 |
Раздел 2. Анализ подсистем внутренней формы
|
|
|
|
Раздел 2. Анализ подсистем внутренней формы
произведения
Субъектная организация произведения
1. Образ лирического героя
Тынянов, Ю. Н. Блок // Тынянов, Ю. Н. Литературный факт. – М.: Высшая школа, 1993. – С. 224-230.
Блок — самая большая лирическая тема Блока. Эта тема притягивает как тема романа еще новой, нерожденной (или неосознанной) формации. Об этом лирическом герое и говорят сейчас.
Он был необходим, его уже окружает легенда, и не только теперь — она окружала его с самого начала, казалось даже, что она предшествовала самой поэзии Блока, что его поэзия только развила и дополнила постулированный образ.
В образ этот персонифицируют все искусство Блока; когда говорят о его поэзии, почти всегда за поэзией невольно подставляют человеческое лицо — и все полюбили лицо, а не искусство.
Этому лирическому образу было тесно в пределах символического канона. Символ, развоплощая слово Блока, гнал его к сложным словесно-музыкальным построениям «Снежной маски», с другой стороны, слово его не выдержало эмоциональной тяжести и предалось на волю песенного начала (причем мелодическим материалом послужил ему и старинный романс — «О доблестях, о подвигах, о славе... », и цыганский романс, и фабричная — «Гармоника, гармоника!.. »), а этот лирический образ стремился втесниться в замкнутый предел стихотворных новелл. Новеллы эти в ряду других стихотворных новелл Блока выделились в особый ряд; они то собраны в циклы, то рассыпаны: Офелия и Гамлет, Царевна и Рыцарь, Рыцарь и Дама, Кармен, Князь и Девушка, Мать и Сын.
Здесь и возник любимый всеми образ Блока, даже внешний:
Розовая девушка встала на пороге
|
|
|
И сказала мне, что я красив и высок
Влюбленность расцвела в кудрях
И в ранней грусти глаз.
На этом образе лежит колеблющийся свет. Блок усложнил его темой второго, двойника. Сначала этот второй является отдельно, самостоятельно (Паяц), только контрастируя с первым, но затем в ряде стихотворений появляется двойником. < …>
Эмоциональная сила образа именно в этом колеблющемся двойном свете: и рыцарь, несущий на острие копья весну, и одновременно нечистый и продажный, с кругами синими у глаз — всё сливается в предметно-неуловимый и вместе эмоционально законченный образ (сумрак улиц городских).
Еще несколько лирических образов того же порядка создал Блок («Незнакомка»), но от них отвлекли этот двойной, в него оличили поэзию Блока.
А между тем есть (или кажется, что есть) еще один образ.
Как тяжело ходить среди людей
И притворяться непогибшим,
И об игре трагической страстей
Повествовать еще нежившим.
Забавно жить! забавно знать.
Что все пройдет, что все не ново!
Что мертвому дано рождать
Бушующее жизнью слово.
Об этом холодном образе не думают, он скрыт за рыцарем, матросом, бродягой. < …>
В чем заключается, на чем основан этот закон персонифицирования, оличения искусства Блока?
Уже беглый взгляд на перечисленные лирические сюжеты Блока нас убеждает: перед нами давно знакомые, традиционные образы; некоторые же из них (Гамлет, Кармен) — стерты до степени штампов. Такие же штампы и Арлекин, и Коломбина, и Пьеро, и Командор — любимые персонажи лирических новелл Блока. Иногда кажется, что Блок нарочно выбирает такие эпиграфы, как «из «Кина», или: «Молчите, проклятые струны! »
Образы его России столь же традиционны; то пушкинские:
Когда звенит тоской острожной
Глухая песня ямщика!..
то некрасовские:
Ты стоишь под метелицей дикой,
Роковая, родная страна.
|
|
|
Он иногда заимствует лирический сюжет у Толстого («Уж вечер светлый полосою... »). Он не избегает и цитат:
В час равнодушного свиданья
Мы вспомним грустное прости...
