 |
Праведный грех
|
|
|
|
– Д рузья! Ну где же запропастились Люда с Эдиком? Сколько их можно ждать? – показал рукой на старинные деревянные настенные часы с маятником добродушного вида Володя.
На часах было 19: 50.
– Ладно, пускай себе тешатся и нежатся. Придут. Раз Людка обещала, значит, придут, – сказала Светлана, блондинка с длинными волосами.
– А теперь выпьем за нашу первую семейную пару, которая сложилась на целине, – Юрий Никулин, старший по возрасту всех собравшихся целинников разных годов, поднял бокал с вином. – За Наташу и Игоря Смирновых. Это они влюбились друг в дружку и поженились сразу по возвращении в Москву после нашей первой целины в 1964 году. И вот уже столько лет счастливы в браке. Что вы такие хмурые оба? Повздорили, что ли? Да возьмитесь вы за руки! За вас! Да, ребята? Горько!
– Горько! Горько! – закричали вразнобой все бывшие целинники, стоящие вокруг большого круглого обеденного стола, уже принявшие на грудь.
Но Наташа лишь хмуро взглянула на мужа и, не чокаясь с ним, молча выпила. Игорь тоже не собирался идти с женой на мировую, судя по его взъерошенному виду.
Анатолий выпил рюмку водки и намазал себе большой бутерброд с маслом.
– Ты чего это? – спросил его атлетически сложенный Алексей.
– Чтобы не запьянеть.
– А ты не пей и не запьянеешь. А так только добро переводишь. И водку, и масло.
– Разберутся. В семье всякое бывает, – философски произнёс Юра Никулин, приветствуя супругов Смирновых поднятой рукой с рюмкой. – Поехали!
Он опрокинул в рот наполовину наполненную рюмку вина.
– Тебе откуда знать-то? – спросил его Александр, невысокого росточка очкарик с кудрявыми волосами, слегка заикающийся временами. – Ты во-от, ты же вот на сколько нас всех старше, а так и не же-е-ни-ился до сих пор. Нам ещё про-стительно, но не тебе!
|
|
|
– А ты чего такой? – Володя обнял за плечи долговязого, худощавого Сергея.
– Я же после работы. Устал. Разморило. Пойду-ка я в спальню прилягу. Просто полежу с пол часика. С вашего позволения, а?
– Конечно, иди, – ответил Володя, хозяин квартиры в отсутствие родителей, и обратился к присутствующим. – Слушайте сюда, друзья. Давайте потанцуем! Повеселимся, как говорится, от души! Мы ведь сколько лет хотели встретиться, а собрались все вместе почти через 10 лет после третьей нашей целины в 1967 году. Я не считаю встречу в ресторане на свадьбе Натали с Игорьком. Только тогда и виделись все. Конечно, кто-то с кем-то встречался, общался. Перезванивались. А вон сколько уже лет прошло. И наконец– то мы снова вместе! Танцуют все! Хватит пить!
– Давайте встряхнёмся! Разбиваемся по парам, но так, чтобы всем всех хватило, – засмеялась, подмигивая ребятам, манерная толстушка Галя.
Володя включил большой кассетный магнитофон. Столовая наполнилась пронзительной мелодией – песней в исполнении Бренды Ли. Юра погасил люстру и включил торшер с двумя жёлтыми пластиковыми плафонами. Для интима.
Все разбились на пары. Только Наташа и Игорь сели в кресла. Наташа стала рассматривать журнал мод. Игорь встал и начал перебирать статуэтки на хельге.
– Почему ты одна здесь? – Володя привлёк было к себе Свету, но та решительно отстранилась. – Где твой муженёк-то?
– Он в командировке. В Италии.
– Далеко.
– Далеко.
– Ты такая стала! Аж дух захватывает! – Володя положил Светины руки себе на плечи, а свою правую руку положил на партнёршу, чуть ниже талии.
– Я тебя попрошу! Руки! Руку убери!
Света решительно освободилась от Володиной руки и убрала свои руки с его плеч.
– Всё-всё! Я что? Я понимаю. Ну всё равно ты чудо! Ты мне всегда нравилась. Давно!
|
|
|
– Ты хороший, но ты мне никогда не нравился. Ни тогда, на целине, ни сейчас. Ты не в моём вкусе. Вот муж мой…
– Вкус-это аргумент. Сильный! Весомый! Вот мы с женой, бывшей моей женой, не сошлись, как потом выяснилось, во вкусах. Вот теперь я и один.
