2.2. Воспитание и институт

Отдельного разговора заслуживают взаимоотношения между детьми и взрослыми в рамках системы института. В данном аспекте играет важную роль двухчастная структура повестей «Кавказского сериала». Противопоставление института дому и в то же время – сравнение с семьей позволяют проводить аналогии.

За годы, проведенные в стенах института, девочки привыкают к нему, как к родному дому. Институтки приобщаются к его системе, к его неписаным правилам и законам, они растут и формируются именно здесь. В силу этих причин взрослые, живущие вместе с девочками на протяжении семи лет, становятся им настолько же близкими, насколько и родители, а некоторым заменяют семью. Классные дамы и учителя, фельдшерицы в институтском лазарете и начальница-maman – те, с кем институтки проводят годы жизни – не могут не повлиять на их личности.

Итак, на особом положении находится начальница института, maman. Ее уважают, боятся и в то же время по-настоящему любят. Она справедлива, снисходительна, ласкова – ее отношение к девочкам действительно носит оттенок материнства. Она, безусловно, заботится о каждой из воспитанниц, зовет их «детьми», благословляет при поступлении и при выпуске. Maman – высшая инстанция в решении возникших проблем. У нее просят прощения и снисхождения. И все же ее образ остается далеким, чем-то высшим – непререкаемым авторитетом в этом замкнутом мире. И княгиня, и баронесса Нольден, и начальница гимназии описываются как величественные дамы, одним только своим видом внушающие уважение. Но несколько раз Чарская показывает и другое лицо этих дам. Детская любовь к ним заслуженна и оправданна потому, что образ начальницы – не живое воплощение принципа, и за каждым ее поступком и решением стоит непритворная забота о воспитанницах. Баронесса Нольден принимает нежелание второй Нины целовать ей руку и обменивается с ней рукопожатием, как с равной, не следуя нормам этикета. Начальница гимназии оказывается первым человеком в новом мире Лены, кто выслушивает ее и верит ей. «Далекая высшая инстанция» любима всеми потому, что всегда можно рассчитывать на справедливый суд, на уважение к личности и искреннюю привязанность с ее стороны. Она оказывается и всеобщей матерью, и богиней этого мира, вершащей правосудие. Но моменты, когда начальница разговаривает с героинями не с высоты своего положения, все-таки очень редки, а сердца девочек требуют более близких отношений.

Самыми близкими взрослыми на протяжении институтской жизни становятся для девочек их классные дамы, призванные следить за порядком. А так как институтская жизнь не знает компромиссов, то классные дамы в понимании девочек – или друзья, или враги. Мягкость и снисходительность вызывает обожание, строгость и придирчивость – неприязнь. Главное в этих взаимоотношениях – то, что именно классная дама устанавливает дистанцию между собой и воспитанницами. Отзывчивые девочки, лишенные на долгое время родного дома, готовы откликнуться даже на небольшую ласку и отплатить сторицей. В классных дамах, дарящих воспитанницам неистраченное материнское тепло, институтки находят себе почти вторую мать, а в тех, которые только исполняют обязанности, жестких или отстраненных, – видят врагов.

M-lle Арно, бессменная надсмотрщица, является героиней трех повестей «Кавказского сериала», фигурой абсолютно статичной. Она становится своеобразным символом рутинной жизни института, в которой ничего не меняется. Для нее одни девочки сменяются другими, но во взаимоотношениях ничего не меняется. Она относится к воспитанницам с безразличием, добиваясь от них только соответствия стандарту, соблюдения регламента. Арно абсолютно лишена нежных чувств, и Чарская устами трех своих героинь неоднократно подчеркивает ее сухость и бесчувственность. Арно одинаково чужда всем – маленькой гордой Нине Джаваха, любимице всего института, кроткой и тихой Люде Влассовской, бунтарке и одиночке Нине Бек-Израил. С годами у Арно меняется только прозвище – Пугач для одного класса, Синяя лягушка – для другого.

