Камень или статуя 2 страница

Верный Иоганн высасывает яд из груди королевны - только он один может справиться с содержащимся в ней злом. Мужская Анима, когда она появляется впервые, - это сама природа, насто­ящая жизнь, в которой есть и добро, и зло. Это очень распростра­ненный сказочный мотив «девушки-отравительницы», убивающей своего возлюбленного в первую брачную ночь. Анима действи­тельно может погубить мужчину, искушая его жить безрассудной жизнью, удовлетворяя свои желания и отказавшись от всех своих человеческих ценностей. В нашей сказке верный Иоганн обезвре­живает воздействие этого яда, но король не понимает, что делает его слуга.

Верный Иоганн решает за молодого короля все его пробле­мы, но тот постепенно начинает его подозревать в злом умысле, - в результате Иоганн превращается в каменную статую. Чувству­ется, что в самой сути этого эпизода лежит колдовское заклятье, но какова причина, мы так и не узнаем, даже дочитав вниматель­но сказку до самого конца. Поэтому чуть позже я приведу другую сказку, «Два брата», герой которой несет ответственность за происходящее и превращается в камень задолго до финала, так что в дальнейшем выясняется почему.

Если рассматривать верного Иоганна как некий закон или побуждение, существующее в коллективном бессознательном в отношении формирования доминанты коллективного сознания, «создателя нового короля», а значит - олицетворения трансцен­дентной функции или Самости, то кажется странным, что, выпол­няя свою задачу, ему приходится окаменеть. Но если в сознании присутствует ложная установка, то послания бессознательного, если даже их видят и слышат, оказываются неправильно поняты­ми и под воздействием сознания застывают как камень. Если по­думать о развитии сознания в нашей христианской цивилизации, то сам факт, что молодая королевская чета берет статую верного Иоганна к себе в спальню, является типичной: она там стоит, на­поминая королю и королеве об их постыдном поведении, и каж­дый раз, глядя на эту статую, они горюют и чувствуют себя вино­ватыми, несчастными и подавленными.

Можно было бы сказать, что Зигмунд Фрейд обнаружил ока­меневшего верного Иоганна в спальне нашей цивилизации, ибо открытие жизненного начала в бессознательном сперва предстало в виде некого ископаемого, мертвой окаменелости, недоступной для ассимиляции. Таким образом в королевской спальне остается неразрешенная проблема. Сам Фрейд никогда не видел в бессоз­нательном жизненного творческого начала, считая его областью, в которой находится вытесненное содержание, отвергнутое сознани­ем. Он был первым, кому удалось выявить, что в нашей цивили­зации есть преграда, о которую мы все спотыкаемся и которая в основном проявляется в отношениях между полами. Однако он не пошел дальше утверждения о самом наличии такого препятствия, - он рассматривал бессознательное только в его негативном и де­структивном смысле и как причину горя короля и королевы. Так случилось, что Фрейд был первым, кто столкнулся с тем, что в каком-то смысле произошло в конце христианской эры: мы откры­ли закон, который оказался камнем преткновения в области сек­суальных отношений.

Юнг сделал шаг вперед, открыв, что каменная статуя, кото­рая является препятствием, служит воплощением динамического начала, которое может ожить в качестве живого элемента некой религиозной основы, но только если принести ему в жертву детей. В каком-то смысле отношения между полами можно считать сейсмографом, который реагирует на любые колебания. С нашей точ­ки зрения большинство нарушений в сексуальной сфере и в отно­шениях между полами не столько сами являются проблемой, сколько указывают на наличие более глубоко лежащих проблем. Например, обычно в случаях женской фригидности истинная про­блема заключается в одержимости Анимусом. Если ее решать только на уровне сексуальности, то не удастся проникнуть на глу­бину ее корней. Любой вид психологических нарушений в основ­ном указывает либо на проблемы в социальной адаптации, либо на нежелание жить, либо на затруднения в сексуальной сфере, - то есть на проблемы в тех областях жизни, где требуется инстин­ктивная реакция, ибо именно таким реакциям требуется помощь со стороны жизнеспособных и важных архетипических паттернов. Это архетипические ситуации, в которых человеку нужно ощу­щать себя целостной личностью. Если у него невротическое рас­щепление, в такой ситуации оно обязательно даст о себе знать. Король и королева не могут полностью соединиться, так как меж­ду ними находится окаменевшая фигура, которая смотрит на них с укоризной и внушает им такое чувство вины, что они оба не мо­гут наслаждаться совместной жизнью.

