Глава 5. Камень или статуя. Примитивные уровни зла

Глава 6

Примитивные уровни зла

С какой бы позиции мы ни рассуждали, уже сам факт, что сказки отражают содержание коллективного бессознательного, приведет нас, прежде чем мы начнем вникать в детали, к следующему обще­му вопросу: если это коллективный бессознательный материал, то могут ли в волшебных сказках присутствовать этические пробле­мы? Если да, это значит, что бессознательное принимает некую этическую и моральную сторону или направление, но такой вывод совершенно недопустим и не вписывается ни в какие рамки. Прежде чем мы начнем в этом разбираться, я советую обратиться к индивидуальному и коллективному бессознательному материа­лу, который можно наблюдать у отдельных людей - здесь мы най­дем все необходимое, и поэтому я сошлюсь на статью Юнга «Со­весть»⁹⁷, в которой он обсуждает нечто подобное и поднимает тот же вопрос, который я поставила перед вами. Теперь следует рас­сказать, как он на него ответил.

 

⁹⁷ The Collected Works of CG. Jung 10, chap. 6.

 

Несомненно, в человеческой деятельности в целом проявля­ется этическая тенденция. За исключением нескольких аномаль­ных случаев можно считать, что везде, у каждой нации, структу­ра человеческой психики включает в себя некую предрасполо­женность к тому, что Юнг назвал этической реакцией человека на свои собственные действия. Человеку небезразлично то, что он делает, но он постоянно имеет склонность выносить оценоч­ные суждения относительно собственных действий и мотивов. Такие суждения могут различаться между собой, но одно то, что мы обладаем такой чувствительностью, заложено в общей чело­веческой природе. Однако более тщательный анализ показывает, что бессознательная мотивация отделена от сознательной сверх­структуры рефлексии, сознательного осмысления человеком собственных мотивов и субъективных оценочных суждений. Таким образом, если мы анализируем в деталях человеческое существо, то совесть представляет собой очень сложный феномен, который привел к широко распространенной проблеме, известной теоло­гам как проблема чистой и нечистой совести и даже отсутствия таковой, с вытекающими отсюда бессовестными намерениями и действиями, или присутствия ложного чувства вины. Есть дру­гое мнение, утверждающие, что вся эта путаница вызвана слож­ными отношениями между бессознательной и сознательной час­тью психики, которые заложены в базовой структуре психики всего человечества.

Затем Юнг подробно обсуждает фрейдовское понятие Супер-Эго, объясняющее человеческие реакции, связанные с чувством вины, с чистой и нечистой совестью и другими этическими тенден­циями, и указывает, что Супер-Эго совпадает с тем, что он сам называет коллективным моральным кодексом, который в нашем обществе поддерживается иудео-христианской патриархальной традицией. В индивидуальных случаях этот кодекс может отчасти действовать бессознательно и вызывать самые разные осложне­ния - чувство вины, душевную тяжесть, какие-то запреты или по­буждения к действию, которые фрейдисты соединили вместе и на­звали феноменом Супер-Эго.

В этом смысле мы, юнгианцы, не отрицаем этот феномен, ибо он существует и представляет собой коллективный моральный кодекс, который человек может как признавать сознательно либо бессознательно, так и полуосознанно вытеснять под давлением своих мотиваций. Однако при более тщательном рассмотрении в Супер-Эго можно увидеть исторически сложившуюся форму, а это значит, она отвечает не за все этические проблемы человече­ства, а только за их часть.

Иными словами, Юнг считает этическую реакцию человечес­кой психики не идентичной фрейдистскому Супер-Эго. Наоборот, эти два понятия часто сталкиваются между собой и оказываются там по разные стороны друг от друга. Согласно Юнгу, мы нахо­димся под давлением двух факторов: коллективного этического кода, который является особым для каждой нации и, как правило, диктует наше этическое поведение, - и индивидуального мораль­ного побуждения, которое у каждого человека является субъек­тивным и зачастую не совпадает с коллективным кодексом. Есте­ственно, что там, где они совпадают, их трудно различить.

