Индивидуальное руководство

Для начинающего терапевта наиболее благоприятно индивидуальное руководство, при котором он и его ру­ководитель без всяких отвлечений сосредоточиваются на происходящем в группе. Иногда полезно тот же самый материал обсудить на семинаре; в таком случае терапевт получает пользу и от обсуждения с руководителем, и от замечаний других студентов. Но такое обсуждение, разу­меется, ограничивает некоторые указанные выше возмож­ности семинара свежих примеров, в частности прогнозы руководителя, так как он уже до семинара познакомился с происходившим; однако вскоре становится ясно: то, что руководитель и терапевт заранее знают, что произойдет в группе, дает большие преимущества при вторичном представлении материала.

Фазы обучения. Студент, прослушавший дидактический лекционный курс, посетивший семинары по анализу ли­тературы, клинические семинары и семинары свежих при­меров получил достаточную подготовку для систематичес­кого изучения прикладной групповой методики. Если он раньше занимался групповой терапией под менее стро­гим руководством, он, вероятно, столкнется с трудностя­ми, и при индивидуальном руководстве руководитель мо­жет научить его «справляться» с такими трудностями. Если у студента нет практического опыта в ведении группы, руководитель должен иметь в виду, что студент даже не представляет себе, пока не столкнется с этим на практи­ке, что в прикладном обучении существуют три фазы. Первая фаза — изучение теории и принципов групповой динамики и группового лечения, после чего студент мо­жет сознательно слушать обсуждение клинического ма­териала и даже давать собственные полезные коммента­рии. Вторая фаза — наблюдения за применением теории другими в семинаре свежих примеров и во время наблю­дений в группе. Третья фаза, — когда он сам пытается применить узнанное и принять на себя ответственность за свои решения.

Каждый из этих переходов (от теории к наблюдени­ям и от наблюдений к практике) содержит собственные сюрпризы, а может, и ужасы. Уместна аналогия с ум­ным папуасом, которому учитель дал книгу об автомо­билях, так что он узнает очень много об этих средствах передвижения, еще не видя ни одного из них. Когда со временем приезжает на лендровере патрульный офицер и туземец впервые едет в машине, он зачарован всем, о чем читал. Но впереди его ждет еще большее испыта­ние, когда он впервые сам садится за руль... Во время таких переходов у руководителя появляется хорошая воз­можность понаблюдать за силой и слабостями будущего терапевта. Первые замечания новичка о клиническом материале и его первые вмешательства в деятельность группы многое расскажут не только о его проницатель­ности, но и о поглощенности своим делом. Большин­ство слабостей при переходе от одной фазы к другой, как показывает последующее развитие, возникает скорее в результате неясности и двусмысленности, чем из-за отсутствия способностей.

ЛИЧНОЕ ПРОХОЖДЕНИЕ ГРУППОВОЙ ТЕРАПИИ

Группа группового процесса. Так называемые группы групповой динамики, группового процесса или мастерские могут быть поучительны для специалиста по групповой динамике, но непосредственно с работой группового те­рапевта не связаны; и в данном случае они могут при­нести больше вреда, чем пользы, склоняя его к дилетан­тизму. Групповой терапевт, который хочет получить лич­ные впечатления от пребывания в группе, должен попасть в ситуацию, где с ним обращаются исключительно как с пациентом и только так. Проблема здесь та же, что и при «дидактическом анализе». Дидактический анализ — это не представление «аналитических товаров» и не «интересный опыт»; он должен быть совершенно реальным, чтобы при­нести кандидату пользу в его будущей профессиональной деятельности. Первое правило преподавателя для любого типа эффективной психотерапии с коллегами — обращать­ся с ними прежде всего как с пациентами, а уж потом — если это вообще возможно — как с коллегами. Умный коллега обычно понимает это и сам и, начиная лечение, прежде всего сам потребует такого отношения. Если же он этого не донимает или не хочет, терапевт-преподава­тель сбережет время, энергию, а возможно, устранит и будущую неловкость, если отложит лечение или напра­вит коллегу к кому-нибудь другому.

Студент и психоанализ. Поступление студента в груп­пу в качестве пациента может совпадать с его дидакти­ческой работой или быть отложенным до ее завершения, но он не должен посещать лекции, семинары и терапев­тическую группу у одного и того же руководителя. Более сложная ситуация возникает, когда студент проходит или собирается проходить психоанализ. Обычно считается не­желательным одновременно проходить групповое лечение и индивидуальный психоанализ. Опыт автора свидетельствует, что мало кто из ортодоксальных аналитиков одоб­ряет такое совпадение. С другой стороны, трансакционная групповая терапия сбивает с толку тех, кто одновре­менно проходит психоанализ, потому что в таком случае человек одновременно сталкивается с двумя совершен­но разными подходами, осуществляемыми разными те­рапевтами; возникает стремление к разделению и раз­граничению, а это не помогает ни групповому терапев­ту, ни психоаналитику. Студент, который собирается пройти психоанализ, может решить, что по личным и организационным причинам психоанализ предпочтитель­нее, и вскоре после начала проведения психоанализа может покинуть группу.

Поэтому те, кто предполагает проходить Психоанализ, должны отложить его, пока не получат максимальной те­рапевтической пользы от групповой терапии. А те, кто уже проходит психоанализ, должны отложить групповую терапию до завершения анализа. Кем бы ни был первый терапевт, такие случаи представляют технические слож­ности. Из этих двух ситуаций вторая, то есть завершение психоанализа до начала групповой терапии, вероятно, предпочтительнее. Основательные рекомендации и реше­ния этой трудной проблемы возможны только после об­суждения нескольких таких случаев на конференциях по психоанализу и групповой терапии, а изучение объеди­нения этих двух методов непрактично. В настоящее вре­мя можно сделать только одно суждение: групповому те­рапевту полезно иметь личный опыт присутствия в тера­певтической группе в качестве пациента. Но и это толь­ко предварительное предположение, поскольку данный факт никогда критически не рассматривался и по-прежне­му остается частью правил институциональной групповой терапии.

СЕМИНАРЫ

На практике существуют три разновидности семина­ров: на полдня, на один день и на два дня. С другой точ­ки зрения, их можно разделить на семинары «давайте познакомимся», или семинары «перерывов на кофе», и ра­бочие семинары. Семинары «перерывов на кофе» — это приятные социальные события, во время которых высту­пающему следует сказать немногое и только то, что хо­тят услышать присутствующие и что они позволяют ска­зать; для умеющего приспособиться лидера такие выступ­ления не представляют никакой трудности.

Во время рабочих семинаров перерывы на кофе уст­раиваются до начала работы — с 9 до 9.30 утра — и пос­ле окончания — с 16 до 16.30, причем отводится еще час или полтора часа на ланч. Выступающий может согласить­ся еще на два небольших перерыва в 10.50 и 14.50, но они могут оказаться ненужными, если у него есть что ска­зать и чем заинтересовать аудиторию. Рабочие семинары организуются только для тех, кто действительно хочет учиться, и для тех инструкторов, кто действительно хо­чет учить. В последующем обсуждении мы имеем в виду только рабочие семинары.

Какой бы ни была общая продолжительность семина­ра, его удобно разделить на два сегмента, каждый по два с половиной часа. Далее приводится удачный план одно­дневного семинара.

1) Утром выступающий говорит в течение часа или полутора часов на строго определенную тему; остающе­еся время он отвечает на вопросы. 2) Выступающий воз­вращается с ланча раньше слушателей и присутствует на занятии местной терапевтической группы, если таковая существует в той организации, где он выступает. Ауди­тория собирается вновь; местный терапевт рассказывает о том, что происходило в группе, а затем выступающий сообщает свою версию. Затем он демонстрирует, как тема его утреннего выступления преломляется в местных про­блемах. Последний час снова отводится на ответы на вопросы.

Нет необходимости, чтобы работники этого учрежде­ния устраивали свободную дискуссию в присутствии вы­ступающего: они могут провести обсуждение в какое-ни­будь другое время. А пока он присутствует, они должны извлечь из его присутствия максимальную пользу. Для семинара длительностью в полдня можно планировать либо 1) деятельность (первая часть), либо 2) приспо­собление к местным проблемам (вторая часть). Если се­минар рассчитан на два дня, второй день может про­водиться аналогично, но по другой теме, или можно более глубоко рассмотреть тему первого дня. Например, трансакционный аналитик в первый день предлагает трансакционную терапевтическую теорию и методику, а во второй день — трансакционную групповую дина­мику и продвинутый анализ игр. Если выступающий что-то опубликовал на предлагаемые темы, он должен попросить спонсоров или сам прислать репринты, что­бы заинтересованные слушатели могли получить пред­варительное знакомство с его взглядами. Если же он сам ничего не написал, он может порекомендовать один или максимум два источника для предварительного изуче­ния литературы. Если он порекомендует больше источ­ников, семинар может превратиться в семинар «пере­рыва на кофе», обсуждение затронет множество тем, и аудитория останется недовольна. Выступающему при­дется приложить максимум усилий, чтобы усовершен­ствовать свое мастерство, если он объяснит себе недо­вольство аудитории своими недостатками, а не недо­статками слушателей.

Семинары с переменой ролей. Интересную разновид­ность представляет семинар с переменой ролей. Для его проведения вдобавок к главному выступающему необхо­димо, чтобы в штате больницы были хорошо подготов­ленные групповые руководители. Выступающий говорит примерно в течение часа, после чего аудитория разбива­ется на небольшие группы для обсуждения услышанного и проведения экспериментальной проверки новых идей. Первейшая обязанность подготовленных групповых лиде­ров следить за тем, чтобы обсуждение не уходило в сто­рону. Такая двойная сессия может происходить трижды в день: утром, днем и вечером. Участники не устанут при такой интенсивной программе, если у выступающего до­статочно свежих идей и если лидеры достаточно жестки, чтобы устранить главные опасности, которые угрожают малым группам. (Например, когда «требующий свобод­ной дискуссии» заявляет: «Я говорю в течение сорока минут, еще двое говорят по десять минут. А все остальные молчат»; опоздавший: «Дайте мне десятиминутное резю­ме того, что происходило в последние пять минут; если будет меньше, я обижусь»; астролог: «А вы верите в сверхчувственное восприятие, доктор?» и т. д.) Эта сис­тема хорошо себя проявила во время коротких рабочих семинаров, на которых в течение короткого периода нуж­но усвоить большое количество новых идей. Необходи­мые обзорные совещания руководителя с его штатом могут проходить открыто, так, чтобы все желающие мог­ли слушать. Это дает штату возможность продемонстри­ровать свое планирование. Вместо того чтобы рассказы­вать о том, что происходило на последней встрече, они должны ясно показать, что главный интерес прошлого в том, чтобы помочь составить планы на ближайшее бу­дущее. Вместо того чтобы бессильно раздумывать над тем, что произошло утром, каждый лидер должен отве­тить на решающий вопрос: «Что ты собираешься пред­принять относительно этого во время встречи во второй половине дня?»

ИССЛЕДОВАНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ

ВСТУПЛЕНИЕ

В своей памятной статье «Опыт и эксперимент в био­логии» Пол Вайс подчеркивает некоторые современные черты философии науки. Его замечания, так же как вы­сказывания других опытных и проницательных авторов в области методологии, имеют самое непосредственное от­ношение к групповой терапии. Вайс указывает на значе­ние опыта как основы для оценки экспериментов и как на необходимое условие правильного истолкования экспериментов. Два следующих его замечания кажутся осо­бенно уместными; примечания автора настоящей книги даны в скобках.

«Эксперименты обычно бывают не импровизирован­ными, а заранее спланированными; они проводятся не для того, чтобы получить что-то новое, а для объяснения уже полученного; но на самом деле они должны быть отно­сящимися к неясному и вызывающими». (Это реминис­ценция замечания Сингера о том, что вскрытие в 14 веке не делало ничего больше и от него не ждали ничего боль­ше, чем подтверждения взглядов Авиценны — в которых никто не сомневался. То же самое можно сказать в на­шем столетии о групповой терапии в связи с Фрейдом.)

«В традиции прошлых столетий разработка экспери­мента — это все равно как наведение оружия на цель, а не случайный обстрел окрестностей в надежде, что по­падешь во что-нибудь значительное.

То, что что-то не делалось или не пробовалось рань­ше, совсем не причина для того, чтобы не делать или не пробовать этого. Необходима оригинальность, чтобы вне­сти подлинно значительное новшество, решить пробле­му или усовершенствовать теорию». (В групповой тера­пии это означает проверку самого основного положения: «Говорить — хорошо», а не менее значительные следствия этого утверждения, например: «Хорошо, что они говори­ли так, а не по-другому».)

«Мы видим, что молодые исследователи создают ис­следовательские проекты как абстрактную картину: берут различные красивые и многоцветные слова из новейшей литературы и переставляют, перекладывают их, создавая новый конгломерат, добавляя мешанину наблюдений, не­переваренных и неперевариваемых.

Экспериментальные дисциплины справедливо искоре­нили веру в истину a priori... но нужно помочь молодому поколению не впасть в противоположную крайность, не менее пагубную, а именно в недисциплинированные эк­сперименты, не руководимые никакой идеей».

(Сомнительно, чтобы компьютеры заменили людей, но они, несомненно, заменят людей, которые умеют делать только то, что компьютеры делают лучше.)

Пример-иллюстрация. Доктор Кью рекомендовал паци­ентке переход к другому терапевту, потому что в группе она не чувствовала заметного улучшения. Остальные чле­ны группы немедленно начали убеждать ее остаться и по­стараться объективнее отнестись к своим играм, чтобы она смогла отказаться от некоторых из них настолько, чтобы иметь возможность услышать, что пытаются ей сказать. Когда доктор Кью рассказал об этом на встрече с моло­дыми терапевтами, они немедленно принялись post factum объяснять, почему это произошло: другие пациенты были встревожены угрозой разделения, а также тем, что паци­ентка не чувствовала прогресса и так далее, — и пришли к заключению, что подобная реакция группы почти не­избежна. Доктор Кью упомянул, что на той же неделе он дал такую же рекомендацию пациенту в другой груп­пе, но там остальные члены группы согласились с его мнением и пациент оставил группу и перешел к другому терапевту. Несомненно, оба исхода «объяснимы», но в научном смысле один случай без другого не имеет смыс­ла. Единственный способ сделать подобные «объяснения» разумными и логичными, это спросить себя не «Как мне это доказать?», а скорее «Как мне это опровергнуть?», а затем попытаться опровергнуть. В приведенном примере каждый случай может быть «объяснен» порознь, но, к несчастью (или, скорее, к счастью), взятые вместе, они опровергают объяснения, предложенные для каждого из них. Только путем сопоставления таких противоречивых результатов групповая терапия может стать чем-то боль­шим, чем просто обменом писем между почтительными коллегами.

ОРГАНИЗАЦИЯ ИССЛЕДОВАНИЙ

Если групповой терапевт задумывает исследователь­ский проект, он должен оценить его с вниманием, какого ожидают от опытного клинициста. Он должен спросить себя, какие сложные мотивации определяют его интерес именно к этой проблеме. Эти мотивации удобнее всего рассмотреть со структурной точки зрения. Что надеется узнать его Взрослый? Что будет делать в этой ситуации его Родитель? Почему его Ребенок интересуется этой про­блемой, как его Ребенок собирается использовать проект и что он будет делать с данными? Такие вопросы созда­ют проекту рациональную перспективу. Если выяснится, что архаичные мотивации доминируют над неопсихичны-ми, весь проект следует подвергнуть сомнению и ради­кально изменить организацию эксперимента или вообще от него отказаться. В одном случае, связанном с груп­повой динамикой, степень самообмана граничила с са­дизмом и была очевидна всем, кроме экспериментато­ра; но он отчаянно сражался за свою академическую «свободу» и продолжал осуществлять свой проект, со вре­менем вызвав возмущение научного и политического со­общества. В данном случае вопрос не в ценности или надежности результатов, а в том, оправдывают ли они эксплуатацию субъектов. Менее решительный человек мог предпочесть бы, чтобы кто-то другой проявил ини­циативу в столь сомнительном проекте, в котором ко­личественные взаимоотношения между архаичными (Ре­бенок) и рациональными (Взрослый) мотивациями были подвергнуты сомнению многочисленными компетентны­ми комментаторами.