– Сочувствую.
Таня с Алексеем плавно двигались в танце. Так душевно и красиво. Когда песня закончилась, Юра Никулин с радостью отделался от Гали и включил люстру.
– Так, за Смирновых пили, – командует по привычке Юра, который привык быть авторитетным секретарём комсомола на своём потоке в институте и тамадой в компаниях. – Теперь предлагаю тост за интернациональную, так сказать, дружбу. А именно за нашу болгарскую гостью Дану. Анатоль, где вы познакомились? Где ты откопал эту кралю?
– Что такое краля? – с акцентом спросила Даня.
– Краля-это очень красивая девушка, – пояснил ей Анатолий и продолжил для всех, – она приехала к нам на практику по обмену.
Толя откусил кусок от бутерброда со сливочным маслом.
– А, понятно. Ну тогда за советско-болгарскую дружбу! За глубокоуважаемую Дану, представительницу Болгарии, – поддержала Юру Ольга.
Бывшие целинники подняли бокалы за Дану и Толю, которые стояли, обняв друг друга.
– За дружбу! – чокаются все.
Юра Никулин садится в кресло, берёт в руки гитару. Перебирает струны и настраивает гитару.
Володя отводит Толю в сторону, подмигивает ему таинственно:
– Что, Толян, уже успел оприходовать свою болгарку?
– Ты знаешь, ещё нет. Строптивая такая попалась. Упёртая! Две недели бьюсь. Всё без толку.
– Но ты надежды, я полагаю, не теряешь?
– Даже не знаю. Я не особенно напрягаюсь по этому поводу. Молоденькая она. Не хочу её портить. Лучше уж так, платонически, – вздохнул тяжело Анатолий.
Володя обращается к гостям:
– А теперь давайте встряхнёмся! Для лучшей перистальтики наших желудков.
Он снова включает магнитофон. Все, кроме Смирновых и Никулина, задвигали бёдрами под рок-н-ролл Turi-Furi.
Когда танец закончился, Юра настойчиво обратился к Володе:
– Выключи магнитофон. Оставим пока танцы-обжиманцы! Давайте-ка лучше споём!
– Возьми гитару, возьми гитару, – пропела Галя.
Все рассаживаются. Кто в кресла, кто на стулья, а некоторые – прямо на пол, на подушечки. Женщины садятся, закрывают подолами платьев и юбок оголившиеся коленки.
|
|
|
– А помните, как мы строили кошары для овец из бута, который нам привозили из карьеров, где зэки его рубили и нам отгружали? – спрашивает Володя. – Вот шрам у меня на руке до сих пор. Это когда трёхметровые козлы на меня упали. Хорошо, что Алёшкин их слегка придержал и в сторону направил. Они ведь, эти козлы, неподъёмные. И хорошо я висок локтем прикрыл. Так и упали на меня, на голову. Я сознание потерял. Если бы не бугор наш и не моя подложенная рука – конец мне, однозначно!
– Да, а вот Илью мы потеряли. В грозу под ливнем работал на кране «Пионер». Без резиновых рукавиц. И его током… Сколько ни делали ему искусственное дыхание «рот в рот», не помогло, – вздохнул Анатолий.
– А меня, – рассказывает, иногда заикаясь Александр, – послали за 100 вёрст пе-ешком лёд на холодильнике рубить. Для покойников. Там машина с целинниками из другого отряда перевернулась и несколько человек прида-авила. А мы были ближе всех от места происшествия, вот нас и попросили помочь. Ночью и-дём мы с товарищем мимо старых заброшенных кошар, можно сказать доисторических. Стра-ашно вспомнить. В напряжении идём. На кошарах стервятники здо-о-ро-овые сидят. И вдруг передо мной – большой лист белой бумаги. Я как по нему ногой вдарю! А нога у-ушла во что-то мягкое. Это оказалась бо-ольшая белая собака, а не бумага. Собака на нас как окрысилась, я аж взмок. В руках ничего нет. Эти птицы ста-аей взлетели. Мы думали, нас заклюют. Сейчас вспоминаю эту нашу ту хо-одку – прямо дрожь по телу.