Например, предположим, что кто-то у вас вызвал сильную ярость, и вы чувствуете себя настолько разъяренным, что готовы его чуть ли не убить, но вы осознаете, что вы эту свою мысль лично никогда бы не привели в исполнение и даже не смогли бы. Что этому мешает: коллективный кодекс, лежащий у вас глубо­ко внутри, или же ваш личный этический кодекс, ваше чувство общности с другим человеком? В таком случае увидеть разницу очень трудно. В пользу индивидуального кодекса можно сказать, что, если бы даже не было свидетелей, а также уголовного нака­зания и морального запрета, человек все равно бы не совершил убийства, однако это было бы трудно доказать. Все дело заклю­чается в том, что вы не можете это сделать, потому что кто-то внутри вас это запрещает. Несовместимость этих факторов: ин­дивидуального побуждения к этической реакции и морального кодекса - становится очевидной, когда возникает так называе­мый конфликт долженствования. Юнг говорит, что в действи­тельности нетрудно узнать, что человек должен делать, если у него не возникает конфликта долженствования. Сложность появ­ляется в той ситуации, когда вы наполовину правы, наполовину нет и когда то, что вы делаете, отчасти является неправильным. Такая проблема, например, типична для врача, который стоит перед выбором: сказать или не сказать больному о том, что у него карцинома, рак? Если он не скажет, то совершит обман, а если скажет, это может вызвать у пациента страшное потрясение и причинить ему серьезный вред, - так как же ему поступить? Моральный кодекс не отвечает на такой вопрос. Одни мои кол­леги утверждают, что врач никогда не должен сообщать больно­му диагноз, тогда как другие уверены, что, наоборот, лучше, если пациент будет знать правду, а перенесенное потрясение поможет ему в дальнейшем бороться против недуга. Однако не существу­ет общего этического правила, и в этом состоит сущность кон­фликта долженствования: долг врача говорить правду и долг вра­ча беречь больного.

Подобных случаев великое множество, можно привести и более сложные примеры, чтобы в конце концов осознать, что эти­ческий кодекс - это не единственное правило нашего поведения. В ряде случаев, даже если есть ясный ответ на вопрос, что надо делать, у вас может появиться сильное чувство, что такой посту­пок был бы для вас аморальным. Сначала вы находитесь в полной растерянности, а затем осознаете, что по существу есть только две вещи, которые определяют человеческое поведение: коллек­тивный этический код, который мы также называем фрейдист­ским Супер-Эго, и индивидуальная моральная реакция. После­дняя относится к голосу бога или Бога: римляне называли его genius⁹⁸, Сократ называл его «мой даймонион»⁹⁹, а индейцы пле­мени наскапи, живущие на полуострове Лабрадор, назвали бы его Мистап'эо (Mistap'eo) - великий человек, живущий в каждом сердце. Иначе говоря, это фигура, которую мы бы назвали архе­типом Самости, божественным центром психики, которая, есте­ственно, в разных культурах имеет разные имена и коннотации. Если этот феномен возникает у человека внутри, то у него обыч­но появляется странное чувство уверенности в том, что он посту­пает правильно, независимо от того, что может сказать в отноше­нии этого поступка коллективный кодекс. Причем обычно этот голос не только говорит человеку, что делать, но и придает ему убеждение, что человек может даже за это умереть, как это сде­лал Сократ и многие христианские мученики.

Если этот внутренний голос внушает нечто чрезвычайно бла­городное, полностью согласующееся с линией коллективного эти­ческого кодекса, то это никого не расстраивает, и человек будет думать, что он поступает хорошо, правильно, геройски, а также будет знать, если поступает не совсем так. Но, к сожалению, в жиз­ни бывает, - и в повседневной аналитической работе мы все вре­мя с этим сталкиваемся, - что голос Бога или внутренней инстин­ктивной правды внушает нам такое, что с ходу вызывает шок. Мы встречаем подобное даже в Библии: представьте себе праведника Осию, которому Бог повелел жениться на проститутке! ¹⁰⁰ Я уве­рена, что, случись это с простым клерком, будь он протестант, ан­гликанец, католик или иудей, он бы сказал: «Уважаемый, это пси­хологическая иллюзия; Бог просто не мог сказать ничего подобно­го», потому что, скорее всего, это теологи думают, что знают, что Бог может, а что Бог не может, и в данном случае перед нами оче­видная ошибка, и это сказал Дьявол или Тень того человека или таким образом проявляется его сексуальная проблема, - сегодня бы сказали, например, что с Осией говорил не Бог, а его собствен­ная сексуальная проблема, связанная с вытесненной Анимой.

 

⁹⁸ Genius (лат. ) - гений, дух (присущий отдельному человеку, семье, мес­ту и т. д. ). - примеч. пер.

⁹⁹ Daimonion (др. -греч. ) - божество (преимущественно низшего порядка): демон, гений, дух. - Примеч. пер.

¹⁰⁰ Книга Пророка Осии 1: 2: «И сказал Господь Осии: иди, возьми себе жену блудницу и детей блуда; ибо сильно блудодействует земля сия, отступив­ши от Господа». - Примеч. ред.

