 |
Глава V. Критика классического учения и проблемы его
|
|
|
|
ВОСПРИЯТИЯ В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ: PRO ET CONTRA <*>
--------------------------------
<*> См. также: Тузов Д.О. Ничтожность и оспоримость юридической сделки: пандектное учение и современное право. М.: Статут, 2006. Гл. III (§ 8 - 18); Он же. Иски, связанные с недействительностью сделок: Теоретический очерк. Томск: Пеленг, 1998; Он же. Ничтожность и оспоримость сделок: классическая доктрина и проблемы российской цивилистики. Введение, § 2 - 5. С. 135 и сл., 142 и сл.; Он же. Недействительность сделок в итальянском гражданском праве (Общий обзор законодательства и доктрины) // ЦивИс. Вып. II (2005). С. 608 - 621.
§ 22. Критика классического учения. Введение
Как уже отмечалось, с принятием в России в 1994 г. первой части Гражданского кодекса в российском законе впервые появилось определение ничтожных и оспоримых сделок, а сами эти термины начали широко использоваться в текстах нормативных актов и в судебной практике. Несмотря на то что легальное определение лишь закрепило на уровне закона давно известные теоретические понятия, оно неожиданно вызвало трудности в применении и острую критику со стороны ряда юристов. Как отметил один из них, "содержащиеся в действующем Гражданском кодексе нововведения о ничтожных и оспоримых сделках породили больше проблем, чем их разрешили... Здесь налицо яркий пример непродуманного введения в текст закона отдельных положений, "выдернутых" из контекста теории без достаточных пояснений, необходимых для понимания и правильного применения" <230>.
--------------------------------
<230> Томилин А. Указ. соч. С. 107 и сл.
Надо сказать, что критика классического учения о ничтожности и оспоримости сделок, как, впрочем, и многих других традиционных учений, имеющих римские корни, не является новым веянием в юриспруденции. Она неоднократно предпринималась и ранее, и не только в России. Иногда она имела исторический характер, обращая внимание либо на то, что разграничение ничтожных и оспоримых сделок не соответствует римским правовым реалиям и является выдумкой Савиньи, либо, напротив, на то, что оно обусловлено единственно особенностями римского правопорядка с его дуализмом ius civile и ius honorarium, и поэтому, как имеющее исключительно историческое значение, для современного права непригодно. Часто это учение критиковалось с точки зрения догмы, философии, логики права.
|
|
|
Наиболее известная и ранняя его критика была предпринята во второй половине XIX в. немецким ученым Зигмундом Шлоссманом, выдвинувшим против концепции ничтожности и оспоримости ряд аргументов как исторического, так и методологического характера. По его мнению, это учение не соответствует ни исторической реальности <231>, ни логике права. С точки зрения методологии его ошибочность заключается, во-первых, в абстрагированности от реальной действительности, а во-вторых, в субстантивации таких абстрактных характеристик, как порочность или оспоримость, их представлении в качестве внутренних свойств самой сделки. При таком подходе критикуемому учению удается разве что произвести "анатомическое сечение" исследуемой "юридической жизни", которая на самом деле представляет собой организм, требующий своего изучения в реальном действии. Систематический метод, использующий абстрактные понятия порочности, ничтожности, оспоримости, направлен, по мнению Шлоссмана, не на изучение индивидуальных проявлений юридической жизни и, следовательно, не на описание конкретных фактических составов, рассматриваемых во всем комплексе их аспектов, а скорее на выявление того общего, что присутствует как можно в большем количестве разнородных ситуаций, чтобы вырабатывать на этой основе все более и более общие понятия. Рассматривая оспоримость как нечто имманентное сделке, как ее "юридическое состояние", этот метод упускает из виду, что "ничтожность" и "оспоримость" не существуют в реальности, что на самом деле речь должна идти либо об отсутствии определенных правовых последствий, либо о наличии условий, при которых эти последствия могут быть устранены; господствующая же доктрина рассматривает эти два типа конкретного фактического состава в качестве элементов внутренней конституции сделки <232>.
|
|
|
--------------------------------
<231> См. выше, § 19.
<232> См.: Schlossmann S. Op. cit. S. 7 - 21.
Здесь нет возможности останавливаться подробно на этой критике; следует лишь отметить, что выставленные Шлоссманом тезисы о том, что ничтожность и оспоримость не являются ни имманентными сделке свойствами, ни ее состояниями, что они вообще не существуют в реальности, а являются лишь отвлеченными понятиями, мысленными абстракциями, сами по себе бесспорны. Однако вряд ли можно согласиться, что тем самым эти понятия бесполезны и препятствуют изучению индивидуальных проявлений юридической жизни. Напротив, всякое познание, в том числе юридическое, необходимо предполагает классификацию и систематизацию изучаемых явлений. А реконструкция правовой реальности в целях правового регулирования неразрывно связана с широким применением абстракций и даже фикций, на которых, по существу, и построена вся такая реальность. С этой точки зрения понятия ничтожности и оспоримости имеют не меньшее право на существование, чем понятия "сделка", "договор", "правовые последствия", "собственность", "физическое лицо" и другие столь же абстрактные понятия. И сказать, что оспоримость является юридическим качеством или юридическим состоянием сделки, - не значит выразиться неверно или логически неточно, учитывая, что речь идет не о физической, а об особой, правовой реальности <233>.
--------------------------------
<233> О специфике правовой реальности и логике права см. ниже, § 35, 36.
Возможность строгого логического противопоставления ничтожности и оспоримости отрицал и другой немецкий ученый - Отто Граденвитц, признавая тем не менее сами эти категории. "Если... в случае ничтожности, бесспорно, не имеется вообще никакого эффекта, - писал он, - то противоположностью ей оказывается такая порочность, при которой в любом случае хоть какой-то эффект налицо" <234>, а эта порочность не всегда сводится к оспоримости. Данное замечание, справедливое само по себе, апеллирует, однако, лишь к одному из аспектов соотношения рассматриваемых категорий, который и становится в данном случае основанием классификации, а именно к тому, производит ли порочная сделка эффект в меньшем объеме или же не производит его вообще. Между тем собственно противопоставление ничтожности и оспоримости основано на ином различии, состоящем в "механизме" отрицания за сделкой юридической силы: либо путем непризнания таковой ipso iure (ничтожность), либо посредством ее последующего устранения (оспоримость).
|
|
|
--------------------------------
<234> Gradenwitz O. Op. cit. S. 318.
Впрочем, критика германскими юристами введенного Савиньи противопоставления двух форм порочности вполне понятна, если учесть состояние, в котором находилось немецкое гражданское право до его кодификации в 1896 г. "Тому, кто сегодня захочет заняться учением о порочности сделок, - отмечал в то время выдающийся немецкий романист Людвиг Миттайс, - сразу бросится в глаза недостаток единой систематики, имеющий место в данной области....Немногие были настолько умеренными, как Савиньи, который под оспоримостью понимал просто прямую противоположность ничтожности, в остальном не определяя [ее] ближе, и нельзя ставить новаторам в вину то, что они стремились пробиться к более определенному построению понятий" <235>. Сегодня "некоторые отрицают само по себе противостояние ничтожности и оспоримости и хотели бы свести его исключительно к историческому явлению" <236>. В то же время "те, кто желал бы сделать упрек нашей литературе за странную картину, которую она нам... предлагает, вскоре сами бы поняли, что порицать гораздо легче, чем улучшать... Вряд ли существует что-либо более сложное, чем свести преобладающие в данной области противопоставления к определенной линии и присвоить им наименования. Насколько менее нам хотелось бы довольствоваться охарактеризованным состоянием учения, настолько же сложнее бороться с установленными категориями" <237>. "Было бы достаточно, если бы имелось ясное осознание того, насколько хорошо следует учитывать своеобразие каждого отдельного вида порочности при его рассмотрении и насколько сложной будет система благодаря полноте, богатству жизни" <238>.
|
|
|
--------------------------------
<235> Mitteis L. Op. cit. S. 85.