Если хотя бы вкратце рассмотреть символику камня и ста­туи, то в алхимической традиции и то и другое имеет более по­ложительное значение. Вообще говоря, камень символизирует интрапсихический образ Бога во всей его целостности, образ спа­сителя, богочеловека, который по своему описанию часто оказы­вается даже более совершенным, чем Христос. Символические значения статуи в основном те же самые: она символизирует вос­кресшего богочеловека, или антропоса, воскресшего Осириса, а также полноту соединения духа и материи. В нашей современной западной цивилизации этот важный центральный религиозный символ был утрачен, вытеснен, побежден рационализмом и мате­риализмом. Именно поэтому он появляется в сказке как блок, препятствующий полному соединению королевской четы в коро­левской опочивальне.

Превращение в камень верного Иоганна можно наблюдать везде, где доминирующий закон сознания не признает все время изменяющийся характер бессознательного, ибо неспособность ви­деть оказывает такое воздействие на бессознательное, которое заставляет его окаменеть: эта неспособность видения порождает нереалистичную и ригидную точку зрения. Всякий раз, когда мы теоретизируем в отношении бессознательного и чем больше счи­таем слова только средством описания, тем больше превращаем бессознательное в камень, и тогда оно уже не может проявляться в качестве жизненной силы. Воздействие любой теории может сде­лать его статичным, не давая возможности его спонтанному про­явлению.

В нашей сказке верного Иоганна все же удалось спасти после того, как он превратился в камень. Он говорит королю, чтобы тот отрубил головы двум своим мальчикам-близнецам и окропил их кровью его статую, пока отсутствует королева. После этого верный Иоганн оживает и возвращает жизнь детям, которых принесли в жертву. Образ детей связан с некими сознательными установками, которые оставляют верного Иоганна в окаменевшем состоянии, поэтому детей нужно убить. Однако нам следует иметь в виду, что речь идет именно о детях, а не каких-то других сказочных персо­нажах, и понимать, что значит ребенок с точки зрения короля. Ре­бенок - это воплощение будущего короля и вместе с тем человек, которого король больше всего любит. Архетипическая идея о жер­твоприношении сына является точно такой же, как в ветхозавет­ной истории об Аврааме и Исааке, ибо Авраам, конечно, предпочел бы убить себя: жертвоприношение Исаака - олицетворение вели­чайшей жертвы, которую вообще возможно принести.

Тем самым мы говорим, что в этот момент верный Иоганн раскрывает свою истинную сущность - образ Бога, - ибо мы зна­ем, что только Богу можно принести в жертву собственного ребен­ка. С другой стороны, образ ребенка всегда имеет двойное значе­ние: с мифологической точки зрения он может воплощать и Са­мость, и - в зависимости от нюансов и контекста - инфантильную Тень. Разумеется, это одно и то же, так как вы могли бы сказать, что осуществлению Самости всегда сопутствует наивность, под­линность и целостность реакции ребенка. Но возникает вопрос: «Остаюсь ли я все еще слишком инфантильным, или же я снова должен стать ребенком? » Вспомним слова Христа: «... истинно го­ворю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное»⁸⁰. Но сначала человек должен стать взрослым, и только потом - ребенком. Иногда можно заметить, что христи­анская цивилизация предпочитала внушать человеку веру в то, что он должен оставаться малым агнцем Иисуса, чтобы войти в Царство Небесное, но по существу от него требовалось именно восста­новить у себя способность безропотно подчиняться Самости.

 

⁸⁰ Евангелие от Матфея 18: 3. - Примеч. пер.

 

Однако сначала нам следует выявить свою инфантильную Тень и увидеть, что за этой наивностью скрывается также не­зрелая детская установка. Заметить этот парадокс очень трудно. В двойственности мотива ребенка отражается тот факт, что ребен­ку свойственны две стороны: инфантильность и спонтанность. Фрейдистский анализ имеет тенденцию уничтожить любой вид спонтанности под видом идеи покончить с инфантилизмом. Такое объяснение может быть пагубным, ибо, хотя такой подход помога­ет человеку избавиться от любых форм инфантильного поведения, вместе с тем он избавляет человека от любых форм проявления спонтанности - и в том числе творчества - и приводит к появле­нию тупой установки, лишенной всякой непосредственности, жи­вости, к ограниченной форме сознания, когда человек постоян­но себя спрашивает, как в его поведении проявляется Эдипов ком­плекс или комплекс Электры.