 

Откуда это становится ясно, одному Богу известно, но им-то кажется, что они это знают. Быть, может, они с Богом на короткой ноге и обсуждали этот вопрос с Ним за обедом или за чашечкой кофе, а значит, абсолютно точно знают! Но тот, кто не хочет под­чиняться такому знанию, которое есть не что иное, как традици­онный моральный кодекс, сталкивается с огромными трудностя­ми, ибо, если он честен, то он хочет знать! Он может сказать: да, быть может, именно моя дурацкая Анима заставляет меня почув­ствовать, что я должен жениться на проститутке, и кто может до­казать, что это голос Бога? И тогда проблема становится очень сложной. Можно сказать, что у нее нет решения, хотя Юнг отме­чает: если человек достаточно долго варится в котле такого кон­фликта, то каким-то образом его внутренняя жизнь, его внутрен­нее развитие проясняется, что дает ему некую определенность в продолжении своего пути, несмотря на риск совершить ошибку. Естественно, в этом нельзя быть уверенным до конца, но с юнгианской точки зрения человеку лучше всегда сохранять установку, позволяющую сомневаться в собственном поведении, то есть пы­таться все сделать как можно лучше, но с готовностью допустить, что это было напрасно. Если вы интерпретируете сновидение с од­ной точки зрения, вы допускаете ошибку; тогда, рассмотрев его снова, вы можете подумать, что его можно было бы интерпретиро­вать иначе, и вы это делаете! Это значит, что мы должны риско­вать, и другого средства не существует. Но согласно юнгианской точке зрения, это - взрослая установка, позволяющая не цеплять­ся за инфантильные, детсадовские правила.

Эти проблемы гораздо сложнее и тоньше, а потому их, есте­ственно, нельзя увидеть в материале коллективного бессозна­тельного волшебных сказок. В нем есть лишь ссылки на то, о чем Юнг упоминает в самом начале своей статьи, то есть о врожден­ной этической программе, встроенной в человеческую психику, которая ведет себя отчужденно-обезличенно и в своих проявле­ниях сильно отличается от того, что мы называем сознательной этической реакцией. Следующий пример поможет прочувство­вать этот феномен.

Международный преступник, прикончивший десять или двенадцать человек, некое патологическое существо, которое хладнокровно совершало убийство за убийством, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести, - этот человек, после того как убил неизвестного старика на одной из улиц Цюриха и украл его деньги, был наконец пойман. Адольф Гуггенбюль-Крейг должен был сообщить суду результаты психиатрической экспертизы, позволяющей определить, должен ли убийца отве­чать за совершенное им деяние или нет. У доктора Гуггенбюля была интеллектуальная идея - исследовать сновидения этого че­ловека, и он рассказал доктору Францу Риклину и мне содержа­ние его сна, не рассказывая всего остального. Естественно, я не знала, что этот мужчина был патологическим убийцей, но сказа­ла буквально следующее: «Руки прочь, оставьте его в покое, это погибшая душа! » По существу, сон был очень простой. Этот сон часто повторялся; в нем убийца вошел в прекрасный парк, где были большие качели. Он забрался на эти качели и стал раска­чиваться вверх-вниз, все выше и выше, пока, наконец, качели не поднялись слишком высоко и он не упал на пустое место. Это был конец его сновидения.

Я подумала: «Боже мой, раскачиваться между противополож­ностями и находить в этом удовольствие, не проявляя никакой реакции, а видеть в этом только одну забаву! » И лизисом в по­следней фразе его сновидения было «падение на пустое место», безо всякой реакции: «Я проснулся и заплакал». То есть не было никакой эмоциональной реакции. Я могла сказать одно, что это - погибшая душа. Если перевести мои мысли на язык образов, я бы сказала, что Бог не вложил в него душу. В сновидении не было никакой попытки природы спасти этого человека, дав ему возмож­ность испытать потрясение. Мы полагаем, что сновидения прихо­дят от бессознательных инстинктов, то есть от природы. Его бес­сознательное говорит ему так же хладнокровно, как он убивает, что он погиб! Оно говорит это с его собственным хладнокровием, говорит ему на его же собственном уровне понимания.

Я рассказала эту историю как пример моральной реакции бессознательного. Это не тетушка, которая говорит: «Тебе нельзя то-то и то-то». Это не этическое Супер-Эго, которое определяет и задает правила поведения. Это природная реакция, причем сверхъестественно и жестоко объективная, но человеку никак не может помочь чувство, что это реакция является этической, ибо это бессознательное так отреагировало на вопиющую бесчеловеч­ность убийства.

