Глава 1. Место Лидии Чарской в литературном процессе.

Детская литература – сложное многогранное явление, требующее всестороннего изучения, но, к сожалению, долгое время ей уделялось недостаточно внимания. В наше время область исследований детской литературы активно расширяется, а интерес к изучению творчества писателей, адресовавших свои произведения кругу юных читателей, заметно растет.

Однако и в области детской литературы есть имена и личности более известные и изученные, а есть те, которые по тем или иным причинам замалчивались и оставались периферии. К последним, к сожалению, можно отнести и имя Лидии Чарской.

Лидия Чарская (псевдоним Лидии Алексеевны Чуриловой) стала одним из феноменов русской детской литературы начала ХХ века, и даже долгие годы запрета ее произведений не смогли перечеркнуть след, который она оставила в развитии литературы для юношества, – но ее творчество на сегодняшний день остается малоизученным. Место Чарской в литературном процессе до сих пор не определено, а между тем ее роль в развитии русской литературы для юношества, на наш взгляд, очень важна.

На протяжении XVIII-XIX веков детская литература в России проходит длинный путь. Формируется традиция, отделяющая детское чтение от взрослого, появляются книги, написанные специально для детей, произведения, которые ориентированы на маленького читателя, с интересным для него кругом тем и проблем. Происходит постепенный отказ от прямого поучения, эксплицированной морали. Кроме того, в художественной литературе находят отражение педагогические тенденции второй половины девятнадцатого века. Но, несмотря на все перечисленное, в начале двадцатого века детская литература в значительной мере продолжает сохранять свою дидактическую установку.

Л. А. Чарская дебютирует в литературе в 1901 году с повестью «Записки институтки», сразу приобретшей невероятную популярность. В течение шестнадцати следующих лет писательница публикует более ста произведений, в том числе несколько повестей, продолжающих историю, начатую в «Записках институтки» (и именно серия книг «Джаваховского цикла» становится для творчества Чарской знаковой). За одно десятилетие Чарская становится одним из самых издаваемых детских авторов, ее книги пользуются огромным спросом в библиотеках, журналы, в которых она публикует свои произведения, получают обширную детскую корреспонденцию, адресованную писательнице. Кроме того девочки-читательницы, веря в то, что Чарская описывает реальных людей и действительно имевшие место быть события, пытались найти могилу княжны Нины Джаваха или же просили родителей отдать их в тот самый институт, где происходило действие книг Чарской.

Тематика произведений Лидии Чарской разнообразна, однако всю ее прозу можно подразделить на сказочную и несказочную. Сказки Чарской тяготеют к малой форме, образности, притчевому характеру (их своеобразие было подробно описано в исследовании А. С. Матвеевой[19]), тогда как в своих повестях писательница ограничивает круг изображаемого тем, что связано с отрочеством и юностью. Поэтика повестей писательницы сильно отличается от поэтики ее сказок, и в первую очередь это обусловлено предметом изображения. В своих сказках Чарская рассматривает  общечеловеческие философские проблемы – нравственности, власти, правды и лжи, жестокости и милосердия. В повестях она обращается к проблематике, связанной со становлением личности девочки-подростка.   

Повести о девочках и девушках, в том числе об институтках, появляются в русской литературе задолго до Чарской. Подробно знакомит читателя с жизнью в стенах закрытого женского учебного заведения в своих мемуарах Е. Н. Водовозова – однако ее произведение не является художественным. Повествование о жизни в институте построено в форме отдельных очерков, выстроенных в произвольном порядке. Водовозова открыто выступает с критикой системы воспитания и образования; она ставит своей целью правдиво передать происходящее, делая упор на общественно значимых моментах. Водовозову интересует в первую очередь социальный аспект проблемы – роль женщины в жизни  общества и процесс ее воспитания как отражение глобальных тенденций, и свои воспоминания она использует как иллюстрацию, наглядную картину быта и нравов, картину детства, на которую она смотрит из взрослой жизни.