Если сказка не оказала на человека должного воздействия, он чувствует себя так, словно старый король снова начинает уми­рать, и та же самая проблема повторяется ad infinitum⁸¹ - то есть тот же конфликт продолжается, не давая никакого результата. Раньше король имел только одно конкретное желание: он захо­тел увидеть, что находится в запертой комнате, а затем захотел обладать объектом, изображенным на картине, и верный Иоганн сделал для него все возможное. Однако сам король не внес ни­какого вклада в то, чтобы получить Аниму. Если посмотреть на сказку с этой точки зрения, то можно было бы сказать, что он был абсолютно счастлив оттого, что у него есть такой старый слуга, который делает для него все. Но при этом король не сде­лал единственного, что от него требовалось, а именно - он не поверил верному Иоганну. Возможно, это было к счастью, ибо таким образом он стал пробуждаться к жизни. Он спрашивает: «Почему все это происходит? » А затем искупает свое бездей­ствие в прошлом, принося в жертву своих детей.

 

⁸¹ Ad infinitum (лат. ) - до бесконечности. - Примеч. пер.

 

С психологической точки зрения это означает принести в жертву незрелое сознательное поведение. Эго всегда занято какой-нибудь чепухой, поэтому чрезвычайно важно отказаться от того, что Эго хочет и считает правильным, и смириться с тем, что происходит. На самом деле Эго не полностью жертвует собой, а лишь своей инфантильностью. В пользу этой настоящей жертвы гово­рит тот факт, что король испугался, узнав о том, что он должен убить двух своих любимых сыновей. В волшебных сказках чрез­вычайно экономно употребляются эпитеты, отражающие чувства, и в них присутствует очень мало психологических замечаний или высказываний относительно чувств. Но в сказке говорится, что сначала король испугался при мысли, что придется убить детей, однако затем, вспомнив о том, как был предан ему верный Иоганн, который отдал за него свою жизнь, он взял свой меч и отрубил детям головы. Следовательно, можно сказать, что с тех пор, как верный Иоганн превратился в каменную статую, у него развилась чувственная функция. Он должен был страдать все это время, пока жили дети, и хотя в его спальне стояла каменная статуя, каж­дый раз при виде ее он плакал и хотел оживить. Вероятно, в этом и заключается наступление у него зрелости: когда, наконец, вер­ный Иоганн попросил его совершить жертву, он с готовностью это сделал. Пока его дети росли, короля изнутри сжигало пламя его страданий, а затем, когда наступил чудесный момент и статуя за­говорила, король приходит к решению, что возвращение к жизни верного Иоганна значит для него больше всего на свете. В этом ре­шении отражается следующее: если для человека утрачено значе­ние Самости, то для него утрачивает смысл все остальное, ибо то, что утрачено, не может заменить ничего, кроме обновленной свя­зи с Самостью.

Пока совершалось жертвоприношение, королева была в цер­кви. Когда она вернулась, король ее испытал, спросив, как бы по­ступила она. Королева полностью согласилась с тем, что он сде­лал. Ее пребывание в церкви могло бы означать, что она до сих пор руководствуется настоящей религиозной установкой; очевид­но, что для королевы она по-прежнему остается живым принци­пом. Она находится в лоне церкви; Анима является христианской; проблемы существуют только в мужском сознании. Если вы ана­лизируете современных мужчин, которые говорят, что не верят в христианскую догму, то часто видите, что их Анима все еще ходит в церковь, так как все эти персонажи сохранили свою связь с да­леким прошлым. Внутри нашей психики присутствуют все эти уровни наряду со сказочными персонажами, не столь современны­ми, как наше сознание. Отчасти мы остаемся в Средневековье, от­части в Античности, а отчасти сидим голыми на деревьях.