Следовательно, так называемая этическая реакция бессозна­тельной психики иногда бывает очень объективной, и она отлича­ется от наших этических норм. Однако Юнг в своей статье приво­дит и другой пример, из которого можно сделать вывод, что бес­сознательное бывает столь же моралистичным, как пожилая те­тушка или школьный учитель. Юнг рассказывает о бизнесмене, которому поступило предложение вступить в некое сомнительное предприятие. Мужчина не осознавал, что затея в общем-то опас­на, но все же захотел поставить свою подпись в документе, что со­глашается присоединиться к бизнесу. В эту же ночь ему приснил­ся сон, что его рука, которой он подписывал документ, стала гряз­ной. Он рассказал содержание этого сновидения во время сеанса, и Юнг предупредил, чтобы он не вступал в сомнительное пред­приятие. Выяснилось, что это было чистое мошенничество, за ко­торое его бы поймали и привлекли к ответственности. В отноше­нии данного конкретного случая можно сказать, что бессознатель­ное было в согласии с коллективным моральным кодексом. Поэто­му он смог получить ясное этическое предупреждение в общепри­нятом смысле этого слова, ибо ему было сказано: занявшись этим делом, ты запачкаешь руки. Таким образом, бессознательное пока­зывает, что у него есть много способов реакции. Иногда оно отве­чает как будто бы этически, а иногда оно жестоко-равнодушно по своей природе, как с тем убийцей. Между тем, если у человека раз­вита чувствительность, он может осознать, что в основном эта ре­акция в чем-то очень похожа на моральную, хотя это очень труд­но уловить в деталях.

Таким образом, можно сказать, что этическая реакция, даже если она исходит из слоев коллективного бессознательного чело­веческой психики, оказывается, во-первых, совершенно индиви­дуальной, а во-вторых - чрезвычайно специфической. Можно даже сказать, что у каждого человека свой этический уровень и своя собственная приобретенная реакция. Например, существуют толстокожие люди, которые могут совершать множество поступ­ков, которые мы бы назвали греховными. Они могут с улыбкой наступать на чужие мозоли, при этом не испытывая ни малейше­го ощущения неловкости. Другие люди не могут ничего добить­ся из-за опасения хотя бы на шаг отступить от своих внутренних правил, иначе им начинают сниться ужасные сны и они ощуща­ют внутренний протест. Таким образом, наряду с другими про­блемами, существуют в разной степени этически одаренные люди. Естественно, этически чувствительным людям бывает очень трудно найти свой собственный внутренний путь, но вме­сте с тем у чувствительных наблюдаются наиболее сильные по­буждения в процессе индивидуации по сравнению с нечувстви­тельными. Если я вижу, что кто-то из людей, проходящих у меня анализ, обладает такой чувствительностью, я знаю, что с ним все в порядке, так как много проблем уже решается. Толстокожие, напротив, часто вызывают много беспокойства, так как они лег­ко подавляют все, что им неприятно. В процессе анализа они иной раз позволяют себе высказывать самые немыслимые вещи, и тогда вы думаете, что теперь у вас появляется возможность их ухватить за Тень. Но, естественно, вы, как аналитик, терпеливо выжидаете, пока им что-нибудь не приснится. А им не снится во­обще ничего! Бессознательное их простило. В таких случаях вы просто скрываете свое моральное негодование и молчите, потому что все ваши слова - пустой звук.

Однако в данном случае я не хочу затрагивать сверхсложные уровни этической проблемы. Я упомянула о них лишь для того, чтобы прояснить, что коллективный материал, о котором я сейчас собираюсь говорить, имеет более простую основу, чем все сложно­сти, которые создаются на индивидуальном уровне. В течение многих лет я изучала сказки, размышляя над тем, возможно ли найти несколько общих правил человеческого поведения, которые бы действовали всегда. Меня очень привлекала идея найти некий общечеловеческий кодекс, простой и вместе с тем существующий вне национальных и индивидуальных различий, какие-то базовые правила человеческого поведения. Должна признаться, что я не нашла такого стандартного базового правила, то есть, точнее, я его нашла и вместе с тем не нашла его, ибо на этом месте мы всегда сталкиваемся с противоречием.