В другой аналогичной ситуации молодой групповой терапевт, у которого необычные личные критерии отбо­ра пациентов не были четко сформулированы, кончил тем, что создал группу из молодых привлекательных женщин с одинаковыми брачными проблемами. Вопрос возник не потому, что получилась столь единообразная группа, а потому что терапевт этого не предвидел (поскольку лич­ная привлекательность и сексуальная фрустрация не вхо­дили в сформулированные им критерии отбора). В дан­ном случае Взрослое обязательство заключалось в иссле­довании женской тревожности, Родитель проводил необъявленное и основанное на предубеждениях иссле­дование неудовлетворительных мужей, а Ребенок втайне был зачарован периферийными аспектами; и соответ­ственно пострадала эффективность всего проекта. Руко­водитель предложил пересмотреть мотивации терапевта, и результат благотворно сказался на его работе.

Поскольку архаичные (Детские) и заимствованные (Ро­дительские) отношения почти всегда влияют на органи­зацию эксперимента, по крайней мере в отношениях с субъектами-людьми в социальных науках, их простое при­сутствие вовсе не всегда указывает на необходимость пе­ресмотра, при условии, что доминирует рациональное (Взрослое) отношение. В этом случае Ребенок и Родитель не снизят ценность исследования, но придадут ему осо­бый привкус. Так, изучая воздействие алкоголя, трезвен­ник с сильным Родителем может разработать совсем не такой эксперимент, как алкоголик с активным Ребенком, но рациональные (Взрослые) соображения скорее возьмут верх над этими скрытыми тенденциями, чем наоборот, и в таком случае оба замысла могут оказаться разумными. Тем не менее можно рекомендовать, чтобы предваритель­но мотивации экспериментатора были проверены нейт­ральным специалистом. В некоторых случаях найти та­кого нейтрального участника почти невозможно. Особен­но это относится к случаям так называемой «подростко­вой преступности». Всякий, кто наслушался докладов на эту тему на больничных конференциях, может прийти к выводу, что обе стороны в равной степени рациональны, но существует своего рода «избирательная рациональ­ность» в зависимости от того, на чьей стороне участник обсуждения: жертвы или агрессора, к тому же существу­ют и расхождения во мнении, кто именно является жерт­вой, а кто агрессором.

Случай-иллюстрация. Пятнадцатилетний мальчик избил восьмилетнюю девочку, которую пришлось госпитализи­ровать. Когда этот случай рассматривался на больничной конференции, обсуждающие разделились на три группы, в равной степени рациональные: 1) «консерваторы», ко­торые рассматривали общество как жертву, которую нуж­но защитить от агрессивного подростка; 2) «плохие» люди, которые хотели наказать подростка; и 3) «хорошие» люди, желавшие уберечь подростка от участи жертвы, которую «излечивает» разгневанное агрессивное общество. Все они любезно согласились с предложением гостя конференции, чтобы различные точки зрения подверглись проверке пу­тем «исследования». Однако все пришли в замешательство, когда гость добавил, что он предлагает исследовать само обсуждение, а вовсе не подростковую преступ­ность. Один из участников обсуждения с надеждой сказал: «А, вы предлагаете сделать обзор мнений». На что гость твердо ответил: нет, вовсе не обзор; он собирается при­ложить реальные усилия, чтобы понять, каким образом суждения разных людей кажутся в равной степени раци­ональными, в то время как эти суждения прямо проти­воположны. Конференция закончилась в состоянии об­щего смятения. Подростковая преступность — это тема, при обсуждении которой люди особенно горячо спорят, если из этого обсуждения устраняются многосложные ин­ституциональные предосторожности.

Из приведенных выше примеров должно быть ясно, что хотя скрытые влияния не обязательно воздействуют на организацию эксперимента, они все равно проявятся при истолковании данных. Поэтому желательно, чтобы каждый эксперимент, связанный с алкоголизмом, интер­претировали трезвенник, «нейтральная» личность и алко­голик и чтобы все три интерпретации обнародовались од­новременно. В каждой области существует достаточное количество хорошо подготовленных ученых, что позволяет осуществить такое предложение, если оно будет воспри­нято серьезно.

Есть необходимость в дополнительной информации, касающейся влияния на социальные действия звукозаписи и наблюдателя. В действительности во многих случаях гипотезы, на которых основаны эксперименты, оказыва­ются менее значительными, чем то, что обнаруживается в поведении человека при ненавязчивом наблюдении. Если, например, пациент говорит о неприятностях с же­ной, в его сознании социальный контракт (вежливость) указывает на то, что терапевт выслушает его. Но если те­рапевт говорит: «Во время разговора вы покраснели», он нарушает контракт: он не слушал пациента, а наблюдал за ним. Реакция пациента на такое вмешательство часто кли­нически гораздо более интересна и существенна, чем со­держание его высказывания. Постоянное влияние звуко­записи более тонко и незаметно, и трудно определить его воздействие на разных людей в разных обстоятельствах.

Эти наблюдения подчеркивают, что важная обязанность экспериментатора перед самим собой и руководителя пе­ред студентами — постараться, чтобы способности, возмож­ности, время и энергия использовались наиболее продук­тивно, чтобы они не были связаны общепринятыми «ис­следовательскими» канонами, которые сами по себе недостаточно исследованы. Экспериментальное исследо­вание этих канонов во многих случаях может оказаться более необходимым, чем эксперименты, предпринимае­мые в соответствии с каноническими правилами. Кажет­ся не менее важным прослушивать записи конференций наблюдателей, чем записи групп, за которыми они наблю­дали. В данном случае регресс может предоставить дан­ные, необходимые для решительного прогресса. Изучение интерпретаций данных — одна из наиболее неотложных проблем социальных наук в настоящее время, однако трудно найти исследователя, который сам не работал бы в соответствии с такими канонами.

Например, простейший эксперимент в области груп­повой динамики (который неоднократно и в самых раз­ных формах проводился на сан-францисском семинаре по трансакционному анализу) касался вопроса «Что про­исходит, когда два человека оказываются в одном поме­щении?» Обычный предлагаемый консультантами метод заключается в том, чтобы обсудить различные методы на­блюдения и записи для точного сбора «материала» или «данных», которые можно будет проанализировать, а по­том изменять условия, в которых людей «помещают» в одну комнату. Однако подход семинара был совершенно иным. Для участников либо не устанавливались никакие условия, либо создавался стандартный набор условий. Зато менялся метод наблюдения. Это делалось на основании позже подтвержденного предположения, что само нахож­дение под наблюдением — наиболее важный параметр та­кой ситуации, он важнее других (разумных) условий. Воз­никающий при этом (и обычно ускользающий от внима­ния) фактор — воздействие самого наблюдателя на акт наблюдения и побочное воздействие, которое оказывают его реакции на субъектов эксперимента. В этом отноше­нии, как бы «объективно» ни вел себя наблюдатель в данной ситуации, как бы «объективно» он ни давал инструк­ции, его личность оказывает самое решающее воздействие на реакции субъектов. Как только это положение фор­мулируется, оно становится «очевидным» для опытного клинициста; но исследователи далеко не всегда педантич­ны в отношении этого фактора, возможно, в надежде на то, что им не придется иметь дело с такой трудной пере­менной.

Элемент игры, связанный с социальными и психоло­гическими исследованиями, проявляется в таком эмпи­рическом наблюдении. Обычно роль исследователя серь­езно и специально рассматривается только в том случае, если научное сообщество не хочет признавать результа­ты его исследования. Если же исследователь говорит то, что хотят услышать другие, его будут расспрашивать о цвете его глаз лишь для проформы.

Это непосредственно подводит к следующей группе проблем, с которыми сталкивается исследователь в обла­сти групповой терапии.

ИССЛЕДОВАНИЯ ИЛИ ЛЕЧЕНИЕ?

Опыт показывает, что пациенты, которые служат объектом наблюдения или участвуют в исследовательском проекте, могут в групповой ситуации чувствовать улуч­шение, но чтобы правильно оценить пагубное или бла­готворное воздействие таких процессов, необходимы до­полнительные исследования. Самое важное обстоятель­ство, вероятно, не организация исследования, а сам тот факт, что пациенты используются как «субъекты» экспе­римента. В этом отношении необходимо проанализи­ровать по крайней мере три полярных случая: 1) чисто лечебные группы сравнительно с экспериментальными группами любого типа; 2) пациенты, участвующие в экс­периментах, цель которых им полностью объяснена, срав­нительно с теми, кто участвует в эксперименте без объяс­нения; 3) «контрольные» группы сравнительно с «экспе­риментальными» группами в обычном смысле.

На языке игр — все пациенты играют в различные игры, и обычно это не очень конструктивные игры, ина­че игроки не были бы пациентами. У терапевта есть две возможности: либо избавить пациентов от игр, либо на­учить их играть в новые игры. С того момента, как он соглашается на эксперимент, он начинает учить пациен­тов новой игре, в которой у них новая роль субъектов исследования или эксперимента. Это может быть более конструктивно, чем их предшествующие игры, но обыч­но не может считаться оптимальной терапевтической це­лью. Целью должна быть свобода от игр, или, на прак­тике, свобода в любой момент выбора игры, в которую пациенты будут играть. Требование играть роль субъек­та эксперимента нарушает свободу пациента в большей степени, чем требование быть просто пациентом. Боль­ше того, сам терапевт в экспериментальной группе при­нимает на себя иную роль, чем просто роль терапевта; это ставит его в такое же положение, в каком находит­ся офицер по условному освобождению, которому при­ходится в группе играть роль не только терапевта, но и полицейского. Результат такого трудного положения можно наблюдать, если незаинтересованный терапевт на одну-две встречи принимает на себя руководство груп­пой в исправительном заведении: вскоре становится оче­видной разница между терапевтом-«полицейским» и «не­полицейским». Этот парадокс может быть разрешен, но для его разрешения необходимы не только клинический опыт и решимость, но и определенные способности.

Как уже отмечалось, аналогичный результат возника­ет, если терапевт хочет получить «статистические дан­ные» относительно своих терапевтических результатов. В приведенном примере (во второй главе) пациенты со­чли эту мысль сомнительной и необычной, но с готовно­стью дали ему разрешение использовать себя в качестве «объектов» в таком ограниченном и строго определен­ном смысле, поскольку во всех остальных отношениях он относился к ним, как к обычным людям. В клини­ческой психиатрии давно подозревалось, что терапевт, который начинает работать с мыслью о статистике, по­лучит совсем иные результаты, чем тот, кто о статистике не думает. Такая проблема возникает всякий раз, как становится популярной новая форма лечения — от ин­сулина до новейших транквилизаторов.

В групповом лечении лучше придерживаться уже очер­ченной выше позиции: группа либо чисто лечебная, либо не чисто лечебная, причем в последнем случае терапев­тические результаты могут быть ослаблены. Пациенты должны ясно осознавать это, если их приглашают уча­ствовать в исследовательском проекте. Будучи предупреж­денными, они могут эффективно справиться с осложне­ниями.

На вопросы, как, когда и кем проводятся тесты, мож­но ответить только после тщательной экспериментальной оценки самих принципов, лежащих в основе эксперимен­та. В некоторых случаях кажется, что чем более труден и сложен исследовательский проект, тем более безжизнен­ным и нетворческим становится происходящее в группе — парадоксальный и заставляющий задуматься вывод. До сих пор ни различные математические методы, ни разглаголь­ствования не позволили удовлетворительно объяснить, что происходит в таких ситуациях.

Возможно, с практической точки зрения это лучше всех сформулировал Орн, который утверждает: «Плодотворно рассматривать психологический эксперимент как очень специфическую форму социальных взаимоотношений».

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: