Она уже не казалась мне такой неприятной и противной, а в ушах то и дело навязчиво звучал ее то нежный и хрупкий, то сильный и страстный голосок. Я принялся’ все больницы и морги, собирал сведения обо всех пропавших без вести. Я сильно похудел, опустился и потерял свой холеный, лощеный и самодовольный вид. И вот однажды, глубокой осенью, когда я делал это уже по второму или третьему разу и уже совсем было потерял всякую надежду, скрипучий старческий голос в трубке вдруг замешкался и произнес: – Эвелина Вольская? Погодите, погодите батенька… Что-то знакомое… Перезвоните-ка через час, я поищу ее в списках больных. Я не помню, как я про’жил этот час. Мне кажется, именно тогда часть моих волос поседела. Проблема осложнялась тем, что я не курю. Я не знал, чем занять в этот час мой воспаленный мозг. Я обратил взоры на образ Николая Чудотворца со свечами, стоявшими перед ним, и стал непрерывно и истово молиться. Я стоял на коленях, и крупные слезы падали из моих глаз прямо на ковер… Мне было уже все равно. Я не дождался часа и перезвонил через сорок минут. Было занято. Голова у меня закружилась, меня стало тошнить… Я пошел на кухню и выпил воды из-под крана. В окне завывал холодный ветер. Дождь колотил по стеклам. Я сел на’ пол, носом пошла кровь. Я запрокинул голову, вытер кровь рукавом рубашки, размазав ее по лицу, с трудом поднялся и пошел звонить дальше.
– Вольская, Эвелина Яновна, – услышал я наконец в трубке. Третье онкологическое отделение. Вход только по пропускам, один раз в неделю. И поторопитесь, батенька. Кажется, она еще жива. Если, конечно сведения не устарели. Я потерял сознание и даже не успел сказать спасибо. Очнувшись, еще раз прочел запись и решил действовать. V Третье онкологическое отделение известной больницы находилось далеко за городом, куда надо было добираться на маршрутках и огромных, битком набитых автобусах. За окном проносились беспорядочные нагромождения стекла и бетона, сараи, ангары и бензоколонки, а в щели окон врывался запах бензина. Я был несказа’нно счастлив. Проехав через несколько замысловатых виадуков, автобус наконец завернул в какую-то невзрачную дачную местность и еще долго трясся по неровному асфальту. Сердце выпрыгивало у меня из груди. Я вошел в большое серое здание, взбежал по ступеням и надел выданные мне бахилы. «Наконец-то я увижу ЕЕ и кончится зловещая неопределенность, которая так замучила меня! » - думал я на ходу. Я метался по коридорам, сдерживая удары сердца и ища Третье онкологическое отделение. «Песни! Песни! – думал я. – наконец-то они будут жить! Мы продолжим записи и выпутаемся из паутины, которую нам расставила судьба… Эвелина! Дайте мне ее, покажите мне ее! Допустите меня к ней – и я сумею загладить свою вину, чего бы мне это ни стоило! ». Я подошел к вывеске «Онкологическое отделение №3. Тяжелые больные». Мимо прокатили в кресле-каталке сухонькую седоволосую женщину. С деловым видом прошел среднего роста, немолодой врач в очках в синем халате. Я бросился к нему и с надеждой в глазах схватил его за рукав. – Эвелина! Эвелина Вольская! – вскричал я. – Помогите мне найти ее! Я все для вас сделаю! – Молодой человек, – остановил меня врач. – Не надо для меня ничего делать. Здесь Эвелина, в пятой палате. Только, пожалуйста, пощадите ее. Говорите тихо и будьте недолго. У нее рак горла в последней стадии. Я был как громом поражен. Рак горла! Смерть так близко подступила ко мне через Эвелину, смерть ее и всех наших с нею песен… В ушах стучало все громче. Я вошел в палату. Девушка лежала на подушках, бледная как снег. Капельница стояла на подставке над ее левой рукой. Глаза ее были полуприкрыты. Я осторожно присел рядом. Мешок с приготовленными яствами съехал с моих колен на’ пол. – Эля! – тихонько, осторожно сказал я. – Элечка! Это я, Валентин! Вы помните меня? Мы будем петь, Элечка, только, пожалуйста, не умирайте! Вы мое солнце! Элечка! Прошу вас, живите! Светите для меня всю жизнь! Я найду для вас деньги! Сегодня же начну искать! Мы сделаем операцию, восстановим горлышко…
Девушка как будто очнулась и открыла глаза. Неожиданно они засияли счастьем. Она слегка улыбнулась и пошевелила губами, но из них не вырвалось ни звука. Я не знал что сказать. Я взял ее руку и долго держал, не решаясь поцеловать. Возможно ли вылечить последнюю стадию рака? На другой день я заложил все свое имущество, взял огромный кредит в банке и устроился чернорабочим на завод. Сейчас мне сорок лет, моей жене – тридцать пять, и у нас подрастают двое маленьких детей. Не смотря на слабое здоровье Эвелины, врачи обещают, что при добром отношении, надлежащем питании и правильном лечении к ней может через несколько лет вернуться ее неповторимый серебристый голос. 2017
Д В О Й Н И К И
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|