 |
10. Эмбриональное человечество
|
|
|
|
Ясное дело, Асда ошиблась. С момента ссоры отношение Реута ко мне резко изменилось. Иногда я задаю себе вопрос: тот ли это Реут? Приветливый, предупредительный. Исчезли брюзгливые нотки в голосе, и, несмотря на преотвратную внешность, он даже стал казаться довольно симпатичным парнем.
Вот что значит поставить наглеца на место! До сих пор Реуту все сходило с рук, но я сумел постоять за себя, и какая поразительная метаморфоза!
Невольно сравниваю Реута с Урмом. Урм умен, расчетлив, умеет обворожить. В его устах ложь принимает облик правды. Я и не заметил, как подпал под его влияние. И до чего же хитро он уклонялся от прямого, откровенного разговора: мол, всему свое время!
Но вот я узнал его истинную цель… Впрочем, истинную ли? Он предстал передо мной в роли идейного борца с лооризмом. А на самом деле? Не кроется ли под этим все та же борьба за власть? Не мечтает ли он, подобно Тису, стать новым «вождем и учителем»?
Тис действовал слишком прямолинейно, открыто. Ему не хватило ума затаить ненависть к Лоору, чтобы не вызвать подозрений.
Урм, безусловно, учел промах Тиса, надежно скрыл свое истинное лицо под маской преданного советника, поддакивает Лоору, льстит ему… Тьфу!
А вот Реут таков, каков есть на самом деле. Льстец и подхалим? Но разве это можно поставить ему в вину? Разве я сам не славословил вождя? Делал это искренно, но и Реут по‑ своему искренен. Не скрывает карьеристских устремлений. Будь поумнее, сказал бы мне тогда:
«А сам‑ то? Аплодировал Тису, зная, что он враг! Говоришь, не знал? Так почему должен был знать я? »
И мне нечем было бы крыть.
Реут – продут общества, в нем сфокусировались наши пороки. Он – зеркало, в котором я мог бы разглядеть и собственные черты. Но если не нравится отражение, то надо ли разбивать зеркало?
|
|
|
А вот убийцей Реута не представляю. Кабинетный юноша, рыхлый толстяк с застывшим лицом, суетливыми движениями коротких ручек и шаркающей походкой, к тому же отъявленный трус. Что общего у него с ловким и быстрым невидимкой?
Асда думает, что он подговорил кого‑ то расправиться со мной. Но, право же, для Реута это было бы слишком рискованно: он попал бы в зависимость от невидимки. Нет, версия о наемном убийце не выдерживает критики!
Вот Урм и ловок, и смел, и силен. Я имел возможность убедиться в его молниеносной реакции: как‑ то, протягивая «верняку» опознавательный жетон, он уронил его, но поймал налету. Такому незачем обращаться к наемным убийцам…
Есть ли ему резон убрать меня? Боюсь, да… Урм не может не опасаться, что я выдам его «вернякам». Оснований для этого предостаточно… Будет ли он в такой ситуации полагаться на мое благородство? Конечно же, нет! Вольно или невольно я оказался у него на пути, и самое благоразумное – без лишнего шума устранить препятствие. А деструкция идеально подходит для этой цели. Самое тихое из убийств!
Словом, плохи твои дела, Фан! Жаль Асду, а так… Надо ли цепляться за жизнь, если она такая мерзкая! Чем хороша деструкция? Все происходит почти мгновенно, вероятно, и боль не успеваешь почувствовать, и гибель не осознаешь… Нет, не буду трястись, оглядываться, прислушиваться к шорохам! Не боюсь тебя, невидимка, кто бы ты ни был!
Удивительно… Вот сейчас я не испытываю страха, а не так давно пугливо затыкал уши, стоило Асде завести крамольные речи. И с каким ужасом представлял себя на месте Тиса, когда его тащили, словно мешок, к люку катапульты.
Что же, был трусом, стал героем? Вовсе нет. Страх улетучился, вот и все. Так бывает, когда на смену опасности воображаемой приходит реальная… Впрочем, хватит об этом!
|
|
|
На днях меня пригласил к себе Реут. Не вызвал, как бывало прежде, а именно пригласил.
– Тэ‑ эк… Рад тебя видеть, Фан. Хочу сообщить приятную новость…
– Ну?
– На тебя пал выбор. В числе самых достойных космольцев ты будешь представлять нашу ячейку на встрече с великим Лоором.
Я был поражен. Насколько помню, Лоор ни с кем, кроме приближенных, не общался лицом к лицу. Он вещал с экранов всесвязи, представал перед нами в виде портретов и монументов, но чтобы встречаться с кем‑ нибудь… Собрания и митинги проводили его сподвижники, «малые вожди», как их называли заглазно. Самого же Лоора окружал ореол недоступности, некоей потусторонности, приличествующей живому Богу.
Как я мечтал когда‑ то увидеть Лоора, припасть к его ногам, поведать мучившие меня мысли, получить отеческое благословение. И вот сейчас, когда ничего этого не нужно, мечте суждено парадоксальным образом осуществиться…
– Кто меня рекомендовал?
– Я, – ответил Реут.
– Чем я заслужил такую честь?
– Тем уважением, которое я к тебе испытываю. Ты отчаянный парень, Фан. Такие в моем вкусе. Хочешь дружить со мной?
Я замешкался с ответом. Молчание затянулось. Реут криво усмехнулся.
– Тэ‑ эк? Не желаешь? Ну‑ ну…
– Больно уж мы разные. Не сойдемся, пожалуй.
– Урму ты этого не говорил.
– У меня нет ничего общего с Урмом! – отрезал я.
– Тэ‑ эк… Давно ли?
Я почувствовал раздражение. Уж лучше бы он не упоминал об Урме!
– А какое тебе, собственно, дело?
Реут развел руками.
– В общем, никакого. Просто удивлен: такая трогательная была дружба.
– И Урм, и ты – слишком важные персоны, чтобы с вами дружить простому парню вроде меня!
– Тэ‑ эк… Как знаешь, – сухо проговорил Реут и добавил уже официальным тоном: – Потрудись изучить инструкцию. Вот твой мандат, распишись в получении. Сбор завтра, в десять утра, у главного входа в Базу. Никаких лишних предметов. Ничего не записывать. И не вздумай нахвататься тоников!
– Не употребляю! – буркнул я с неприязнью.
Почему все в Реуте мне претит? Убеждаю себя, что он симпатичный парень, даже начинаю верить в это. Но стоит увидеть его самодовольное неподвижное лицо, услышать напыщенный голос, дурацкое «тэ‑ эк», и охватывает бешенство. Психологическая несовместимость? Пожалуй…
|
|
|
С Урмом было все иначе, да что толку!
«Так не годится, – внушал я себе, расставшись с Реутом. Что он сделал плохого? Поручился за тебя, как за одного из достойных, предложил дружбу. А ты? Стыдись, Фан! »
У входа в центральный тамбур стоял знакомый мне «верняк». Сколько раз я проходил мимо него бок о бок с Урмом. Ярко‑ красный, как всегда, парадный комбинезон скульптурно облегал могучее тело «верняка». Не с него ли ваяли монументы Лоора?
Огромная пятерня похлопывала по футляру, не деструктора, – отметил я машинально, – а обычного боевого излучателя.
«Верняк» перехватил мой взгляд, но не подал вида, что узнает меня. Да и кто я для него? Не человек, не личность, – предмет.
Послышался звонок. «Верняк» приложил к уху раковину переговорного устройства, односложно ответил и распахнул дверь в тамбур.
Мы проходили по одному, а «верняк» сверлил каждого глазами. Вдобавок нас наверняка скрытно просвечивали, чтобы убедиться в отсутствии «лишних предметов».
Дорога в Мемориальный отсек была мне знакома, но на сей раз нас повели не напрямик, а через карантинную камеру, где каждому вкатили дозу ионизирующего облучения.
Вскоре мы расселись в амфитеатре Мемориального отсека вперемежку с переодетыми «верняками». Хотя ни на одном из них не было формы, все они выглядели уменьшенными копиями их красного собрата. И так же буравили нас глазами.
Из боковой двери на трибуну взошли вожди и советники. Все, в том числе и «верняки», вскочили с сидений‑ жердочек и начали бурно рукоплескать. Послышались крики:
– Да здравствует великий Лоор!
– Слава лиге!
А я искал Лоора… и не находил. Несколько раз скользнул взглядом по сморщенному лицу тщедушного старца, сидевшего в центре, прежде чем сообразил, что это и есть Лоор, великий Лоор, вождь и учитель!
Нелегко было уловить сходство между ним и воздвигнутыми в его честь колоссами…
Мне стало смешно и горько. Так вот каков на самом деле кумир моей юности!
Я подавился смешком, и сосед‑ «верняк» взглянул на меня в упор, то ли с угрозой, то ли с недоумением. Его рука, засунутая, как и у других «верняков», в карман, шевельнулась.
|
|
|
Согнав с лица насмешливое выражение, я закричал во весь голос:
– Великому Лоору ура!
А сам подумал:
«Прав был Урм, я снова покривил душой… И это уже не просто пассивная ложь! »
Мой крик подхватили, да так, что стены Мемориального отсека начали вибрировать.
Встал Той, «малый вождь» по идеологии, занявший этот пост после «изгнания» Тиса (я уже встречался с ним, прежде он курировал питание и пару раз появлялся у нас на заводе синтетической пищи).
– Здесь собрался цвет молодых космополитян, начал он напыщенно, – наша надежда и гордость. Это историческая встреча, она знаменует собой начало новой великой революции, совершае‑ мой по инициативе и под мудрым водительством нашего вождя и учителя – гениального Лоора.
Голос Тоя перешел в пронзительный фальцет, который вот‑ вот оборвался бы, не выдержав напряжения, если бы не потонул в реве аудитории.
Слушая «малого вождя», я продолжал пытливо рассматривать покрытое старческими морщинами лицо человека, которого большую часть жизни почитал за живого Бога. Сейчас на этом изможденном лице нельзя было прочитать ничего, кроме безразличия и нескрываемой скуки:
«До чего же вы все мне надоели! » – казалось, безмолвно ответствовал Лоор на крики верноподданического восторга.
Какой же я легковерный дурак! Знать, меня не зря преследуют разочарования. И жесточайшее из них – Урм…
Вот он сидит за спиной Лоора, возвышаясь над ним этакой самодовольной глыбой, и вполслуха внимает Тою. А сам, наверное, думает:
«Болтайте, болтайте! Придет мое время, и тогда…»
Что тогда? Смена декораций? Новые монументы на прежних местах? И «да здравствует великий Урм! »?
Интересно, разглядел меня Урм в имитирующей восторг массе? А если да, то как воспринял мое присутствие? Удивился, испугался? Нет, он не таков. Хотя, конечно же, видеть меня здесь ему неприятно…
– Было бы непростительной ошибкой считать, – продолжал тем временем Той, – что лооризм, величайшее учение всех времен и народов, исчерпал свои возможности и подвергается ревизии. Неправы те, кто сводит его к набору обветшалых догм…
«Ого, – подумал я, – да за такие слова прямая дорога в отсек катапульты! »
Очевидно, не мне одному пришла в голову эта мысль, потому что вмиг воцарилась тишина и стали слышны серводвигатели…
– Ближе к делу, – перекрыл их гудение скрипучий голос.
До меня не сразу дошло, что вмешался Лоор: он говорил, не шевеля губами (вот кому, оказывается, подражает Реут! ).
|
|
|
– Хотя в основе лооризма… – продолжал Той, косноязыча от волнения, – неизменная стержневая идея замкнутой системы… единственной… э‑ э… системы, в которой возможно…. построение… идеального стабильного общества, не подверженного кризисам… ее… э‑ э… надо рассматривать… рассматривать… в динамическом контексте… понимая под замкнутостью… не состояние, а процесс. И таким образом… э‑ э…
Ожидая подсказки минисуфлера, он вытер взмокший лоб, еще раз выдавил из себя «таким образом» и, окончательно запутавшись, истошно крикнул:
– Слава горячо любимому… великому… мудрому… Жизни не пожалеем… Ура‑ а!