– А как в траншеях носилки 40-килограммовые или больше с цементом таскали? Пыль из стекловолокна летала в воздухе и светилась на солнце. А нам ведь респираторы не давали, – вставил Игорь.
– А помните, как за 20 километров в баню ездили? В немецкий посёлок. И возвращались мы обратно после мытья и дороги в наш лагерь опять все запылённые и грязные, – сказала Таня.
– А как-то к нашему приезду Савченко, как оказалось, развесил в бане, в женской раздевалке, надутые цветные шары и презервативы. Украсил её! – засмеялся наконец Игорь.
|
|
|
– А как мы душевно допоздна, иногда до зари пели вечерами у костра, – вздохнула Галя. – Мечтали о скором счастливом будущем.
– А как Володьку послали за баранами на бешбармак, – вспомнил, смеясь, Алексей, – на вечер в честь отъезда. Он отобрал самых больших, но не кастрированных, а они оказались невкусными. Пришлось казахам снова отлавливать баранов в степи, но уже кастрированных.
– А кто сжёг наши сортиры деревянные перед самым отъездом уже на второй целине?
– А нас, – вспомнил Володя, – послали вчетвером разгружать вагон с насыпанным цементом. После первого дня работы спали вповалку в сторожке обходчика. Дырки от мышей заложили камнями. И на пол так и повалились. А когда мы разгрузили вагон, были все белые и насквозь пропитанные цементом. Пошли на речку мыться и «зацементировались». Цемент на нас застыл, как в фильме «Джентльмены удачи» на беглецах из тюрьмы…. А мне ещё раз «крупно повезло». Пришли машины со шлаком из Караганды. Надо было их за ночь разгрузить. Натянули на себя, кто что мог. Я вместо кед надел кирзовые сапоги. В темноте прыгнул с окна первого этажа в строящийся дом за лопатой. И гвоздь «десятка» прошил мне сапог прямо между пальцами ног! Это кирзовый сапог, а если бы я был в кедах?! Ходил бы сейчас без ноги, наверное.
Галя отхлебнула из фужера шампанского:
– А давайте споём сначала «Гимн целинников».
– Нет, давайте сначала «Целину родную». Старая песня, но хорошая, – наставительно изрёк Никулин.
Все его поддержали. Юра присел, и бывшие целинники запели:
– Можешь ли представить, целины не зная:
Небо голубое, дымка голубая.
Всюду степи, степи без конца и края.
Целина родная, вот ведь ты какая!..
– А вот теперь «Гимн целинников». Понеслась!
Юра перешёл на другие аккорды. Приятели дружно и бодро запели эту песню. Компания закончила петь. Ольга берёт другую гитару. И так, в две гитары, они дружно, как много раз ночью у костра на целине, сразу переходят к другой песне, которую все хором радостно подхватывают, раскачиваясь в стороны и глядя друг на друга радостными от умиления глазами:
– Обязательно, обязательно
Я когда-нибудь женюсь,
Обязательно, обязательно
Подберу жену на вкус.
Чтоб была она симпатичная
И слегка курносый нос,
Обязательно, обязательно
Рыжеватый цвет волос!
Рыжая, рыжая, на свете всех милей,
Рыжая, рыжая, не своди с ума парней,
Рыжая, рыжая, ты на свете всех милей,
Рыжая, рыжая, не своди с ума парней!
Раздался телефонный звонок. Володя встал, дал рукой знак петь тише и снял трубку.
– Да ты что? – Володя изменился в лице. – Когда это случилось? Два часа назад? Я понял. Пока.
|
|
|
Все перестали жевать, петь, пить. Володя хочет положить трубку на аппарат дрожащей рукой и не может никак попасть на рычаг. Наконец ему это удаётся. Вопрошающие взоры направлены на него.
– В чём дело? Что случилось? – спросила робко Наташа.
–Вот, друзья, – язык Володи заплетается, подбородок дрожит, он проглатывает слюну, – только что погибли… Люда и Эдик.
–Как? – побледневшая враз Галя обводит глазами присутствующих. – Как так погибли?
Все замерли и выжидающе посмотрели на Володю.
– Ну говори же, рожай! – не удерживается Света.
Дана пошатнулась. Толя её поддержал двумя руками. Никулин выронил гитару, и она, звеня струнами, с грохотом упала на пол. Повисла жгучая, тревожная тишина.
