 |
Образы. The Unappeasable Host. Непримиримый сонм. The Two Trees. Два дерева. The Travail of Passion. Тяжелый труд страсти.
|
|
|
|
Образы.
Что если я скажу, -
Оставь ума игру?
Есть лучшее занятье
Под солнцем на ветру.
Я не скажу, езжай
До Рима иль Москвы.
Брось труд свой кропотливый
И Музу позови.
Ищи картины те,
Где мир во всей красе:
Девица или львица,
Иль ягода в росе.
Взгляни на небосвод,
На вольных птиц полет,
Отдайся власти чувства
И Муза запоет.
The Unappeasable Host
THE Danaan children laugh, in cradles of wrought gold,
And clap their hands together, and half close their eyes,
For they will ride the North when the ger-eagle flies,
With heavy whitening wings, and a heart fallen cold:
I kiss my wailing child and press it to my breast,
And hear the narrow graves calling my child and me.
Desolate winds that cry over the wandering sea;
Desolate winds that hover in the flaming West;
Desolate winds that beat the doors of Heaven, and beat
The doors of Hell and blow there many a whimpering ghost;
O heart the winds have shaken, the unappeasable host
Is comelier than candles at Mother Mary's feet.
Непримиримый сонм.
Дети Данаана смеются в полусне,
Хлопают в ладоши, полузакрыв ресницы,
Их путь лежит на север, прилетит орлица
С мощными крылами, в сердце — лед и снег:
Мое дитя — в слезах, прижму к груди его,
И слышу глас могил, зовущий нас обоих,
Пустынных ветров плач над всплесками прибоя;
И ветров, что зовут на Запад огневой;
И ветров тех, стучащих в райский сон,
Стучащих к духам в ад, что стонут, как больные,
О сердце шаткое, свечей у ног Марии
Приятней все ж непримиримый сонм.
The Two Trees
BELOVED, gaze in thine own heart,
The holy tree is growing there;
From joy the holy branches start,
And all the trembling flowers they bear.
The changing colours of its fruit
Have dowered the stars with metry light;
The surety of its hidden root
Has planted quiet in the night;
The shaking of its leafy head
Has given the waves their melody,
And made my lips and music wed,
Murmuring a wizard song for thee.
There the Joves a circle go,
The flaming circle of our days,
Gyring, spiring to and fro
In those great ignorant leafy ways;
Remembering all that shaken hair
And how the winged sandals dart,
|
|
|
Thine eyes grow full of tender care:
Beloved, gaze in thine own heart.
Gaze no more in the bitter glass
The demons, with their subtle guile.
Lift up before us when they pass,
Or only gaze a little while;
For there a fatal image grows
That the stormy night receives,
Roots half hidden under snows,
Broken boughs and blackened leaves.
For ill things turn to barrenness
In the dim glass the demons hold,
The glass of outer weariness,
Made when God slept in times of old.
There, through the broken branches, go
The ravens of unresting thought;
Flying, crying, to and fro,
Cruel claw and hungry throat,
Or else they stand and sniff the wind,
And shake their ragged wings; alas!
Thy tender eyes grow all unkind:
Gaze no more in the bitter glass.
Два дерева.
Любимая, в сердце взгляни,
Растет в нем святое древо,
Листья дрожат, как огни,
Питает их радости чрево.
От блеска лучистых плодов
Небесные звезды мерцают,
Незримые корни стволов
Невидимо в ночь прорастают.
Неслышно трепещет листва,
Рождаются волны мелодий,
Сомкнувшись, мой слух и уста
Волшебную песню находят.
Юпитер проходит свой круг
Неведомых нам путей,
Кружась по спирали вокруг
Пламенных наших дней;
Крылатых сандалий ремни,
Волос потрясенные пряди,
Забота и нежность во взгляде:
Любимая, в сердце взгляни.
И демонов, ада исчадий,
В зеркале черном ты не ищи,
С отвагой и верой во взгляде
Их облика не трепещи;
Там образ растет роковой
Древа зла из ночи мглистой:
Ствол под снегом полуживой,
Обуглены ветви и листья.
Но сгинет все зло по весне
В пустотах зеркального ока,
Что создано было во сне
В минуту усталости Бога.
Там на голых ветвях сидят
Безумные вороны страсти,
Когтями скребут и кричат
Их злые голодные пасти;
Ветер нюхают впереди
Громко машут крылами; право!
Нежный твой взгляд станет отравой,
В черное зеркало не гляди.
The Travail of Passion
WHEN the flaming lute-thronged angelic door is wide;
When an immortal passion breathes in mortal clay;
Our hearts endure the scourge, the plaited thorns, the way
Crowded with bitter faces, the wounds in palm and side,
The vinegar-heavy sponge, the flowers by Kedron stream;
We will bend down and loosen our hair over you,
That it may drop faint perfume, and be heavy with dew,
Lilies of death-pale hope, roses of passionate dream.
|
|
|
Тяжелый труд страсти.
Когда из рая льются пламенные звуки
И страсть бессмертная теснит земную грудь,
Сердца истощены, уязвлены и путь
Наполнен горечью, пылают в ранах руки,
Жжет губка с уксусом, цветы у струй Кедрона;
Склонясь, мы волосы распустим на весу
В их легкий аромат, в тяжелую росу,
Надежды ропот, страсти пылкой стоны.
The Spur
YOU think it horrible that lust and rage
Should dance attention upon my old age;
They were not such a plague when I was young;
What else have I to spur me into song.
|
|
|