Другая сторона проблемы заключается в самом короле: он получил все от верного Иоганна, он должен заплатить по счетам, он получил все, что хотел, он просто принимал дары от своего вер­ного слуги. Естественно, за все должен заплатить именно он, а не королева. Судьба королевы обычна и недраматична и не несет для нас никакого послания посредством этой волшебной сказки. Как правило, женщины не осознают остроты противоположностей и могут проскользнуть мимо них. Таким образом, если у женщины не слишком развит отцовский комплекс и не слишком сильный Анимус, то, как правило, эта проблема не открывается для нее в полной мере. Женщина живет больше в контексте непрерывности жизни, «не думая о том, что существуют противоположности».

Вы могли бы сказать, что женщина, существующая внутри мужчины, представляет собой то же самое: Анима проявляет ин­терес к жизни, но только не к проблеме добра и зла, то есть исти­ны и ее противоположности. Это закон Логоса, которому больше привержены мужчины и который ставит эту проблему более ост­ро. В иудейской цивилизации нет женщин-богинь, все законы ис­ходят от Яхве; вы либо ему подчиняетесь, либо нет, и именно это порождает проблему ответной этической реакции. В религии древних греков есть много богинь и богов, и этические проблемы оказываются не столь острыми.

Далее я исследую две волшебные сказки братьев Гримм, ко­торые аналогичны друг другу: «Два брата» и «Золотые дети». В обеих сказках есть персонажи, представляющие собой пары про­тивоположностей одного уровня. При этом нет ни слуги, ни коро­ля, но один из персонажей женится, другой остается одиноким, как, например, в сказке «Верный Иоганн». В данном случае было бы даже более вероятно, если бы сформировалась брачная четверичность, но этого не происходит. Поэтому мы сосредоточим свое внимание на том, что могла бы значить одинокая фигура.

Два брата ⁸²

Некогда жили-были два брата - бедный и богатый. Богатый был золотых дел мастер и злой-презлой; бедный только тем и питался, что метлы вязал, но при этом был и добр, и честен.

У бедняка было двое деток - близнецы, похожие друг на дру­га, что две капли воды. Эти мальчики частенько приходили в дом к богатому, и иногда перепадало им в пищу кое-что из того, что там выбрасывалось.

Вот и случилось однажды, что бедняк пошел в лес за хворос­том и вдруг увидел птицу, совсем золотую да такую красивую, ка­кой ему еще отродясь не приходилось видеть. Поднял он камешек и швырнул в ту птицу, и попал в нее очень удачно: упало от птицы на землю одно золотое перышко, а сама птица улетела.

Поднял бедняк то перышко, принес его к своему брату, и тот, посмотрев на перо, сказал: «Это чистое золото», - и дал ему за перо хорошие деньги.

На другое утро полез было бедняк на березу, чтобы срубить с нее пару веток; и та же самая птица слетела с той березы, а когда бедняк стал кругом озираться, то нашел на дереве и гнездо ее, а в том гнезде яйцо, совсем золотое.

Он захватил яйцо домой и принес его к своему брату; тот опять то же сказал: «Это чистое золото», - и заплатил ему за яйцо на вес золота. А потом и добавил: «Недурно бы добыть и самую эту птицу».

Бедняк и в третий раз пошел в лес и опять увидел золотую птицу на ветке одного дерева, сбил ее с ветки камнем и принес к брату, который ему за это дал целую кучу денег. «Ну, теперь я, по­жалуй, могу и разжиться! » - сказал бедняк и вернулся домой очень довольный.

Богатый брат был умен и хитер и знал очень хорошо, что это была за птица. Он призвал к себе жену и сказал: «Изжарь мне эту золотую птицу и позаботься о том, чтобы ничто из нее не пропало! Меня забирает охота съесть ее всю целиком».

А птица-то была не простая и такой диковинной породы, что кому удавалось съесть ее сердце и печень, тот каждое утро находил у себя под изголовьем по золотому. Жена изготовила птицу как сле­дует, воткнула на вертел и стала ее жарить.

Вот и случилось, что в то время как птица была на огне, а жена богатого брата должна была на минуту отлучиться из кухни ради других работ, в кухню вбежали дети бедняка, стали около вертела и раза два его повернули.

И когда из нутра птицы вывалились два каких-то кусочка и упали на противень, один из мальчиков сказал: «Съедим эти два кусочка, я же так голоден, да притом никто этого не заметит».

