 |
«Пред кем весь мир лежал в пыли…»
|
|
|
|
«Пред кем весь мир лежал в пыли…»
В начале 80‑ х годов прошлого столетия, когда после работ Пастера и Коха сибирская язва, чахотка, холера стали самыми свежими темами разговоров и все ждали новых разоблачений наших внутренних врагов, когда охотники за опасными невидимками действовали уже уверенно, потому что располагали отлаженной техникой и методикой, дошла очередь и до микробов почвы. Ученые установили, что к «преступному миру» возбудителей болезней коренное тамошнее население не причастно, а причастно оно к тайнам плодородия, к тайнам старушки Деметры, которую древние поставили на Олимп, чтоб было кому жаловаться на неурожаи.
Тогда‑ то и открылись впервые сцены загробного мира, и поэтика мифов получила микробиологическое толкование. В предельном упрощении оно таково.
Все, что вышло из земли, становится землей.
« Гамлет. …Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку пивной бочки?
Горацио. Это значило бы рассматривать вещи слишком мелко.
Гамлет. Ничуть не бывало. Напротив, это значило бы послушно следовать за их развитием, подчиняясь вероятности. Примерно так: Александр умер. Александра похоронили. Александр стал прахом, прах – земля, из земли добывают глину. Почему глине, в которую он обратился, не оказаться в обмазке пивной бочки?
Истлевшим Цезарем от стужи
Заделывают дом снаружи.
Пред кем весь мир лежал в пыли,
Торчит затычкою в щели. »
В этой цепи рассуждений не хватает важного звена: между «Александра похоронили» и «Александр стал прахом». Как стал? Каким образом?
Превращают в прах любого смертного мириады простейших существ.
|
|
|
В бесшумных, неторопливых микробиологических «конвейерах» рушатся, разбираются по частям гигантские молекулярные постройки; энергия солнца, впитанная растительным покровом планеты, растаскивается… Каждая последующая операция – ступень к неживому, то есть к простому, холодному, минеральному.
Один из важнейших конвейеров – азотный. На нем заняты несколько видов бактерий. Эту дружную группу американский химик Слоссон назвал в шутку «союзом азотных работников». Они в строгой последовательности «передают» друг другу полупродукт, пока в самом конце цикла не получится азотная кислота. В земле кислота всегда найдет щелочь, соединится с ней – и вот вам соль. Соль плодородия. Азотная пища растений. А в конечном счете – хлеб, молоко, масло, мясо…
Почва – это сумерки жизни. Не ночь и не день, а сумерки, переходная пора.
Не дают застрять «колесу жизни» микробы. Они страгивают с его мертвой точки для следующего оборота. Они дают земле силы для многократных родов.
…Почвенная микробиология заявила о себе широчайшими, величественными концепциями. Они многое объясняли и многое обещали.
В 80‑ х годах немецкие исследователи Гельригель и Вильфарт взволновали участников международного съезда работников опытного дела (почвоведов) сообщением о том, что они раскрыли наконец, какого рода взятку дают полям крестьяне, сея с незапамятных времен клевер, люцерну, бобы…
В корневых наростах бобовых растений, заявили ученые, обитает множество микроорганизмов. Неизвестно, каким образом, но, несомненно, эти микроорганизмы поглощают свободный азот воздуха.
Если почвоведов это сообщение взволновало, то химиков оно должно было потрясти. В 80‑ х годах прошлого века еще не знали подходящего способа для промышленного получения химических соединений с атмосферным азотом. Трудность заключалась в том, что азот инертен и связать его с каким‑ либо другим элементом удается ценой огромных затрат энергии. И вот пожалуйста: микробы связывают. Из свободного азота воздуха эти немощные организмы строят свое тело.
|
|
|
Вместе с тем открытие Гельригеля как бы ставило все вещи на свои места. Растения, как и утверждал Буссенго, питаются только почвенным азотом. Бобовые же составляют исключение потому, что на их корнях живут загадочные бактерии. «Квартиранты» расплачиваются азотом. Этот дополнительный азот делает сено клевера деликатесом для скота, частично же «квартплата» остается в клубеньках корней и после уборки урожая обогащает почву.
Дверца, откуда можно было ждать неожиданности, захлопнулась.
Вас удивят эти высказывания
Нельзя сказать, что открытие Гельригеля оказало заметное влияние на практику земледелия. Оно лишь подвело научную базу под старинный агрономический прием. Однако почвенная микробиология уже вступила в пору расцвета, сравнительно недолгого, но привлекшего внимание всего культурного человечества. Лев Толстой ходил слушать лекции блестящего русского микробиолога академика Виноградского. Жизнь почвы стала популярнейшей темой просветительских брошюр. Открытия следовали одно за другим…
Тогда же, в конце прошлого столетия, были найдены в почве бактерии, способные, как и клубеньковые, усваивать азот прямо из воздуха. Причем жили они не на чьих‑ то корнях, а сами по себе, свободно и независимо. Они накапливали в почве азотные запасы просто так, в порядке чистой инициативы. То был бесценный подарок земледелию, подносимый скромными, безвестными существами.
Биологи поспешили воздать им должное. Бактерии – вот кто делает почву плодородной. Бактерии – вот о ком надо заботиться, если мы хотим снимать хорошие урожаи. Здоровы и сыты полезные бактерии, – значит, здоровы и сыты растения… Вся земледельческая практика должна быть обращена к микроорганизмам.
На раздольном поле агрономии встретились биология с химией. Встретились, чтобы соединить мудрость и силу. Править раздольным полем можно было только совместно, на основе полного взаимопонимания. И дружественный союз начал сколачиваться, как вдруг… Впрочем, о том, что случилось в 30‑ х годах, столько написано, что не стоит повторять в деталях. А коротко говоря, появилась группа энергичных людей, которые отвели биологии особое место в агрономии, ну как бы место в президиуме, и сами это место заняли. Возникла агробиология. Скоро о ней все узнали, весь мир.
|
|
|
Агробиологи (не путать с биологами! ) отличались воинственностью. Они любили ошеломлять и громить. В частности, агрохимиков.
Если б не чрезмерная острота спора, в которой группа горячих агробиологов притянула бог весть что – вплоть до политических обвинений противника в преднамеренном вредительстве, – то не сложилось бы впечатление, будто борьба в агрономии велась только у нас в стране. За канонадой слов вроде «вредительство», «издевательство», «твердолобость» и тому подобных, не слышно было, что где‑ то тоже дерутся. Между тем на страницах американских, английских и французских агрономических изданий и в те годы и позднее также проходили бои. Были ли они только отзвуками русской эпопеи, сказать трудно. Но, судя по имеющимся в наших библиотеках литературным источникам, бои эти не утихли и по сей день. В Соединенных Штатах, например, выходит журнал «Органическое садоводство». Его издают убежденные противники химии в сельском хозяйстве.
«Медленное отравление жизни почвы искусственным навозом – одно из величайших бедствий, которое переживают агрономия и человечество. Ответственность за это должны в равной мере принять на себя преемники Либиха и экономическая система, при которой мы живем… Протест матери‑ земли выражается в постоянном росте болезней растений, животных и людей. Машины, распыляющие ядохимикаты, были призваны защищать растения, вакцины и сера – уберечь животных. Последние прибежища скота были заболочены либо сожжены. Эта политика терпит крах на наших глазах. Население, питающееся продуктами, выращиваемыми неестественным путем, вынуждено оберегать себя дорогостоящей системой медицинского обслуживания, куда входят патентованные лекарства, услуги платных докторов, диспансеры, госпитали и оздоровительные учреждения…
|
|
|
Полноценный урожай может обеспечить только здоровая плодородная почва; она должна рассматриваться как живая среда, а не как мертвая масса, плодородие которой можно вызвать повторными дозами высококонцентрированного так называемого питания растений. Искусственные удобрения не только грабят подлинное плодородие, но и оставляют в наследство вредителей и болезни, как неизбежные последствия своей эффективности».
Слова эти принадлежат одному из крайних «органиков» – сторонников биологического владычества в сельском хозяйстве – американскому ученому и задиристому публицисту Л. Ховарду. На русском языке книги его мне не встречались.
Стоит ли принимать всерьез сказанное в полемической несдержанности?
Послушаем другую сторону – члена академии сельскохозяйственных наук Франции Андре Ваузена.
«Минеральные удобрения – одно из величайших открытий современности, а возможно, и наиболее великое из всех открытий… Но увы! Это открытие, которое может спасти наши почвы и поддержать наше здоровье, может также превратиться в проклятье… если мы будем рассматривать применение удобрений только с точки зрения коммерческой выгоды, ставя главной своей целью повышение урожайности без особой заботы о сохранении почв и о биологическом качестве продукции. Накопление калия в некоторых почвах, удаление усвояемого магния и исчезновение усвояемой меди вследствие избыточного внесения азотных и фосфорных удобрений – факты, которые вызывают беспокойство, если не тревогу.
…Об это грозной опасности уже предупреждают нас стерильность животных, пастбищная тетания и др. Распространение среди людей некоторых метаболических[4] болезней, называемых болезнями цивилизации и вызываемых прежде всего нашими продуктами питания, заставляет нас быть на страже».
Так говорил в ноябре 1963 года чистокровный агрохимик Андре Ваузен, выступая с лекцией на агрономическом факультете университета Лаваля.
А вот что публиковалось недавно в одном из официальных французских обзоров:
«Во многих животноводческих хозяйствах у животных большая или меньшая стерильность, понос, воспаление тонких кишок, хромота, пастбищная тетания и др. Моральное состояние фермеров падает, а часто делается весьма тревожным, и дальнейшее продвижение прогрессивных начинаний становится весьма затруднительным. Кроме этого, они склонны учитывать, что их „отсталые“ соседи, не применяющие прогрессивных мероприятий, обладают здоровым скотом, находящимся в хорошем состоянии».
Возможно, вас удивят эти высказывания. Мы привыкли, особенно в последние годы, считать, что о минеральных удобрениях существует лишь одно, абсолютно и безусловно положительное мнение. Однако доверие, основанное на незнании, может в любой момент породить столь же необоснованное недоверие. Ваузен – горячий сторонник минеральных удобрений – как раз этого и опасается. Он видит, что упрощенное решение задачи может дать убийственный ответ, начисто скомпрометировать великое дело. Его «против» – это вдвойне «за». И конечно, его позиция противоположна позиции Ховарда. Вместе с тем признания Ваузена не позволяют считать обвинения, бросаемые крайними агробиологами, вовсе голословными.
|
|
|
Ховард и другие крайние «органики» – у нас это Т. Д. Лысенко, в известной мере В. Р. Вильямс и их верные ученики – прямо или прикрыто заявляли, что цифры опытных данных, которые так любят агрохимики, лишь вульгаризируют сложную картину жизни почвы. Мать‑ земля не ведет, мол, книгу расходов. Каждое агротехническое мероприятие либо прибавляет, либо отнимает неизвестную часть ее основного капитала – плодородия. И само‑ то плодородие – величина неизвестная. Минеральные же удобрения обеспечивают мнимый, кратковременный подъем. Подобно тому как частое применение слабительного делает желудок ленивым, искусственные, легко доступные растению питательные вещества демобилизуют пищеварительные силы почвы.
Создайте условия для плодотворной работы полезных микроорганизмов, вносите навоз, как это делали деды и прадеды, – и земля оплатит ваши труды и ваше понимание ее истинных требований.
«Органики» обращались к широкому читателю, призывая его быть соучастником в борьбе с «неорганиками». Их лекции и статьи понятны, свои идейные установки они облекают в картины, которые затронут не только вашу мысль, но и воображение и даже чувство. «Мать‑ земля»… Кто устоит перед эмоциональной силой этого образа!
«Минеральные агрохимики», как обозвал своих противников академик Вильямс, предпочитали спокойную и строгую войну цифр. Видимо, это послужило ему поводом поиронизировать насчет величия «агрохимического Олимпа».
Вильямсовцы больше доверяли качественным оценкам. Их просто выводил из себя педантизм агрохимиков, все эти формулы, бесконечные столбцы цифр, химическая «тарабарщина».
«Агрохимический Олимп» тоже, однако, не всегда был величественно спокоен. Время от времени «боги» теряли уравновешенность и тогда становились обычными рассерженными людьми.
«Роль почвы в питании растений, – выговаривали они своим шумливым оппонентам, – все больше сводится к среде для помещения воды и питательных веществ». А все разглагольствования насчет микроорганизмов и прочих скромных тружеников плодородия нуждаются в тщательной проверке. И чтобы окончательно лишить «органиков» почвы, добавляют: «…среде, в некоторой мере напоминающей кварцевый песок вегетационных сосудов».
Промытый, прокаленный песок, какой кладут больному ишиасом на поясницу… Агрохимики ставят в кварцевом песке «чистые» опыты, чтобы выяснить, как действуют без посторонних влияний минеральные удобрения на рост и развитие данной культуры. К этой‑ то безжизненной, пассивной среде, предсказывают агрохимики, сведется роль почвы.
«Мать‑ земля» и «кварцевый песок»… В этом было что‑ то от старинной перепалки фермеров с профессорами.
|
|
|