– Они вышли из дома и пошли… поехали к нам. И вдруг… кирпич… с крыши... прямо на голову Эдику... Кровь, мозги по асфальту. Мгновенная смерть. А Людмила… Люда вернулась домой, вызвала скорую и выбросилась с пятого этажа.
Все в шоке. В ступоре. Никто не мог ничего молвить. В квартире на некоторое время повисла гнетущая, мертвая тишина. Саша потянулся к бутылке водки. Сергей вышел из спальни и застыл, тупо глядя на всех. Саша выпил водки, схватился за горло и побежал в туалет – его на ходу рвало. Он зажал рот руками.
– Бедные. Они так любили, – протянула Наташа.
– Людочка.... Она была такой светлой, лучезарной, подвижной. Эдик…. Просто такого больше не найдёшь! Люда… самой живой была из нас, самой жизнерадостной! И накануне свадьбы… такое. Вот это любовь! Не смогла пережить смерть любимого, – вздохнула Галя. – Как в песне, помните, про лебедей.
– Ребятки! Кого мы так сразу потеряли! – вздрагивая, прошептала Оля, размазывая пальцами тушь на глазах.
– Кошмар! Я представляю эту картину. Ужас, что испытала Людка. Пронеси и помилуй, Господи! Бедные! Людка так любила жизнь. Надо ценить это благо-жизнь! – Галя перекрестилась и стала вытирать слёзы краем юбки.
– Судьба-индейка. Бедный Эдик! Самый-самый наш джентльмен! – прошептал Юра.
– Смерть. Так внезапно. Сегодня живы, а завтра? А я так хочу жить, ребята! Особенно сейчас так хочется жить! Жить! – произнёс, как крикнул, Алексей.
Толя оставил свою болгарку и подошёл к окну. Сергей взялся за виски и убрался обратно в спальню. Наташа пошла молча на кухню. За ней потянулся и её супруг.
Сергей увидел, как в полутёмную спальню вошла потерянная совсем Светка и отрешённо, как невменяемая, села на кровать напротив Сергея.
В спальню вошёл Володя, закрыл за собой дверь, подошёл к Свете, поднял её с кровати, обнял, безропотную, за плечи и стал целовать её волосы, шею, грудь. Света не сопротивлялась. Стояла как деревянная. Володя задрал её платье и нежно, потихоньку снял с неё трусики, уложил её на кровать. Она легла на бок, не думая о том, что с ней делают, головой к Сергею, который в шоковом состоянии молча созерцал происходящее. Володя быстро скинул с себя ботинки, снял брюки и трусы. Лёг у стенки, за Светой. Задрал ей платье, прижался к ней всем телом. Сергей увидел, как расширились и стали мигать часто-часто Светины глаза. Потом она вскрикнула, изогнулась, вздрогнула и застонала, глядя уже немигающими глазами прямо в глаза Сергею. И смотрела, вздрагивая и постанывая, смотрела на него…
Каждый из оставшихся в столовой думал о чём– то своём, уставившись в какую– то точку на стене или закрыв глаза.
Дана подошла к Анатолию и прижалась к нему, как бы ища опоры и защиты. Он стал гладить её по голове.
Никто и не заметил, как скромняга Оля как–то робко и нерешительно шепнула что– то на ухо Алексею, и они незаметно друг за другом удалились из столовой…
В спальню вошла Таня. Взглянула совершенно спокойно и индифферентно на Свету с Володей, на Сергея и села на свободную кровать за шифоньером. Закрыла глаза, безвольно опустила руки и затряслась, рыдая.
Сергей встал, подошёл к Тане, робко спросил:
– Танюша, давай?
– Давай, – не глядя на него, как бы давно ожидая его предложения, сразу согласилась она.
Они быстро разделись и буквально рухнули на кровать.
– Только я сверху, – прошептала Таня.
– Хорошо...
Александр стоит на лестнице и нервно курит.
На кухне Игорь рукой смахнул на пол какие-то тарелки с едой, пластиковые бутылки с кухонного стола, рывком бросил жену на стол, стащил с неё трусики.
– Родная моя! Дорогая! Любимая! – почти кричал Игорь в экстазе.
– Ой! – только и вскрикнула Наташа, самозабвенно отдаваясь мужу.
В столовой остались Анатолий с Даной, Юра Никулин с гитарой в руках и Галя на диване в глубокой задумчивости.
Толя взял за руку Дану:
– Пошли?
Дана как-то обреченно кивнула головой в знак согласия. Толя повёл её за собой на кухню. Войдя туда, они увидели такую картину: супруги Смирновы в страсти занимаются от души любовью, забыв все обиды и обо всём на свете.
Дану заколотило. Толя взял её на руки и понёс в спальню родителей Володи. Открыл дверь ногой, а там… Там он увидел то, о чём по этому поводу гениально высказался один мудрый человек: «Я продолжаю простое движение. Я продолжаю для продолжения…» На двуспальной кровати метались в свете ночника мокрые уже Алексей и Оля, неистово, исступлённо, в жизнесозидательной страсти обнимая, лаская, целуя друг друга везде.
– Так! Так! Сильнее! – приговаривала она в такт в ответ на ласки Алексея. – Да! Да! Да!
Тогда Анатолий поставил в коридоре Данку, оглядел бешеными глазами прихожую, увидел встроенный шкаф для одежды. Распахнул его, стал вытаскивать из него и бросать на пол и летнюю, и зимнюю одежду. Не разбирая, всё в кучу. Потом резким движением порвал на болгарке блузку, расстегнул и сорвал с неё бюстгальтер. Оголив её небольшую грудь, начал целовать шею, её напрягшиеся розовые сосочки. Положил Дану на кучу одежды и сорвал с неё, вернее просто порвал, кружевные трусы. И упал на неё. Дана закусила губу, а Толя впился в её окровавленный рот.
Дана закрыла глаза, слабым голосом ахнула и потом только мотала головой из стороны в сторону, вскрикивая и изгибаясь в сильных руках мужчины…
Юра Никулин посмотрел на сидящую с опустошёнными глазами Галю. Оба слышали крики и вздохи, доносящиеся из приоткрытой двери в спальню и из коридора. Юра положил тихо гитару на стул, прошёл в коридор. Перешагивая через разброшенную в коридоре на полу одежду, глянул на Анатолия с Даной и вышел из квартиры. Увидел стоящего у лифта Александра.
– Такие вот дела, – похлопал он по плечу Александра. – Позвони, когда будут проводы и похороны.
– По-озвоню.
– Живи!
– И ты тоже жи-и-ви!
Александр прошёл мимо сплетённых в углу коридора тел Анатолия и Даны, вошёл в столовую. На диване сидела Галя, закинув голову, сжав плотно губы, задрав юбку и запустив правую руку себе в трусы. Увидела Александра. Он развернулся, чтоб выйти, но услышал резкий крик Гали:
– Стой! Назад!
Александр повернулся.
– Иди ко мне!
Александр подошёл к Гале.
– Ближе!
Он подошёл ближе.
– Ещё ближе!
Галя притянула Александра за ягодицы к себе, нагнулась, подавшись вперёд, стала расстёгивать у него ширинку. Протиснула в неё руку и сильно сжала то, что попало в её ладонь.
Открылась дверь, и в столовую медленно вошли один за другим в мятых одеждах Света, Таня, Сергей и Володя. Их увидели Галя и Александр. Галя отпрянула от Александра и стала вытирать рот тыльной частью кисти, а Александр застегивать ширинку и приводить себя в порядок. Практически одновременно в столовую подтянулись и остальные: Анатолий с Даной, Алексей с Олей, Наташа с Игорем. Сгрудились молча вокруг стола. Мужчины разлили водку по стаканам – и мужчинам, и женщинам. Всем поровну. По полстакана.
– За Людочку с Эдиком! Не чокаясь! – сказал Алексей.
Не глядя друг на друга, все выпили до дна. И цепочкой, как по приказу свыше, направились к выходу из квартиры. Анатолий вёл за руку свою болгарку в блузке с разорванными краями, которые та стыдливо придерживала, прикрывая грудь. Володя тронул рукой Свету:
– Я тебя провожу?
– Нет! Мы с тобой не знакомы!
И громко, яростно так, чтобы её слышали все:
– Мы никогда с вами здесь не виделись! Понятно? Никогда! И вообще здесь ничего не было! Запомнили?! Ничего! Всем ясно?!
Она обвела всех злыми глазами. Бывшие целинники покорно склонили головы, соглашаясь. Больше их встреч не было никогда.
|
|
|
