Творчество Б. Г. Устинова в контексте отечественной и зарубежной архитектуры

Любой архитектор опирается на многовековой опыт своих предшественников, это происходит подсознательно. Б. Г. Устинов пишет: «Мы часто ждем, что кто-то научит нас без особого труда получать хороший результат в любой отрасли, деятельности, опираясь на разработанный метод/стиль…»[24]. Б. Г. Устинов не приемлет «цитирования». Стиль изначально живое явление, определенная грамматически-синтаксическая действительность, но, чаще всего, его использование сводится к формально-механическому методу. Борис Георгиевич приводит цитату Гейне о неисчислимо повторяющемся культурном явлении: «Первый человек, который сравнил женщину с розой, был гений, а второй — идиот»[25]. «Высший профессионализм, — заключает архитектор, — отдавать себя полностью в распоряжение судьбы»[26], «Это есть самая глубокая традиция, завет отцов человечества нам. Это — традиция не внешнего принуждения, но внутреннего состояния, о котором Лев Толстой сказал: “Не могу молчать”»[27].

Б. Г. Устинов не отрицает влияние на свое творчество как отечественных, так и зарубежных архитекторов. В «автобиографии» Борис Георгиевич признается, что в студенческие годы его особенно увлекало «универсальное пространство М. ван дэр Роэ с кажущейся простотой и доступностью, возбужденный пространственно-пластический схематизм Нимейера… Последние архитектурные журналы были нашим настоящим. Преподаватели… иногда говорили нам, что советские архитекторы уже пережили в 20–х годах то, что мы находим в новых западных журналах и что мы с жадностью присваиваем себе в своих студенческих упражнениях…

Позже мы открыли для себя эту блестящую пору советской архитектуры. Мое, например, влечение к Мельникову началось с рассматривания большого тома чехословацкого издания, посвященного советской архитектуре того времени»[28]. Б. Г. Устинов впоследствии особенно выделял братьев Весниных, М. Гинзбурга, Н. Ладовского, К. Мельникова. Последнему архитектор посвятит несколько статей: «Слово о Мастере», «Явление, имя которому Константин Мельников».

Когда архитектор говорит о другом архитекторе, его слова приобретают особое значение. Мы видим отношение творца к творцу. Борис Георгиевич восхищается гением Мельникова, его умению сохранить себя. Автор пишет: «Мельников зовет своим творчеством к самостоятельному, самобытному пути. Он противник механического перенесения в нашу действительность архитектурных и строительных достижений других народов»[29]. В творчестве К. Мельникова Борис Георгиевич выделяет пространственный символизм, архитектоническую простоту, коренящуюся в одухотворенности проектов, обращенность архитектора к первородному в проектируемом, диалогу с материалом. Константин Степанович — один из главных «собеседников» Б. Г. Устинова.

 По мнению Бориса Георгиевича, язык формируют мышление, оказывает непосредственное влияние: «…немецкая готика, английская брутальность, американская отроческая порывистость, безоглядность, итальянское наслаждение предметом, звучанием пространства, русская непредвзятость, свобода, непредумышленность»[30] — все это привело Б. Г. Устинова к острому осознанию: «я русский архитектор»[31], «…это моя страна, которую я люблю, это мой язык, без которого я не могу жить, поэтому я не могу позволить меня выкинуть из русской жизни»[32]. Несмотря на то, что архитектор всячески подчеркивает свою связь с русской архитектурой, «национальным пространственным чувствованием», выражением которой, по его мнению, является творчество К. С. Мельникова, следует сказать, что гораздо большее влияние на формирование личности Бориса Георгиевича оказала западноевропейская архитектура. В «Автобиографии» Б. Г. Устинов пишет о том, что в процессе творческих поисков его интересовали «города античной Греции, градоустроительство Римской эпохи, Средневекового Средиземноморья; постройки романско-готического периода; архитектура конца XIX и XX века:...»[33]: Ф. Л. Райт, Х. Херинг, Г. Шарун, Ле Корбюзье, Л. Канн, Д. Стирлинг, А. Аалто.

В целом творчество Б. Г. Устинова можно рассматривать в рамках «модернизма» — архитектурного направления, объединяющего новаторские поиски в архитектуре XX века: функционализм, конструктивизм, экспрессионизм, неопластицизм, структурализм, брутализм, метаболизм и органическая архитектура.

