 |
Ребенок-тиран. Ребенок-манипулятор
|
|
|
|
Ребенок-тиран
Конни сначала описывала свою семилетнюю дочь Джессику как чрезмерно напряженную и излишне чувствительную, приходящую в панику от всего нового. Конни боялась, что Джессику взволнует новизна игровых занятий — и действительно, на первом занятии Джессика была чрезвычайно взволнована. Должно быть, дозволенность и принятие, тем не менее, сыграли свою роль, поскольку часом позже она написала маме записку, которая гласила: «Я тебя люблю! » После этого все остальные игровые занятия значительно отличались от первого.
Начиная со второго занятия, Джессика резко превратилась в ужасного педанта, по-видимому, отыгрывая таким образом в преувеличенном виде то, что она чувствовала по отношению к себе в школе. Жертвой же ее тирании была мама!
Джессика велела матери рисовать в точности то же, что она сама рисовала, и неважно, что делала Конни — Джессика резко критиковала ее рисунок, даже за мельчайшие недостатки; например, лепестки на цветке были недостаточно большими. Она требовала, чтобы Конни рисовала все в точности так же, как рисовала она сама — но не срисовывала у нее. Она говорила взрослым голосом: «Я не могу этого за тебя сделать! » На одном из занятий Конни должна была нарисовать то, что рисует Джессика, но посмотреть, что рисует девочка, ей не разрешалось! Один раз Джессика даже вытащила рисунки предыдущей недели, чтобы «исправить» их. Она часто говорила матери с взрослой интонацией: «Теперь послушайте меня внимательно, барышня! »
Конни относилась ко всему чрезвычайно терпимо и не выказывала девочке ни намека на неудовольствие. (В течение тридцати минут в неделю человек может вынести много такого, что он не вынес бы, если бы приходилось сталкиваться с этим все время. ) Я спросил Конни, как она чувствует себя, подвергаясь постоянной критике, и она ответила, что чувствует себя практически парализованной (в точности так, как Джессика чувствовала себя в школе), боится прикоснуться карандашом к бумаге, когда знает, что ее будут критиковать, что бы она ни сделала. Таким образом, эта деятельность помогла Конни понять, что чувствовала Джессика, и, кроме того, помочь девочке выпустить одолевавшие ее сильные чувства. (В качестве побочного эффекта, это помогло маме лучше рисовать! По ее словам, дочка научила ее рисовать эмоционально, а не рационально. )
|
|
|
Результат? Тирания Джессики сошла на нет после семи-восьми занятий, очевидно, в тот момент, когда она «отработала» потребность быть диктатором, или, возможно, сравнять счет за собственные раны. Она чувствовала себя более свободно в школе и дома. И, в конце-концов, она наградила маму золотой звездой за успехи в рисовании!
Ребенок-манипулятор
Джойс попросила меня, как школьного психолога, посмотреть ее дочь — первоклассницу Эстель, хотя проблема ее не имела отношения к школе. Она заключалась в том, что Эстель плохо обращалась с четырехлетней сестрой. На встрече с родителями я дал им самый общий совет: попытаться хвалить и бранить наедине, постараться уделять время каждому ребенку в отдельности. Джойс пришла на следующую серию родительских семинаров, и ее первый доклад звучал примерно так:
Джойс: Когда я сделала так, как вы посоветовали и сказала Эстель, что она во время игрового занятия может делать все, что хочет, она стала прыгать на кровати, что обычно запрещено. Я не знала, что делать. Я дала ей немножко попрыгать, а потом попросила прекратить. Тогда она сказала: «Я и в самом деле могу делать, что хочу? » — и когда я сказала: да, — она сказала: «Я хочу курить! »
|
|
|
Остальные мамы рассмеялись, глядя на выражение лица Джойс. Ей хотелось на этом остановиться, но я настаивал, чтобы она продолжала.
Д-р Крафт: Что же вы сделали?
Джойс: Ну, это меня просто убило, но я позволила ей закурить сигарету. Я просто до смерти хотела посмотреть на нее. Ей шесть лет.
Д-р Крафт: И что потом?
Джойс: Когда она докурила, она захотела выкурить еще одну!
Смех.
Д-р Крафт: Что же вы сделали?
Джойс: Я сказала: нет, ни в коем случае.
Остальные матери к этому времени смеялись почти истерически.
Джойс: И знаете, что еще? Она сказала, что она прославится. Я спросила, что она имеет в виду. Она сказала, что она собирается рассказать всем в школе, что мама дала ей сигарету и позволила выкурить ее!
Урок был налицо. Эстель была чрезвычайно умным манипулятором. Она держалась на шаг впереди матери. Она приняла указания, которые дала мама — о которых у мамы было время подумать, а для Эстель они были совершенно новыми — и заставила ее вкусить их плоды. Ключевой вопрос здесь: почему Джойс не прореагировала естественным образом в первый раз, не сказала: «Ну, нет»?
Джойс не могла объяснить, почему она этого не сделала; сказала только, ей казалось, что такой ответ нарушит мои указания о предоставлении ребенку свободы. Но это просто не тот случай. Я специально отмечал требование не причинять вреда людям и вещам. Прыгание на кровати — это причинение ущерба вещам, а курение могло нанести вред самой Эстель. Дело было в том, что Эстель действовала интуитивно и свободно, в то время, как мать действовала рассудительно и по инструкции. Таким образом девочке и удавалось оказаться на шаг впереди матери.
Джойс поняла, в чем дело. Никакая диагностика с моей стороны и никакая встреча с родителями не могли бы продемонстрировать это так ярко. Последующие занятия ясно показали, что Эстель остро нуждалась в том, чтобы «переиграть» мать. Постепенно Джойс научилась настаивать на своем, не вступая при этом в состязание с дочерью, но расслабляясь и делая то, что приходило естественно. Отношения между матерью и дочерью стали менее напряженными. «Заявленная проблема»: плохое отношение к младшей сестре — даже не возникала на игровых занятиях, но на следующий год мне позвонила Джойс, чтобы сказать, что дела в школе обстоят лучше и что Эстель лучше ладит со своей сестренкой. Почему? Я могу предположить, что когда Эстель больше не приходилось быть на шаг впереди матери, мама действительно стала мамой. Эстель теперь могла снова стать ребенком и поступать, как ребенок, вместо того, чтобы играть роль родителя по отношению к сестре.
|
|
|
