 |
3. Основные черты общественной психологии древнего мира.
|
|
|
|
3. Основные черты общественной психологии древнего мира.
а) Положение личности в группе и в обществе.
Постепенное превращение патриарха в рабовладельца и рабовладельца из организатора производства – в паразита, влекло за собой соответственные изменения во взглядах на производителя и производственный труд. Уважение и интерес к производительному труду исчезли и сменились противоположным отношением. Здесь уместно будет характеризовать эту сторону общественного мышления в её полном развитии, в эпоху расцвета рабовладельческой системы.
В те времена сложилась такая классификация орудий производства: 1) instrumenta muta – немые, мёртвые орудия, напр., топор, станок; 2) instrumenta semivocalia – орудия живые, но такие, которые только наполовину, т. е очень несовершенно выражают голосом свои чувства – это домашние животные, и 3) instrumenta vocalia – орудия, одарённые способностью речи, т. е. люди-рабы.
Такой взгляд неизбежно навязывается уму древних общественно-экономическим строем того времени: система производства основывалась на фактическом отношении человека к человеку, как к простому орудию, на присвоении чужой личности с целью пользоваться её рабочей силой.
Не зная иного общественного строя, древние считали рабство естественным и неизменным законом природы. От такого взгляда неспособны были отрешиться и наиболее интеллигентные, даже гениальные люди тех времён. «Природа создаёт одних людей для свободы, других – для рабства» (Аристотель, «Политика»). Платон, один из благороднейших мыслителей древности, создавая свой план идеально-совершенного государства, не находил возможности обойтись в нём без рабов. (Последнее, впрочем, тем более понятно, что «Республика» Платона представляет по существу только идеализацию спартанского общества).
|
|
|
Если не всегда с рабами обращались жестоко, то, по крайней мере, в них, вообще не видели, не могли видеть людей. Впрочем, и жестокость прогрессирует по мере того, как развитие обмена с вытекающей из него жаждой наживы побуждает все сильнее эксплоатировать рабов.
Во взаимных отношениях рабов господствовало равенство, – конечно, равенство бесправия. Однако, по мере того, как господа передавали доверенным рабам часть своей организаторской деятельности, возникала также власть рабов над рабами.
Семейные связи рабов создавались и разрушались сообразно расчётам господ.
Господские расчёты определяли также то количество жизненных средств, которое должно было доставаться на долю раба. С широким развитием систематической торговли рабами становилось более выгодным не заботиться о полном удовлетворении основных потребностей раба., а заботиться главным образом об интенсивности его работы: таким образом, раб скоро «изнашивался» и заменялся свежим, который стоил сравнительно недорого. Следовательно, господским расчётам регулировалось продолжительность жизни рабов, как регулировалось их размножение.
Приниженность, подавленность, бессмысленная покорность – вот главные черты рабской психологии, вытекавшая из подобных отношений. Не было возможности развития, отсутствовала идея борьбы. Лишь при исключительных условиях происходили иногда возмущения рабов; это бывало обыкновенно в тех случаях, где сам характер занятий создавал либо необычную сплочённость массы рабов (земледельческие рабы Сицилии, работавшие скованными по несколько сот на одном поле), либо необычную энергию и воинственность (гладиаторы Рима. Здесь, впрочем, имел значение и тот факт, что гладиаторы по большей части были рабами в первом поколении, а не потомками рабов, совсем не знавшими свободы). Подобные бунты подавлялись с беспощадной жестокостью путём возможно более полного истребления восставших. Но и в случае успеха рабов не изменилась бы сама система отношений – рабы не в силах были организовать иную, а изменился бы разве только состав класса свободных людей.
|
|
|
Над бесправной массой рабов возвышалась господская семья. Но и на её организацию рабство наложило свой резкий отпечаток. В ней не только сохранилась обычная власть патриарха над членами его рода, доходящая до права распоряжаться их жизнью и смертью: глава семьи имел также право продавать своих детей в рабство; и даже в цветущие времена классического мира такие фкаты не были особенной редкостью. Но, хотя по своей безграничности власть отца над семьёй не отличалась от власти господина над рабами, тем не менее действительные отношения в первом случае были, конечно, гораздо мягче, чем во втором.
