Обвинения в неполноценности. Любовь по требованию

Обвинения в неполноценности

Некоторые шантажисты утверждают, что мы сопротивля­емся им только потому, что в чем-то ущербны. В психотера­пии это называется патологизацией, и, хотя я очень не люблю использовать психиатрическую лексику, термин патологизация наиболее полно описывает это явление. Слово «патология» про­исходит от греческого pathos, которое означает страдание или сильное переживание, однако современное значение этого сло­ва — «болезнь». Патологизация — это способ заставить нас казаться больными, если мы не соглашаемся с требованиями шантажистов. Они обвиняют нас в том, что мы невротики, извращенцы или истерики. И что самое неприятное, пользу­ясь нашим доверием, они собирают все несчастливые собы­тия, которые пережили вместе с нами, и кидают их нам в лицо, чтобы доказать, что мы допустили такое, потому что являем­ся эмоциональными калеками.

Поскольку обвинения в неполноценности со стороны шан­тажиста могут нанести сокрушающий удар по уверенности в себе и чувству самости, это особенно болезненный (и эффек­тивный) инструмент.

Любовь по требованию

Обвинения в неполноценности часто звучат в любовных отношениях, когда существует дисбаланс желаний. Один че­ловек хочет больше, чем другой: больше любви, больше вре­мени, больше внимания, больше преданности, но когда он этого не получает, то стремится поставить под сомнение нашу способность любить. Большинство из нас готовы на многое, чтобы доказать, что любят и любимы, поэтому распространен­ным является заблуждение, что: «Если кто-то меня любит, я тоже должен его любить, иначе со мной что-то не так».

Мой клиент Роджер, сценарист в возрасте около тридца­ти лет, столкнулся с ураганом обвинений в неполноценнос­ти, когда решил получить некоторую степень независимости в отношениях с Эллис, актрисой, с которой познакомился на курсах реабилитации 8 месяцев назад.

У меня ощущение, что Эллис предана мне больше, чем все остальные, с кем я был знаком. Необыкновенно приятно было проводить с ней время сразу после того, как мы познакоми­лись. Они приходила, садилась на край постели и читала чер­новики моих сценариев, восхищаясь ими. Казалось, что она ценит мою работу, любит ее и меня. Мне она очень нрави­лась. Эллис видела все мои фильмы, она веселая, она эффект­ная и считает, что мы созданы друг для друга.

Но всего после пары месяцев Эллис стала настаивать, чтобы мы жили вместе. Она говорила, как здорово, что мы нашли друг друга, и будто бы всегда знала, что это поможет нам изменить свою жизнь. Все, что мне было нужно, — это перестать сопротивляться и позволить Господу направить нас к созданию прекрасных отношений. Она сказала, что по­нимает, как мне трудно это сделать, потому что в прошлом годуя пережил трудный развод, ноя должен смотреть в лицо своим страхам, а не бежать от них. Звучало здорово, но ка­залось, что все происходит слишком быстро.

Эллис и Роджер проводили много времени, обсуждая про­грамму реабилитации, которую проходили, поддерживая друг друга. Но Эллис нравилось играть роль психотерапевта, осо­бенно когда Роджер рассказывал о своем страхе, что их отно­шения развиваются слишком быстро. Даже на этой ранней стадии Эллис имела склонность определять колебания парт­нера как остаточное невротическое поведение бывшего алко­голика, хотя он не пил одиннадцать лет. А Роджер принимал ее замечания близко к сердцу. Несмотря на не покидающее его ощущение, что он с головой увяз в отношениях с Эллис, он решил, что она, возможно, права. Он разрешил ей пере­ехать к нему.

