Глава 2. Подросток и система: проблемы воспитания с позиций воспитанника

Глава 2. Подросток и система: проблемы воспитания с позиций воспитанника

 

2. 1. Воспитание и семья

Чтобы проанализировать, какую роль играет проблема формирования личности девочки-подростка в художественном мире повестей Чарской, необходимо рассмотреть взаимоотношения ее героинь с окружающими их людьми – в семье и в учебном заведении. В повестях Чарской, как и во многих произведениях детской литературы начала двадцатого века, важную и во многом определяющую роль в жизни героя-подростка играют герои-взрослые.

На данном этапе исследования представляется возможным упростить триаду «ребенок-подросток-взрослый» до оппозиции «ребенок-взрослый».  Пользуясь тем, что писательница не всегда разграничивала данные понятия, в следующей главе мы будем подразумевать под термином «ребенок» любого невзрослого человека,  в том числе и подростка.

Проблема воспитания тем или иным образом затрагивается в любом произведении, в котором описываются взаимоотношения героя-взрослого и героя-ребенка. Однако следует заметить, что в литературе, предназначенной для детского чтения, этот вопрос как будто уходит в тень. Хотя «одни воспринимали детскую литературу как педагогику в картинках. Другие считали, что отличие детской литературы кроется лишь в тематике, говорили о доступности содержания», [20] – в любом случае воспитание ребенка как взгляд с позиций взрослого человека не может находиться на первом плане в силу самой специфики детской литературы, где передается взгляд на мир глазами ребенка.

Особенность детской литературы состоит в том, в ней не могут явно обнаруживать себя модели воспитания, так как воспитание – это взгляд взрослого на ребенка, который в произведениях для детей всячески завуалирован. В морализаторских произведениях этот аспект включен в саму структуру произведения, которое воспитывает, учит читающего ребенка. В эстетическом направлении детской литературы он, напротив, сводится почти к минимуму. В любом случае, не в природе детской литературы показывать детям, каким именно образом взрослые воспитывают детей. В этом плане Лидию Чарскую можно назвать новатором: ее книги открывают детям мир взрослых.

    В начале двадцатого века возникает новая волна интереса к педагогике: об этом свидетельствует большое количество обзоров детской литературы, составление списков книг, рекомендуемых для детей разного возраста. На фоне подобных явлений своего времени феномен Чарской, безусловно, можно рассматривать не только как явление массовой культуры, но и как отражение современных тенденций в литературе и в педагогике.

    Чарская в своих повестях не просто говорит, что «дети не нуждаются ни в воспитании, ни в исправлении от взрослых»[21] – это было бы достаточно узким пониманием природы ее произведений. В ее книгах нуждаются в воспитании все – и дети, и взрослые. Писательница уравнивает позиции ребенка и взрослого. В ее произведениях учить способны как взрослые, так и дети. Но главным открытием становится то, что маленькие герои повестей видят ошибки и недостатки взрослых и учатся принимать их так же, как ошибки и недостатки своих сверстников.

    Степень отражения мира взрослого человека в детском произведении – достаточно непростой вопрос. Как правило, взрослые появлялись в детской литературе XIX века как идеальная инстанция, способная разрешить проблемы детей, одарить правых, наказать виноватых, воздать каждому по заслугам. Личные проблемы и трудности взрослого человека отставляются за кадром. Взрослый человек как неоднозначная фигура, со своими недостатками, появлялся в литературе про детей, но не адресованной непосредственно детям – повестях «Детство» Л. Н. Толстого, «Детские годы Багрова-внука» С. Т. Аксакова, романе «Подросток» Ф. М. Достоевского. Все эти произведения рассматривают детство не как самостоятельный мир, ребенка – не как сложившуюся личность, но как этап формирования будущего человека. В связи с этим в перечисленных произведениях, написанных от первого лица, присутствует также точка зрения взрослого рассказчика, который постфактум оценивает происходящее.

    В повестях Чарской временная дистанция сводится к минимуму. Мы читаем написанные от первого лица повети «Записки институтки», «Княжна Джаваха», «Люда Влассовская», «Вторая Нина». «Княжна Джаваха» представляет собой дневниковые записи одиннадцатилетней девочки. Остальные повести, хотя относительно них нет указания на дневниковость, тоже не имеют «взгляда из будущего в прошлое». Повествовательная инстанция этих повестей – девочки от одиннадцати до восемнадцати лет, с их взглядом на мир, ощущениями, желаниями. В данном случае особенно примечательно то, что героини сами осознают себя как дети: Нина Джаваха называет себя и своих одноклассниц «глупыми девочками»[22] – и это не точка зрения повзрослевшей девочки, женщины, которой она стала, – это именно мнение той Нины Джаваха, которая умерла от чахотки в одиннадцать лет и не имела возможности составить таковое.

Книги Чарской открывают мир ребенку – с позиций ребенка, давая объяснения поступкам взрослых, сближая два мира. Что значит взрослый в жизни ребенка? Это человек, который может научить, поддержать, защитить. Но в то же время – это человек, имеющий власть в силу своего положения, и использовать эту власть должным образом – его долг. Есть взрослые, которые могут употребить все свои возможности во благо ребенку, есть те, кто окажется в плену у своих недостатков и слабостей. В повестях Чарской можно увидеть как первый, так и второй тип взрослого. В детских произведениях писательница освещает сложность внутреннего мира не только детей, но и их воспитателей.

Взрослые герои неодинаковы и неоднозначны – в той же степени, что и маленькие. Счастливые и несчастные, сердечные и сухие, нежные и жестокие. У Чарской мы, безусловно, находим взаимосвязь между моделью поведения взрослого и моделью поведения ребенка из одной семьи. Маленькие читатели могут видеть, что персонажи-дети похожи на персонажей-взрослых, видеть, что одни дети воспитаны лучше других – и видеть не только их воспитателей, но и сам процесс воспитания. И, как правило, одни системы воспитания обнаруживают себя на контрасте с другими.

В повестях Чарской неоднократно встречается прием антитезы. Часто автор, противопоставляя одного ребенка другому (при этом дети выступают как сформировавшиеся личности, со своей системой взглядов и мнений) выводит противоречие на более общий уровень. В подавляющем большинстве случаев система мировоззрения ребенка оказывается унаследованной от родителей. Каким же образом переходят ценности старшего поколения к младшему? Происходит ли это на подсознательном или на вербальном уровне?

Как правило, в повестях Лидии Чарской ребенок копирует своего самого близкого человека – родителя, учится у него.

В повести «Княжна Джаваха» мы видим конфликт между двумя детьми – Ниной Джаваха и Юлико Джаваха – но это, по сути, оказывается противопоставлением взрослых – князя Георгия и его матери, старой княгини. В образе первого Чарская высвечивает все самые привлекательные черты – благородство, отвагу, прекрасную гордость и готовность соответствовать славе предков. Он не навязывает свои взгляды маленькой дочери, но своим примером доказывает свою правоту. Нина, стремясь быть похожей на отца, не только усваивает понятие родовой чести, но и хочет походить на него во всем, даже в том, что не соответствует принятым нормам – девочка переодевается мальчиком, ее идеал – бравый горец-джигит, борец за правду.

Княгиня Джаваха не является отрицательным персонажем – однако она, несомненно, антагонист главной героини, хотя Чарская и не сталкивает ее с Ниной напрямую. Столкновение происходит между маленькими Ниной и Юлико. За высокомерными взглядами Юлико легко читаются слова его бабушки. Юлико копирует ее манеру поведения – но не так же, как это делает Нина по отношению к ее отцу.

Князь Джаваха позволяет дочери наряжаться в рваный мужской костюм, ездить верхом, одобряет ее восхищение джигитами. Свобода Нины почти ничем не ограничивается – она может скакать, где ей вздумается, открыто выражать свои чувства, вести себя, руководясь не регламентированным кодексом поведения, а естественными порывами. Результат такой системы воспитания – гармоничные, ничем не омраченные отношения отца и дочери. Нина мало похожа на «приличную» барышню, но зато она здоровый, сильный и счастливый ребенок. Можно сказать, что все героини Чарской счастливы в детстве, но детство Нины Джаваха – своеобразный идеал детства, эталон воспитания.

Совершенно противоположен такому укладу жизни подход княгини Джаваха к воспитанию внука Юлико. Мальчик пышно одет – как кукла, однако выглядит хилым и изнеженным. Его окружают слуги, которыми он может командовать. Юлико ищет того же, что и Нина, что и любой ребенок в произведениях Чарской – свободы. Однако он оказывается загнанным в рамки светских приличий и в силу обстоятельств не имеет возможности проявлять свой характер иначе, кроме как пренебрежением ко всем нижестоящим. Несмотря на юный возраст, княжичу свойственны высокомерие и напыщенность, которые он копирует с поведения бабушки. Чарская всячески подчеркивает, насколько неестественным и непривычным выглядит для Нины ее кузен.

Противопоставление Нины и Юлико – не просто противопоставление двух детей одиннадцати лет, оно выходит на более широкий уровень – противопоставление двух типов семьи, в одной из которых ребенок счастлив, а в другой – несчастен. И Нина, и Юлико – дети одного социального слоя, принадлежат одному роду. Но то, что вызывает в Нине искренний восторг, для Юлико – только повод считать себя лучше других. Он кичится тем, чем гордится она. Но Чарская не оставляет этот конфликт неразрешенным. Дети находят путь к сердцам друг друга, в буквальном смысле излечивая друг друга от недостатков. Нина видит Юлико без маски и проникается жалостью. Чарская дает героине понять, что не всем детям одинаково повезло, не все оказались в равных условиях – и дело совсем не в материальном благополучии семьи. Юлико был лишен того комфорта в отношениях, в котором жила Нина. Так или иначе, но взрослые вокруг него оказались вольными или невольными виновниками всех дурных черт его характера. За высокомерием мальчика скрывается страх, неуверенность в себе и желание быть таким же, как его кузина.

Юлико – ребенок, похожий на взрослого, лишенный детства. Он хорошо сознает, что нужен только как наследник, его берегут как последнюю надежду – но мальчик сам не верит в себя, считает, что подвел свой род: «Бабушка, наверное, не любит уже меня больше... Я невольно обманул ее... Она думала, что я буду здоровым и сильным, а я ухожу в небо, как Дато. Я  –  последний оглы-Джамата... Последний из князей Горийских... Когда умрет дядя Георгий, не будет больше рода Джаваха... Забудут героев, павших за родину наших отцов и дедов... Не будет рода Джаваха... »[23]. Юлико чувствует себя ответственным за трагедию семьи и даже за то, что его не любят.

Во внешнем облике Юлико не раз подчеркивается: это мальчик, одетый как девочка, – он не борец, он нежизнеспособен. Княгиня, видящая в нем не живого ребенка, а только принцип, не способна помочь ему. Она дает ему только внешние показатели благополучия – богатство, роскошь, возможность властвовать. И слова о чести оказываются мертвыми, воспринятыми как нечто внешнее.

Однако сама категория родовой чести в повестях Чарской не принадлежит к числу формальных. Напротив, герои и героини придают этому огромное значение: и Люда Влассовская, дочь русского офицера, сражавшегося за Родину, и Нина Бек-Израил, лезгинская княжна, одинаково страстно почитают оставшуюся им после родителей память. Но знатное или известное имя есть не у всех. Зато каждая из героинь обладает чувством глубокой привязанности к своей семье. И Люда, и обе Нины, и лесовичка Ксаня, и сиротка Ленуша – все они, несмотря на разность характеров, именно любят память о близких и готовы жить жизнью сердца. Особенно яркий пример – Сибирочка, для которой ее знатность – пустой звук по сравнению с привязанностью к названому дедушке. Роль играет не родство по крови, но родство по духу, которое ребенок перенимает у родителей.

Княгиня Джаваха пресекает бурные проявления эмоций, сразу же возводя между собой и внучкой преграду. Для нее формальные проявления чести – благовоспитанность, манеры – важнее, чем содержание. Примечательно, что именно Нина, ребенок, бросившись навстречу бабушке, совершает первую и последнюю попытку найти общий язык. Нина, как и Юлико, принимает правила игры. Холодность, с которой было принято искренне проявление ее добрых чувств, лишает возможности наладить контакт.

Главные герои Чарской, дети со счастливым детством, привыкли, что любовь проявляется как в поступках, так и вербально – ласковые слова, бурные выражения нежности свойственны многим героям Чарской. Их круг не ограничивается институтской средой. Скорее, писательница разделяет своих героев на восторженных и откровенных – и сухих и чопорных. Даже вторая Нина, героиня одноименной повести, которая не раз говорит о себе, что не умеет ласкаться, на деле ведет себя совершенно по-иному.

Особенно ярко различие между счастливой и материально благополучной семьей выявляется в повести «Записки маленькой гимназистки». Повесть адресована кругу читательниц младшего возраста и, по сравнению с повестью «Вторая Нина», вышедшей в тот же год, отличается более «детским» языком. Кроме того, героине повести всего девять лет – она на два года младше героинь «Кавказского сериала» при их первом появлении и на страницах книг.

Мотив сиротства, встречающийся почти в каждой книге Чарской (во всех анализируемых повестях героиня лишается одного или обоих родителей), способствует обострению конфликта в «Записках маленькой гимназистки». Ленуша ощущает, что уклад жизни в семье ее дяди не просто ей непривычен в силу того, что она не равна своим кузенам по социальному статусу, но потому, что она привыкла к другим отношениям между взрослым и ребенком – тем, которые для нее безвозвратно утрачены. Она удивляется холодности, с которой ее принимают, безразличию, с которым относится мать к своим детям, враждебности, с которой дети относятся друг к другу.  

Ленуша, знавшая раньше только безграничную любовь и ласку матери, оказывается в семье, где дочь-горбунья любима меньше, чем хорошенькая (ощутима параллель с «Княжной Джаваха» – образами братьев Юлико и Дато); старший брат помыкает младшим. Здесь все подчинено правилам хорошего тона и внешних приличий. Такой тип семьи, по Чарской, не может быть счастливым. Только тогда, когда все ее члены осознают необходимость любить друг друга, они смогут стать лучше.

Именно в этой повести Чарская вводит эпизод физического наказания. Для героини, как и для автора, розги – нечто немыслимое. «Высечь! Меня – высечь? Покойная мамочка никогда даже не повышала на меня голоса и была постоянно довольна своей Ленушей, а теперь... ». [24] В статье «Профанация стыда» Чарская выступает против телесных наказаний перед взрослой аудиторией, доказывая, что поднимать руку на ребенка – чудовищно. Писательница обрушивается на розгу как на «обычай», который человек создал для удовлетворения собственных низменных потребностей, обычай, по которому сильный имеет право глумиться над слабым – взрослый над ребенком, мужчина над женщиной. (Гендерной проблематике, неявной в детских произведениях Лидии Чарской, в статье «Профанация стыда» уделяется большое значение. ) Узаконенное неравенство, которое люди осознают как нечто само собой разумеющееся, – вот то, против чего она выступает.

«Этика души ребенка — это целая наука, целая поэма и целое откровение. К ней надо подступать нежно, чуть слышно, осторожными, ласковыми руками. Надо дать расцвести свободно и красиво этому благоухающему, прекрасному цветку. И одним из непременных условий здорового, трезвого, этичного, вполне «человеческого» воспитания я считаю удаление, ПОЛНОЕ И БЕЗВОЗВРАТНОЕ УДАЛЕНИЕ, ИЗГНАНИЕ РОЗОГ И ПЛЕТКИ, этих орудий умерщвления стыда, собственного достоинства, составляющего залог будущего гордого человеческого «я» в ребенке», [25] – пишет Л. А. Чарская. Манифестация свободы личности ребенка в статье, предназначенной для родителей, зеркально отражается и в художественной литературе Чарской для детей.

И в «Записках маленькой гимназистки» писательница так же громко выражает свой протест, крупным планом изображая бесчеловечное обращение взрослых с маленькой героиней: «Потом подскочила ко мне, схватила меня за плечи и изо всей силы бросила на один из сундуков, стоявших в кладовой». [26] Девочка видит, что ее мучители испытывают гнев и в то же время – безразличие. Взрослые только прикрывают себя словами о ее благе, о котором не может быть и речи, – ведь она даже не совершала поступка, за который ее наказывают.

По Чарской, дети имеют право знать. То, что взрослые могут поступать неправильно и страшно. То, что слова о «благе» – не оправдание. То, что ни один по-настоящему любящий человек не поднимет руку на своего ребенка. То, что телесные наказания – это не норма.

Побои – выход слабых людей. Приемный отец Ксани (повесть «Лесовичка»), потерявший жену, вымещает свою боль на тех, кто не может ответить. В этот момент он теряет человеческий облик. Чарская не смягчает красок и не оправдывает его. Слабость взрослого, несущая боль и страх, обнажается перед детьми: «Его налитые кровью глаза блуждали по комнате, точно выискивая что-то, пока наконец его взор не приметил висевшую на гвозде плетку. Сорвав ее быстрым движением, он взмахнул ею над спиной девочки... »[27]

Причина телесного наказания у Чарской всегда – ярость наказывающего, а не вина виновного. Подобное наказание всегда рождает ответную ненависть и никогда не служит к исправлению. Примером может послужить образ Жюли Икониной из повести «Записки маленькой гимназистки». Чарская показывает озлобленную несчастную девочку, в жизни которой одно наказание следует за другим, но ситуация только усугубляется – до тех пор, пока главная героиня повести Лена не принимает на себя вину Жюли, тем самым принеся в жизнь Жюли новые ценности – прощение и милосердие.

В центре повестей Чарской всегда оказываются «хорошие» дети. Роль запутавшихся, несчастных, капризных, жестоких, тщеславных выполняют другие, которым главные героини помогают разрешить противоречие и найти путь к гармонии с самими собой. Оказывается ли это как-либо связанным с семьей героинь и их воспитанием? При подробном рассмотрении этого нельзя отрицать.

Исходная точка фабулы в повестях Чарской – состояние равновесия. Она не всегда эксплицирована, но это состояние является изначальным для каждой из героинь. Их первые воспоминания связаны с домом, семьей, родительской любовью. Начало жизни девочек в повестях представлено всегда безоблачным. Взрослые создают вокруг детей мир, в котором все гармонично. И это достигается, в первую очередь, невмешательством взрослых в природный ход вещей.

Дети предстают как неиспорченные души, которые не нуждаются в наставлениях, они инстинктивно любят добро и правду, и взрослым остается только иногда подсказывать и направлять. Воспитание осуществляется в форме беседы, беседы без наставлений, но переполненной эмоциями. По Чарской, детям не нужны поучения и морализаторство, им нужна любовь.

Люда Влассовская («Записки институтки») с нежностью вспоминает общение с матерью, скромный быт. Почти идентичное описание мы видим в повести «Записки маленькой гимназистки» – Ленуша описывает покойную маму практически в тех же выражениях. Первую и вторую Нин воспитывает князь Георгий – в его лице мы видим в произведениях Чарской образ идеального родителя. Сибирочку выращивает старик-охотник, и, несмотря на скудный быт, она счастлива своей любовью к приемному дедушке. Все девочки вступают в мир, неся с собой запас любви, данный им взрослыми в раннем детстве.

Нина Джаваха, Люда, Нина Бек-Израил, Ленуша, Сибирочка – образы каждой из героинь близки своей принадлежностью природе, ее идеалу. Героиням можно противопоставить княжича Юлико, детей семейства генерала Иконина, княжну Алю, внуков князя Кашидзе. В их лице мы видим второй тип ребенка – избалованного, изнеженного, но не знающего истинной любви. Эти дети выступают как антагонисты главных героинь. Разница между главными героинями и этими детьми разительна. Первые повинуются душевным порывам, готовы совершать необдуманные благородные поступки, но эти дикие порывы оказываются странными для «цивилизованного общества». Вторые оказываются как будто маленькими взрослыми – но не такими взрослыми, какие вырастили главных героинь. В их характере можно найти такие черты как надменность, высокомерие, своеволие. Чем же объясняется этот факт?

Как мы выяснили, раннее детство главных героинь ничем не омрачено, это идеал, который играет важную роль в формировании их мировоззрения. Что бы с ними не случилось, где бы они не оказались, девочки ищут этот идеал и пытаются его достичь. А что происходит с их «антагонистами»? Что влияет на их характер?

Мы видим неприятную, резкую гувернантку и холодную мать в семействе генерала Иконина («Записки маленькой гимназистки»), где дети получают воспитание, но не любовь. Дочь-горбунья в этой семье оказывается изгоем, дети – неравными, бесчувственными и равнодушными. В повести «Княжна Джаваха» Княжич Юлико признается Нине, что бабушка любит его только как последнего отпрыска славного рода, а сам он, маленький, болезненный и слабый, не мог рассчитывать на ее привязанность до смерти своего старшего брата Дато.

Сложнее всего оказывается объяснить характер мнимой княжны Али (повесть «Сибирочка»). Она, воспитанная прекрасным любящим отцом Сибирочки, – избалованный и эгоцентричный ребенок, считающийся только со своими прихотями. Поиски объяснения опять-таки приводят к раннему детству девочки, проведенному в доме настоящей матери, которая оказалась способной пойти на обман и отказ от ребенка ради материального благополучия.

Итак, в повестях Чарской взрослые все-таки прививают детям их будущие взгляды. Ребенок усваивает модель поведения родителя, но в зависимости от того, правильная она или нет, будет ли это помогать гармонично развиваться его душе или мешать, ребенок будет счастлив или несчастен.

С одной стороны – ласка, нежность, порой очень бурная в своих проявлениях, стремление дать ребенку все, что возможно – для Ленуши и Люды это рождественская елка с самодельными игрушками, для Нины Джаваха – собственный конь. Чарская изображает разный уровень достатка в семьях главных героинь, но желание родителя дать ребенку все, что возможно, остается неизменным.

Однако Чарскую нельзя обвинить в однобокости, она разграничивает свободу и вседозволенность. Свобода ребенка в ее повестях – это возможность иметь и выбирать то, что доставляет радость, а вседозволенность – эгоцентризм и стремление поставить свои прихоти во главу угла. Нины, скачущие по ущельям в мужском наряде, нарушают общепринятые представления о благопристойности, однако это их самовыражение, их дух дикарок жаждет этого – и князь не противится такому способу быть собой, напротив – дарит каждой коня, открывает им пути. Кроткие и нежные натуры – Люда, Ленуша, Сибирочка – не нуждаются ни в чем подобном, им достаточно душевного разговора или простенькой елочки на Рождество – и родные так же просто дают им это маленькое желаемое, как князь Джаваха легко дарит коней. Ни одна из девочек не ущемляет никого своим желанием, не просит больше, чем ей могут дать. Чарская идеализирует не столько героинь, сколько сами взаимоотношения, в которых каждая сторона раскрывает свои лучшие качества.

Не так обстоит дело с Алей Гордовой («Сибирочка») и Тамарой Кашидзе («Люда Влассовская»). Обе героини без стеснения используют свою власть над взрослыми, играя на их слабостях. Чарская не скрывает причины, по которой им удается манипулировать. Князь Гордов, потерявший однажды дочь, не умеет ей ни в чем отказать. Писательница откровенно говорит с детьми о слабости взрослого человека:

«- Но я так хочу, папа! – задрожавшим голоском произнесла готовая уже заплакать маленькая княжна.

  Князь, боявшийся причинить какое-либо горе своей любимице, поспешил согласиться». [28]

В его лице мы видим тип «хорошего» взрослого, который, как и князь Григорий, готов создать своему ребенку идеальное детство. Однако его собственные страхи и слабости не позволяют ему стать таким же идеальным отцом. Он потакает Але во всем и не может сказать «нет». С одной стороны князь Гордов – отец Сибирочки, ее обретенная семья, где она будет счастлива, счастливый конец ее истории. Он даст ей заслуженное счастье (эта повесть более всего подходит под критерии «образцовой» детской истории, где хорошая героиня награждается в конце по заслугам, и этой наградой оказывается хороший папа). С другой стороны – он сам не смог воспитать такую же идеальную девочку, изменить то, что ей привили в самом раннем детстве. Аля – не дурной ребенок, она любит отца и готова быть послушной («- Тише, Аля, говори шепотом, детка! – ласково остановил ее молчавший до сих пор бледный господин в темном костюме. Девочка мгновенно стихла»[29]). Но ей позволяют быть капризной, ее гувернантка вольно или невольно развивает в ней тщеславие, и девочка думает только о своих желаниях.

Похожая ситуация изображается и в «Люде Влассовской». Тамара, одна из второстепенных героинь повести, воспитанница Люды – такая же незлая, но избалованная барышня. «Это дитя  – моя единственная привязанность в жизни. Бог простит мне мою слабость по отношению к ней... < …> Вы знаете, что моя Тара не умеет даже читать, потому что, несмотря ни на какие мои просьбы, она не хотела учиться, а я не мог настаивать, так как огорчать этого ребенка для меня положительно невыносимо»[30], – прямо признается князь Кашидзе. Он оказался не смог воспитать внуков и теперь, будучи не в состоянии исправить созданную им самим ситуацию, ищет помощи у гувернантки.

На примере Тамары мы видим сам процесс воспитания. Теперь Люда – уже «в лагере» взрослых. Она приехала как гувернантка, и маленькие читатели смотрят на происходящее именно с ее точки зрения. Как молодой воспитательнице изменить свою воспитанницу? Как научить читать, писать и, что более важно, – научить быть достойной уважения и любви? В первой части «Люды Влассовской» Люда еще сама институтка, ребенок. Но во второй части читательницы могут с ее помощью посмотреть на мир с точки зрения взрослого человека. Увидеть, каково это – принимать самостоятельные решения, помогать кому-то избавляться от недостатков. Чарская также предоставляет юным читательницам возможность со стороны взглянуть на то, как трудно кого-то перевоспитать. Тамаре пятнадцать, она и ребенок, и сложившаяся личность – как и все дети в книгах Чарской.

Изменить чьи бы то ни было взгляды очень трудно, но Люде это удается – только путем ласки и собственного примера. Она говорит с Тамарой на равных, переубеждает ее не как глупого ребенка, но как своего оппонента. То, что в «Княжне Джавахе» описывалось со стороны, теперь дается с внутренней точки зрения. Как раньше изображалось то, что усваивала Нина из диалогов с отцом, так теперь изображается то, что Люда хочет донести до Тамары.

Итак, в своих повестях Чарская указывает три пути, по которым могут пойти родители – и, как следствие, три типа семьи. В первом случае отношения между взрослым и ребенком гармоничны и просты, основаны на любви и полном взаимопонимании. В таких отношениях взрослый дает ребенку свободу выбора, а сам только помогает и направляет, но никогда не диктует свою волю. Такие взаимоотношения – начало пути каждой из главных героинь. (Но это не значит, что они не встречаются у второстепенных героев – например, графиня Анна Симолинь и ее отец или кондуктор Никифор Матвеевич и его дети из «Записок маленькой гимназистки»).

Второй тип отношений основан на формальном взаимодействии: так принято, и необходимо соответствовать внешним приличиям. Подобное воспитание, как правило, получают антагонисты главных героинь. Они похожи на своих воспитателей и кажутся их маленькими копиями. Однако по ходу сюжета выясняется, что такие дети не очень счастливы в своей семье и ищут именно то, чем обладает главная героиня – запас любви и нежности, который помог бы смириться с рамками системы. При таком подходе взрослый просто не в состоянии дать ребенку необходимое, он навязывает свой свод правил, которые не помогают личности развиваться, а деформируют ее.

В третьем типе семьи мы видим избалованного ребенка, который на первый взгляд кажется счастливым, но замыкается на себе, как и ребенок второго типа, стремясь выставить напоказ свою исключительность, то есть ее формальные показатели – богатство, знатность, власть. Родитель оказывается на положении зависимого и не может иметь того глубокого влияния, основанного на отношениях равенства, которое могло бы помочь в формировании характера ребенка.

Помимо родителей, безусловно, на детей оказывают влияние и другие близкие взрослые люди. Для семейства Икониных это гувернантка Матильда Францевна – жестокая, злая натура, которая вряд ли способна чему-то научить вверенных ей детей. Она не только игнорирует их чувства и желания, но и открыто выражает свое негативное отношение – к горбунье Жюли, к бедной сироте Ленуше.

Люда как члена своей семьи вспоминает кухарку Катрю, с нежностью и заботой относившуюся к «своей панночке». Да и сама Люда спустя годы тоже становится гувернанткой – человеком, который способен помочь, дать совет, поддержать.

Для Нины Джаваха таким близким человеком является ее няня Барбалэ. Знатная девочка и старая служанка поверяют друг другу свои горести и чувствуют полную духовную близость. Это говорит о том, что Чарская так же не поддерживает сословную иерархию, как не поддерживает возрастную. Равенство – вот основа гармоничных отношений. В адрес писательницы выдвигались обвинения, будто она делает своих героинь титулованными и богатыми исключительно из приверженности монархии, но всякий раз различие между знатными и простолюдинами вводится для того, чтобы оказаться стертым: Нина Джаваха, готовая возгордиться славой своего рода, читает в глазах батюшки, учителя Закона Божия, вопрос: а чем она сама заслужила право на торжество? В «Записках маленькой гимназистки» кондукторская дочка Нюра оказывается умнее господских детей на елке и к тому же умеет танцевать лучше многих. «Для Чарской князья, графы, княгини, баронессы – такие же непременные атрибуты, признаки определенной сказочности ее повестей, как и для русской народной сказки. Можно было бы с равным успехом создателей народных сказок упрекать в приверженности к монархизму из-за того, что среди их персонажей заметную долю составляют Иваны-царевичи, цари, прекрасные царевны, князья и княгини... »[31]

Однако социальная проблематика все-таки присутствует в повестях. Нежные отношения со служанкой резко осуждаются старой княгиней Джаваха, так как противоречат «приличному» поведению знатной барышни. Но бабушка, пытающаяся заключить внучку в рамки подобающего поведения, не выглядит правой: «Она меня встретила, красная, как пион, забыв в своем волнении все величие, достойное княгини, происходившей родом от самого Богдана IV, и, измерив всю меня враждебным взглядом, визгливо закричала…». [32] Таким образом, неравенство ребенка и взрослого в книгах Чарской пропагандируется теми же людьми, которые отстаивают социальное неравенство, для которых вся жизнь загнана в рамки и подчиняется формальным законам, а не голосу сердца. Чарская ставит равенство ребенка и взрослого в один ряд с равенством людей разных сословий и отстаивает свою позицию и в детской литературе, и в публицистике. Как княгиня Джаваха, забывшись, теряет величие, стремясь его подчеркнуть по отношению к служанке, так взрослый теряет не только свое положение более мудрого, но и человеческий облик, когда, наказывая ребенка, дает выход своему гневу: «Отец, как власть имущий, кричит, беснуется, топает ногами и бранится. Дитя молчит. Трепещет и молчит. < …> Тот, другой, взрослый, уже теряет свое «человеческое», свое «я» звучащего «гордо» человека. Человека уже в нем нет, он — зверь». [33]

Так или иначе, но прежде всего Чарская рассматривает взаимоотношения между маленькими героинями и героями и их родителями, а все прочие отношения ребенок-взрослый отодвигаются на второй план. Матильда Францевна несколько раз грозится высечь Лену, но осуществляет это только после прямого приказа тети Нелли. Гувернантка княжны Али неоднократно призывает девочку к порядку, говоря ей о приличиях, но девочка просто игнорирует ее слова, потому что отец позволяет Але все. За воспитание ребенка отвечают в первую очередь отец и мать. Они выбирают способ взаимодействия: будет ли это задушевная беседа или выговор, мягкий упрек или розга – словом, будут ли они друг для друга близкими людьми или элементами системы.

И все-таки система играет важную роль в жизни девочек. Необходимость образования признают обе стороны. Будет ли это образование для соответствия своему высокому положению, образование как единственный способ найти место в жизни небогатой девушке или образование как способ развить себя – в любом случае это приводит героинь в учебное заведение – будь то институт («Княжна Джаваха»), гимназия («Записки маленькой гимназистки») или монастырский пансион («Лесовичка»).

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: