 |
П.Чаадаев:историческиесудьбы России
|
|
|
|
В своем знаменитом «Философическом письме» Петр Чаадаев под- верг критическому пересмотру всю русскую историю. Россия лежит между Западом и Востоком. Упираясь одним локтем в Китай, а другим в Германию, русские должны были бы соединить в себе два великих на- чала: воображение и рассудок, должны были бы взять все лучшее из окружающих стран. Но ничего не взяли. Все страны двинулись вперед, и только Россия до сих пор спит.
У каждого народа была своя юность, время великих страстей, ши- роких замыслов. У нас, по Чаадаеву, все было иначе: сначала дикое вар- варство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное ино- земное владычество, дух которого позднее унаследовала наша нацио- нальная власть, — такова печальная история нашей юности.
Мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человече- ского рода; мы не принадлежим ни к Востоку, ни к Западу, и у нас нет традиций ни того, ни другого Стоя как бы вне времени, мы не затрону- ты всемирным воспитанием человеческого рода.
Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856 гг.) — русский мыслитель и пуб- лицист. Друг А. Пушкина. В начале жизни сделал военную карьеру, дослу- жился до больших чинов, но потом вдруг все бросил, вышел в отставку, за- нялся литературой, философией, был принят в Северное общество декабри- стов. Перед восстанием уехал за границу, встречался там с крупными западными мыслителями. В 1836 г. в журнале «Телескоп» было опубликовано первое «Философическое письмо», которое вызвало резкое недовольство вла- стей. Редактор был снят, Чаадаев «высочайшим повелением» объявлен сума- сшедшим и посажен под домашний арест.
Мы, продолжал Чаадаев, принадлежим к числу наций, которые как бы не входят в состав человечества, а существуют лишь для того, чтобы дать миру какой-нибудь важный урок — урок, как не нужно жить. Мы составляем пробел в нравственном миропорядке. Глядя на нас, можно было бы сказать, что общий закон человечества отменен по отношению
|
|
|
263
к нам. Одинокие в мире, мы ничего не дали миру, не научили его; мы не внесли ни одной идеи в массу идей человеческих, ничем не содейство- вали прогрессу человеческого разума. А все, что нам досталось от этого прогресса, мы исказили. С первой минуты нашего общественного суще- ствования мы ничего не сделали для общего блага людей; ни одна по- лезная мысль не родилась на бесплодной почве нашей родины; ни одна великая истина не вышла из нашей среды; мы не дали себе труда ничего выдумать сами, а из того, что выдумали другие, мы перенимали только обманчивую внешность и бесполезную роскошь.
Во всем, считал Чаадаев, виновата православная религия. Эта рели- гия дряхлая, она всегда шла на поводу у власти, никогда не вдохновляла народ на великие свершения. Католицизм с его военно-монашескими орденами, крестовыми походами, завоеваниями новых земель значи- тельно повлиял на развитие многих стран, протестантизм дал мощный толчок развитию капитализма.
Русские, писал Чаадаев, могут спросить: а разве мы не христиане? Без сомнения, мы христиане, но и эфиопы тоже христиане. Христианст- во должно объединять и направлять духовное развитие общества, а Рос- сия нуждается в оживлении веры, в том, чтобы получить истинно хри- стианский импульс.
Ответ Пушкина
В своем письме П. Чаадаеву от 19 октября 1836 г. А.С. Пушкин сообщил автору «Философического письма», что далеко не во всем согласен с ним. Конечно, разделение церквей (у нас православная церковь, а на Западе — католическая) отъединило Россию от всей остальной Европы, и она не принимала участия ни в одном из вели- ких событий истории Европы. Но у России было свое особое предна- значение. Ее необъятные просторы поглотили монгольское нашест- вие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и западная цивилизация была спасена. Нашим мученичеством, считал Пушкин, было обеспе- чено энергичное развитие западной Европы.
|
|
|
Что же касается исторической ничтожности России, то Пушкин решительно не согласен с Чаадаевым. Даже княжеские междоусобицы — разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? А Петр Вели- кий, который один есть целая всемирная история! А Екатерина II, кото- рая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел нас в Париж? Наконец, писал Пушкин, разве Чаадаев не находит ничего значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что
264
поразит будущего историка? Разве и в будущем Россия будет стоять в стороне от Европы?
Действительно, в нашей российской действительности так много глупостей, неурядиц, многое оскорбляет и раздражает, но тем не менее, писал Пушкин, ни за что на свете не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой исто- рии, какую нам дал Бог.
Спор Чаадаева и Пушкина — это извечный спор русских интелли- гентов о судьбе России. Одни считали, что Россия и русская история — сплошное недоразумение, что Россия — типично азиатское деспотиче- ское государство с некоторыми элементами европейского управления, с задавленным и необразованным народом, который в силу своей темно- ты поддерживает эту деспотию. И самое лучшее для мыслящего челове- ка — эмигрировать: или за границу, или внутрь себя. Об этом писал Лермонтов:
Прощай, немытая Россия Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые, s
И ты, им преданный народ.
Другие, прекрасно осознавая всю тяжесть и нелепость русской жизни, считали своим нравственным долгом служить делу просвещения, пробуж- дать спящие души, «на тронах поразить порок». Ибо другой родины, дру- гой истории у нас нет, и надо пытаться изменить к лучшему эту.
Апология сумасшедшего
Через год после первого «Философического письма», получившего огромную и отчасти скандальную известность, Чаадаев написал «Апо- логию сумасшедшего», в которой попытался прояснить некоторые свои мысли и дать отпор тем «патриотам», которые обвиняли его в нелюбви к России.
|
|
|
Чаадаев писал, что пора бы бросить ясный взгляд на наше прошлое, — не затем, чтобы извлечь оттуда старые идеи, а чтобы узнать, как мы должны относиться к нашему прошлому.
Несомненно, соглашался он, в «Философическом письме» даны черес- чур резкие оценки нашей истории, но основное мое чувство не было враж- дебным отечеству. Это было глубокое чувство наших немощей, выражен- ное с болью и горестью. Больше, чем кто-нибудь из вас, писал Чаадаев, обращаясь к «патриотам», я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества моего народа. Но я не научился любить свою ро- дину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, запертыми устами.
265
Человек, по мнению Чаадаева, может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее. Прошло время слепых влюб- ленностей, надо с открытыми глазами искать истину.
Я люблю свой народ, говорил Чаадаев, как Петр Великий научил меня любить его. Но мне чужд блаженный патриотизм лени, который все пытается видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями, навязывая их дельным умам.
Чаадаев сожалел, что многие увидели в его письме предсказание России скудного будущего. Да и вина русского народа в конечном счете сводилась к тому, что он был заброшен на крайнюю грань всех цивили- заций мира, вдали от стран, где естественно должно было бы накоп- ляться просвещение, вдали от очагов, откуда оно сияло в течение столь- ких веков.
Мы с изумительной быстротой, отмечал Чаадаев, достигли извест- ного уровня цивилизации, которому справедливо удивляется Европа. Наше могущество держит в трепете мир. наша держава занимает пятую часть земного шара. Но все это было достигнуто лишь по воле наших государей, которой содействовали физические условия страны. Истин- ное же развитие всего народа, его умственных сил, понимание его на- стоящей роли — еще впереди.
Чаадаев как бы положил начало двум концепциям русской истории — славянофильской (которая без оговорок признавала величие России и ее особый путь в истории) и западнической (западники полагали, что все европейские страны идут единой дорогой, и чем быстрее Россия всту- пит на нее, тем лучше).
|
|
|