Я могла бы назвать сказки, в которых говорится, что, встре­тившись со злом, мы должны с ним бороться, но есть не меньше сказок, где сказано, что надо спасаться бегством и не пытаться его одолеть. В каких-то сказках идет речь о том, что положено стра­дать, не отвечая ударом на удар; зато в других говорится прямо: не будь дураком, дай сдачи! Есть сказки, настаивающие, что если вы сталкиваетесь со злом, то самое лучшее - обвести его вокруг паль­ца; а другие утверждают: нет, будьте честны даже с чертом, даже с самим Дьяволом. Я бы могла привести все примеры, но в любом случае всегда будет по-разному. Есть множество сказок, в которых говорится и то и другое. Это полное complexion oppositorum¹⁰¹, что просто означало, что post eventum¹⁰² я разочаровалась и пришла к выводу, что на самом деле так и есть, ведь это коллективный ма­териал! Тогда как можно говорить о каком-то индивидуальном действии? Ибо если коллективный материал оказывается внут­ренне совершенно противоречивым, если наша этическая основа совершенно противоречива, только тогда у нас есть возможность иметь индивидуальную, ответственную, свободную, сознательную сверхструктуру над этими базовыми противоположностями. Тог­да мы можем сказать, что человеку по природе свойственно посту­пать так или по-другому, но я собираюсь сделать только это, tertium ¹⁰³, нечто третье, которое является проявлением моей инди­видуальности. Если бы в базовом материале не было противоре­чий, не было бы возможности проявить индивидуальность. Таким образом, я успокоилась, открыв ужасную правду о том, как проти­воречиво все устроено!

 

¹⁰¹ Complexion oppositorum (лат. ) - соединение противоположностей. - При­меч. пер.

¹⁰² Post eventum (лат. ) - в результате. - Примеч. пер.

¹⁰³ Tertium (лат. ) - третье. - Примеч. пер.

 

Однако характерное для сказок противоречие, видимо, име­ет одно исключение; оно заключается в том, что главный герой не должен пренебрегать советами помощников-животных. Мне удалось найти несколько случаев, когда отступление от этого правила приводит к неприятностям, но в контексте общего пове­ствования не приводит к беде; вы можете какое-то время не слу­шать советов помогающего животного: лисы, волка или кошки. Но если вы поступаете наперекор этому совету, если* вы не при­слушиваетесь к словам помощника - зверя или птицы, кто бы они ни были, если какое-то животное дает вам совет, а вы ему не следуете, - тогда вам конец. В сотнях и сотнях сказок есть одно правило, у которого, видимо, нет исключений. Но когда мы ана­лизируем то, что животные говорят, то опять сталкиваемся с полным противоречием: один говорит - надо бежать, другой го­ворит - драться, третий советует - соврать, а четвертый - ска­зать правду. С этической точки зрения животные поступают то так, то по-другому, но если вы будете делать им наперекор, вас ждет гибель. Это значит: быть послушным своему самому сокро­венному внутреннему бытию, своему инстинктивному внутрен­нему разуму - самое важное по сравнению со всем остальным.

В материале волшебных сказок всех времен и народов мне никог­да не встречалась другая закономерность.

Есть еще кое-что важное, что я хочу кратко отметить и что мы могли заметить, рассматривая этические проблемы в волшеб­ных сказках; это функция компенсации. По мнению Юнга, ком­пенсация - это вообще одна из типичных черт деятельности че­ловеческого бессознательного. В своей статье Юнг упоминает женщину, которая считала себя настоящей святой и которой каждую ночь снились самые грязные сексуальные непристойные сцены¹⁰⁴. Это самый простой пример проявления закона, кото­рый мы называем законом компенсации. Мы также знаем, что иногда людям, проживающим свою темную сторону и подавля­ющим свои лучшие качества Эго, снятся разнообразные сны о Христе, спасителях человечества и т. д. Хедвига Бойе написала книгу под названием «Люди с большой Тенью»¹⁰⁵. Ее автор - аналитик, которая специализируется на работе с заключенными; ее интересовали значительные фигуры. Чем больше убийств со­вершил заключенный, тем больший интерес он у нее вызывал. Она анализировала несколько таких людей, и самым поразитель­ным было то, что многие из этих «бешеных собак» имели порази­тельно светлую Тень. В конце своей книги она цитирует сенти­ментальные, идеалистичные и весьма трогательные письма, кото­рые эти закоренелые преступники писали на Рождество своим матерям. Читая их, можно убедиться, что они имеют инфантиль­ную Тень безропотно-наивных, беззащитных мальчиков - типич­ный случай компенсации, так как в сознательной жизни они были безжалостными убийцами. Иногда ей удавалось извлекать из этого явления пользу: о, это была настоящая драма, полная слез и волнений, но она таки добивалась превращения убийц в их позитивную Тень. Затем их можно было выпускать на волю; так с ними и поступали.

 

¹⁰⁴ The Collected Works of C. G. Jung 10, chap. 6.

¹⁰⁵ Hedwig Boye, Menschen mit groß em Schatten (Zü rich: Bü chergilde Gutenberg, 1945).

 

Эти общие компенсаторные тенденции бессознательного от­разились в волшебных сказках. Есть японская сказка, в которой говорилось, что счастливый исход возможен в случае, если муж­чина побьет палкой некое должностное лицо, тогда он и найдет спрятанные сокровища. Я бы сказала, что такой мотив является типичным для этической установки страны, для которой совер­шенно непостижимо, чтобы кто-то мог бить палкой по голове го­сударственного служащего. Но в сказке герою предстояло непре­менно это сделать, чтобы найти сокровища - предположительно в подполе у себя на кухне. Такая сказка не представляла бы особой ценности для швейцарских демократов, ибо нам не нужно объяс­нять, как полезно время от времени, образно говоря, бить палкой по голове должностных лиц, чтобы они не становились слишком заносчивыми и чванливыми. Однако для страны с жесткой соци­альной иерархией в такой волшебной сказке содержится шокиру­ющая истина, о которой следует напоминать сознанию. Такие компенсаторные тенденции можно обнаружить во всех сказках, поэтому перед тем как закончить ее анализ или интерпретацию, я всегда себя спрашиваю: кому нужно рассказать такую сказку? Для кого она больше всего необходима? И вообще очень хорошо, что в народе рождаются такие сказки; именно поэтому их рассказыва­ют с таким удовольствием.

Этот раздел, посвященный злу, я хочу начать с того, что называю злом «на примитивном уровне». Я не имею в виду ни примитивный уровень общества, ни примитивный народ, ни от­дельную примитивную личность. Речь идет о примитивной ситу­ации у первобытных людей, которые до сих пор встречаются в разных уголках Земли. Для нас это прошлое, и оно отчасти уже превратилось в социальную проблему. Например, мы сейчас находим какие-то черты культуры каменного века у крестьян, которые живут в горах или в малодоступных горных долинах, поэтому речь идет и об общественно-исторической проблеме. Но в данном случае я имею в виду примитивного человека в совокупности с первобытным окружением, человека, который еще был непосредственно близок к природе в то время, когда определенные исторически возникшие социальные и религиоз­ные надстройки еще не существовали. Я постараюсь вам пока­зать сказки, в которых отражается этот базовый уровень пред­ставлений о том, что, вероятно, в те времена изначально человек считал злом.

Вы можете возразить, что я еще не дала определение то­му, что такое зло, - я говорила о проблеме зла, как если бы мы зна­ли, что она собой представляет. Я предпочла бы представить вам некоторый практический материал, позволяющий увидеть, как эта проблема проявляется на разных уровнях. Нам будет удобнее ее обсуждать, если в нашем распоряжении будут факты, отражаю­щие проблему зла в волшебных сказках или в этнологическом и фольклорном материале примитивного человека.

Кроме того, мне бы хотелось взглянуть на проблему еще с одной стороны. Зоолог Конрад Лоренц¹⁰⁶ опубликовал книгу о так называемом «зле»¹⁰⁷. Выражение «так называемое» подразумева­ет, что на самом деле это не зло. Сам он совершенно так не счи­тал, и по его собственному мнению, агрессию не следует называть злом, и, он представил материал исключительно с точки зрения зоологии. Он обсуждает проблему самообороны и агрессии, а так­же проблему агрессии, которую он назвал внутривидовой, которая означает проявление агрессивных тенденций в паттернах поведе­ния различных млекопитающих, птиц и рыб и других типов жи­вотных по отношению к особям того же вида, а также по отноше­нию к врагам. У большинства животных враждебность проявляет­ся к определенным видам, то есть тоже является видоспецифичной; поэтому на представителей невраждебных видов животные просто не обращают внимания. Кроме того, говоря о внутривидо­вой вражде, Лоренц имеет в виду борьбу за пищевые ресурсы, а также за те территории, которые делят между собой наиболее сильные самцы. Например, черный дрозд не обращает внимания на мышь, поселившуюся на его территории, но проявляет агрес­сию по отношению к другому самцу черного дрозда, и эта борьба между ними может стать смертельной.

 

¹⁰⁶ Конрад Лоренц (1903-1989) - выдающийся австрийский зоолог, осно­воположник этологии - науки о поведении животных, лауреат Нобелевской пре­мии по физиологии и медицине совместно с Николасом Тинбергеном и Карлом фон Фришем - см. примеч. 44 на с. 69), а также популяризатор науки; его кни­ги переведены на многие языки. - Примеч. ред.

