 |
Сцена третья.. Пульс товарища Сталина.
|
|
|
|
Сцена третья.
Пульс товарища Сталина.
Кремлёвская свита и Валентина (подруга и медсестра отца времен), собрались вокруг лежащего на диване Сталина, который бездвижно смотрит в одну точку.
Молотов: (шепотом) Куда он смотрит?
Берия: Что он видит?
Хрущев: На что он указывает?
(сморят туда же, вверх и налево)
Берия: Ты что-то видишь?
Молотов: Ничего.
Хрущев: И я ничего.
Берия: А он – видит! И так было всегда!
Берия и Молотов бросаются на колени, к руке Сталина, но Берия опережает, и начинает неистово целовать Сталину руку. Входят два врача. Их приход ничего не меняет в поведении Берии.
Первый врач: Нам нужно переодеть то…то…то…
Второй врач: … варища Сталина.
Первый врач: И снова осмотреть его необхо… хо… хо…
Второй врач: … димо.
Молотов (глядя на почти впавшего в беспамятство Берию): Я полагаю, достаточно ограничиться товарищеским рукопожатием.
(Молотов подходит к другой руке вождя и с преданностью, с глубоким вздохом пожимает ее. В свите происходит раскол: одна часть подходит к руке за целованием, другая выстраивается для рукопожатий. Незадействованной в противоречивом ритуале остается только Валя – она всхлипывает в углу).
Молотов: (врачам) Какая у него влажная ладонь! Что это значит?
Первый врач: У ладонного потоотделения есть несколько причин... Причина первая…
Второй врач: Сначала нам нужно переодеть и осмотреть. Мы же впервые тут! (первому, тихо) Говорить буду только я, ты не начинай даже, я приказываю, я умоляю...
Молотов (Берии, который, слегка опьяняв от поцелуев, отошёл наконец от сталинской руки): Думаешь, ему это понравилось?
Берия: Я не мог иначе.
Валя: Он знал, он все знал. Он мне вчера говорит: «Видишь, Валентина, как заходит солнце? Ранней весной в Москве так редко можно увидеть солнце». (Свита недоуменно переглядывается). Ах, вы не понимаете! (продолжает всхлипывать).
|
|
|
Первый врач: Можно, мы посчитаем пульс?
Первый врач подходит к Сталину, берет его правую руку. Но врача так трясет, что он все время роняет руку вождя, и, смертельно бледный, продолжает отсчет снова и снова. Сталин поднимает вверх левую руку. Он будто указывает в ту сторону, куда раньше так упорно смотрел. Все, как заворожённые, смотрят в пустоту, надеясь разглядеть какой-то знак или хоть что-то, что могло приковать столь пристальное внимание генсека. Слышен шепот свиты: «Куда он показывает? » «На что он указывает? » «Ничего не вижу! » «А я вижу» «Что? » «Сам присмотрись» «Не вижу! Расстреляю своего окулиста, падлу».
Шепот охранников: «Врачи подонки, даже глазные» - «Глазные особенно, они ведь на зоркость влияют» - «В том числе на политическую». Кто-то из свиты: " Кто-нибудь заткните охрану! ".
В этот момент появляется еще один Сталин. Его никто не замечает.
Сталин: Ха. Указывал. Никуда я не указывал. Я хотел схватить за глотку - их всех, по очереди; мое сердце сдавила жалость, что я так и не успел сделать - их всех, по очереди – мертвыми.
А потом мне стало плевать (рука первого Сталина опускается). Похолодели ноги, до колена, я хотел приказать, чтоб их укрыли одеялом. Но язык не слушал меня. Я даже рот открыть не сумел. Даже. Не сумел. Открыть. Рот. Меня поразило, что сразу похолодели два сросшихся пальца на правой ноге. Значит, закончилось чудо. Даже в Сибири, в ссылке, в жуткие холода, когда все тело обращалось в едва дышащий, едва колышущийся на ветру кусок льда, эти два маленьких героя не мерзли. Никогда! Не поддавались они холоду и в зимнем Петрограде, и в Крещенские морозы в Москве. Нигде! А тут, на теплой даче – прекрасный у меня истопник, как долго я их перебирал! - на теплой даче, в начале весны, пальцы первыми дали предательский сигнал: «Нам холодно! Укутай нас! ». Значит, чудо закончилось. (закуривает, садится, со злым весельем смотрит на суету вокруг своего тела). Теперь-то можно. (пауза). И - никого. Даже Ильич, который посещал мои видения регулярно, не пожелал прийти в предсмертные галлюцинации...
|
|
|
Над сценой раздается грандиозный хриплый кашель.
Хрущев: Будьте здоровы, господин президент!
Сталин: (в гневе)Следуйте тексту!
(в зале оживление)
Первый врач: Мы должны…
Второй врач: (перебивает первого)… поставить товарищу Сталину пиявки.
Первый врач: По восемь…
Второй врач:. .. за каждое ухо…
Приступают. Валя рыдает все сильнее.
Сталин: По восемь за каждое ухо…Пиявки приступили к работе во благо партии и народа. Мне лучше не становилось, а шестнадцать крохотных уродцев, восемь за левым ухом и восемь за правым, наливались моей кровью на глазах соратников. И вот мы с товарищами любуемся друг на друга, и я слышу запах их страха – они боятся меня, друг друга, самих себя. Они растеряны, подобно актерам, которых выпустили на сцену, но текста - не дали. Что же делать? Вдруг промолчим слишком длинно? А если заговорим неуместно? Все может принести смерть - и слово, и молчание...
Он приближается к краю сцену.
Сталин: Нам продолжать? Президент не закончил обедать?
Человек из министерства: Подают десерт. Продолжайте, мы дадим сигнал.
|
|
|
