 |
2.2 Аристократия. Сэй Сёнагон
|
|
|
|
Создателем хэйанской культуры в основном была потомственная родовая аристократия, т. е. люди, в силу привилегированного социального положения имевшие доступ к образованию и к тому же обладавшие достаточным досугом, чтобы заниматься искусством – музыкой, танцами, рисованием, разнообразными изящными развлечениями и, конечно, литературой.
Как уже было сказано, китайский язык стал играть огромную роль в жизни образованных людей. Когда в девятом веке на основе курсивного иероглифического письма была создана слоговая японская азбука (кана́ ), японская художественная литература стала доступна для женщин. Лишь очень немногие из них получали в семье китайское классическое образование, но зато им вменялось в обязанность выучить наизусть все двадцать томов «Кокинсю» и изящно писать японские знаки.
В десятом веке появилось много японских популярных романов с увлекательной фабулой. Женщины, скучавшие в своем затворничестве, зачитывались ими до самозабвения. Сэй Сёнагон приводит длинный перечень романов [205], от большинства из них остались только названия.
В «Записках у изголовья» изображен горячий спор, разгоревшийся среди придворных дам по поводу модной тогда новинки – романа «Дуплистое дерево» [83].
Но японские женщины раннего средневековья – не только потребительницы и судьи отечественной литературы, но и лучшие ее творцы. Именно они создали блистательную хэйанскую прозу. Среди них насчитывалось немало превосходных поэтесс. Все жанры хэйанской прозы обязательно включали в себя стихи.
Мужчины не считали зазорным для себя слагать танки, это было освящено традицией, приносило славу и почет; все огромное поле японской художественной прозы было оставлено женщинам: мужчине полагалось писать на китайском языке.
|
|
|
Для того чтобы появилась целая плеяда замечательных писательниц, нужны были особые исторические условия. Женщина в хэйанскую эпоху еще не вполне утратила независимое и почетное положение, которым она пользовалась при родовом строе. Императрицы охотно собирали в своих литературных салонах талантливых женщин из низших, небогатых слоев аристократии. Хорошо начитанные, с тонко развитым эстетическим вкусом, придворные дамы имели больше возможности наблюдать жизнь, чем запертые, по обычаю, в четырех стенах матери семей. Сэй Сёнагон предпочла придворную карьеру замужеству, но при дворе она не совсем «своя», знатные дамы не доверяли ей, считали выскочкой и при случае старались унизить и оскорбить. Именно некоторое отчуждение, зоркий взгляд со стороны и помогали ей лучше увидеть комедию двора.
Мы не знаем в точности, когда родилась Сэй Сёнагон (предположительно в 966) и как ее звали. В семейные родословные вписывали только имена сыновей. Происходила она из довольно знатной, но захудалой семьи Киёвара. Сэй Сёнагон – ее дворцовое прозвище. Фамилия Киёвара писалась двумя иероглифами. Сэй – односложное китайское чтение первого из них – играет роль отличительного инициала перед званием сёнагон (младший государственный советник). В применении к женщине – это пустой, лишенный смысла титул, один из тех, что давали фрейлинам невысокого ранга.
В ее семье жили литературными интересами, любили музыку. Девочка получила неплохое образование, даже познакомилась с китайскими классиками.
Японское поэтическое искусство она изучила, несомненно, глубоко, во всех его тонкостях под руководством своего отца (он был известнейшим поэтом своего времени).
Каждая образованная девушка умела в те времена сочинить к случаю танку. Но от дочери Мотосукэ ждали большего: подлинной высокой поэзии, и это впоследствии доставило ей немало страданий. Например, эпизоды из дана 99:
|
|
|
«– Как, государыня? – воскликнула я в сильном смущении. – Отныне я никогда больше не буду писать стихов. Если каждый раз, когда нужно сочинять ответные стихи, вы будете поручать это мне, то, право, не знаю, смогу ли я оставаться на службе у вас. Разумеется, сосчитать слоги в песне – дело нехитрое. Я сумею, коли на то пошло, весною сложить стихи о зиме, а осенью о цветущей сливе. В семье моей было много прославленных поэтов, и сама я слагаю стихи, пожалуй, несколько лучше, чем другие. Люди говорят: “Сегодня Сэй-Сёнагон сочинила прекрасные стихи. Но чему здесь удивляться, ведь она дочь поэта”. Беда в том, что настоящего таланта у меня нет. И если б я, слишком возомнив о себе, старалась быть первой в поэтических состязаниях, то лишь покрыла бы позором память моих предков.
Я с полной искренностью открыла свою душу, но государыня только улыбнулась:
– Хорошо, будь по-твоему. Отныне я не стану больше тебя приневоливать.
– От сердца отлегло. Теперь я могу оставить поэзию, – сказала я в ответ
...
Когда начали обсуждать стихи участниц поэтического турнира, государыня бросила мне записку. Вот что я прочла в ней:
Дочь Мотосукэ́,
Отчего осталась ты
В стороне от всех?
Неужели лишь к тебе
Вдохновенье не придет?
Стихотворение показалось мне превосходным, и я засмеялась от радости.
- Что такое? В чем дело? - полюбопытствовал господин министр.
Я сказала ему в ответ:
О, если бы меня
Наследницей великого поэта
Не прозвала молва,
Тогда бы я, наверно, первой
Стихи сложила в эту ночь».
В 993 г. (? ) Сэй Сёнагон – ей уже было под тридцать – поступила на придворную службу, в свиту императрицы Садако. Той было всего семнадцать лет. Садако – центральный персонаж «Записок у изголовья» – наделена красотой и тонким умом. У нее в высокой степени присутствует столь ценимый в Хэйане дар мгновенно откликаться на любой поэтический намек. Она – добрая госпожа. Повесть о ней проходит сквозь всю книгу, но внутренняя связь событий нарушена и прослеживается нелегко. О многом Сэй Сёнагон просто не смеет говорить, но современникам был ясен трагический подтекст рассказа о недолгих днях величия и славы императрицы и ее близких. Вскоре императрица была пострижена в монахини, и, хотя ее супруг все же не захотел с ней окончательно расстаться, с тех пор она попала в немилость. В довершение всех несчастий сгорел ее дворец, и Садако пришлось искать приюта то в чужом доме, то в разных служебных постройках. Об этом много говориться на страницах «Записок». Опальная императрица становится как бы поэтическим образом печальной, отверженной красоты.
|
|
|
Для самой Сэй Сёнагон наступили тяжелые дни. Дамы из свиты Садако обвинили Сэй в тайном сговоре с врагами из лагеря нового канцлера, и ей удалось на время удалиться в свой дом. Сэй Сёнагон глубоко и остро переживала всеобщую недоверчивость к ней, наветы и обиды. Ведь за душой у нее ничего не было, кроме таланта. Как она замечает, соловьи не водятся в дворцовых рощах [41]. Много веков спустя это же скажет Г. -Х. Андерсен в своей сказке «Соловей».
В конце 1000 г. императрица умерла при родах, оставив троих малолетних детей. Их разобрали родственники, и Сэй Сёнагон, как думают, покинула службу при дворе.
По-настоящему мы знаем о Сэй Сёнагон только то, что она вольно или невольно рассказала в своих записках о самой себе.
Сэй Сёнагон, по ее собственному признанию, была не слишком красива, недаром художник, изобразивший ее на рисунке в одной из средневековых антологий, не показал нам ее лица. Она сидит, повернувшись спиной, и держит в руках веер.
Зато она первенствует в состязаниях на быстроту ума и в поэтических играх и не прочь этим при случае похвалиться. Сэй Сёнагон говорит о своих небольших светских победах в преувеличенно восторженном тоне, и становится понятным, как, в сущности, непрочно было ее положение при дворе. К низшим она относится с пренебрежением и, отгораживаясь от всего простонародного, даже утверждает, что в глаза не видела, как растет рис на поле. Она хочет казаться тем, чем никогда не была, – придворной дамой высокого ранга, – но на каждом шагу терпит унижения.
Колючая, ироничная, честолюбивая, Сэй Сёнагон нажила себе много врагов и страдала от этого, она впечатлительна и ранима: «Странная вещь – сердце, как легко его взволновать! » [150].
Но самое главное в ней – острая наблюдательность, жадность до жизненных впечатлений. Она сама удивляется своему ненасытному любопытству.
Сэй Сёнагон любит все, что несет на себе печать своеобразия в природе и в быту. Для нее характерны постоянные поиски индивидуального. Стремление выделиться из однообразной толпы ограниченных, самодовольных женщин, выделиться, закрепиться, создать свою судьбу. Но в Сэй Сёнагон живет и чисто женское материнское начало: любовь к детям, ко всему малому, слабому.
|
|
|
