 |
Последний. Не катит. Белые снежинки. Пожить. Левиафания. Одноцветные. Огрызки. Страдивари. Малые формы. Последний «ворошиловский стрелок»
|
|
|
|
Последний
Синоптик играет на нервах,
Бродяга не спит по ночам,
Последний становится первым,
Завидуя тем, кто молчал.
Склоняется дерево к югу,
Летит аэробус на юг,
Подруг забывает подруга,
Иудой становится друг.
Не катит
Помню, в детстве гуляли по трубам,
И читали «12 стульев».
А сегодня – считаем трупы,
И летят рикошетом пули.
Помню, заяц летел по пашне,
«Генералы песка» в прокате.
То ли я навсегда вчерашний,
То ли нынешний мир не катит.
Белые снежинки
Понаехали без приглашения беженцы,
Вытаптывая бреши сквозь заграждения,
И каждой особи подавай нежности,
Беглецам, бросившим место рождения.
С перепуга рванули в разные стороны,
Не по зову сердца, не по убеждениям.
Белые снежинки под мухами чёрными, –
Чёрным будет следующее поколение.
Пожить
Не трогай моих дверей, и силы мои не жги,
Не нужно твоих цепей, я их натаскался всласть.
Проходит впустую жизнь, когда большинство – враги,
Изыди и отцепись, совковая злая власть.
Торчит стукачей забор кремлёвской пилой в размер,
Сто лет продолжаем спор, кому и за что сидеть.
А просто пожить нельзя, картины писать, например,
Чужое себе не взять, и песни о правде петь?..
Левиафания
Вышестоящие
Твари дрожащие,
Всё их призвание –
Левиафания.
Марсово поле –
Маркс и не более,
Пыхнуло искрами –
Гэкачепистами.
Одноцветные
Солдафоны одинакового цвета,
После бойни оставляющие дым,
Не спасут от вымирания планету,
Упреждающим ударом по живым.
Бронебойные снаряды и патроны
От потерь и разрушений не спасут.
Превращаясь в одноцветных солдафонов,
Мы скорее попадём на Страшный Суд.
|
|
|
Огрызки
Счастливцы познают мою Россию
через поэта Башлачёва Сашу.
Но школьникам баланду намесили,
талдычат бутербродское, не наше.
Слоняясь, по земному шару шаря,
лелеют богоизбранные близких.
А русские, в тумане и угаре,
влюбляются в имперские огрызки.
Воюют солдафоны на чужбине,
ошмётком сталинизма наслаждаясь.
Отечество то вспыхнет, то остынет,
к Есенину испытывая жалость.
Страдивари
Им бы только вечно клеить табуретки,
чтобы было чем невольника ударить.
Засекреченное здание разведки
перекрасили под скрипку Страдивари.
Малые формы
Нахлобучены на уши шапки,
Капюшоны от ветра с дождём,
По асфальту резиной шаркая,
На постылую службу идём.
Собираемся в малые формы,
Коллективы, тусовки, отряд,
Чтобы выяснить, всё-таки, кто мы,
Почему наши шапки горят,
Почему наши руки по локоть
В нечистотах и чьей-то крови.
Как на плаху идём на работу,
В мутном омуте рыбу ловить.
Но однажды над нами шарахнет,
Прокуратор поставит на вид.
Снится нам, будто Родина пахнет,
Но она – понемногу смердит.
Последний «ворошиловский стрелок»
Ульяновых в России было двое,
Один как маршал, а другой как гриб.
Юрист сварганил партию разбоя,
Актёр в неё вписался и погиб.
Последний бой на поле быта страшен,
Мужик российский в нём не победил,
Унёс с собой всё русское, всё наше,
Едва калины красной пригубил.
Без командиров в сказках неуютно,
Не клеится воинственный сюжет.
Чины на час, мундиры поминутно,
И никакой ответственности нет.
Внушают бело-сине-красным флагом
Весьма неблаговидную пургу.
Мы снова возвращаемся к ГУЛАГу,
Единственному нашему врагу.
Хомячим и крысятничаем, братцы,
Дошли до края, нечего сказать.
Последних похоронок не дождаться,
Покуда не закончим воевать.
|
|
|
Смотреть в упор невыносимо грустно,
Хранителю достало нас хранить.
Творить судьбу не научили русских,
И вообще – не учатся они.
Ножи и вилы заложили в ножны,
Прощая катастроф круговорот.
Кремлёвские полки благонадежны,
Да только защищают не народ.
Беда не в том – красиво, не красиво,
И где стоит надраенный сапог.
Он так и не сумел поднять Россию,
Последний ворошиловский стрелок.
Куда смотрел, о чём он только думал,
Когда друзья попа́ дали в пути?
От стен Кремля до перекладин ГУМа
Всего-то – поле камня перейти.
Актёр, быть может, раньше многих понял,
Как русскому дожить до седины, –
Страну влекут наряженные пони,
Тяжеловозов силы не нужны.
Страну распотрошили не маньяки,
Но Брики, Мейерхольды, Парфаньяки…
Наш гороскоп
Товарищи единокровные, сограждане православные,
Отставьте китайскую грамоту, скрижалями след выцвел,
Чужой гороскоп выцарапан на теле Востока ранами,
А наш – европейский, арийский, единственный для бледнолицых.
Кто, кроме нас…
Русское слово очистит от скверны,
Жала обрубит и выбьет клыки:
Кто тут за мной, если я буду первым,
Кто тут не стадо и не шашлыки?..
Кто нас ломает, кому это надо, –
Голос возвысить над стадом немым?..
Смотрят угрюмо и зло за ограду,
Рёбрами впитывая чёрный дым.
Противоречия рвут их на части,
Хочется сразу, всего и сейчас.
Злые погонщики плётками власти
Стадо секут, задевая и нас.
Замкнутый круг неразумного мира
Мёртвой легко обернулся петлёй.
Чёрные лица, как чёрные дыры,
Чахнут, утягивая за собой.
Корни выдёргивая без остатка,
Разных подравнивают палачи.
Стадо стоит в ожиданьи порядка,
Топчется и толерантно молчит.
|
|
|