(К. М. С. «Луна проснулась. Город шумный... ». Цитата из Полонского).
И молча жду, — тоскуя и любя.
(«Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —... ». Слова Вл. Соловьева).
Затем, что Солнцу нет возврата.
(«Сны безотчетны, ярки краски... ». Слова Купавы в «Снегурочке» Островского).
И, вспоминая, сохранили
Те баснословные года...
(«Прошли года, но ты — все та же... ». Слова Тютчева).
Теперь проходит предо мною
Твоя развенчанная тень...
(«Своими горькими слезами... ». Слова Пушкина).
И, словно облаком суровым,
Грядущий день заволокла.
(«Опять над полем Куликовым... ». Цитата из Вл. Соловьева).
И здесь характерен не только самый факт, а и то, что Блок графически выделяет цитаты, ссылается на авторов.
Тема и образ важны для Блока не сами по себе, они важны только с точки зрения их эмоциональности, как в ремесле актера. < …>
Он предпочитает традиционные, даже стертые образы («ходячие истины»), так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она сильнее и глубже, чем эмоциональность нового образа, ибо новизна обычно отвлекает внимание от эмоциональности в сторону предметности. < …>
Потому что в общем строе его искусства эти образы призваны играть известную роль в эмоциональной композиции, не выдвигаясь сами по себе. < …>
Перед нами совершенно новые слитные образы, с точки зрения предметной не существующие (ибо рядом, единовременно названы действия разновременных планов, глаголы разных видов: подурнела, пошла, проклинала; вздохнули духи, задремали ресницы).
Поэтому музыкальная форма, которая является первообразом лирики Блока, — романс, самая примитивная и эмоциональная. Блок подчеркивает эпиграфами родство с цыганским романсом («Не уходи, побудь со мною»; «Утро туманное, утро седое... »), — но эти эпиграфы являются вместе с тем заданным мелодическим строем; «Дым от костра струею сизой... » невозможно читать, не подчиняясь этому мелодическому заданию; так же исключительно романсно, мелодически должны мы читать стилизацию Апухтина «Была ты всех ярче, верней и прелестней... ».
|
|
|
Не случайно стихи Блока полны обращений — «ты», от которых тянутся прямые нити к читателю и слушателю, — прием, канонический для романса.
Но не только в этих крайних разновидностях эмоционального искусства встречаются у Блока черты эмоциональной интонации и мелодики. Так, он охотно вводит эмфатическую интонацию практической речи в высокую лирическую тему. < …>
И подобно тому как в наиболее эмоциональном из родов театрального искусства — мелодраме получает совершенно особое значение конец пьесы, ее разрешение, так и у Блока совершенно особую роль играет конец стихотворения.
В ранних его вещах конец повторяет начало, смыкается с ним эмоция колеблется: дан эмоциональный ключ, эмоция нарастает и на высшей точке напряжения вновь падает к началу; таким образом целое замыкается началом и как бы продолжается после конца вдаль. < …>
Но для позднейшего Блока характерно завершение на самой высокой точке, к которой как бы стремилось все стихотворение. < …>
Так же и в «Двенадцати» последняя строфа высоким лирическим строем замыкает частушечные, намеренно площадные формы. В ней не только высший пункт стихотворения — в ней весь эмоциональный План его, и, таким образом, самое произведение является как бы вариациями, колебаниями, уклонениями от темы конца.
Эмоциональные нити, которые идут непосредственно от поэзии Блока, стремятся сосредоточиться, воплотиться и приводят к человеческому лицу за нею.
В о п р о с ы:
1. Какой смысл вкладывает Ю. Тынянов в термин «лирического герой»?
2. Насколько, по его мнению, тождественны реальный поэт и образ героя его стихов?
3. Почему говоря об индивидуальности и уникальности лирического героя А. Блока ученый рассматривает этот образ в системе закрепленных и даже «стертых» жанровых форм?
|
|
|