И съели вдвоем эти оба кусочка; а тут и жена богача вернулась, увидела, что они что-то едят, и спросила: «Что вы сейчас ели? » - «Съели два кусочка, - которые из нутра у птицы выпали», - отвеча­ли мальчики. «Это были сердце и печень! » - в испуге воскликнула она, и для того, чтобы муж ее не заметил этой убыли и на нее не про­гневался, она заколола скорее петушка, вынула из него сердце и пе­чень и подложила к золотой птице. Когда птица изжарилась, она по­дала ее своему мужу на стол, и тот ее съел всю целиком, без всякого остатка. Когда же на другое утро он сунул руку под изголовье, думая из-под него вытащить золотой, там никакого золотого не оказалось.

А оба мальчика и постичь не могли, откуда им такое счастье выпало на долю: на другое утро, когда они стали вставать, что-то тяжелое упало на землю и зазвенело, и когда они подняли упавшее из-под их изголовья, то увидели, что это были два золотых. Они принесли их отцу, который был очень удивлен и спросил их: «Как это могло случиться? »

Когда же они на следующее утро опять нашли два золотых, и то же самое стало повторяться каждое утро, тогда отец пошел к брату своему и рассказал ему о диковинном происшествии.

Богатый брат тотчас сообразил, как это могло произойти, и понял, что мальчики съели сердце и печень от золотой птицы. И вот, чтобы отомстить им за это, и просто потому, что он был завис­тлив и жестокосерден, он сказал своему брату: «Твои дети с нечис­тым знаются; берегись же, не бери этого золота, и их самих ни часу не держи в своем доме, потому что уж нечистый имеет над ними власть и самого тебя тоже в руки заберет».

Так как отец боялся нечистого, то, хотя и скрепя сердце, одна­ко же вывел близнецов в лес и с великой грустью покинул их там на произвол судьбы.

Вот и стали оба мальчика бегать кругом по лесу и искать до­роги домой, но найти не могли и все более и более путались.

Наконец повстречали они охотника, который спросил их: «Чьи вы дети? » - «Мы дети бедного метельщика», - и рассказали ему, как отец не захотел их держать дома только потому, что они нахо­дили каждое утро по золотому под своим изголовьем. «Ну, тут я еще ничего дурного не вижу, - сказал охотник, - если только вы при этом останетесь честными и не станете лениться».

Так как мальчики этому доброму человеку понравились, да притом у него своих детей не было, то он принял их к себе в дом и сказал: «Я заменю вам отца и воспитаю вас до возраста».

Стали они у него обучаться его промыслу, а те золотые, кото­рые каждый из них находил при вставании под изголовьем, он стал собирать и приберегать для них на будущее.

Когда они выросли большие, воспитатель взял их с собою в лес и сказал: «Сегодня вы должны показать, выучились ли вы стре­лять, чтобы я мог принять вас в охотники».

Пришли они с ним на звериный лаз и долго бродили, и все никакая дичь не появлялась. Глянул охотник вверх и увидел в вы­шине станицу белоснежных гусей, которая летела, как и всегда, тре­угольником. «А ну-ка, - сказал он одному из мальчиков, - подстре­ли мне с каждого угла по одному гусю». Тот поступил по приказу, и это было для него пробным выстрелом.

Вскоре после того налетела еще станица и летела она в виде цифры два; тогда приказал охотник другому брату также подстре­лить с обоих концов станицы по одной птице, и тому тоже удался его пробный выстрел.

«Ну, - сказал обоим братьям их воспитатель, - теперь я вас принимаю в охотники, так как вижу, что вы оба опытные стрелки».

Затем оба брата ушли вместе в лес, посоветовались между со­бой и о чем-то условились.

И когда они вечером сели за ужин, то сказали своему воспита­телю: «Мы не прикоснемся к кушанью и не проглотим ни глотка, пока вы не исполните нашу просьбу». - «А в чем же ваша просьба? » Они же отвечали: «Мы теперь у вас обучились, нам надо испытать себя в свете; а потому позвольте нам отправиться постранствовать».

Тут сказал им старик с радостью: «Вы говорите, как бравые охот­ники; то, чего вы желаете, было и моим желанием; ступайте, стран­ствуйте - и будь вам во всем удача! » И затем они стали весело пить и есть вместе. Когда наступил назначенный день, воспитатель подарил каждому из братьев по хорошему ружью и по собаке и позволил взять из сбереженных им червонцев, сколько им было угодно.

Затем он проводил их некоторую часть пути и при прощании подарил им еще блестящий охотничий нож и сказал: «Когда вам случится разойтись на пути, то воткните этот нож на распутье в де­рево; по этому ножу, возвратясь к тому дереву, каждый из вас мо­жет судить, как посчастливилось отсутствующему брату: сторона ножа, обращенная в сторону его пути, заржавеет, если он умер, а пока он жив, до тех пор клинок ножа все будет блестеть».

Оба брата пошли вместе путем-дорогой и пришли в лес такой большой, что они в целый день не могли из него выбраться.

Пришлось им в лесу и ночь ночевать, и питаться только тем, что у них было с собою захвачено в охотничью сумку. Так шли они лесом и еще один день и все же не могли из него выбраться. Есть у них уже было нечего, и потому один из них сказал: «Надо нам по­стрелять чего-нибудь, а не то, пожалуй, придется нам голод тер­петь», - зарядил свое ружье и стал кругом озираться.

Видит, бежит мимо матерый заяц; охотник в него прицелил­ся, но заяц крикнул ему:

Сжалься, егерь, надо мной!

Два зайчонка - выкуп мой!

Тотчас прыгнул заяц в кусты и вынес оттуда двух зайчат; а эти зверьки так весело играли и были такие славные, что у братьев-охотников не хватило духу их убить.

Они оставили их при себе, и оба зайчонка побежали за ними следом. Вскоре после того мимо них побежала лисица; они было хотели ту лису подстрелить, но и лисица закричала:

Сжалься, егерь, надо мной!

Два лисенка - выкуп мой!

И она принесла двух лисят, а братья-охотники и их тоже убить не решились, а оставили при себе вместе с зайчатами, и те тоже за ними побежали следом.

Немного спустя вышел волк из чащи леса, оба охотника в него нацелились; но и волк закричал также:

Сжалься, егерь, надо мной!

Два волчонка - выкуп мой!

И двух волчат братья-охотники присоединили к остальным зверям, и те тоже за ними следом побежали.

Потом повстречался им медведь, который тоже не прочь был пожить еще на белом свете, и крикнул охотникам:

Сжалься, егерь, надо мной!

Медвежата - выкуп мой!

И еще два медвежонка были присоединены к остальным зверям, и таким образом всех зверей у охотников оказалось уже восемь.

Кто же еще наконец вышел им навстречу? Вышел лев, потря­сая своей гривой. Но охотники не оробели и в него прицелились; тогда и лев тоже сказал:

Сжалься, егерь, надо мной!

Мои львята - выкуп мой!

И он также принес им своих львят; и вот у братьев-охотников оказались: два львенка, два медвежонка, два волчонка, два лисенка и два зайчонка, которые шли за ними следом и служили им.

А между тем их все же мучил голод, и они сказали лисицам своим: «А ну-ка, вы, пролазы, достаньте нам чего-нибудь поесть, вы ведь от природы лукавы и вороваты». Те отвечали: «Невдалеке от­сюда лежит деревня, в которой мы уже не одну курицу потаскали; мы вам туда дорогу укажем».

Вот и пошли они в деревню, купили себе кое-чего поесть, приказали и зверей своих покормить и пошли далее своим путем-дорогою.

Лисицы же отлично знали в том околотке дворы, где водились куры, и всюду могли давать самые верные указания братьям-охот­никам.

Так походили-побродили братья вместе, но не могли себе ниг­де сыскать такой службы, на которую им можно было бы поступить обоим, и порешили наконец: «Видно, нам суждено расстаться».

Они поделили зверей между собой, так что каждый получил на свою долю по льву, по медведю, по волку, по лисице и по зайцу; затем они распрощались, поклялись братски любить друг друга до смертного часа и вонзили в дерево на распутье тот нож, который был им дан воспитателем; и пошел один из них от того дерева на восток, а другой - на запад.

Младший вместе со своими зверями пришел в город, который был весь затянут черной материей. Он вошел в одну из гостиниц и спросил у хозяина, не возьмется ли тот приютить у себя его зверей.

Хозяин гостиницы отвел для них хлев, у которого в стене была дыра. Заяц тотчас из той дыры вылез, добыл себе кочан капусты, а лиса принесла себе курочку и, съевши ее, не поленилась сходить и за петушком; только волк, медведь и лев не могли из этой дыры выйти, потому что были слишком велики.

Тогда хозяин гостиницы отвел их на поле, где на траве пас­лась корова, и дал им наесться досыта.

Когда звери были накормлены, охотник спросил у хозяина: «По­чему весь город завешан черной материей? » - «А потому, что завтра единственная дочь нашего короля должна умереть». - «Да что же она, при смерти лежит больная, что ли? » - спросил охотник. - «Нет, и живехонька, и здоровехонька; а все же должна умереть». - «Да поче­му же? » - спросил охотник. «А вот видишь ту высокую гору перед городом? На ней живет дракон, которому каждый год мы должны давать по невинной девушке, а если бы не давали, он бы опустошил всю нашу страну. Теперь уж всех девушек принесли ему в жертву, осталась только одна королевская дочь. Но и той нет пощады, и ее должны мы завтра отдать дракону на съеденье! » - «Да отчего же не убьют дракона? » - спросил охотник. «О, многие рыцари уже пытались это сделать; но только напрасно загубили свою жизнь. Недаром тому, кто победит этого дракона, король пообещал дочь в жены от­дать, а по смерти своей - и все свое королевство».

Охотник ничего не сказал более, но на другое утро захватил с собой своих зверей и взошел с ними на драконову гору.

На вершине ее стояла кирха, и в ней на жертвеннике три пол­ных кубка, а при них и подпись: «Кто эти три кубка выпьет, тот будет самым сильным изо всех сильных людей на свете и станет свободно владеть тем мечом, который зарыт под порогом входной двери».

Охотник не сразу решился выпить из тех кубков, а вышел из кирхи и разыскал меч, зарытый в земле; но даже и с места его стро­нуть не мог. Тогда он вновь вернулся в кирху, осушил те кубки и почуял себя настолько сильным, что мог взять тот меч в руки и вла­деть им совершенно свободно.

Когда же наступил тот час, в который юную деву предстояло предать дракону, сам король и его дворецкий вместе со всем дво­ром вывели королевну за город.

Издали она увидела охотника на драконовой горе, и ей пока­залось, что это сам дракон ее ожидает; она было и всходить-то на гору не хотела, но, наконец, вспомнив, что весь город должен из-за нее погибнуть, она была вынуждена пойти на этот тяжкий подвиг.

Тогда король и его придворные вернулись домой, исполнен­ные великой горести; а дворецкий короля должен был остаться на месте и издали наблюдать за всем происходившим на горе.

Когда королевна поднялась на гору, она увидела там не дра­кона, а молодого охотника, который старался ее утешить и сказал, что он думает ее спасти, ввел в кирху и запер в ней.

Немного спустя с великим шумом и грохотом налетел семи­главый дракон. Увидев охотника, он удивился и сказал: «Зачем ты тут на горе? » - «А затем, что хочу с тобою биться! » - смело отвечал охотник. «Много уж перебывало здесь удальцов-рыцарей, которые за свою смелость поплатились жизнью, и с тобою я тоже скоро рас­правлюсь! » - насмешливо сказал змей и стал пыхать на него пламе­нем из своих семи пастей.

Пламя было такое сильное, что от него сухая трава загоралась, и, вероятно, охотник задохнулся бы от жара и дыма, если бы не на­бежали его звери и не погасили пламя.

Тогда дракон набросился на самого охотника, но тот взмах­нул мечом так, что в воздухе засвистало, и разом отрубил ему три башки долой. Дракон разъярился, поднялся в воздух, стал снова пыхать пламенем на охотника и собирался еще раз на него устре­миться, но охотник еще раз взмахнул мечом и отрубил дракону еще три головы.

Чудовище сразу ослабло и пало наземь, но все еще наступало на охотника; однако же тот, собравшись с последними силами, от­рубил дракону хвост и так как уж не мог более сражаться, то при­звал всех своих зверей, и те растерзали дракона на части.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: