 |
Д. ХОЛОСТОВ,. лейтенант, младший штурман минного заградителя «Марти». Тяжелый месяц сентябрь
|
|
|
|
Д. ХОЛОСТОВ,
лейтенант, младший штурман минного заградителя «Марти»
Тяжелый месяц сентябрь
Сентябрь 1941 года был, наверное, самым трудным месяцем для Ленинграда, для флота и для Кронштадта. Тяжелым он был и для нашего корабля – минного заградителя «Марти».
С 21 по 23 сентября на Кронштадт и корабли налетали сотни самолетов. С южного берега залива – от Лигова, Стрельны – била вражеская артиллерия. Уклоняться от бомбежек и обстрела возможности не было. Этому мешали узкие фарватеры, малые глубины, тесные гавани.
Разрывами бомб у «Марти» был разворочен борт в носовой оконечности. В корпусе мы насчитали до 300 пробоин. Погибли наши боевые товарищи – зенитчик Михаил Меньшов, трюмный машинист Махмуд Хусаинов, командир группы минеров лейтенант Николай Горячев, командир дивизиона движения старший инженер‑ лейтенант Владимир Дзюбачук, старшина команды минеров Георгий Веревкин. Многие были ранены.
Через пробоины в корпус корабля проникала вода. Обмотка размагничивающего устройства оказалась поврежденной в нескольких местах. Требовался заводской ремонт. И тут как раз пришел приказ выйти на минную постановку к острову Гогланд.
Мещерский хорошо знал и понимал обстановку, сложившуюся на фронте и на флоте, но не торопился с докладом начальству. Николай Иосифович вызвал командира БЧ‑ 5 инженер‑ капитана 3‑ го ранга Губанкова и командира трюмной группы старшего инженер‑ лейтенанта Бориса Лунина. Втроем они прошли по отсекам. Впереди высокий сухопарый Мещерский, за ним низенький Губанков. Его усы обвисли, что означало крайнюю степень озабоченности. Последним шагал Лунин.
Они осмотрели каждую пробоину, каждый механизм, каждый кабель, поврежденный в бою, и пришли к выводу, что «Марти» находится в крайне тяжелом состоянии. Но все же, когда обход закончился, Мещерский для себя сделал вывод: приказ будет выполнен! Командир видел, как упорно работают люди, какую находчивость и смекалку проявляют они, стремясь побыстрее устранить боевые повреждения своими силами, сделать все, чтобы минзаг был готов к бою и походу.
|
|
|
Двое суток непрерывно, без сна и отдыха, работал личный состав «Марти». В ночь на 26 сентября минный заградитель ушел в свой одиннадцатый боевой поход. Экипаж успешно выполнил задачу: около трех сотен мин образовали новое минное поле на морских путях, которыми могли воспользоваться вражеские надводные корабли. И подводные лодки тоже.
И вот минзаг снова в Кронштадте, у причала Усть‑ Рогатки. Невдалеке с правого борта линейный корабль «Марат». Почти каждый день фашисты стреляли по линкору, а он, весь израненный, отвечал залпами башен главного калибра. Вражеские снаряды падали и у нашего борта. Как на ладони были видны фашистам от Петергофа кронштадтские гавани.
«Марти» готовился к очередному, двенадцатому боевому походу сорок первого года. Командование выделило время для ремонтных работ, которые следовало все же провести более детально и тщательно, чем те, которые пришлось выполнить перед последней минной постановкой.
Ремонтные работы начинались сразу после подъема флага и заканчивались перед вечерним чаем, – мы работали бы больше, но не разрешал командир.
– Корабль и экипаж должны быть готовы к выходу в море, товарищи, – говорил Николай Иосифович за чаем. – Работа на износ не повышает боевой готовности и производительности труда. Поэтому после чая вместо проветривания и приборки мы учиним только проветривание. Думаю, что старпом простит нам такую вольность. А потом организуем концерт художественной самодеятельности.
|
|
|
Секретарь комитета комсомола корабля старший политрук Владимир Сапожников, жизнерадостный человек и страшный придумщик, сразу же вскакивал с места.
– Разрешите выйти, товарищ командир?
– Какой же моряк бросает вечерний чай?
– Время не ждет, товарищ командир!..
Через десяток минут в корабельном клубе набивалось столько народу, что, как говорится, яблоку упасть было негде. На своих любимых местах устраивались командир, военком Коваль.
На рейде большом легла тишина,
А мор‑ ре окутал туман… –
выводил тенором лучший солист нашего самодеятельного хора.
Плыла мелодия – баяны, гитары, мандолины… Мелодия вырывалась из тесного клуба в иллюминаторы, отдраенные, но прикрытые для светомаскировки шторами. На соседних кораблях удивлялись: на «Марти» снова концерт, но артисты‑ то вроде не приезжали!
Песню «Вечер на рейде» мы считали своей и полагали, что поэт Чуркин и композитор Соловьев‑ Седой написали ее специально для экипажа «Марти».
Заканчивался такой день поздно. Но назавтра, в восемь часов десять минут, сразу после подъема флага, начинался новый трудовой день. Мы готовились к выходу в море, в боевой поход…
Положение под Ленинградом становилось все сложнее. Бои шли у Пулковских высот. Город оказался в блокаде. Фашисты наступали на Тихвин, стараясь обойти Ладожское озеро.
Военно‑ морская база Ханко обеспечивала северный фланг минно‑ артиллерийской позиции. Защитники красного Гангута, которыми руководили генерал‑ лейтенант С. И. Кабанов и дивизионный комиссар А. Л. Раскин, своими действиями, даже одним своим присутствием на Ханко сковывали значительную часть армии и флота Финляндии, снижая тем самым их активность на северных подступах к городу Ленина.
В первых числах сентября, когда гитлеровцы предприняли штурм Ленинграда, на гарнизон Ханко была возложена задача не допустить прорыв фашистских кораблей через минно‑ артиллерийскую позицию в Финский залив. Укрепленный остров Осмуссар перешел в подчинение командиру гарнизона Ханко. Так что теперь ханковцы обеспечивали артиллерийской поддержкой всю центральную минно‑ артиллерийскую позицию. И ни один крупный вражеский корабль не смог преодолеть эту позицию в море, прикрытую артиллерией на Ханко и Осмуссаре.
|
|
|
Однако обеспечивать сражающийся гарнизон всем необходимым становилось все труднее. Вот почему Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение об эвакуации защитников Ханко. Эвакуация гарнизона началась 26 октября 1941 года.
31 октября отряд кораблей, в составе минзага «Марти», эсминцев «Стойкий» и «Славный», БТЩ Т‑ 207, Т‑ 210, Т‑ 215 и Т‑ 217, пяти катеров МО, вышел на Ханко для эвакуации артполка. 240 миль – через минные поля, мимо берегов, на которых фашисты расположили своих наблюдателей и батареи.
Холодный ветер гнал по морю студеную крутую волну. Вода перекатывалась через корабли, застывала льдом. Краснофлотцы и старшины едва успевали скалывать лед с орудий и пулеметов, с кранцев первых выстрелов…
Ночью в правом параван‑ охранителе «Марти» взорвалась мина. Страшной силы удар обрушился на корабль. Нас, находившихся в это время в штурманской рубке, отбросило в угол. Включилось аварийное освещение.
– Гирокомпас стал! – сказал, поднявшись, Кононов. – И все электронавигационные приборы.
С ходового мостика доложили, что поврежден электропривод руля.
– А ведь корабль водит. Он вышел из протраленной полосы, – забеспокоился Кононов и крикнул в раструб переговорной трубы: – Перейти на ручное управление рулем, держать по магнитному компасу!
Через некоторое время, когда была введена в строй корабельная трансляция, прозвучала информация. Выяснилось, что от взрыва мины сместились и дали течь котлы, получила повреждение машина, и «Марти» потерял от этого почти треть мощности главных машин. Командир БЧ‑ 5 Губанков руководил всеми работами в машине: нужно было дать ход в 14 узлов. Только в этом случае можно было прийти на Ханко еще затемно.
И вот Ханко, гавань. Мы принимаем артиллеристов, их орудия, боезапас и продовольствие. Всего свыше 300 тонн.
Мещерский вызывает на ходовой мостик командира БЧ‑ 2 Линдермана, назначает его командиром посадки – это означает, что командиру БЧ‑ 2 надо распределить людей на поход.
|
|
|
Почти сразу же за боновыми заграждениями, прикрывающими вход в гавань Ханко, в параване БТЩ, который шел впереди нас, взорвалась мина. Капитан 1‑ го ранга Мещерский приказал выставить по бортам наблюдателей с длинными шестами.
То и дело с палубы слышались их громкие доклады:
– Плавучая мина, правый борт – десять метров!
– Мина прошла правый шкафут!
– Мина проходит хорошо! Мина за кормой!
Но только мы вздохнули облегченно, как снова:
– Плавучая мина, левый борт – пять метров!
Минзаг идет вперед. Мина, которую моряки поддерживают шестами, проплывает вдоль борта. Я подошел к репитеру гирокомпаса, но вместо того, чтобы попытаться взять пеленг по какому‑ то береговому ориентиру, вытягиваю шею и пытаюсь разглядеть «рогатую смерть», которая проходит рядом.
– Мина за кормой!
И снова взрыв в параване БТЩ.
Беснуется холодный ветер, гонит волну. Летят водяные брызги, они достают и сюда, на крыло ходового мостика, где расположен репитер. Я все еще стою тут и не чувствую холода, как, наверное, не чувствуют его десятки краснофлотцев, старшин, командиров, которые несут вахту у орудий, пулеметов, дальномеров, по противоминной обороне.
На ГКП, главном командном пункте, темно. Только светятся шкалы на тахометрах, на счетчиках лага, на машинных телеграфах. Тихо. Лишь изредка Мещерский подает команды вахтенному командиру или рулевому. И бросает короткое «есть! » в ответ на доклады о взрывах мин в стороне от нашего корабля, о том, что рядом с нами они «проходят хорошо». На крыло мостика выходит старший штурман Константин Кононов и что‑ то говорит командиру. Потом поворачивается ко мне, интересуется, не укачался ли я, часом, что так долго торчу здесь.
– Вспышки выстрелов, правый борт семьдесят градусов! – докладывает сигнальщик.
– Это батареи мыса Юминданина, – громко, чтобы все слышали, говорит Мещерский.
Тяжелые снаряды не долетают до нас. Всплески видны по правому борту.
4 ноября 1941 года, пробивая путь уже во льдах, «Марти» и другие корабли пришли в Кронштадт, а затем проследовали по Морскому каналу в Ленинград.
Мы выгрузили на набережную у Масляного буяна более двух тысяч бойцов и командиров, шесть десятков орудий, много винтовок и пулеметов, артиллерийского и винтовочного боезапаса, продовольствие.
Для минного заградителя «Марти» этот поход стал последним в 1941 году. Корабль поставили к причалам одного из ленинградских заводов, на ремонт.
|
|
|