Несколько минут под сводами Мемориального отсека гремела овация.
А старец морщился как от боли. У меня шевельнулась мысль:
«Неужели ему неприятны изъявления преданности и любви? Или он знает цену их искренности? »
Но вот вождь привстал и поднял руку. Овация стихла, затем возобновилась с новой силой.
– То, что я скажу, – заговорил Лоор, мгновенно восстановив напряженную тишину, – вызовет шок. Но вы преодолеете его и поможете преодолеть остальным. Потому что верите мне. Потому что преданы Космополису. Потому что хотите приблизить счастливое будущее.
Слова Лоора, очень простые, без намека на красивость, произносимые буднично, без ораторских приемов, тем не менее, гипнотизировали нас. Я поймал себя на мысли, что слушаю с возрастающим вниманием и даже с надеждой: уж теперь‑ то все изменится и сама наша жизнь станет чище, правильней.
– Космополис обречен. Это говорю вам я, его создатель. Наше жизненное пространство слишком мало, чтобы в его пределах можно было осуществить великий замысел. Теоретически замкнутая система способна существовать сколь угодно долго. Но реальность не всегда вписывается в рамки теории. Медленно, постепенно, от поколения к поколению, мы будем неуклонно деградировать. Если только не совершим качественного скачка в развитии.
Лоор сделал несколько глотков из стоявшего перед ним стакана, обвел нас тяжелым пристальным взглядом, словно хотел удостовериться в эффекте своих слов, и продолжил все так же скрипуче, без интонаций:
– Наше спасение в Геме.
Если бы рухнули своды Мемориального отсека, это произвело бы на нас меньшее впечатление. Многократно повторяющееся эхо пронеслось по рядам:
– Наше спасение… наше спасение… наше спасение… В Геме… в Геме… в Геме…
Я был готов услышать что угодно, только не это. Много лет нам внушали ненависть к прародине, и вдруг такой крутой поворот! Наше спасение в Геме!!!
Неужели я ошибся, вслед за Асдой и Урмом обвинив Лоора в тяжких преступлениях?! Или, может быть, он прозрел, и у меня на глазах начинается самоочищение лооризма, его нравственное возрождение?
Увы, уже следующая фраза вождя разрушила эти пустые иллюзии…
– Мы должны освободить Гему и дать начало новому человечеству! Наша прародина во власти «призраков». И не люди ее населяют, а человекообразные существа, лишенные собственного разума. Они хуже животных, потому что животные подчиняются природным инстинктам, у них есть воля. Гемяне же подчинены так называемому «коллективному разуму». А он не что иное, как машинная программа, навязанная этим полулюдям‑ полуроботам «призраками»! Полуроботы вредны и опасны. Уничтожим их!
В это мгновение лицо Урма вышло из тени. Выражение нескрываемой гневной брезгливости было на нем. Помимо воли я испытал острый сочувственный отклик.
«Берегись, Урм! – со всей страстью подумал я, словно мог передать ему мысленное предупреждение. – На тебя смотрят «верняки». Поспеши же надеть маску! »
Я продолжал слушать Лоора уже не с надеждой, а с закипавшей ненавистью, и проклинал в душе свою неистребимую наивность.
– Но нас слишком мало, – скрипел тем временем злобный старец, – чтобы, уничтожив гемян вместе с «призраками», самим стать человечеством. Нам не освоить Гему…
Он припал к стакану, запрокинув желтую шейку с острым бегающим кадыком, а я подумал со страхом:
«Откуда в этом тщедушном теле такая жестокая разрушительная сила? »
– Да, нас слишком мало… – с сожалением повторил Лоор. И тем не менее… Гема… будет покорена.
Последние слова он произнес с трудом, явно испытывая усталость, а закончил чуть слышно:
– О деталях… расскажет… профессор эмбриогенетики Орт.
Невысокий полный мужчина средних лет встал, сдержанно поклонился и заговорил с достоинством:
– Я не политик, а ученый. Меня интересует чисто научная сторона проблемы. Разработанная мною теория искусственного этноса нуждается в экспериментальном подтверждении. Для осуществления эксперимента в принципе пригодна любая планета, подходящая для существования человечества…
На словах «в принципе» и «любая» он сделал едва заметное ударение, словно хотел неназойливо подчеркнуть различие своих сугубо исследовательских планов и целей, которые преследует вождь.
– Гема относится к числу таких планет…
«Деловое предприятие… Совпадение интересов… – подумал я. – Видать, знает себе цену, раз держится независимо, как равный партнер! »
– Коротко о концепции эмбрионального человечества. Колонизация Гемы будет успешной, если численность колонистов в первые же десятилетия достигнет ста миллионов. В противном случае неизбежен возврат к первобытному состоянию.
– Откуда же столько… Фантастика… Утопия… – послышались разочарованные возгласы.
Все ждали, что скажет Лоор. Но он, казалось, заснул, откинувшись на спинку кресла. А Орт намеренно выдерживал паузу, явно забавляясь всеобщим замешательством.
– Да, нас для этой цели смехотворно мало, – наконец заговорил он. – Наша численность ограничена возможностями жизнеобеспечения в условиях Космополиса. Как сказал Лоор… гм‑ м… великий Лоор, – он покосился на спящего, – предел достигнут. Этим, кстати, и вызвано ограничение в праве на потомство. Но…
Орт сделал еще одну долгую паузу.
Лоор приоткрыл глаза и сказал неожиданно ясным голосом:
– Продолжайте же, профессор!
– Эмбриогенетика предлагает выход из, казалось бы, безвыходного положения. Будет создан банк эмбрионов. При соответствующих условиях они сохраняют жизнеспособность длительное время. Право на потомство получат все. Сегодня тысячи эмбриодоноров, завтра миллионы эмбрионов!
– А как же селекция? Селекция во множестве колен? Целенаправленная селекция, спасающая нас от деградации? – вырвалось у меня помимо воли.
На мне мгновенно скрестилась сотня взглядов. И среди них растерянный взгляд Тоя, встревоженный – Урма, пронизывающий Лоора. Наступила не предвещавшая ничего хорошего тишина, на меня уже мысленно примеряли «погребальный» скафандр.
«Что я наделал! – ударила в голову запоздалая мысль. – Ка‑ кая идиотская нелепость…»
На помощь неожиданно пришел… профессор Орт!
– Мой юный друг, – сказал он доброжелательно. – Знание основ лооризма делает вам честь… – Меня сразу же перестали расстреливать взглядами. – Но к теориям, даже великим, нельзя подходить догматически. То, что в стесненных условиях Космополиса было единственно правильным, не оправдает себя на Геме. Ведь нужно в кратчайшие сроки создать популяцию глобального масштаба. И здесь селекция будет осуществляться путем естественного отбора, как это происходит в природе. Вы правы в том, что селекция по генным спектрам предпочтительней. Со временем мы к ней вернемся, но на первых порах она оказалась бы непозволительной роскошью. Вы удовлетворены, пытливый юноша?
Я поспешно кивнул.
…Пытаюсь вспомнить взгляд Реута в ту страшную минуту и не могу. Вот взгляд Урма до сих пор вижу – тревожный, даже взволнованный. Человек, пытавшийся меня убить, так бы не смотрел…
А каким же все‑ таки был взгляд Реута? Почему не оставил следа в памяти?!
– Мне так хочется иметь ребенка, – сказала Асда. – Но у нас его не будет…
– Орт говорит, что мы можем…
– Как ты не понимаешь! Это же унизительно и аморально, Фан!
– О какой морали ты говоришь? – изумился я. – Разве она существует? Разве все, что у нас делается, не аморально?
– Нет, Фан, не все! – улыбнулась Асда сквозь слезы. Мы любим друг друга, и в этом высочайшая мораль, ведь правда?
– Правда, – согласился я.
|
|
|