¹⁰⁷ Konrad Lorenz, On Aggression (New York: Harcourt Brace and World, 1966). (Рус. перевод: Лоренц К. Агрессия (Так называемое «зло»). М.: Прогресс-Универс, 1994. )

 

Лоренц предполагает, что у людей сверхдифференцирована или сверхразвита тенденция к внутривидовой борьбе и в этом смысле человек представляет собой аномалию в животном мире. Лоренц говорит, что мы должны лучше осознать этот факт, если не хотим, чтобы произошло массовое самоубийство человече­ства, - и предлагает простейшие способы спасения на уровне жи­вотных инстинктов. Эти способы, по его мнению, не претендуют на то, чтобы решить все мировые проблемы, но вполне могут вне­сти небольшой вклад в их решение. Одно из них - лучше узнать друг друга, ибо у животных, как только собратья лучше узнают друг друга, внутривидовая агрессия снижается. Когда одно жи­вотное привыкнет к запаху другого, оно уже не может его убить. Лоренц показал это на примере результатов своих экспериментов с крысами. Он взял крысу из одного крысиного клана и поместил ее во враждебный крысиный клан. Когда ее вернули назад, у нее был чужой запах и сородичи мгновенно растерзали ее. Однако если крысу сначала поместить в клетку так, чтобы другие крысы до нее не могли дотянуться, а могли бы за несколько дней к ней принюхаться, то они бы потом ее не тронули. Это значит, что, попросту говоря, нам следует несколько дольше «принюхивать­ся» друг к другу.

Несомненно, идея оригинальна, хотя, как отмечает и сам Лоренц, это была лишь попытка решить общую задачу на уровне инстинктов. Я от всей души рекомендую прочитать эту книгу, ибо в ней очень хорошо показана проблема, которую мы сейчас собираемся рассмотреть, а именно: что представляло собой зло для примитивного человека и какова была его реакция на этот феномен.

Насколько мне известно, феномен зла в примитивных циви­лизациях представляет собой нечто демоническое или аномаль­ное, например, мощное сверхъестественное природное явление, ко­торое не ставит никаких этических проблем, зато вызывает чисто практические - как его преодолеть или избежать. Возникает во­прос: нужно ли человеку бороться с этим явлением и одолевать его, или же ему нужно просто спасать свою жизнь? На этом уровне не проявляются такие субъективные вопросы, как, например, совер­шил ли человек ошибку, если допустил атаку посторонних сил, несет ли он ответственность за это явление?

Я приведу вам пример такой истории. Как правило, в своих исследованиях я пользуюсь материалом, взятым из собрания ска­зок мировой литературы Die Mä rchen Weltliteratur йенского изда­тельства Diederichs, в нем можно найти том сказок практически каждой страны. Это произвольно выбранный материал, но то, что в нем так часто повторяются некоторые темы, может служить под­тверждением феномена, который я хочу проиллюстрировать. Это предание взято мной из тома китайских сказок и относится к уст­ной крестьянской традиции.

Дух Лошадиной горы ^|08

У подножия Лошадиной горы лежала деревня, где жил крестьянин. Он жил тем, что продавал кукурузу. Он возил ее на продажу на муле в маленький городок, что находился неподалеку. Однажды, слегка выпивши, он возвращался с рынка на своем муле и за поворотом дороги увидел чудовище. У него была огромная синяя морда, а его выпученные глаза, торчавшие из орбит, как у краба, испускали яр­кий свет. Его пасть была огромна - от уха до уха, и сам он был по­хож на чан с кровью, из которого торчали длинные, острые и кри­вые зубы. Чудовище сидело на берегу реки и склонилось к воде, чтобы напиться. Можно было слышать, как оно жадно глотало.

Крестьянин ужасно испугался, но, слава Богу, чудовище пока его не заметило, поэтому он быстро свернул к более короткому пути, которым иногда пользовались люди, и поскакал во весь опор. Но ми­новав поворот дороги, он услышал, как кто-то сзади его позвал. Он обернулся и увидел, что это соседский сын, и остановился. Тот ска­зал: «Старый Ли очень болен и уже долго не протянет, поэтому его сын попросил меня поехать на рынок и купить гроб, который я сей­час несу на спине. Можно мне дойти вместе с тобой? »

Крестьянин согласился, а мужчина его спросил, почему он решил поехать по этой дороге. Крестьянин с большим трудом отве­тил, что хотел ехать обычным путем, но увидел страшное, жуткое и ужасное чудовище, поэтому он убежал прочь.