Почти исчерпывающе характеризует эту классную даму эпизод с письмом к матери, которое маленькая Люда относит ей на проверку:

«… я вылилась в этом письме на дальнюю родину вся без изъятия, такая, как я была, –  порывистая, горячая и податливая на ласку... Я осыпала мою маму самыми нежными названиями, на которые так щедра наша чудная Украина: " серденько мое", " ясочка", " гарная мамуся" писала я и обливала мое письмо слезами умиления. Испещрив четыре страницы неровным детским почерком, я раньше, нежели запечатать письмо, понесла его, как это требовалось институтскими ставами, m-lle Арно, торжественно восседавшей на кафедре. Пока классная дама пробегала вооруженными пенсне глазами мои самим сердцем диктованные строки, я замирала от ожидания – увидеть ее прослезившеюся и растроганною, но каково же было мое изумление, когда " синявка", окончив письмо, бросила его небрежным движением на середину кафедры со словами:

- И вы думаете, что вашей maman доставит удовольствие читать эти безграмотные каракули? Я подчеркну вам синим карандашом ошибки, постарайтесь их запомнить. И потом, что за нелепые названия даете вы вашей маме?.. Непочтительно и неделикатно. Душа моя, вы напишете другое письмо и принесете мне»[34].

Полное безразличие к чувствам ребенка и абсолютизация формального отношения к детям лишают эту героиню читательского и авторского сочувствия. Сцены «травли» Арно не возводятся в ранг конфликта, который приводится к разрешению. Институтки платят ненавистью за безразличие, и это остается одним из неписаных законов института. «Она была нашим врагом» [35] , – говорит Люда, самая кроткая из героинь – и не сожалеет о своей позиции. Безликая фрейлейн Линдер из «Второй Нины» становится тенью Арно. Она так же чужда девочкам, но не вызывает в них ненависти. Фактически, она делает то же, что и Арно, но если Арно пристрастна и старается победить в противостоянии с институтками, ей важна победа системы – то Линдер полна безразличия. Она воспринимается скорее как автомат, нежели как человек: «Безразличие и усталость навсегда, казалось, застыли в чертах ее невыразительного, словно бы вылинявшего лица» [36].

Полная противоположность Арно, фрейлейн Генинг, «возбуждала общую симпатию своим ласковым отношением к нам» [37]. Институтки называют ее Кис-Кис, Булочкой, без стеснения выражают ей свою детскую привязанность: «Мы обступили ее со всех сторон, стали целовать, просить, даже плакать». [38]

Противопоставление «хорошей» и «плохой» классной дамы строится вновь на соотношении «безразличие» – «нежность». Для ребенка всегда важно то, что стоит за внешним: строгость maman принимается институтками доброжелательно и уважительно, потому что она проистекает из желания помочь и научить. Строгость Арно бесчувственна, а потому вызывает лишь негативную реакцию. Но и величественное правосудие начальницы, и беспочвенные придирки Арно оказываются менее значимыми, чем ласковое отношение Кис-Кис. Институтки, отчаянно нуждающиеся в семейном тепле, льнут к человеку, который общается с ними как с близкими и дорогими людьми, выслушивает их проблемы и не смотрит на них свысока. Чарская еще раз подчеркивает, что по-настоящему гармоничные отношения складываются только тогда, когда взрослый ничего не навязывает ребенку, а только дарит – это рождает ответный порыв, в котором ребенок раскрывает свои лучшие чувства и качества.

Чарская еще раз дублирует эту оппозицию в образах фельдшериц, что увеличивает эффект: «Заведовали перевязочной две фельдшерицы:  одна  –  кругленькая, беленькая, молодая девушка, Вера Васильевна, прозванная Пышкой, а другая – Мирра Андреевна, или Жучка по прозвищу, раздражительная и взыскательная старая дева. Насколько Пышка была любима институтками, настолько презираема Жучка» [39].

Учителя выступают в книгах Чарской как эпизодические персонажи. Часто они появляются на страницах повести лишь однажды, а потом исчезают из поля зрения героинь. Исключение составляют учителя, вступающие в конфликт с институтками (об этом подробнее в следующей главе). В большинстве случаев Чарская не дает учителям роли воспитателей. Любимых учителей уважают, с их мнением считаются, но и они остаются на периферии сюжета и сознания главных героинь.

Институтки так же обожают или ненавидят учителей, как и классных дам, делят их на две категории: несправедливых «аспидов» и интересных «душек», но учителя все равно остаются далекими от них.

В институте героини Чарской пытаются построить подобие дома – они ищут того, кто заменил бы им родных и близких. Те, кто проявляет ласку и нежность, занимают в сердцах героинь место наравне с родительским, а те, кто является олицетворением институтского регламента, навсегда лишаются любви и доверия. Для первых дети становятся послушными и любящими, для вторых – строптивыми и неисправимыми. Изображая жизнь ребенка в семье или в институте, Чарская продолжает отстаивать одну и ту же позицию: ребенок откликается только на ласку и способен научиться только у того, кто искренне желает ему добра.