Далее, над отдельной семьёй возвышалось государство. Отношения к нему свободного человека были весьма различны, смотря по типу государственного устройства.
В азиатских деспотиях каждый подданный являлся рабом государства. Экономически это выражалось в эксплоатации частных хозяйств хозяйством государственным – в собирании громадных даней и налогов; юридически – в полном бесправии личности перед любым из зубцов административной машины, служившей для собирания этих даней и налогов. Массы населения вовсе не жили гражданской жизнью. Лежавший на них гнёт с течением времени усиливался, по мере того, как совершенствовались организация чиновничества. Вместо того, чтобы только исполнять веления высшей власти и служить для неё живым орудием эксплоатации, чиновничество это всё более начинало жить своей жизнью, эксплоатировать для себя. Такое изменение совершалось по мере того, как высшие слои азиатской бюрократии всё более перелагали свою общественно-организаторскую деятельность на низшие слои, превращаясь, таким образом, из производительных членов общества в паразитов, как рабовладельцы Греции и Рима. При этом, стараясь о своём потомстве, бюрократия создавала для него массу новых общественно-бесполезных должностей. В таких восточных деспотиях, как Китай, Персия, чудовищная сила административного аппарата явилась источником величайшего экономического и юридического угнетения.
|
|
|
При подобных условиях развитие личности становится невозможным не для одних рабов, и духовная подавленность господ немногим отличается от рабской забитости.
В иных отношениях стояла личность к политическому целому в государствах европейского типа.
Там личность не была угнетена – этого по существу не допускала сама форма государственного союза. Впрочем, вначале наиболее богатым, знатным рабовладельческим фамилиям удавалось экономически и политически подчинить себе демос – массу менее богатых граждан – земледельцев и ремесленников; экономическая зависимость последних выражалась, главным образом, в задолженности, политическая – в ничтожном влиянии на государственное управление. Но когда развитие меновых сношений усилило взаимную связь элементов демоса и на сцену выступила вновь сложившаяся группа демоса – торговцы, тогда демос сплотился против крупной земельной аристократии и повёл с ней упорною борбу за политические права, за связанные с ними экономические выгоды. Борьба завершилась победой демоса, который добился полной политической равноправности.
История вряд ли может указать где-либо такой блестящей расцвет гражданской жизни, как в Афинах VI-IV вв. до Р. Х. Юридическое равенство было полнейшее: каждый мог участвовать в обсуждении и подавать свой голос в решении общегосударственных дел. Дело дошло до того, что некоторые должности замещались даже не по избранию, а прямо по жребию. Таков был демократизм республики. Но это была только лицевая сторона общественной жизни.
За немногими десятками тысяч граждан, свободно развивавшихся в атмосфере широко-гражданской жизни, стояли многие сотни тысяч бесправных, угнетённых «живых орудий». Смысл политической деятельности свободных людей заключался в дележе добычи, созданной рабским трудом и отнятой у рабов.
|
|
|
Так было и в древнем Риме. В течение нескольких веков боролась там демократия – плебеи – с высшим классом – патрициатом – ради тех же экономических целей, как демос Афин. Шаг за шагом, с поразительной эренгией она принуждала своих сильных, организованных противников делать уступки в сторону равенства. Но во время всей этой борьбы не раздался ни один голос за улучшение условий жизни рабов – в этом отношении не было различия между самыми корыстными из демагогов и честнейшими утопистами вроде Гракхов, вся жизнь которых прошла в самоотверженной борьбе за «народные» интересы.
Подведя итоги, о положении личности в древнем обществе можно сказать следующее. Для раба возможности развития не было, но были все данные, чтобы деградировать. Для господина, в слабо-меновых обществах Востока, условия развития были только немногим лучше этого; наоборот, в обществах Запада, где обмен был широко развит, свободная личность имела полный простор для того, чтобы развернуть свои силы.
|
|
|