Сосед сказал: «Когда я услышал, что ты мне сказал, я сам ис­пугался и теперь боюсь возвращаться один. Ничего, если я сяду на мула вместе с тобой? »

Крестьянин согласился, и сосед вскарабкался на мула с ним рядом. Спустя какое-то время сосед спросил, как выглядит чудови­ще, но крестьянин ответил, что ему трудно об этом рассказать, и он ему все объяснит, когда вернется домой.

«Если не хочешь рассказывать, - сказал тот, - обернись назад и посмотри на меня; тогда сравнишь, похож ли я в чем-то на то чу­довище».

Крестьянин ответил, что ему не нравятся такие глупые шут­ки, потому что человек не может быть похож на Дьявола.

Но мужчина настоял на своем и сказал: «Ну-ка, посмотри на меня! » Он потянул крестьянина за руку, тот обернулся и увидел, что сзади сидит то самое чудовище, которое он видел на берегу реки. Он так испугался, что потерял сознание, упал с мула и остался ле­жать на дороге. Мул знал дорогу домой, и, когда люди увидели, что он вернулся без своего седока, они заподозрили, что случилось что-то неладное. Они разделились, отправились на поиски пропавшего крестьянина и нашли его у подножья горы. Они принесли его до­мой, к полуночи к нему вернулось сознание, и он смог им расска­зать, что с ним произошло.

 

¹⁰⁸ Chinesische Mä rchen, ed. Richard Wilhelm, MdW (Jena, 1919), no. 48: Der Rossberggeist.

 

Это классическая история. Я могла бы рассказать вам сколь­ко угодно таких преданий, взятых у эскимосов, у швейцарских крестьян, а также у жителей стран Африки и Южной Америки. Это история абсолютно интернациональна, стало быть, оказалась и в китайском томе. Но она нас больше всего поражает тем, что в ней нет никакой сути! Она просто вызывает волнение и трепет, и если вы ее прочитаете или расскажете перед сном, то вам почему-то вдруг расхочется идти в спальню, и станет не по себе, и вы бу­дете оглядываться по сторонам. Вам известно, что эти рассказы о духах могут, с одной стороны, вызывать страх, а с другой стороны, восхищение, это полное ужаса любопытство, которое многие люди испытывали в детстве. Люди получают от этих историй какое-то удовольствие; я часто наблюдала за детьми и замечала, что, если пытаться их уберечь от подобных сказок, они их сами придумы­вают и на самом деле очень радуются.

У моих друзей в детстве был большой сад, и мы каждый ве­чер играли в одну и ту же игру. Подруга, ее брат и два кузена - все собирались в темной части сада и рассказывали о желтом кар­лике, который сидел на куче навоза в дальнем конце сада, и один из нас должен был пойти в одиночку так далеко, как он осмелит­ся, в темноту, по направлению к воображаемому желтому карли­ку. Как правило, мы делали восемь-девять шагов, а затем со всех ног мчались обратно, и победителем считался тот, кто ближе всех подошел к карлику. Таким образом, вы видите, что такие вещи не только ужасают, но и волнуют и привлекают. Например, увидев, что произошла действительно страшная автомобильная авария, люди сбегаются на нее посмотреть, а потом в упоении смакуют подробности. Однажды и даже дважды они расскажут ее за обе­денным столом, страшно побледнеют и скажут, что они так плохо себя чувствуют, что не могут ничего есть. Так проявляется внут­ри них примитивный крестьянин! Они будут рассказывать о том, в каком состоянии находится тело человека, попавшего под ла­вину двенадцать лет назад, или о трупе, который неделю находил­ся под водой, так что опознать его можно только по зубам, и дан­тист должен идентифицировать тело, вплоть до самых мельчай­ших деталей! Они никогда не поберегут вас, а заставят в этом ку­паться. Юнг сказал, что в Африке, когда происходит что-то ужас­ное, все садятся вокруг покойника и несколько часов громко рас­суждают о произошедшем и тем самым подпитывают это ужасное состояние.

Если мы себе представим, что чудовище из этой истории во­площает такой феномен зла в природе, то можно сказать, что оно является сверхъестественным. Оно в высшей степени нуминозно, а следовательно, оно сильно зачаровывает, а потому вызывает у человека приятное возбуждение. И вместе с тем оно вызывает ис­пуг! Оно внушает ужас и одновременно привлекает к себе; хотя это абсолютно обезличенный и нечеловеческий феномен. Это все равно что лавина, или молния, или ужасный хищный зверь. Суще­ствуют, например, такие вещи: болезнь и смерть, природные духи, чу

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: