 |
Глава I. Вводные положения. Недействительность 11 глава
|
|
|
|
Как еще одно "последствие" недействительной сделки иногда называют взыскание в исключительных, установленных законом случаях всего полученного по ней одной или обеими сторонами в доход государства (ст. 169 и 179 ГК). Если же сделка не состоялась, то оснований для применения этих последствий не усматривается <338>. "Только лишь упречное намерение, которое не получило юридически законченной реализации, не должно наказываться" <339>, - пишет О.Н. Садиков.
--------------------------------
<338> См., напр.: Садиков О.Н. Указ. соч. С. 8; Шестакова Н.Д. Указ. соч. С. 40 и сл.; Мындря Д.И. Несовершенность и недействительность гражданско-правовых сделок // Бизнес. Менеджмент. Право. 2002. N 1. С. 68 и сл.
<339> Садиков О.Н. Указ. соч. С. 8.
Против этого следует возразить, что точно так же, как и реституция, конфискационные последствия связываются не с недействительной сделкой как таковой, а с произведенным по ней имущественным предоставлением. По отношению к этим последствиям сама по себе недействительная сделка - это, если пользоваться терминологией Садикова, такое же "упречное намерение", как и сделка "несостоявшаяся". Если же предоставление совершено, то оно и будет основанием для конфискации независимо от того, считается ли обусловившая его сделка юридически существующей или нет (фактически она, разумеется, существует, раз производится ее исполнение). Нужно понимать, что конфискация, преследуя публичный интерес, установлена за конкретные противоправные действия, имеющие характер исполнения или заключения сделки, а вовсе не за то, что в их основании лежит юридически "существующая", "состоявшаяся", однако недействительная сделка, квалификация которой в таком качестве вызывает затруднения даже у самих сторонников данного разграничения. При противоположном подходе следовало бы признать, что, например, в случае передачи имущества по договору, заключенному под влиянием неправомерного воздействия на волю одной из сторон (вымогательство, мошенничество и т.п.), для применения указанных последствий требовалось бы предварительно установить, согласованы ли все существенные условия договора, совершена ли сделка в надлежащей форме, прошла ли она в подлежащих случаях государственную регистрацию и т.п. Нелепость подобного вывода, с неизбежностью вытекающего из рассматриваемого подхода, очевидна <340>. Санкции, установленные ст. 169 и 179 ГК, являются, таким образом, последствием противоправных действий сторон, а не самой недействительной, однако юридически "состоявшейся" сделки <341>.
|
|
|
--------------------------------
<340> На это правильно было обращено внимание в литературе (см.: Гутников О.В. Указ. соч. С. 102 и сл.).
<341> Другой вопрос - насколько правомерным является установление рассматриваемой публично-правовой санкции в Гражданском кодексе. Ничем не отличаясь по своей сути от уголовного наказания (исключенного, впрочем, из системы наказаний действующего УК РФ), она в то же время не предусматривает никаких гарантий для наказуемого, действующих при применении уголовной санкции в уголовном процессе. Впервые введенная в наше законодательство ГК РСФСР 1922 г. (ст. 147), первоначально она могла применяться даже независимо от вины, ввиду отсутствия в том же ГК общего положения о недействительности сделки, не соответствующей закону, что вызвало тогда широкую дискуссию в литературе. Подобный упрощенный механизм наказания в рамках гражданского судопроизводства в свое время был призван подвести "законную" основу под произвол советских судов в "борьбе с незаконными сделками", однако в современной частноправовой кодификации ему вряд ли есть место. Ни одному западному кодексу он не известен (подробнее см.: Тузов Д.О. Реституция в гражданском праве: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. Томск, 1999. С. 7, 22 и сл.).
|
|
|
Надо заметить, что иногда закон все-таки принимает во внимание факт совершения недействительной сделки и даже само ее содержание. Так, обязанность одной стороны возместить другой стороне реальный ущерб возникает в предусмотренных законом случаях (п. 1 ст. 171 и отсылающие к нему другие статьи § 2 гл. 9 ГК) независимо от того, произведено ли по недействительной сделке имущественное предоставление, а также от того, что именно явилось непосредственной причиной ущерба - действия недобросовестной стороны или самого потерпевшего (ущерб может состоять, например, в расходах, произведенных потерпевшим с целью подготовки собственного исполнения или принятия исполнения от другой стороны). Если, далее, сделка признана недействительной как совершенная с целью, противной основам правопорядка или нравственности (ст. 169 ГК), и хотя бы частично исполнена одной из сторон, с другой стороны в доход государства взыскивается не только то, что она получила по сделке (как было показано, такое взыскание является последствием самого предоставления), но и то, что с нее причиталось в возмещение полученного. При этом предмет и размер последней части взыскания должны, очевидно, определяться исходя именно из содержания недействительной сделки. Затем, в определенных случаях закон предусматривает возможность так называемого исцеления ничтожной сделки <342>. Наконец, возможна конверсия любой недействительной сделки, цель которой не противозаконна, в иную сделку, условиям совершения которой она удовлетворяет, хотя формально институт конверсии российскому ГК не известен. Закон и в других случаях может так или иначе принимать недействительную сделку во внимание, связывая с ней те или иные юридические последствия.
--------------------------------
<342> Подробнее см. ниже, гл. VII (§ 35 - 37).
Важно, однако, понимать, что все указанные и иные возможные правовые последствия наступают не потому, что имеет место недействительная, но юридически "существующая" сделка, а потому, что такая сделка или тот фактический состав, который именуется сделкой, выполняет уже совсем другую легальную схему, не совпадающую с той, которую не выполнила недействительная сделка, и предусматривающую, возможно, сходные или даже аналогичные, но чаще иные правовые последствия. Сходные последствия имеют место, например, при конверсии ничтожной сделки, однако и в данном случае речь идет не о том, что такая сделка юридически существует, а о "новом фактическом составе, отличном от того, которому не соответствует дефектный акт, хотя бы и связанном с тем же последствием" <343>. "...Не следует думать, - подчеркивал, говоря о конверсии, Сальваторе Пульятти, - что эти последствия, которые не могут быть связаны с несуществующей юридической сделкой, происходят исключительно и непосредственно из ее элементов, рассматриваемых как существующие автономно, или же из самой сделки, рассматриваемой как существующая фактически: они возникают, если и поскольку эти элементы способны выполнить другую юридическую сделку, рождающуюся вместо той, которая бы совершилась, если бы не отсутствовал один из конститутивных элементов, и составляющую юридическое основание этих последствий" <344>. Таким образом, для наступления правовых последствий важно лишь то, чтобы фактический состав, рассматриваемый как недействительная сделка, выполнял какую-либо иную, альтернативную юридическую схему, с точки зрения которой он и будет "действительным" и "существующим". При этом не имеет никакого значения, является ли он в то же время "несуществующей", "несостоявшейся" или просто недействительной сделкой с точки зрения той схемы, на выполнение которой он был направлен. В этом отношении интересен один пример из судебной практики.
|
|
|
--------------------------------
<343> Conso G. Op. cit. P. 36.
<344> Pugliatti S. Op. cit. P. 157 s.
Арендодатель обратился в арбитражный суд с иском к арендатору о признании договора аренды здания незаключенным и выселении из него ответчика. Суд удовлетворил иск, и данное решение поддержали суды апелляционной и кассационной инстанций, а также Президиум ВАС. При этом в качестве основания для признания договора незаключенным послужило отсутствие в договоре условия о размере арендной платы, существенного для подобных договоров (в качестве арендной платы стороны установили оплату арендатором за свой счет коммунальных услуг, однако суды справедливо не признали это формой арендной платы) <345>. Как представляется, в данном случае договор действительно является незаключенным, но лишь с точки зрения состава договора аренды. В то же время он идеально выполняет состав договора ссуды (безвозмездного пользования), поскольку соответствует всем его условиям и не противоречит воле сторон, которая была вполне определенно выражена на совершение безвозмездной сделки. Поэтому для признания данного договора незаключенным на самом деле не было оснований, и арендодателю, желавшему прекратить договорные отношения, следовало действовать в порядке, предусмотренном для расторжения договора ссуды. Однако примечательным в этом примере является то, что квалификация договора по иной юридической схеме (т.е. как договора ссуды) не зависела бы от его "незаключенности" с точки зрения состава договора аренды.
|
|
|
--------------------------------
<345> См.: п. 12 приложения к инф. письму Президиума ВАС РФ от 11 января 2002 г. N 66 "Обзор практики разрешения споров, связанных с арендой" // Вестник ВАС РФ. 2002. N 3.
Или другой пример. Согласно п. 1 ст. 16 Федерального закона от 29 декабря 1994 г. "О государственном материальном резерве" <346> "при необоснованном уклонении поставщика от заключения государственного контракта (договора) на поставку материальных ценностей в государственный резерв в случаях, когда обязанность заключения государственного контракта (договора) установлена действующим законодательством, поставщик уплачивает штраф в размере стоимости продукции, определенной в проекте государственного контракта (договора)". Если рассуждать с точки зрения тех, кто связывает с юридическим "существованием" недействительной сделки определенные правовые последствия, то в приведенном примере следовало бы, очевидно, констатировать (в том, что касается ответственности поставщика или, по крайней мере, способа ее определения) юридическую значимость незаключенного договора (государственного контракта), признать, следовательно, что не только недействительные, но и "юридически несуществующие" сделки могут порождать в известных случаях определенные негативные правовые последствия. На самом деле, конечно, незаключенный государственный контракт здесь ни при чем: юридическое значение закон в данном случае придает самому проекту этого контракта как таковому, поэтому соответствующая юридическая схема будет выполнена, если этот проект будет отвечать требованиям, предусмотренным в относящейся к нему нормативной документации, и сможет быть идентифицирован с точки зрения последней именно как "проект государственного контракта".
|
|
|
--------------------------------
<346> СЗ РФ. 1995. N 1. Ст. 3.
Точно так же в случае преддоговорной ответственности за так называемую culpa in contrahendo при ведении переговоров о заключении договора поставки (п. 2 ст. 507 ГК) основанием такой ответственности является конкретное поведение одного из контрагентов, а именно уклонение от согласования условий договора, описанное в гипотезе правовой нормы (непринятие мер по согласованию условий договора поставки и неуведомление другой стороны об отказе от его заключения в установленный срок). Насколько известно, никто еще не предлагал считать основанием такой ответственности сам незаключенный договор, т.е. предварительные переговоры и договоренности, не окончившиеся заключением договора. Между тем именно так следовало бы рассуждать с позиции тех, кто усматривает в обязанности возмещения убытков недееспособной стороне или лицу, заключившему договор под влиянием принуждения или обмана, правовые последствия недействительной, но юридически существующей сделки, т.е. следовало бы прийти к выводу, что не только недействительный, но и "незаключенный" договор может иногда иметь какой-то правовой эффект.
Итак, недействительная сделка не отвечает предусмотренной для нее нормативной схеме и в этом смысле не существует для права, не производя связываемого с ее типом правового эффекта. Поскольку же понятию юридического факта имманентна его связь с правовым эффектом, необходимо признать, что недействительная сделка как таковая (именно как сделка) юридическим фактом не является <347>. Это - действие, для права безразличное <348>. Оно не запрещается, но и не санкционируется объективным правом, не берется им под свою защиту. Недействительность есть не более чем простое отрицание действительности, правового эффекта. Как таковое это понятие не содержит предположения о каких-либо "иных" правовых последствиях, которые якобы потенциально способна производить недействительная, но "юридически существующая" сделка. Если правопорядок и связывает с недействительной сделкой в конкретном случае какие-то правовые последствия (что, впрочем, не может идти дальше отдельных исключений), то такая сделка должна обсуждаться уже в контексте тех норм, которые эти последствия предусматривают и с точки зрения которых она является не "недействительной сделкой", а иным, существующим и вполне "действительным", юридическим фактом.
--------------------------------
<347> Может сложиться впечатление, что данный вывод вступает в противоречие с ранее высказанным тезисом о том, что положения закона, устанавливающие недействительность, являются элементом общей гипотезы целого массива "логических" правовых норм (см. выше, § 7, в конце). Могут возразить: то, что фиксируется в гипотезе, не может не выполнять функцию юридического факта (см., напр.: Крашенинников Е.А. Последствия совершения порочных сделок. С. 50), ведь, воспроизводя гипотезу правовой нормы, недействительная сделка должна была бы тем самым приводить в действие ее диспозицию, а значит, вызывать наступление предусмотренных этой диспозицией правовых последствий. Таким образом, она должна была бы признаваться юридическим фактом. Все дело, однако, в том, что гипотеза содержит указание не на саму недействительную сделку как юридический факт, а на пороки, вследствие которых сделка признается недействительной. Эти пороки представляют собой так называемые негативные (правопрепятствующие или отрицательные) факты, означая, по сути, отсутствие других, позитивных фактов (например, несоблюдение формы сделки, недееспособность и т.п.). Поэтому любое основание недействительности сделки в то же самое время означает отсутствие соответствующего условия ее действительности. Наличие негативных фактов препятствует тому, чтобы был выполнен весь фактический состав, требуемый гипотезой правовой нормы, вследствие чего сделка и оказывается недействительной.
<348> В советской юридической доктрине к формулированию этого положения в чистом виде были близки лишь немногие. Если недействительная сделка не исполнена, отмечала З.Д. Иванова, "то она не влечет за собой никаких правовых последствий, но она, следовательно, и не является юридическим фактом" (Иванова З.Д. Некоторые вопросы теории юридических фактов // Учен. зап. Казанского гос. ун-та. Т. 117. Кн. 7. Сборник юридического факультета. Казань, 1957. С. 49, сн. 2). Менее последовательным в этом вопросе был М.М. Агарков, не признававший юридическими фактами только некоторые виды ничтожных сделок (см.: Агарков М.М. Указ. соч. С. 47).
Таким образом, "несуществованию" как автономной правовой категории не находится места в системе юридических понятий. В правовой плоскости оно совпадает и не может не совпадать с понятием недействительности, а также - с точки зрения форм порочности - с понятием ничтожности, что подтверждается всей историей этих концепций, самой логикой права и, в частности, нормативной деонтологией, иными теоретическими соображениями, законодательным материалом и практическим опытом его применения. Попытки провести разграничение несуществующих и ничтожных сделок в плоскости права приводят лишь к бесполезным теоретическим спорам, а также путанице в судебной практике и крючкотворству юристов. "Это деление - остаток влияния конструкций "юриспруденции понятий" <349>, - было замечено еще в советской литературе 20-х гг. в связи с примечаниями к ст. 130 действовавшего тогда Гражданского кодекса, закреплявшими это различие на законодательном уровне <350>.
--------------------------------
<349> Раевич С. Пересмотр основных положений о форме сделок // Еженедельник советской юстиции. 1928. N 11. С. 321.
<350> Речь в этих примечаниях шла о том, что в случае несоблюдения нотариальной формы договора, предусмотренной законом, или определенной формы, установленной соглашением сторон, такой договор должен был рассматриваться как несостоявшийся. В то же время несоблюдение формы, предписанной законом под страхом недействительности, влекло его недействительность (ст. 29 ГК РСФСР 1922 г.). "Однако в практическом применении это различие сглаживается без остатка, - комментировал данные положения проф. Яблочков, - в том и другом случае сделка окончательно лишена предположенных последствий. Дальнейшие последствия сделки недействительной и сделки несостоявшейся одни и те же: стороны восстанавливаются в первоначальное положение, возвратом друг другу полученного (ст. 151 ГК)" (Яблочков Т.М. Форма договора и последствия ее несоблюдения // Вестник советской юстиции. 1926. N 3. С. 110 и сл.). Тем же автором обращалось внимание, что "Циркуляром Верх. Суда УССР N 3 (ср. Цирк. Верх. Суда РСФСР N 68) сохраняется искусственное различение сделки недействительной и несостоявшейся и для обоих случаев нарушения формы предписано: с применением в судебном решении последствий недействительности, указанных в ст. 151 ГК" (Там же. N 4. С. 146). В отношении упоминания о "последствиях недействительности" согласно ст. 151 необходимо заметить, что в ГК РСФСР 1922 г. они конструировались как обязанность возврата неосновательного обогащения, а вовсе не в качестве какого-то особого правового последствия недействительной сделки в виде реституции, хотя доктринальная концепция последней начинает формироваться уже в тот период (см., напр.: Гражданское право / Под ред. М.М. Агаркова и Д.М. Генкина. Т. I. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1944. С. 102 и сл.). Подробнее об этом см. ниже, § 43.
В дополнение к высказанным выше соображениям следует заметить, что сторонники рассматриваемого разграничения должны были бы прежде всего выработать более или менее непротиворечивую концепцию несуществования как автономной категории - задача, до сих пор ими не выполненная. И наконец, если бы эта концепция и в самом деле имела под собой какое-то основание, она никогда не ограничивалась бы только сферой патологии сделки, но должна была бы распространиться прежде всего на позитивное учение о юридическом акте. В действительности же проблема несуществования обычно ставится сторонниками разграничения исключительно в связи с порочностью и недействительностью сделок. Никто не обращается к ней при изучении позитивного регулирования последних, например при рассмотрении понятия сделки или порядка заключения договора, применительно к которым ее анализ был бы наиболее уместным. Это не может не свидетельствовать о том, что цель выделения категории "несуществования" в качестве автономной и отграничения ее от категории недействительности - преимущественно, если не всецело, утилитарная и конъюнктурная, что в свою очередь указывает на заведомое отсутствие под ней какого-либо прочного фундамента.
* * *
Подводя итог этой части исследования, можно сформулировать некоторые предложения по совершенствованию действующего законодательства <351>, не различающего, как уже отмечалось, фигуры несуществующей и недействительной сделки, но содержащего вместе с тем ряд не вполне удачных положений и терминов, выполняющих роль своего рода "зацепок" при проведении такого разграничения в доктрине и судебной практике.
--------------------------------
<351> См.: Тузов Д.О. Общие учения теории недействительных сделок и проблемы их восприятия в российской доктрине, законодательстве и судебной практике: Автореф. дис.... д-ра юрид. наук. Томск, 2006. С. 25 и сл.
Во-первых, необходимо изменить редакцию п. 3 ст. 433 ГК, устанавливающего, что "договор, подлежащий государственной регистрации, считается заключенным с момента его регистрации", заменив слова "считается заключенным" словами "считается действительным". В самом деле, как было показано выше <352>, договор, подписанный сторонами, но еще не зарегистрированный, не может считаться незаключенным; он является недействительным в узком смысле, т.е. не влечет правовых последствий, на которые он направлен, однако не вследствие какого-либо порока своего состава, как ничтожная сделка, а из-за отсутствия внешней предпосылки его действительности - акта государственной регистрации. Как уже отмечалось, именно из недействительности, а не "незаключенности" такого договора совершенно обоснованно исходит и такой новейший законодательный акт, как часть четвертая Гражданского кодекса.
--------------------------------
<352> См.: § 12.
Во-вторых, из специальных положений ГК, в которых применительно к отдельным видам договоров содержатся указания типа "договор считается заключенным с момента...", "договор не считается заключенным" или "договор считается незаключенным" <353>, эти последние должны быть исключены, ибо, не имея никакого позитивного значения, лишь приводят к вредным для практики коллизиям. Для того, чтобы такие договоры считать в соответствующих случаях (при отсутствии их госрегистрации или несогласовании существенных условий) не имеющими юридической силы (недействительными), вполне достаточно общих указаний п. 1 ст. 432 и п. 3 ст. 433 ГК. По этой же причине излишни и указания в специальных нормах на то, что незарегистрированный договор является недействительным (ничтожным) <354>.
--------------------------------
<353> См. выше, § 12.
<354> Ср.: Хаскельберг Б.Л. Указ. соч. С. 323, сн. 18: "...De lege ferenda, - отмечает автор, указывая на тождественность "незаключенности" и ничтожности договора, - отпадает необходимость специально выделять в законе случаи недействительности сделок вследствие отсутствия их регистрации..."
В-третьих, при наличии п. 3 ст. 433 ГК представляется совершенно излишним и подлежащим исключению общее указание п. 1 ст. 165 ГК на недействительность незарегистрированной сделки <355>.
--------------------------------
<355> Ср.: Там же: "...Редакцию...п. 1 ст. 165 ГК в части, касающейся последствий отсутствия регистрации, соответственно, следует изменить".
Что касается, наконец, абз. 1 п. 1 ст. 432 ГК, содержащего общее правило о моменте заключения договора, то его следует признать вполне корректным, если, конечно, отказаться от противопоставления "незаключенного" договора договору недействительному (поскольку в противном случае имела бы место коллизия между этим правилом и общими положениями ГК о форме сделок).
|
|
|