За десятилетие до дебюта Чарской публикует повесть «Девочки» Н. А. Лухманова. Автор «Девочек», как и Водовозова, стремится нарисовать быт и нравы институток. Повествование охватывает два учебных года; читатель видит несколько героинь, одну из которых, Надю Франк, можно назвать главной – но только потому, что ей уделено немного больше авторского внимания. Эта повесть во многом похожа на очерки Водовозовой – несмотря на хронологическое изложение, она состоит как будто из отдельных эпизодов-зарисовок институтского быта.

В повести Лухмановой можно без труда рассмотреть традицию, на которую в дальнейшем будет опираться Чарская: многие отдельные сюжеты и мотивы потом найдут и отражение в ее повестях – бедная событиями институтская жизнь, в которой переворотом могут стать принесенная в класс ворона, визит царственных особ, ежегодные праздники, экзамены, появление новенькой.

    Однако Чарская привносит в существующую традицию важное изменение – она ставит на первое место своего читателя, делает прозу про подростков одновременно и в первую очередь прозой для подростков. На передний план в ее повестях выходит не бытописание институтской жизни, не изображение моментов, которые призваны создать реалистичную картину жизни девочек в закрытом учебном заведении, – на передний план выходит личность – личность главной героини, с которой может отождествить себя читатель.

Желиховская, Лукашевич, Лухманова – авторы известных на момент начала двадцатого века повестей, в которых главными героями являются девочки, – пишут о них от третьего лица. Первое, что меняет Чарская – дает слово своим юным героиням.  

«Записки институтки», «Княжна Джаваха», «Люда Влассовская», «Вторая Нина», «Записки маленькой гимназистки», «Записки сиротки», «Лесовичка», «Некрасивая» – в этих и во многих других ее книгах повествование полностью или частично ведется от первого лица. На первом плане всегда находятся чувства, переживания главной героини, события, которые значимы для нее; ее взгляд определяет читательскую точку зрения. Все происходящее можно увидеть лишь через призму воззрений главной героини.

Субъективность, важность восприятия через единственное «я» являются основополагающими принципами поэтики повестей Чарской. Все, что окружает героиню – лишь фон, декорации; все, что есть в сюжете, непосредственно связано с ней, она рассматривает весь мир относительно себя. Композиционно и структурно повести выстроены именно с опорой на эту установку – значимость каждого из героев объясняется его близостью и отношением к центру – главной героине. Вся книга представляет собой ее бенефис, все происходящее подчинено только одному – раскрытию ее личности.

Кроме того, к привычным, знакомым ситуациям – жизнь в семье или в учебном заведении – Чарская добавляет множество других. Она с легкостью берется изображать и жизнь в доме грузинского князя, и монастырский, и обстановку домика в Сибири, и пристанище горных душманов, и даже жизнь за кулисами цирка. При этом автор по-прежнему акцентирует внимание на личности героини, которая остается собой в любом месте.

Вторая существенная особенность заключается в том, что героиня Чарской – это героиня массовой литературы, та, с кем читатель должен отождествиться, чтобы поэтика сработала. Таким образом, героиня должна не просто нравиться читательнице и быть понятной – она должна быть в чем-то похожа на нее.

Именно поэтому огромную роль начинают играть возрастное и гендерное своеобразие повестей. В фокусе оказываются проблемы, имеющие значимость именно для девочки-подростка: психологические изменения, взросление, взаимоотношения со взрослыми и сверстницами, друзьями и врагами, близкими и чужими – особенно в тот момент, когда кажется, что никто не понимает; жажда определиться, найти свое место, доказать право на собственное мнение и свободу выбора; рассуждения о том, зачем нужно учиться и т. д.