Она была уверена в нашем будущем и рвалась к нему, а я старался делать по одному шагу за один раз. Но если кто-то так сильно любит, тебе кажется, что он выделяет огром­ный поток энергии, и этот поток захлестнул меня. Надо при­знаться, что первое время я был немного напряжен, но ста­рался с этим справиться. Однако в течение последних двух месяцев она стала заводить разговор о ребенке. Эллис 35 лет, и ей очень хочется иметь ребенка. Она говорит, что распи­сываться не обязательно и что это будет идеальная возмож­ность выразить свою любовь и творческие способности. Чи­тала мне детские книжки и рисовала детские картинки, чтобы определить, на кого будет похож ребенок. Это уже слишком. Не уверен, что хочу прожить с ней остаток жизни или быть чьим-то отцом. Мне требуется пространство, чтобы работать и писать.

Не то чтобы я ее не любил, она мне казалась прекрасной женщиной, но мне нужно было привести в порядок мысли. Не уверен, что мои чувства такие же сильные, как ее, поэтому я сказал, что мне хочется некоторое время пожить одному, чтобы все обдумать.

Сопротивление Роджера вызвало яростную реакцию Эллис.

Она сказала что-то вроде: «Я боюсь за тебя, когда ты так говоришь. Утверждал, что любишь меня, но из того, что только что сказал, я поняла: ты — бессовестный лжец. Я знаю, что ты боишься приблизиться ко мне после того бар­дака, в который превратил свой последний брак, но думала, что тебе лучше жить реальной жизнью, а не прошлой. Знаю, что я энергичный человек, но считала, что и ты такой же. Наверное, на тебя нельзя злиться, а можно только пожалеть. Ты слишком боишься жизни, чтобы хоть раз испытать лю­бовь. Чувствуешь себя в безопасности только со своими сказками-сценариями. Взгляни в лицо фактам: всю свою жизнь останешься таким же непьющим алкоголиком, как и твой волокита-отец».

Нервно рассмеявшись, Роджер продолжил:

Все время думаю об этом и спрашиваю себя, а не права ли она. Я трудно вхожу в отношения. Может быть, я просто не знаю, как жить с человеком, который меня любит.

Я сказала Роджеру, что он упустил из виду нечто, о чем забывают многие люди: нет ничего ненормального в том, что один человек меньше нуждается в партнере, чем партнер в нем. Как и большинство шантажистов, использующих обвинения в неполноценности, Эллис злоупотребляла словом «любовь». Почти все ее действия были продиктованы зависимостью, бе­зысходностью и желанием полностью владеть Роджером. Ни одно из этих действий нельзя ассоциировать со зрелой любо­вью. Но для нее прессинг оправдывался всепоглощающей лю­бовью к партнеру, и если он не мог понять Эллис, единствен­ным устраивающим ее объяснением были какие-то ужасные отклонения в его психике.

Реагируя на требования Роджера о большей независимос­ти, Эллис использовала тактику, на которую рассчитывают многие шантажисты: она бросила ему в лицо неприятные фак­ты о нем и его семье, в которых ранее признался Роджер. Он рассказал ей о своем отце, который перестал пить, но стал за­ядлым донжуаном. Эллис знала, что ее партнер, как и многие из нас, испытывает сильный страх быть похожим на отца. Сек­реты, страхи и тайные признания, которыми мы делимся с шантажистом, становятся удобным оружием в случае конф­ликта. Болезненные жизненные события — развод, тяжба по поводу детей, аборт, — рассказанные нами в интимные мо­менты, используются как доказательства нашей неуравнове­шенности. Для Роджера «доказательства» Эллис, что его с тру­дом доставшийся трезвый образ жизни не был полноценным, стали источником тревоги.

Эмоциональные шантажисты часто обвиняют нас в неспо­собности любить или сохранять дружеские отношения про­сто потому, что мы не хотим той близости с любовниками или друзьями, которой они от нас требуют. Этот тип обвинений в неполноценности является уязвимым местом многих из нас, особенно если мы рассматриваем интимные отношения как лакмусовую бумажку и реакцию на свое психическое здоро­вье. Хотя шантажисты, мягко говоря, преувеличивают, когда заявляют, что отношения не удались потому, что мы больны или ущербны, такие утверждения бьют прямо в цель и часто эффективны.