<236> Ibid. S. 87.
<237> Ibidem.
<238> Ibid. S. 88.
Как бы то ни было, критика классического учения в доктрине этого периода была весьма распространенным явлением, что позволило известному пандектисту Генриху Дернбургу в конце XIX в. констатировать: "Еще недавно в резком разграничении ничтожности и оспариваемости усматривали новое доказательство величия римского права. Однако в настоящее время многие отрицают внутреннее юридическое значение такого противоположения" <239>. Эти слова, сказанные более ста лет назад применительно к германской цивилистике, с полным основанием могут быть отнесены и к нынешнему состоянию российской юриспруденции, что, конечно, не может не удивлять, ибо нельзя упускать из виду ту пропасть, которая пролегает между немецкой пандектистикой XIX в., действовавшей в условиях запутанного, разнородного, некодифицированного права, когда сомнения, поиск и отрицание более чем естественны, и нынешним состоянием отечественной доктрины, базирующейся на рациональных положениях одного из наиболее современных кодексов, содержащего четкие легальные определения ничтожности и оспоримости.
--------------------------------
<239> Дернбург Г. Указ. соч. С. 331.
Впрочем, нельзя не учитывать и объективной предпосылки такого критического настроя: это конкретные вопросы все более усложняющейся юридической практики, решение которых далеко не всегда лежит на поверхности. И "перед лицом этих... вопросов практики позиция теоретиков разнится. Одни выводят из них основание для того, чтобы прославлять вечность традиционных догматических категорий. Другие - чтобы констатировать их закат; иногда в тонах горького сожаления; иногда воспевая... прогресс юридической науки, освобожденной от концептуализма" <240>.
--------------------------------
<240> Gentili A. Nullita annullabilita inefficacia (nella prospettiva del diritto europeo) // I contratti. 2003. N 2. P. 200.
Вместе с тем анализ современной критики классического учения показывает, что в основных своих чертах она остается той же, какой была и много лет назад. Сегодня ее авторы выдвигают, по существу, те же положения, что высказывались задолго до них, и приводят в их обоснование те же доводы. Это может свидетельствовать о двух вещах: либо традиционное деление порочных сделок не имеет под собой достаточных оснований и, как отражающее исключительно исторические особенности римского правопорядка, уже давно должно быть сдано в архив, либо его критика исходит из неверных посылок и из раза в раз повторяет одну и ту же ошибку. Какое из этих двух предположений верно, должно показать дальнейшее исследование. Однако прежде, чем перейти к непосредственному анализу проблемы ничтожности и оспоримости в современном российском праве, целесообразно рассмотреть две концепции, которые условно можно объединить под общим именем теории права оспаривания, выдвинутые против классического учения в XX в. французскими юристами Жапьо и Годэмэ, поскольку в них уже нашли отражение и теоретическое обоснование многие подходы, используемые сегодня в российской доктрине и судебной практике.
|
|
|
§ 23. Теория "права оспаривания"
Исходным пунктом данной теории, подобно тому как это было в теории Шлоссмана, стала критика главной идеи, на которую опиралась традиционная доктрина, - идеи порочности акта как его объективного свойства. Эта идея как бы уподобляла сделку живому организму, перенося на нее естественные качества последнего: действительная сделка считалась здоровым организмом, ничтожная - мертворожденным, а оспоримая рассматривалась как больной организм, которому суждено либо погибнуть (в случае эффективного оспаривания), либо выздороветь, исцелиться (при отпадении права оспаривания вследствие подтверждения сделки или истечения давности) <241>.
--------------------------------
<241> Изображение форм порочности юридической сделки в подобных "медицинских" терминах см., напр.: Санфилиппо Ч. Курс римского частного права. М.: Бек, 2000. С. 80 и сл.
По мнению критиков классического учения, идея акта-организма не имеет под собой реальной почвы, поскольку распространяет на правовой порядок понятия, к нему неприменимые, такие, как жизнь, смерть, болезнь, выздоровление <242>. Отвергая в связи с этим традиционное представление о порочности как объективном качестве сделки, Жапьо и Годэмэ предлагали рассматривать ее как санкцию за нарушение закона, выражающуюся в реализации предоставленного тем или иным лицам права оспаривания. Характер этой санкции зависит от того, какую цель преследует нарушенная сделкой правовая норма. Если она направлена на защиту общего интереса, то право оспаривания предоставляется любому заинтересованному лицу, если же частного - только тому, чей интерес нормой охраняется <243>.
--------------------------------
<242> См.: Годэмэ Е. Указ. соч. С. 153.
<243> См.: Там же. С. 154, 175. Но в обоих случаях круг управомоченных лиц колеблется в зависимости от конкретного основания оспаривания. По этому признаку Годэмэ выделял десять разновидностей недействительности - по пять для каждого из двух ее видов (Там же. С. 175 - 178).
Однако если бы теория права оспаривания ограничивалась только этим, она бы мало чем отличалась от классического учения, согласно которому круг лиц, имеющих право ссылаться на ничтожность, также не совпадает с кругом лиц, управомоченных требовать аннулирования оспоримой сделки. Все дело в том, что круг субъектов права оспаривания рассматривался в данной теории как единственное различие двух видов порочных сделок - абсолютно недействительных и относительно недействительных, согласно используемой авторами терминологии <244>. Никакой другой разницы между этими сделками не проводилось: "...нет различия a priori между двумя категориями недействительности", - подчеркивал Годэмэ <245>.
--------------------------------
<244> Следуя этой терминологии, далее сохраняются используемые авторами термины "недействительный", "недействительность" вместо "порочный", "порочность".
<245> Там же. С. 155.
Таким образом, вопрос о необходимости оспаривания, центральный в традиционной доктрине, с точки зрения Жапьо и Годэмэ не имеет классификационного значения: оспаривание любых сделок, по их мнению, осуществляется одинаково. Но в чем состоит юридическое значение оспаривания и каков его механизм - в этом взгляды авторов разделились.
По мнению Жапьо, недействительность акта, как абсолютная, так и относительная, означает, что в отношениях между заинтересованными лицами акта просто нет, что он - юридический "нуль" и, следовательно, не вызывает никаких правовых последствий. Поэтому какого-либо специального иска о признании такого акта недействительным не существует. Реализовать право оспаривания, требовать признания акта недействительным - значит добиваться судебной защиты тех прав, которые данный акт уничтожил бы или видоизменил, если бы имел юридическую силу. Например, оспаривание недействительного, но исполненного сторонами договора купли-продажи будет состоять в предъявлении продавцом виндикационного иска о возврате товара из незаконного владения покупателя (даже если этот договор является оспоримым согласно традиционной терминологии). Точно так же оспаривание недействительного прощения долга будет выражаться в предъявлении основанного на соответствующем обязательстве иска об уплате этого долга <246>.