В обозначенном круге проблем отсутствует проблема любви к мужчине, влюбленности, проблема создания будущей семьи – и этот факт нельзя назвать случайным. Героини Чарской живут настоящим. Показывая процесс формирования их личности, Чарская намеренно оставляет за кадром момент перехода во взрослую жизнь, тем самым подчеркивая ценность настоящего периода. Девочка в ее повестях – не будущая женщина, жена, мать, не человек будущий, а человек состоявшийся. Напротив, даже в рамках серых институтских будней девочки Чарской живут сегодняшним днем, только оно и представляет подлинную ценность. Им важны только их чувства здесь и сейчас, их ссоры, выходки, их героизм и развлечения. Таким образом, отрочество в повестях Чарской не переходный период, оно само по себе – отдельная жизнь, со своими проблемами, ценностями, своим итогом – итогом самоценным, не направленным вовне.

Неслучайно Чарская обрывает жизнь Нины Джаваха в двенадцать лет. Про эту героиню нельзя сказать, что она «не успела» – не успела себя реализовать потому, что не повзрослела. Ее жизнь не отрезок, не часть целого, она полноценна – по количеству произошедшего, совершенного, пережитого.

Вышесказанное позволяет не согласиться с Н. С. Агафоновой – поэтика Чарской не представляет собой извод женского романа, в котором фигура возлюбленного в силу специфики детской повести заменена фигурой отца – в ряде повестей Чарской отец вообще отсутствует в сюжете – например, в «Лесовичке» или «Записках институтки». В первую очередь имеет значение переходный возраст. Чарская в большинстве своих книг не показывает ни раннее детство, ни взрослую жизнь, и переходный возраст остается как будто чем-то вневременным, лишается самого значения перехода; особенно это заметно на примере повестей «Записки институтки» и «Люда Влассовская» – хронологически между повествованием первой и второй проходит семь лет, но героини психологически не меняются, их интересы остаются прежними.

И тем не менее все микросюжеты повестей Чарской строятся на обряде инициации, который проходят героини. Девочки сталкиваются с типичными испытаниями своего возраста: переходом от семейного уклада к новой жизни – в стенах учебного заведения, трудностями институтской жизни – как в учебе, так и помимо нее. Они делают ошибки и исправляют их, учатся разрешать конфликты, отвечают на главный вопрос – почему, зачем они живут так.

Еще одной крайне важной особенностью, о которой следует упомянуть, является то, что испытания опять-таки даются через призму подросткового восприятия. Для героинь Чарской одинаково важными моментами могут стать встреча с разбойниками и удавшийся танец, оценка на уроке и разлука с отцом. Каждое событие оказывается неповторимым в рамках истории – хотя в разных историях это событие может встречаться снова и снова в бесконечном множестве вариаций. Таким образом, писательница в своем художественном мире делает случившееся одновременно и типичным, и исключительным.

Следовательно, поэтика повестей Чарской неразрывно связана также с композицией циклов: создавая у читателя впечатление, что героиня особенная, не такая, как прочие, автор в то же время создает целую галерею образов, тем самым реализуя мысль о том, что каждая из девочек одновременно и неповторимая личность, и в то же самое время она переживает то же, что и другие в ее возрасте. Исходя из вышесказанного, можно сказать, что нападки критиков, обвинявших Чарскую в шаблонности и клишированности сюжетов и образов, во многом необоснованны. Именно используя «шаблоны», она решает сразу несколько задач – во-первых, позволяет читателю сблизиться с личностью героини и почувствовать исключительность происходящего с ней, а во-вторых, дает возможность выйти за рамки единичности и признать особенными многих.

Итак, представляется возможным сделать вывод, что Лидия Чарская выступает как новатор в области детско-юношеской литературы. Заостряя внимание на проблемах, интересных подросткам, она находит форму, которая соответствует содержанию – форму дневника, истории, рассказанной от первого лица. Данная форма помогает читательнице сблизиться с героиней, понять ее психологию, принять взгляды и пережить то, что переживает она.

Творчество Чарской без преувеличения можно назвать началом массовой детской литературы в России. Несмотря на враждебно настроенную критику, множество негативных отзывов, отрицающих художественную ценность ее произведений, писательница вплоть до революции остается кумиром девочек-подростков – тех, кому адресованы ее повести, – и тех, о ком она пишет.