 |
Восьмая неделя. Девятая неделя. Десятая неделя
|
|
|
|
ВОСЬМАЯ НЕДЕЛЯ
На основе конспекта.
Лора: Я болела и почти всю неделю пролежала в постели и, знаете, однажды Фил разбудил меня, чтобы спросить, будет ли игровое занятие! Я просто рассвирепела! Потом, когда началось занятие, он сказал: «Пожалуйста не говори ничего. Я уже все спланировал». У него было приготовлено пять ершиков для чистки трубок. Он делал всякие штуки, а я должна была угадать, что это. Это продолжалось минут пять. Потом, в последующие десять минут, он занимался с цветными карандашами — очень быстро рисовал разные картинки, и последние пятнадцать минут мы, разумеется, играли в «джеки». В какой-то момент я, видимо, зевнула от скуки, и он сказал: «О, ты думаешь, это смешно! » В самом конце он захотел поиграть в камушки, и он установил правила, которые в процессе игры все время менял так, чтобы я неизбежно проиграла! Вы знаете, я помню, его учительница однажды говорила мне, что Фил — плохой спортсмен и терпеть не может проигрывать.
Лора упомянула, что она «рассвирепела», когда ее, больную, разбудили, чтобы провести игровое занятие. Мне не показалось, что это признание далось ей с трудом — ив самом деле, оно вызвало смех в группе. Она все свободнее признавалась в своих чувствах, и это было хорошим знаком.
Не менее важно и то, что Лора увидела, что Фил рассердился. Его гнев прорвался в ее сознание. Теперь двери были открыты для дальнейшего развития событий— но наши занятия уже близились к завершению.
ДЕВЯТАЯ НЕДЕЛЯ
Из записей.
Лора: Фил начал с заявления: «Я думаю поиграть с кукольным театром». Однако он также предложил сочинить сказку, и это была такая благонравная сказка, где все друг другу помогают, а брат и мама сшили платье для сестры и тому подобное. Ну, мне всем этим заниматься не очень-то хотелось — осталось-то всего две недели, и я решила нарушить правила и заняться чем-то реальным. Я сказала: «Давай поборемся». Тогда Фил сказал: «Ты будешь сестра, а я — брат», и брат начал колотить сестру, и так увлекся, что стал бегать по комнате, сдергивать скатерть на пол и чего только не вытворял. Мне было страшно любопытно, почему он так себя ведет, и я спросила, как случилось, что он так разбушевался в этот раз — ведь на предыдущих занятиях он этого не делал. Он сказал: «Потому что ты обычно говоришь: с девочками нельзя драться». Ну, я совершенно не помню, чтобы я это когда-то говорила.
|
|
|
Главное состоит в том, что Фил считал, что она это говорила; во всяком случае, он действовал так, как если бы она это говорила, Лора согласилась с этим и призналась также, что, возможно, она и говорила так — просто не могла вспомнить. Я похвалил ее за то, что она угадала неискренность в его благонравной сказке и создала условия для того, чтобы Фил раскрылся. С этой всегда сдержанной женщиной произошла метаморфоза.
Она продолжала.
Лора: Знаете, я действительно опечалилась. Я наблюдала за ним, я видела, как сильно он сердится на сестер: на ту, что старше него, и на ту, что помладше; но не на самую старшую и не на малышку. Это было так сильно! Я действительно опечалилась.
И она выглядела печальной. Матери в группе притихли, переживая вместе с ней эту печаль. Лора была щемяще искренна. Спустя несколько мгновений я отметил, что ее попытка помочь Филу открыто проявить чувства была очень продуктивной и следовало бы повторить ее на следующем занятии. Следовало дать понять Филу, что она одобряет такое проявление гнева с его стороны — может быть, просто кивнуть головой — так, чтобы он не отступил или не почувствовал себя виноватым.
Отличное занятие, но, как и присуждение нобелевской премии, не могло состояться без длительной подготовки и планирования — в этом случае потребовался весь опыт предыдущих занятий. Потребовалось время и усилия со стороны Лоры, прежде чем она смогла принять гнев Фила; а Фил должен был проникнуть в глубину этого чувства, для того чтобы выразить его открыто. У меня было приятное ощущение, что мы чего-то достигли.
|
|
|
Одно заключительное замечание. Даже на этом этапе ни я, ни Лора не могли сказать о чувствах Фила ничего, кроме того, что он сердит на двух своих сестер. Потом фокус сместился на одну из них, и мы увидели, почему это произошло и почему он хочет убежать из дома, и почему болеет, и почему заикается — все это стало очевидным на последнем занятии.
ДЕСЯТАЯ НЕДЕЛЯ
По магнитофонной записи.
Лора: Ну, мы опять начали с «джеков», обычное дело. Он проиграл и ужасно разозлился и отложил их в сторону. И сказал: «Что теперь будем делать? » — а я сказала: «Давай поиграем в кукольный театр» И мы занимались, в общем-то, тем, чем занимались на предыдущей неделе.
Д-р Крафт: На предыдущей неделе?
Лора: Ах да — на прошлой неделе предполагалось, что у него будет собственная собака... И она позволила собаке убежать. И это дало ему основание, вы знаете, отлупить ее.
Д-р Крафт: Это оправдано. Я понял вас. У него появился предлог выпороть ее.
Лора: И я сказала ему: «Почему ты так сердишься на сестричку? » А он сказал — и это было так смешно подумала я, может быть после всех этих лет душевных поисков, мне следовало просто спросить у него.
Смех в группе.
Возможно. Но не знаю, ответил ли бы он — чаще дети не отвечают—без «разогрева» на игровых занятиях, без того, чтобы Фил знал, что испытывать те или иные чувства — разрешается и что мама пытается понять его, а не осудить.
I Лора (очень искренне): «Ну, она гораздо счастливее, чем я». — И я сказала: «Ну, почему же? » — И он сказал: «Потому что она была так больна, и ты давала ей игрушки и все такое, а мне никогда ничего не давала». А она ведь и в самом деле была больна, собственно говоря, много лет, и действительно долгое время была на пороге смерти. Собственно говоря, это началось, когда ему было три года, когда он только начинал говорить. Я не знаю, способствовало ли это, вы понимаете, мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало слишком нарочито, но это и в самом деле так. И... до тех пор, пока ей не сделали основную операцию, к пяти годам примерно, мы так и не были до конца уверены, чем с ней дело кончится. Поэтому я сказала, понимаете, сказала... все это время она большей частью была в больнице.
|
|
|
Д-р Крафт: И вы все время бегали в больницу?
Лора: Я фактически все время была с ней. Кроме этого лета, когда она перенесла эту операцию и была там практически все лето. Тогда я бегала туда-сюда.
Д-р Крафт: Я думаю, что вы, между прочим, поступали правильно, проводя с ней все время...
Лора: Ну, я думала, это тоже было важно, но странно, что я никогда не задумывалась о том, как это влияет на других. Я все время беспокоилась о том, как это влияет на нее. И на самом деле я думаю, что в том что, когда она почти все время пробыла в больнице, я его запихнула в молодежный лагерь. Он целый день был в лагере. И ему это, и правда, совсем не нравилось, Уж так уж я устроилась в то лето.
Д-р Крафт: Он чувствовал себя выброшенным за борт.
Лора: Да, совершенно за бортом. Он должен был просто торчать там, и не видел меня до самого вечера, я думаю, что малышу действительно казалось, что мы до такой степени с головой ушли в заботы о его сестричке, что вообще забыли о его существовании. Действительно, сейчас странным кажется, что я никогда не рассматривала это как часть его проблемы. Но он не стал продолжать этот разговор. Я бы видела, если бы он захотел.
Д-р Крафт: Вот именно. Он сказал это. Больше нечего сказать.
Лора: Да. Ну, я все же объяснила ему, как это было серьезно. Собственно, мы никогда ничего не говорили детям.
Д-р Крафт: Ммм... Но он не этого хотел.
Лора: Ну, я, собственно, думаю, что... что если кому-то в нашей семье и повезло, так это ему. Я имею в виду, что он выделялся — к нему по-особому относились, выводили его «в свет» больше, чем других, если на это внимательно посмотреть.
Д-р Крафт: Объективно.
Л о р а: Да, объективно.
Д-р Крафт: Что на самом деле не так.
Смех.
|
|
|
Д-р Крафт: И даже если вы даете ему больше, он все равно чувствует, понимаете, что он ничего не получает. Чего ему на самом деле хочется, как мне кажется, что заставило бы его почувствовать себя хорошо — это фраза: «Эх, я и в самом деле понимаю, каково тебе было — чувствовать себя заброшенным». И скажите ему: «Я никогда не думала об этом прежде. Ты ведь действительно так себя чувствовал». Он уже испытал это чувство и никакие факты этого не изменят. Если вы его будете продолжать задаривать, это чувство останется. Побить куклу значит для него больше, чем сладости и подарки. Он может лупить куклу-девчонку полгода.
Лора: Но это сейчас просто зафиксировалось. Это факт прошлого, и я никогда не смогу этого исправить.
Д-р Крафт: Нет, вы не можете изменить историю, но чувство обиды можно уменьшить. Ему пойдет на пользу, если он это «переварит», обижая куклу и видя, что вы оба понимаете и одобряете это; и это может занять много времени. Гнев может быть подсознательным поводом для заикания — это наиболее распространенный подсознательный повод. Человек не знает, почему заики это делают. Заики тоже не отдают себе отчета в том, почему они заикаются. Их не ругают, поскольку все их жалеют. Им говорят: «Эх, бедняжка! » — что делает это милой уловкой. Таким образом, если он мог почувствовать, что у него появляются собственные права и он может свободно проявлять гнев, есть основание надеяться, что это явление может просто исчезнуть.
Цикл занятий закончился, и мы расстались. Конец всегда кажется таким резким, таким внезапным, хотя мы знали с самого начала, что это случится — мы, собственно, и договорились только о десяти встречах.
Ну, и каковы же были результаты? Как обычно, обратная связь поступала из двух источников: от учительницы и от самой матери. Ниже приводятся отрывки из отчета учительницы.
Второй класс — до родительского семинара: подозрителен; жалуется без причин.
Третий класс — во время родительского семинара: одинок; дремлет наяву и уклоняется от контактов.
Четвертый класс — после родительского семинара: легко раздражается, нетерпелив; постепенно становится менее напряженным; демонстрирует развитое чувство юмора.
Доказывают ли что-нибудь эти наблюдения? Что ж, возможно, в них содержится намек на изменения к лучшему, по крайней мере, в том, что «он чувствует себя менее напряженным». Собственно, этого мы и добивались; ведь отсутствие напряжения приходит, когда освобождаешься от гнева.
Следующее письмо написано матерью почти через два года после серии семинаров. Фил в это время был уже в пятом классе.
Наконец-то я отвечаю на ваше письмо. Тысяча извинений за такую продолжительную задержку... Я нахожу, что серия семинаров для родителей и игровые занятия с ребенком очень полезны. Прежде всего, это невероятно помогло мне самой. Я заперта дома с огромной семьей большую часть времени, и я не особенно часто выхожу из дома и не слишком общительна; так что это была для меня редкая возможность поделиться своими чувствами с другими женщинами. Я думаю также, что на меня подействовало успокаивающе то, что я встретила на занятиях так много моих соседок и услышала из первых уст, что и в других семьях отношения не всегда райские.
|
|
|
Нет, заикание Фила не исчезло чудесным образом после того памятного вечера, но в течение последующих полутора лет оно постепенно уменьшалось до той черты, где, как я думаю, все «заинтересованные лица» чувствуют себя вполне удовлетворенными. Я уверена, что это произошло, по крайней мере, частично, благодаря нашим домашним занятиям; кроме того, у него появилась на следующий год очень спокойная и чуткая учительница. К окончанию четвертого класса логопед почувствовала, что Филу не требуется дополнительных занятий, и это само по себе усиливало его веру в собственные силы.
Еще одно изменение, которое, как я думаю, могло быть вызвано нашей работой — это полный переворот в отношениях со следующей за ним по возрасту сестрой— он определенно стал ее другом и защитником. Мне действительно кажется, что в этом возрасте (одиннадцать и девять лет) навсегда исчезло то напряжение и соперничество, которое существовало между ними на более раннем этапе; и как мать я признаю, что я постоянно испытываю удовлетворение, наблюдая их очевидную преданность и любовь друг к другу.
С сожалением должна отметить, что мы с Филом не так уж долго продолжали наши занятия самостоятельно...
Все отмечают в мальчике перемены — улучшение речи, возросшую веру в свои силы, очевидное раскрепощение. Оглядываясь на игровые занятия, я понимаю, что это был мой первый опыт тесных отношений с ним и начало новой главы в жизни нас обоих. Я не думаю, что сейчас его привлекла бы азартная игра в «джеки» с мамой. Он от случая к случаю вспоминает «вечера, которые мы проводили вместе». Он говорит о них так, как взрослый человек рассказывает о воспоминаниях раннего детства — о чем-то, что приятно вспомнить и что никогда не повторится.
Я надеюсь, мои замечания помогут вам оценить свою работу.
|
|
|