--------------------------------
<246> См.: Japiot R. Des nullites en matiere d'actes juridiques. Essai d'une theorie nouvelle. Paris, 1909. 121 s. (Ввиду недоступности данной работы, здесь и далее она цитируется по указ. соч. Годэмэ, с. 157 и сл.)
Совершенно по-иному понимал недействительность Годэмэ. Он исходил из того, что в подавляющем большинстве случаев, как при абсолютной, так и при относительной недействительности, имеется внешняя видимость акта и его правовых последствий. Но даже при абсолютной недействительности видимость эта не есть пустая форма, которую каждый вправе игнорировать. "...Акт существует, по крайней мере, по внешности. Он ПРОИЗВОДИТ ДЕЙСТВИЕ" <247> (выделено мной. - Д.Т.). Уничтожить это действие, по мнению Годэмэ, может только суд. "Взять хотя бы акт, недействительный ввиду незаконности его основания, - рассуждает автор, - в этом случае недействительность абсолютная. Но допустимо ли, чтобы акт считался несуществующим без судебного решения? <...> Точно так же, если акту не хватает существенного элемента фактического состава, но имеется тем не менее внешнее существование... потребуется судебный иск для того, чтобы эту видимость уничтожить" <248>. Лишь в тех случаях, когда отсутствует даже видимость акта (например, стороны не пришли к соглашению), иска о недействительности и судебного решения не требуется. "Таким образом, - заключает Годэмэ, - мы приходим к необходимости иска, если есть видимость акта... Предъявление иска вызывается существованием выражения воли" <249>. Иск "необходим не только в случае порока соглашения и недееспособности <250>, но и во всех случаях абсолютной недействительности в классическом смысле, где имеется, по крайней мере, видимость акта, подлежащего уничтожению" <251>.
--------------------------------
<247> Годэмэ Е. Указ. соч. С. 169.
<248> Там же. С. 156 и сл.
<249> Там же. С. 157.
<250> То есть в случаях оспоримости сделок по французскому гражданскому праву (art. 1117, 1125 Code civil).
<251> Годэмэ Е. Указ. соч. С. 158.
Иными словами, недействительность, с точки зрения Годэмэ, в большинстве случаев наступает только в результате оспаривания, поэтому иск о недействительности имеет вполне самостоятельное и притом преобразовательное значение: он направлен "на уничтожение договора, породившего обязательства" <252>. Но даже при абсолютной недействительности право оспаривания, как полагал автор, не действует в отношении всех и каждого: бывают лица, против которых его осуществление невозможно (например, третьи лица, добросовестно приобретшие имущество у участника недействительной сделки). Даже при абсолютной недействительности право оспаривания подлежит давности и может прекратиться подтверждением акта <253>. В этих положениях находит наиболее рельефное выражение основная идея теории права оспаривания - идея недействительности как санкции за нарушение правовой нормы, а не как объективного качества сделки. Эта санкция, по мнению Годэмэ, не действует "автоматически"; для ее реализации необходимы иск и судебное решение.
--------------------------------
<252> Там же.
<253> Там же. С. 178 - 195.
Анализируя концепции Жапьо и Годэмэ, можно сделать вывод, что главное различие между ними сводится к неодинаковому пониманию природы недействительности. Обе концепции в равной мере отрицают классическое деление порочных сделок на ничтожные и оспоримые, однако если Жапьо представлял недействительность как отсутствие правового эффекта (по сути, как ничтожность, но действующую иногда в отношении строго определенных лиц), то Годэмэ, напротив, рассматривал ее как условное наступление юридических последствий, подлежащих уничтожению в судебном порядке (т.е. как оспоримость, согласно традиционной терминологии). При этом оба автора имели в виду недействительность как абсолютную, так и относительную, поскольку это деление, сохранившееся в теории права оспаривания, теперь имело значение только для определения круга лиц, управомоченных заявлять требование о недействительности сделки.
Именно в данном моменте концепция Жапьо представляется наиболее уязвимой. Получается, что при относительной недействительности сделка имеет полную юридическую силу для одних лиц и недействительна, причем с момента своего совершения, для других. Вообще, подобная конструкция известна гражданскому праву, хотя в современном российском законодательстве не используется. Это относительная недействительность (или относительная ничтожность) в узком смысле, которую не следует смешивать с оспоримостью. Оспоримые сделки, будучи вначале действительными, после аннулирования становятся недействительными абсолютно, в отношении всех и каждого. Относительно недействительные (ничтожные) сделки изначально не имеют силы в отношении конкретных заинтересованных лиц, в сделке не участвовавших; для всех же остальных, в том числе для контрагентов, они полностью действительны <254>. В германском праве таковы, например, сделки по распоряжению имуществом в нарушение запрета на его отчуждение, установленного для защиты интересов определенного лица (§ 135, 136 BGB). По мнению Л. Эннекцеруса, в таких случаях "закон употребляет юридическую фигуру фикции; но в этом не заключается никакого логического противоречия..." <255>. Хотя в последней части данное утверждение представляется достаточно спорным <256>, отрицать существование в гражданском праве категории относительной недействительности нельзя. Однако одно дело устанавливать подобную фикцию в отношении третьих лиц, как это имеет место при относительной недействительности в указанном смысле, и совсем другое - устанавливать ее в отношении одной из сторон сделки, как следует из теории Жапьо. Трудно представить, каким образом сделка может быть действительной для одной стороны и в то же самое время недействительной для другой, а права и обязанности - считаться возникшими для одного участника и не возникшими для другого.
--------------------------------
<254> См., напр.: Musielak H.-J. Op. cit. § 5(6). S. 124; Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 309, сн. 12.
<255> Эннекцерус Л. Указ. соч. С. 309, сн. 12.
<256> Всесторонней критике концепцию относительной ничтожности (relative Nichtigkeit) подверг в конце XIX в. Л. Миттайс (см.: Mitteis L. Op. cit. S. 107 f., 110 - 114, 116 f.), показывая, что по сути речь здесь должна идти не о ничтожности, а о квалифицированной оспоримости. "Чистое понятие" ничтожности оказывается "замутнено до такой степени, - писал он, - что снова и снова под него подводят случаи так называемой относительной ничтожности, вследствие чего это понятие противоречит самому себе и в большей части критерии ничтожности становятся неверными по отношению к представляемому таким образом понятию" (Ibid. S. 107). "Поскольку... эта (относительно ничтожная. - Д.Т.) сделка до соответствующего изъявления производит весь свой эффект ex officio и для судьи, она как раз не ничтожна. Поэтому относительная ничтожность противоречит сама себе..."; в данном случае "до опровержения нет никакого неопределенного состояния, а сделка производит эффект, который впоследствии лишь отменяется ex tunc" (S. 108); "до оспаривания и без такового она обладает полной жизнеспособностью" (S. 114). "Уже беглый взгляд... показывает, что схема ничтожности, как она сегодня очерчена, не соответствует логическому понятию ничтожности - единственному существующему здесь прочному стержню, совершенно неподобающим образом охватывая относительную ничтожность..." (S. 111). Благодаря признанию фигуры относительной ничтожности учение о порочности сделок "становится бесполезно сложным" (S. 165). "...Логически более корректным было бы говорить здесь просто об оспоримости (Anfechtbarkeit). Понятию ничтожности противоречит, когда сделка до какого-либо определенного момента существует, и только потом - пусть даже и ex tunc - разрушается" (S. 113). "Полное научное основание имеет лишь такое понимание ничтожности, которое исключает" всякое действие сделки; если же "в каком-либо отношении, будь то в субъектном ограничении оспаривания, будь то в необходимости формального процесса об уничтожении, сделка способна выражать известную реакцию, она более уже не является ничтожной, против нее должно быть учинено оспаривание" (S. 117). В отечественной цивилистике против идеи относительной недействительности в изложенном выше общепринятом понимании этого термина высказывался, в частности, Д.М. Генкин, полагая что относительно недействительные сделки на самом деле полностью действительны, в том числе и для тех, в отношении кого закон устанавливает их недействительность, - кредиторов стороны сделки. Другое дело, что у кредитора в связи с совершением такой сделки появляется, по мнению Д.М. Генкина, особое право требования, направленное на устранение невыгодных для него последствий распорядительных действий должника (см.: Генкин Д.М. Указ. соч. С. 227 и сл.). Здесь нет возможности останавливаться на этом вопросе более подробно. При характеристике относительной недействительности использован наиболее распространенный взгляд, основанный на буквальном толковании данного термина.