В работах Бориса Георгиевича, особенно в проектах городов и жилых комплексов, можно усмотреть влияние функционализма Ле Корбюзье с его «зеленым городом» и Марсельской единицей. Б. Г. Устинов заглубляет автомагистрали, поднимает дома на пилоны, использует коридорную систему и эксплуатируемые кровли, развивает идею полифункциональности: детские сады на крыше, торговые пространства внедрены в здание. Однако архитектор выступает против схематизма Ле Корбюзье и понимания дома как машины для жилья.

В некоторых проектах, например в ЗАГСе Выборгского района, отчетливо видно влияние экспрессионизма с его выразительной образностью: ущелье двух стен, «мост», ведущий в новую жизнь, башня с окнами-бойницами; архитектуры советского авангарда, в особенности творчества К. С. Мельникова (ДК в г. Нефтеюганске).

Многие работы архитектора отличают мощные, порой даже грубые объемы, характерные для брутализма. Борис Георгиевич отказывается от декоративных приемов, провозглашая красоту материала.

Наиболее ярко в творчестве Б. Г. Устинова проявились принципы органической архитектуры — направления, сформировавшегося в начале XX века под влиянием идей американского архитектора Ф. Л. Райта. Его метод проектирования подразумевает «выращивание» пространств, исходя из их функционального и символического содержания, ландшафтно-климатических условий, наличных материалов, ресурсов и технологий.

В традициях Ф. Л. Райт искал здоровые принципы, а не образцы для подражания. Конкретные архитектурные формы должны, по его мнению, рождаться «из … изменившихся условий…[и] быть правдивыми»[34]. Схожее отношение к традициям Б. Г. Устинов демонстрирует в проекте приемного комплекса Эрмитажа (1973, не реализован), где архитектор не имитирует барокко, а следует его природным свойствам. Ф. Л. Райт говорил: «главное в архитектуре — то, ради чего строится здание, — его внутреннее пространство, но не оболочка …, тем более, не внешний вид …»[35]. Он указывал на «единство материального окружения». Здание мыслится им не абстрактно, а как часть природы. Б. Г. Устинов впускает природу в здание, проектирует зимние сады, использует остекление, делает эксплуатируемую кровлю, связывает объект со сложившейся застройкой. Подход Б. Г. Устинова — подход градостроителя, — в этом можно провести параллель с творчеством Кензо Танге, современника архитектора. По мнению Ф. Л. Райта, «план дома — это образ жизни, а образ жизни всегда индивидуален»[36]. Б. Г. Устинов спроектировал множество частных домов, и все они не похожи друг на друга: это совокупность неповторимых условий среды и особенностей заказчика. «Во всякой хорошей органической постройке трудно сказать, где кончается сад и где начинается дом, или где кончается дом и начинается сад», скажет Ф. Л. Райт. «Дом на земле — это не здание на участке, а весь участок», — продолжит Б. Г. Устинов. Ряд проектов частных домов демонстрируют внешнее пространство, вовлеченное в структуру дома (Ростовский полис). Теория Ф. Л. Райта для Б. Г. Устинова — лишь отправная точка, он анализирует и дополняет его идеи.

Современная советская архитектура не привлекала Б. Г. Устинова: до середины 50–ых годов она, по словам Бориса Георгиевича, была заменена преимущественно оформительско-декоративной деятельностью, главная цель которой «придать привлекательную внешность пространственным образованиям, комплексам, зданиям, отдельным помещениям…»[37]. Декоративизм послевоенного времени, нареченный «сталинским ампиром», после постановлений 1954–55 годов сменился радикальным утилитаризмом, по мнению архитектора, не на много превзошедшим предыдущий период: «Если плоский утилитаризм стремится к поверхностной экономии средств, то декоративизм есть поверхностное предъявление этих средств, фальшивое богатство, ноздревщина в архитектуре»[38]. Типовое проектирование, призванное упростить и ускорить массовое строительство, лишило архитекторов возможности работать, их задача была сведена к выразительному расположению типовых проектов. Подобная практика привела к появлению «городов-пустырей».

Творчество Бориса Георгиевича развивалось в русле советской архитектуры 60–ых–80–ых годов, когда происходит «усложнение архитектурных форм и усиление художественной выразительности в рамках функциональной архитектуры…»[39]. Индивидуализация формы, выражение смыслового содержания в образе здания, использование контекста и продуманное решение функции получили свое выражение не только в творчестве Б. Г. Устинова, но и в работах его современников. Архитектор Сергей Евдокимов в проекте плавательного бассейна на Литовской улице (1966–1967, реализован) (илл. 4) проектирует сборный каркасный свод пролетом около 30 метров, решая сложную функциональную задачу и создавая выразительный образ здания. В работах Бориса Георгиевича Устинова конструкция — один из главных элементов, формирующих внешний и внутренний облик сооружения. В Доме культуры в городе Шевченко (1977–1980, не реализован) треугольный в плане концертный зал перекрыт бетонными полуарками, сходящимися в одну точку, образуя вместительное и впечатляющее пространство. Гостиница «Прибалтийская» (1969–1976) (илл. 5) Сергея Евдокимова имеет важное градостроительное значение, формируя морской фасад. Архитектор помимо десятиэтажной гостиницы проектирует общественные пространства, занимающие первые два этажа: концертный холл, конференц-зал, ресторан, обращенный к Финскому заливу. В цокольном, заглубленном этаже размещены служебные и административные помещения, а также вместительный гараж.

Общий подход при проектировании жилых единиц можно усмотреть в работе Виталия Сохина, с 1962 года работавшего в мастерской Ленпроекта № 12, возглавляемой С. И. Евдокимовым (после смерти С. И. Евдокимова мастерская перейдет под управление Виталия Сохина). Его двадцати двух этажные экспериментальные дома на набережной реки Смоленки (1966, реализованы) (илл. 6) — развитие идеи Ле Корбюзье: дома подняты на опоры, на вертикальную лестнично-лифтовую коммуникацию нанизаны коридоры, подсвеченные с торцов. Схожую систему Борис Георгиевич до сих пор использует в своих жилых комплексах для среднего класса. Виталий Сохин — автор важного проекта для нашего города — Ленинградского морского вокзала, развитая пространственная композиция которого навевает образ корабля.

Хочется выделить работы архитектора Натальи Захарьиной, которая на протяжении всей своей рабочей деятельности вела поиски идеального жизнеустройства. Её жилые комплексы связаны с ландшафтом; также как Б. Г. Устинов, она использовала коридорную и секционную систему, разноэтажные объемы (от двух до шестнадцати этажей), ступенчатое построение плана, многочисленные террасы и балконы, задающие ритм, усложняющие пластику фасадов. Современники называли её гуманистичную архитектуру — «архитектурой земли» (Е. В. Васильковская). Наталья Захарьина умела достигать природного и архитектурного единства, вовлекая природу в жилую среду. Ей удалось реализовать многие из своих проектов: особенно интересны Дома котеджного типа — «бублики» в Пушкине, Жилые комплексы в Сестрорецке (илл. 8–9) и Зеленогорске, где «двухэтажные объемы группируются вокруг дворов и сочетаются с более высокими ступенчатыми корпусами, между которыми небольшими группами растут деревья»[40]. Борис Устинов и Наталья Захарьина — яркие представители органической архитектуры в советской России.

Параллель можно провести и с творчеством архитекторов, творивших в союзных республиках. Градостроительный подход Вахтанга Давитая схож с видением Б. Г. Устинова: «Не может существовать проблема здания. Она представляет собой часть большой и общей градостроительной проблемы. Также не существует хорошее или плохое здание вне этого отношения»[41] или «Для меня идеальный город, — по облику которого не видно, что он спроектирован, выдуман. Нельзя полагаться только на рейсшину. Ассизи, Кведлинбург, Таллинн, старые районы Вильнюса и Тбилиси представляются мне как живой организм…»[42]. Также как Борис Георгиевич, Вахтанг Давитая считает, что архитектура должна «способствовать человеческой коммуникации»[43], поэтому любое здание должно иметь общественные пространства. Шахматный клуб в Цхатлубо В. Давитая (1984, реализован) своим решением отсылает нас к Дому культуры Б. Г. Устинова в казахстанском городе Шевченко (ныне Актау) (1977–1980, не реализован): бетонная пергола защищает внутренние улицы от прямых солнечных лучей. Некоторые сходства можно усмотреть в творчестве Бориса Устинова и Феликса Новикова. Гостиничный комплекс в курортной зоне Баку (1983–1985, не реализован,) спускается каскадом к морю: архитектор задействует рельеф участка. Творчество Б. Г. Устинова отличает глубина подхода, он сумел впитать как достижения зарубежной, так и отечественной архитектуры.