Не меньшие возражения вызывает концепция Годэмэ, согласно которой любой недействительный акт, даже явно противоречащий закону, порождает те правовые последствия, на которые он был направлен, пока какое-нибудь заинтересованное лицо, будь то частный субъект или орган публичной власти, не воспользуется предоставленным ему правом оспаривания и не опровергнет этот акт в суде. По существу, данная концепция связывает правовые последствия исключительно с фактом выражения воли, безотносительно к тому, были ли соблюдены требования закона. Но закон, очевидно, вступил бы в противоречие с самим собой, если бы допускал возникновение прав и обязанностей, несмотря на нарушение условий, им же самим для этого установленных <257>.
--------------------------------
<257> В современных правопорядках практически не встречается норм, подобных римским leges minus quam perfectae et imperfectae, нарушение которых не приводило к недействительности акта, а влекло лишь наказание нарушителей (чаще всего штрафом) или же вообще оставалось без последствий (подробнее см. ниже, § 29). Современные законы, напротив, в качестве общего правила объявляют ничтожной всякую сделку, совершенную с нарушением установленных требований (см., напр.: Art. 1108, 1131, 1133 Code civil, art. 1418 Codice civile, § 134 BGB, ст. 168 ГК РФ).
Правда, Годэмэ говорит лишь о ВИДИМОСТИ акта и его правовых последствий. Однако эту "внешнюю видимость" он, по сути, приравнивает к реальному существованию, утверждая, что недействительный акт "ПРОИЗВОДИТ ДЕЙСТВИЕ", что "к недействительности ПРИХОДЯТ посредством права оспаривания" <258> (выделено мной. - Д.Т.). Между тем видимость, какую бы иллюзию реальности она ни создавала, остается только видимостью, не более. Суд может ее рассеять, но он не в состоянии уничтожить то, чего никогда не было. Поэтому в утверждении, что пороки сделки не приводят к недействительности без судебного о том решения, по замечанию самого же Годэмэ, высказанному в связи с критикой учения о несуществующих (несостоявшихся) актах, "заключается смешение доказательства и основания права:...договор с точки зрения закона - мертворожденный; нужно только это доказать" <259>. Целям такого доказывания и служит декларативный иск о ничтожности сделки (негационный иск), отличающийся по данному признаку от иска ресциссорного, направленного на аннулирование оспоримой сделки и имеющего конститутивный характер. Правильно отмечая самостоятельность исков о недействительности сделок, Годэмэ вместе с тем, строго следуя своей теории, не разграничивал их и независимо от конкретного основания недействительности рассматривал в качестве конститутивных.
--------------------------------
<258> Годэмэ Е. Указ. соч. С. 169, 178.
<259> Там же. С. 150 и сл.
Критикуя концепцию Жапьо, отрицавшего существование специальных исков о недействительности, Годэмэ указывал, в частности, что она противоречит как текстам закона, так и истории, ибо "иск о признании акта недействительным есть иск самостоятельный, происходящий из римской restitutio in integrum..." <260>. Вместе с тем не вполне соответствовала истории и концепция самого Годэмэ. Как уже отмечалось, сфера действия преторской реституции ограничивалась строго определенными случаями, когда правовые последствия тех или иных юридических фактов, с учетом конкретных обстоятельств, противоречили справедливости. Реституция парализовала правовой эффект таких фактов в плане ius honorarium, не затрагивая их формальной действительности с точки зрения ius civile. Но некоторые пороки сделок, такие, как, например, незаконность основания, совершение сделки умалишенным или малолетним, и др., приводили к недействительности по нормам цивильного права, причем недействительность в этом случае наступала изначально, без какого-либо преторского вмешательства. Однако для такого рода сделок, ничтожных согласно традиционной терминологии, в системе Годэмэ места не нашлось.
--------------------------------
<260> Там же. С. 157.
Что же касается постановлений французского законодательства, то в них, как представляется, в большей мере отразилась классическая теория порочности. Так, например, согласно уже цитированному art. 1117 Code civil "соглашение, заключенное вследствие заблуждения, насилия или обмана, не является ничтожным в силу самого закона; оно дает лишь основание для иска о ничтожности...". Хотя приведенное положение имеет в виду только частный случай недействительности, оно не оставляет сомнений в том, что французский кодекс различает недействительность в силу самого закона и недействительность в силу судебного решения. Существование же некоторых норм, необъяснимых с позиций классического учения и дающих почву для его критики, само по себе еще недостаточно для тех выводов, которые делали Жапьо и Годэмэ, отрицавшие указанное деление <261>.
--------------------------------
<261> В пользу позиции Годэмэ мог бы свидетельствовать уже упоминавшийся art. 1234 Code civil, называющий недействительность обязательств в числе оснований их прекращения. Однако это положение обоснованно критиковалось самим автором (Указ. соч. С. 169 и сл.).
Отечественная цивилистика в целом всегда придерживалась классической доктрины, четко разграничивая понятия ничтожности и оспоримости <262>. Однако в последнее время, особенно в связи с новой кодификацией гражданского права в странах бывшего СССР, у теории "права оспаривания" появляются сторонники. Выступая с критикой традиционного деления порочных сделок, они зачастую используют именно те положения, которые были сформулированы в рамках данной теории.
--------------------------------
<262> Взгляды, близкие к изложенной концепции Годэмэ в части "действительности" и необходимости судебного оспаривания актов, не соответствующих закону, высказывал в советской доктрине проф. Я.М. Магазинер. Однако, в отличие от Годэмэ, оспоримость незаконных актов он мыслил лишь как общее правило, из которого возможны исключения в пользу ничтожности, четко разграничивая эти две формы порочности (подробно см. ниже, § 29).
Так, например, в комментарии к принятому в 1994 г. Гражданскому кодексу Республики Казахстан, который, в отличие от Модельного ГК для стран СНГ и ГК РФ, прямо не закрепляет деление порочных сделок на ничтожные и оспоримые, указывается, что "это деление имеет практическое значение лишь для определения того, КТО ВПРАВЕ ТРЕБОВАТЬ ПРИЗНАНИЯ СДЕЛКИ НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ - участник сделки, другое заинтересованное частное лицо либо уполномоченный государственный орган. А об этом специально сказано в статьях, определяющих конкретные основания недействительности" <263> (выделено мной. - Д.Т.). Таким образом, различие между порочными сделками проводится исключительно по признаку управомоченных на иск субъектов, в чем нельзя не увидеть проявления главной идеи теории права оспаривания. "Дело... не в том, - писал Ю.Г. Басин, - требуется или не требуется судебное признание недействительности сделки, а в том, чьи интересы (частные или публичные) были нарушены при заключении сделки и, следовательно, кто вправе обратиться в суд с соответствующим требованием" <264>. При таком подходе остается, однако, открытым вопрос, какова будет судьба сделки, если требование о признании ее недействительной никем не заявлено: имеет ли такая сделка юридическую силу или же она не порождает правовых последствий, недействительна изначально? Тот или иной вариант ответа на этот вопрос неизбежно приводит, по существу, к признанию всех порочных сделок либо оспоримыми (Годэмэ), либо ничтожными (Жапьо), однако ущербность как того, так и другого подхода уже показана выше <265>.
--------------------------------
<263> Гражданский кодекс Республики Казахстан (Общая часть). Комментарий: В 2 кн. / Отв. ред. М.К. Сулейменов, Ю.Г. Басин. Кн. 1. Алматы: Жетi жаргы, 1997. С. 350 и сл. (автор ком. к ст. 157 - Ю.Г. Басин).
<264> Гражданское право: Учебник для вузов (академический курс) / Отв. ред. М.К. Сулейменов, Ю.Г. Басин. Т. I. Алматы, 2000. С. 282.
<265> Следует заметить, что на самом деле ГК Республики Казахстан, хотя и не использует соответствующей терминологии, все же проводит различие между ничтожными и оспоримыми сделками, поскольку в одних случаях указывает, что сделка "недействительна" (п. 1 ст. 158, п. 1 - 3, 5 ст. 159, п. 1 ст. 160), а в других - что она "может быть признана судом недействительной по иску" того или иного лица (п. 4, 6 - 11 ст. 159). Отсутствие в ГК РК самих терминов "ничтожность" и "оспоримость" не имеет существенного значения. Гражданские кодексы РСФСР 1922 и 1964 гг. также не знали этих терминов, хотя деление порочных сделок на ничтожные и оспоримые ни у кого не вызывало сомнений. Неоднозначно истолкована может быть лишь норма п. 1 ст. 157 ГК РК, устанавливающая общее правило, согласно которому "при нарушении требований, предъявляемых к форме, содержанию и участникам сделки, а также к свободе их волеизъявления, сделка может быть признана недействительной по иску заинтересованных лиц, надлежащего государственного органа или прокурора". Данное положение может навести на мысль, будто все порочные сделки являются по ГК РК оспоримыми. Такой вывод был бы, однако, ошибочным, ибо специальные нормы, устанавливающие конкретные основания недействительности, в том числе вследствие пороков воли, формы, субъектов и содержания, как было замечено, указывают либо на ничтожность, либо на оспоримость соответствующих сделок.
§ 24. Вопросы терминологии
Негативное отношение к традиционному делению порочных сделок высказывается в последнее время и в российской юридической литературе, хотя с принятием Гражданского кодекса 1994 г. классическое учение о ничтожности и оспоримости нашло официальное признание и достаточно последовательное выражение в нормах отечественного законодательства.
Одним из главных объектов критики стала ст. 166 ГК, впервые закрепившая легальное определение ничтожных и оспоримых сделок. Согласно этому определению "сделка недействительна... в силу признания ее таковой судом (оспоримая сделка) либо независимо от такого признания (ничтожная сделка)". Данная формулировка, очень точно и лаконично отразившая существо давно известных теоретических понятий, несмотря на свою ясность и простоту, вызвала самые противоречивые толкования в юридической литературе и судебной практике.
Начать с того, что была поставлена под сомнение обоснованность терминологии, использованной Гражданским кодексом для обозначения двух видов порочных сделок. Выше уже приводилось высказанное в юридической печати суждение, согласно которому при формировании понятийного аппарата законодатель якобы отступил от правил формальной логики и вследствие этого возникло противоречие: "...оспоримые сделки являются действительными и одновременно одним из видов недействительных сделок" <266>. Как уже было показано <267>, подобный вывод стал возможным благодаря тому, что российская цивилистика не восприняла пандектное разграничение недействительности и порочности сделки, вследствие чего автор цитированного суждения невольно допустил подмену понятий: на самом деле ничтожность и оспоримость представляют собой формы порочности, а не недействительности. Кроме того, даже из буквального толкования п. 1 ст. 166 ГК следует лишь то, что оспоримая сделка может стать недействительной исключительно в силу признания ее таковой судом, но не сама по себе. О том, что она является видом недействительных сделок и при отсутствии судебного решения, здесь не упоминается. Если такая сделка оспорена и аннулирована в судебном порядке, она становится недействительной, однако при этом не превращается в ничтожную, ибо ее недействительность наступает вследствие решения суда, а не автоматически (хотя, как указывалось выше, в данном случае иногда говорят о последующей ничтожности). Только тогда оспоримую (а точнее, уже оспоренную и аннулированную) сделку можно рассматривать как разновидность недействительных сделок.
--------------------------------
<266> Томилин А. Указ. соч. С. 107.
<267> См. выше, § 17.
Вообще, схоластический спор об обоснованности устоявшихся терминов "ничтожность" и "оспоримость", вызванный исключительно отсутствием в русском юридическом лексиконе специального технического термина для обозначения порочности, имеет, как уже отмечалось <268>, давнюю историю, и его содержание до сих пор традиционно воспроизводится не только в специальных исследованиях, но даже в учебной литературе <269>. Более полувека назад И.Б. Новицкий указал на несопоставимость этих понятий: если оспоримость указывает на необходимость совершения известного действия для устранения правового эффекта, то ничтожность указывает на результат (недействительность) <270>. "Противопоставление ничтожным сделкам оспоримых сделок, - писал он, - не покоится на принципиальной основе: если оспаривание осуществляется, оно приводит к "ничтожности" сделки, притом не с момента оспаривания, а, по общему правилу, с момента совершения сделки, т.е. с обратной силой" <271>. Вместо этого Новицкий предлагал именовать ничтожные и оспоримые сделки соответственно абсолютно недействительными и относительно недействительными <272>.
--------------------------------
<268> См.: Там же.
КонсультантПлюс: примечание.
Учебник "Гражданское право: В 4 т. Том 1: Общая часть" (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (издание третье, переработанное и дополненное).
<269> См., напр.: Гражданское право: Учебник: В 4 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. 3-е изд., перераб. и доп. Т. I: Общая часть М.: Волтерс Клувер, 2004. С. 481.
<270> См.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. С. 69 и сл. Впрочем, об этом еще до революции писал Д.М. Генкин (см.: Генкин Д.М. Указ. соч. С. 215 и сл.).
<271> Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. С. 70.
<272> См.: Новицкий И.Б. Сделки. Исковая давность. С. 70; Он же. Недействительные сделки. С. 37.
Эту терминологию, используемую иногда и в современной учебной литературе <273>, нельзя признать удачной вследствие ее двусмысленности, ибо с ее помощью могут обозначаться совершенно различные правовые явления. Так, если во французском праве соответствующие термины (nullite absolue и nullite relative) означают то же самое, что ничтожность и оспоримость в других правопорядках, то, например, в германском - указывают на то, является ли сделка недействительной для всех абсолютно или же только для определенных лиц - относительно <274>. В этом последнем смысле термин "относительная недействительность" (relative Unwirksamkeit), как уже отмечалось <275>, означает, что сделка изначально не имеет юридической силы, но только в отношении конкретных лиц, для всех же остальных она действительна (§ 135, 136 BGB). При оспоримости ситуация иная: сделка, в зависимости от того, была она аннулирована судом или нет, либо действительна, либо недействительна, но в обоих случаях действительность или недействительность является абсолютной в том смысле, что устанавливается в отношении всех и каждого <276>. Так, даже управомоченное на оспаривание лицо до тех пор, пока не оспорит сделку, не может сказать, что она в отношении него не имеет никакой силы, недействительна. Между тем именно это предполагало бы понятие относительной недействительности, принятое, кстати, не только в германском праве <277>. Использование в отечественной доктрине терминов "абсолютная недействительность" и "относительная недействительность", понимаемых во французском смысле, не только привело бы к бесполезному удвоению общепринятых понятий ничтожности и оспоримости, но и было бы неправильным по существу, поскольку наводило бы на мысль, что оспоримая сделка недействительна (пусть и относительно) независимо от аннулирования ее судом. По этой же причине неправильно было бы именовать оспоримые сделки и относительно действительными, как предлагал В.А. Рясенцев <278>.
--------------------------------
КонсультантПлюс: примечание.
Учебник "Гражданское право: В 4 т. Том 1: Общая часть" (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (издание третье, переработанное и дополненное).
<273> См., напр.: Гражданское право: Учебник: В 2 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. Т. I. М.: Бек, 1998. С. 356 и сл.; Гражданское право: Учебник: В 4 т. / Отв. ред. Е.А. Суханов. Т. I: Общая часть. 3-е изд., перераб. и доп. С. 481.
<274> См., напр.: Zimmermann R. Op. cit. P. 679.
<275> См. выше, § 23.
КонсультантПлюс: примечание.
Учебник "Гражданское право: В 4 т. Том 1: Общая часть" (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2008 (издание третье, переработанное и дополненное).
<276> См. также: Тузов Д.О. Ничтожность и оспоримость сделок: классическая доктрина и проблемы российской цивилистики. С. 150 и сл. Против этого В.С. Ем выдвинул следующее возражение: "Но если при оспоримости сделки ее действительность или недействительность является абсолютной, то неясно, как абсолютно действительную, но оспоримую сделку можно признать недействительной" (Гражданское право / Отв. ред. Е.А. Суханов. 3-е изд. Т. I. С. 481, сн. 4). В качестве ответа могу лишь повторить уже сказанное: абсолютная действительность в данном случае означает, что оспоримая сделка, пока она не оспорена и не аннулирована, действительна для всех, а не то, что она не может быть оспорена. Добавлю также, что вследствие судебного решения об аннулировании недействительность оспоримой сделки не признается в качестве уже существующего состояния, а наступает впервые, так что сделка из действительной по судебному решению становится недействительной (см. также ниже, § 31). Это обстоятельство, по-видимому, и не учитывает автор приведенного замечания.
<277> Аналогично понимается относительная недействительность, например, в итальянской доктрине.
<278> См.: Рясенцев В.А. Лекции на тему "Сделки по советскому гражданскому праву" (1-я и 2-я). М., 1951. С. 19.
Представляется, что существу таких сделок вполне соответствует их квалификация как резолютивно обусловленных. "...Если следовать слову оспоримость (Anfechtbarkeit), - отмечал Граденвитц, - то необходимо обозначать как оспоримые те сделки, при которых желаемый эффект хотя и наступает, но вопреки соглашению прекращается, как только происходит определенное событие, а именно оспаривание. Как раз это и является понятием резолютивного условия...". В то же время автор верно указывал на отличие оспоримых сделок от сделок условных, совершенных под резолютивным условием, ибо в последнем случае "отмена происходит не в противоречии с соглашением, а, напротив, в силу соглашения" <279>. Подобным образом рассуждал и М.М. Агарков, рассматривавший оспоримую сделку как условно действительную: она "действительна, но действительна под легальным резолютивным и потестативным условием, а именно, что она не будет оспорена соответствующим лицом" <280>. Тем не менее понятие легально-резолютивной обусловленности, верно характеризуя юридическую природу оспоримости, в то же время не исключает и использования общепринятого, выразительного термина "оспоримая сделка", отказываться от которого нет оснований.
--------------------------------
<279> Gradenwitz O. Op. cit. S. 321.
<280> Агарков М.М. Понятие сделки по советскому гражданскому праву // СГП. 1946. N 3-4. С. 48 и сл.
Встречаются высказывания и против термина "ничтожная сделка". По мнению И.Б. Новицкого, он также неадекватно отражает суть обозначаемого им понятия: "...термин "ничтожность" наводит на мысль, что в данном случае перед нами юридический нуль, что никаких юридических последствий из ничтожной сделки не возникает. На самом деле картина иная. <...> Ничтожная сделка не порождает тех юридических последствий, которые свойственны сделкам данного рода. Но некоторые другие юридические последствия из ничтожной сделки могут возникнуть..." <281>.
--------------------------------
<281> Новицкий И.Б. Недействительные сделки. С. 35.
В настоящее время эта позиция, казалось бы, находит подтверждение в самом законе. Недействительная сделка, говорится в п. 1 ст. 167 ГК, не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью. Однако ранее <282> уже было показано, что если с совершением ничтожной сделки закон и связывает какие-либо последствия, то это означает, что данная сделка выполняет другие фактические составы, предусмотренные гипотезами иных правовых норм, с точки зрения которых она является юридически релевантным фактом, а не ничтожной сделкой. С точки же зрения "нормальной" схемы недействительная сделка - как ничтожная, так и аннулированная судом с обратной силой оспоримая - не влечет никаких правовых последствий, а значит, не является юридическим фактом. Термин "ничтожность" призван при этом подчеркнуть, что, в отличие от оспоримой сделки, ничтожная сделка не имеет силы с самого начала, независимо от воли заинтересованных лиц и решения суда. Поэтому выражение "ничтожная сделка" не скрывает в себе никакого противоречия <283>.
--------------------------------
<282> См.: § 9, 10, 14.
<283> Кроме того, мнимая двусмысленность термина "ничтожность", которой стремился избежать Новицкий, предлагая вместо него термин "абсолютная недействительность", этим последним вряд ли может быть устранена, так как буквально он также означает полное (абсолютное) отсутствие правовых последствий.
Нельзя согласиться и с тем, что понятия ничтожности и оспоримости несоизмеримы друг с другом. Как уже отмечалось <284>, если рассматривать их как формы порочности, каковыми они и являются, а не недействительности, то оба совершенно адекватно отражают объективное юридическое состояние сделки, указывая на то, к какому типу последствий приводят пороки ее состава: при ничтожности они полностью обессиливают сделку, так что последняя даже не возникает для права, изначально являясь недействительной <285>; при оспоримости же - лишь порождают право на ее оспаривание. Таким образом, используемая российским законом терминология вполне обоснованна как с научной, так и с практической точки зрения, соответствуя к тому же общепринятым в европейской цивилистике правовым категориям <286>.
--------------------------------
<284> См. выше, § 17.
<285> Именно поэтому термины "недействительность" и "ничтожность" зачастую используется как взаимозаменяющие. Например, в германском праве Unwirksamkeit (недействительность) нередко употребляется в значении Nichtigkeit (ничтожность). Как синонимы термины "недействительность" и "ничтожность" используются и в российском ГК, причем часто одновременно, в рамках одного предписания и при характеристике одной сделки (напр., согласно п. 1 ст. 165 несоблюдение нотариальной формы, а в случаях, установленных законом, - требования о государственной регистрации сделки влечет ее недействительность. Такая сделка считается ничтожной). Подобное словоупотребление явно избыточно, но вряд ли стоит опасаться, что оно может осложнить понимание закона и породить неясности, как утверждает А. Томилин (Указ. соч. С. 107).
<286> Интересно заметить, что аналогичная терминология принята даже в доктрине стран общего права, разграничивающей порочные договоры на null and void contracts и voidable contracts.
§ 25. Проблема допустимости иска о ничтожности
Однако наибольшие недоразумения с принятием части первой Гражданского кодекса вызвала не новая для российского законодательства терминология, а закрепленное в п. 1 ст. 166 легальное определение ничтожной сделки. В полном соответствии с классическим учением Гражданский кодекс установил, что ничтожная сделка недействительна независимо от признания ее таковой судом. Надо сказать, что и до принятия ГК это положение было общепризнанным и почти никем не оспаривалось. Всегда считалось, что ничтожные сделки недействительны в силу закона, независимо от каких-либо заявлений сторон или третьих лиц, что их недействительность наступает сама собой и никак не связана с актом судебного признания. Вместе с тем не отрицалась и возможность предъявления заинтересованными лицами исков о констатации ничтожности таких сделок <287> (негационных исков). Но после того как определение ничтожной сделки было закреплено непосредственно в законе и его пришлось применять на практике, указанные положения для многих оказались подлинной terra incognita.
--------------------------------
<287> См., напр.: Генкин Д. Недействительность сделок, совершенных с целью, противной закону // Учен. зап. ВИЮН. Вып. V. М.: Юриздат, 1947. С. 49; Рясенцев В.А. Указ. соч. С. 18; Брагинский М. Осуществление и защита гражданских прав. Сделки. Представительство. Доверенность. Исковая давность (лекция М.И. Брагинского, прочитанная в Высшем Арбитражном Суде РФ в декабре 1994 года) // Вестник ВАС РФ. 1995. N 7. С. 107 и сл.
Сначала легальное определение было истолковано в том смысле, что раз ничтожные сделки недействительны независимо от судебного решения, значит, и требования о признании их недействительными не подлежат рассмотрению в суде. Не последнюю роль в формировании такого мнения сыграла ст. 12 ГК, которая в качестве способов защиты гражданских прав назвала такие, как признание оспоримой сделки недействительной и применение последствий ее недействительности, а также применение последствий недействительности ничтожной сделки, ничего не говоря при этом о признании ничтожной сделки недействительной. Отсюда делали вывод, что если сделка ничтожна, то в суд могут быть предъявлены только требования о применении последствий ее ничтожности <288>, например о возврате переданных по сделке вещей или уплаченных денег.
--------------------------------
<288> См., напр.: Парций Я. Новый Гражданский кодекс и законодательство о защите прав потребителей и сертификации // ХП. 1996. N 6. С. 76; Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой / Отв. ред. О.Н. Садиков. М.: Юринформцентр, 1995. С. 212 (автор ком. к ст. 166 - Т.Л. Левшина).
В этом отрицании самостоятельности негационного иска опять-таки легко узнать разновидность все той же теории права оспаривания, одно из ее положений, высказанное еще в начале прошлого века Жапьо. Трудно, конечно, представить, что судам было что-нибудь известно об этой теории и ее авторе, но они нередко отказывали в принятии исковых заявлений о признании недействительными ничтожных сделок или прекращали производство по таким делам, ссылаясь на неподведомственность спора суду <289>. Чтобы изменить эту практику, понадобилось совместное разъяснение высших судебных органов о том, что независимость недействительности ничтожной сделки от ее судебного признания еще не означает невозможности такового <290>.
--------------------------------
<289> Об этом можно судить, в частности, по делам, рассмотренным Президиумом ВАС РФ в порядке надзора (см., напр.: Постановления от 9 нояб. 1995 г. N 5765/95 (Вестник ВАС РФ. 1996. N 2. С. 83), от 19 дек. 1995 г. N 6536/95 (СПС "КонсультантАрбитраж"), от 28 дек. 1995 г. N 4306/95 (Вестник ВАС РФ. 1996. N 3. С. 89 и сл.); Полонский Б. Некоторые тонкости арбитражного процесса // Закон. 1996. N 6. С. 119).
<290> См.: абз. 1 п. 32 Постановления Пленума Верховного Суда РФ и Пленума ВАС РФ от 1 июля 1996 N 6/8 "О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации" // Вестник ВАС РФ. 1996. N 9. С. 13.
Безусловно, потребность в судебном признании чаще всего возникает при необходимости применения так называемых последствий недействительности, т.е. когда ничтожная сделка уже хотя бы частично исполнена. Поэтому негационные требования и требования о применении реституции или о взыскании всего полученного по сделке в доход государства (ст. 169 ГК) обычно заявляются истцами одновременно и рассматриваются судом в рамках одного процесса. Однако, как уже отмечалось, интерес в признании сделки ничтожной может возникать и тогда, когда еще никаких предоставлений по сделке произведено не было. В этом случае имеет место "чистое" негационное притязание, которое подлежит реализации в судебном порядке на общих основаниях. Но даже если ничтожная сделка полностью или частично исполнена, это отнюдь не исключает возможности предъявления указанных требований независимо друг от друга и отдельного их разрешения судом, равно как и не устраняет необходимости их четкого разграничения в пределах одного иска в качестве двух самостоятельных, хотя и взаимосвязанных притязаний <291>. Несмотря на то, что самостоятельность негационного иска была официально признана высшими судебными органами, данные положения не всегда учитываются в правоприменительной практике. В качестве примера можно сослаться на несколько дел, рассмотренных Высшим Арбитражным Судом РФ в порядке надзора.
--------------------------------
<291> См. также: Рабинович Н.В. Недействительность сделок и ее последствия. Л., 1960. С. 116 и сл.
В Президиум ВАС был принесен протест, в котором предлагалось прекратить производство по делу о признании сделки недействительной ввиду того, что уже имеется вступившее в законную силу решение суда об отказе в удовлетворении иска о применении последствий недействительности той же сделки, вынесенное по спору между теми же лицами. Президиум ВАС обоснованно признал протест в данной части не подлежащим удовлетворению, мотивировав это тем, что указанные исковые требования не являются тождественными <292>. В двух других случаях Президиум ВАС отменил решение по иску о признании сделки недействительной и применении последствий ее недействительности в том числе в связи с тем, что суд первой инстанции ограничился рассмотрением только первого из заявленных истцом требований и оставил без внимания другое - о применении последствий недействительности сделки <293>. Этим Высший Арбитражный Суд, по существу, признал относительную самостоятельность указанных требований. Однако в другом деле Президиум ВАС занял противоположную позицию.
--------------------------------
<292> Постановление Президиума ВАС РФ от 29 авг. 2000 г. N 3015/00 // СПС "КонсультантАрбитраж".
<293> Постановления Президиума ВАС РФ от 23 авг. 2000 г. N 7464/99 (Вестник ВАС РФ. 2000. N 11. С. 26 и сл.), от 14 нояб. 2000 г. N 5824/99 (Вестник ВАС РФ. 2001. N 1. С. 22 и сл.).
Решением арбитражного суда первой инстанции было удовлетворено исковое требование прокурора о признании недействительными сделки приватизации государственного предприятия и распоряжения комитета по управлению государственным имуществом о создании в порядке приватизации акционерного общества открытого типа. Каких-либо иных требований истец не заявлял. Данное решение было оставлено без изменений постановлениями судов апелляционной и кассационной инстанций. Но Президиум Высшего Арбитражного Суда признал его незаконным, указав, что нижестоящий суд необоснованно ограничился только признанием недействительности ничтожной сделки, не приняв решения о восстановлении нарушенных неправомерной приватизацией прав заинтересованных лиц. "В соответствии со статьей 2 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, - говорится в Постановлении по этому делу, - задачей судопроизводства в арбитражном суде является защита нарушенных прав и законных интересов предприятий, учреждений, организаций и граждан. Поэтому решение суда должно предусматривать механизм реальной защиты прав" <294>.
--------------------------------
<294> Постановление Президиума ВАС РФ от 3 сент. 1996 г. N 151/96 (Вестник ВАС РФ. 1996. N 11. С. 43); п. 5 Обзора отдельных постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ по спорам, связанным с признанием сделок недействительными [Изложение] (ХП. 2001. N 4. С. 128; далее - Обзор).
Как представляется, делая подобный вывод, Президиум ВАС не учел, что судебное признание сделки недействительной уже само по себе является одним из способов защиты, правда не субъективного права, а охраняемого законом интереса. При этом решение суда по негационному иску, будучи по своей природе установительным, в принципе не может предусматривать механизма "реальной" защиты, ибо не предполагает какого-либо исполнения (в отличие от решения о присуждении, которое поэтому иногда называется исполнительным). В данной ситуации прокурору следовало наряду с негационным требованием заявить и другое, направленное на устранение реальных (фактических) последствий незаконной приватизации. Поскольку этого сделано не было, суд не обязан был выходить за пределы исковых требований и присуждать ответчика к совершению тех действий, о которых истец не просил <295>, <296>.
--------------------------------
<295> Строго говоря, в силу принципа диспозитивности процесса он был не только не обязан, но и не вправе этого делать. Однако по прямому указанию абз. 2 п. 2 ст. 166 ГК суд может применять последствия недействительности ничтожной сделки и по собственной инициативе. Не касаясь здесь вопроса об обоснованности этого правила (его подробный критический анализ см. ниже, § 45), следует заметить, что текстуально оно сформулировано все же как предоставляющее суду право, а не как налагающее на него обязанность. Поэтому его неприменение в данном случае никак не могло служить - даже формально - основанием для отмены судебного решения.
<296> В другом деле, отменив решение арбитражного суда об отказе в негационном иске, Президиум ВАС признал сделку недействительной (ничтожной), однако не ограничился этим и направил дело на новое рассмотрение для решения вопроса о реституции, хотя истец, насколько позволяет судить содержание Постановления, такого требования не заявлял (Постановление Президиума ВАС РФ от 2 июня 1998 г. N 6007/96 // СПС "КонсультантАрбитраж").
Несмотря на некоторую непоследовательность судебной практики, в целом можно сказать, что само существование исков о признании ничтожных сделок недействительными в настоящее время, как правило, споров не вызывает <297>.
--------------------------------
<297> Впрочем, еще встречаются и противоположные мнения. Так, И. Приходько, цитируя п. 32 совместного Постановления Пленумов ВС и ВАС РФ от 1 июля 1996 г. N 6/8, согласно которому ГК "не исключает возможность предъявления исков о признании недействительной ничтожной сделки, споры по таким требованиям подлежат разрешению судом в общем порядке...", тут же поясняет: "Таким образом... две высшие судебные инстанции исходят из того, что иски о признании недействительной ничтожной сделки фактически следует рассматривать как иски о применении последствий ее недействительности, что согласуется со ст. 12, п. 1 - 2 ст. 166 ГК РФ" (Приходько И. Недействительность сделок и арбитражный суд: процессуальные аспекты // ХП. 2000. N 5. С. 98). То же дословно воспроизводит В. Анохин (Анохин В. Недействительность сделок в практике арбитражного суда // ХП. 2001. N 8. С. 89). Такой вывод свидетельствует о непонимании смысла цитированного разъяснения, а также причин, которыми оно было вызвано.
Еще дальше в отрицании существования иска о ничтожности идет М. Рожкова. По ее мнению, поскольку стороны еще не приступили к исполнению ничтожной сделки, а следовательно, "говорить о правонарушении нет причин", то "требовать признания недействительной ничтожной сделки, по сути, равнозначно, например, требованию о признании причинения вреда в отсутствие причиненного вреда..." (Рожкова М. Указ. соч. С. 44). Далее, ссылаясь на И.В. Матвеева, автор утверждает, что "официальное" допущение предъявления иска о признании недействительности ничтожной сделки... фактически размывает грань между ничтожными и оспоримыми сделками" (Там же). Саму практику предъявления таких исков М. Рожкова объявляет "атавизмом командно-административной системы, когда договоры в большинстве своем сопровождались плановыми административными актами...". В настоящее время, по ее мнению, "определенность отношений участников всякой сделки может быть достигнута путем точного следования нормативным предписаниям: гражданское законодательство достаточно четко формулирует правовые запреты, нарушение которых позволяет говорить о совершении ничтожной сделки" (Там же. С. 45). Предъявление исков о ничтожности, полагает автор, недопустимо еще и "по причине отсутствия у суда консультативных и удостоверяющих функций в отношении обычных гражданско-правовых договоров" (Там же). Наконец, недопустимость рассматриваемых исков обосновывается тем, что, "во-первых, здесь нет спора о праве, во-вторых, отсутствует норма права, допускающая такой способ защиты гражданских прав" (Там же. С. 46).
Подобная аргументация не учитывает ряда базовых понятий учения об иске и его видах, равно как и учения о ничтожности и оспоримости. В частности, говоря об "отсутствии у суда консультативных и удостоверяющих функций", автор не принимает во внимание такую разновидность иска, как декларативный иск (иск о признании, установительный иск), направленный именно на судебное удостоверение некоторого факта, права или правового состояния, относительно которых имеется неопределенность, в данном случае - ничтожности сделки. Что же касается тезиса об "определенности отношений участников всякой сделки", в силу того, что будто бы "гражданское законодательство достаточно четко формулирует правовые запреты", то он выглядит, мягко говоря, оторванным от реальности (об этом, как и
|
|
|
