Нелогический поступок и наука
Постижение Паретовой системы требует точной интерпретации понятий логического и нелогического поступков. Значит, нужно начинать с изучения этих понятий. Самое простое для понимания логического поступка — наблюдение за поведением инженера и спекулянта, тем более что размышления и разочарования инженера и экономиста суть источник социологии Парето. Инженер, когда он не ошибается, ведет себя логично. Экономист, когда он не строит иллюзий насчет своих знаний, способен понять определенные формы поведения людей. Но социология имеет дело с людьми, которые обычно не ведут себя ни как инженеры, ни как осторожные спекулянты. Инженер, строящий мост, знает цель, которой хочет достичь. Он изучил сопротивление материалов и в состоянии подсчитать соотношение средств и цели. Существует сходство между отношением «средство — цель» в том виде, в каком оно воспринимается умом и объективно складывающимся подобным отношением. Аналогично поведение спекулянта, прототипа экономического субъекта. У него четкая цель — зарабатывать деньги. Он выявляет логическую связь между средствами, которые он использует — покупкой ценностей в момент их низкой котировки, — и целью, которую хочет достичь, — увеличением своего капитала. Если дела идут в соответствии с его предположениями, то объективно средства и цели будут следовать друг за другом так, как это было задумано заранее субъектом. Случай со спекулянтом, конечно, не так прост, как случай с инженером. Между задуманным отношением «средство — цель» и действительным отношением наблюдается разрыв во времени. Но если предположить, что ожидания спекулянта подтвердились фактами, обнаружится соответствие отношения средств к цели — в том виде, в каком оно было задумано, — реализации этого самого отношения. Логическая связь между средствами и целью существует в сознании субъекта и в объективной реальности, и оба отношения (объективное и субъективное) соответствуют друг другу.
Анализ опыта инженера и спекулянта показывает, что такое логический поступок. Для того чтобы поступок был логическим, нужно, чтобы отношение «средство — цель» в объективной реальности соответствовало подобному отношению в сознании субъекта. «Раз и навсегда мы будем называть логическими поступками действия, логически увязанные с их целью, не только по отношению к субъекту, выполняющему эти действия, но и по отношению к тем, кто обладает более обширными познаниями,
[403]
т.е. поступки, имеющие субъективное и объективное значение, объясненное выше. Иные поступки будут называться нелогическими, что не означает их иллогизма» (Traite de sociologie gendrale, § 150). Иначе говоря, в категорию нелогических поступков попадают все те действия, которые субъективно или объективно не обнаруживают логической связи. Можно составить такую таблицу поступков человека: Каково значение каждого из этих родов нелогических поступков? Род «нет — нет» означает, что поступок нелогичен, т. е. средства не увязаны с целью ни в реальности, ни в сознании. Средства не дают никакого результата, который можно было назвать логически связанным с ними, и вместе с тем субъект даже не представляет себе цели или отношения между средствами и целью. Род «нет — нет» редко встречается, потому что человеку свойственно быть резонером. Какова бы ни была [404]
абсурдность его поступков, он тщится придать им цель. «Люди имеют резко выраженную склонность придавать своим поступкам налет логики; из таких поступков почти все, стало быть, относятся ко второму и четвертому родам. Многие поступки, внушаемые учтивостью или привычкой, могли бы принадлежать к первому роду, Но очень часто люди ссылаются на любые мотивы, чтобы оправдать свои поступки, что переводит последние во второй род» (ibid., § 154). В полном перечне род «нет — нет» следует сохранить как один из возможных.
Второй род, наоборот, исключительно распространен, о чем говорит несметное число примеров. Поступок логически не связан с результатом, к которому он приводит, но субъект неправильно полагает, будто используемые им средства по своей природе таковы, что приводят к желанной цели. К этому роду принадлежат поступки людей, совершающих жертвоприношения Богу, когда они желают вызвать дождь, и убежденных в том, что их молитвы оказывают влияние на погоду. В этом случае субъективно существует отношение «средства — цель», хотя объективно его нет. Третий род — поступки, вызывающие результат, логически связанный с использованными средствами, но при этом субъект не осознает отношения «средства — цель». Есть множество примеров этой категории поступков. К ним относятся рефлекторные действия. Если я закрываю веко в тот момент, когда в мой глаз может попасть пыль, объективно я совершаю логический поступок, а субъективно — нет. Я не думал заранее и не думаю в момент действия об отношении между используемыми мною средствами и целью, которую я достигну. Инстинктивное поведение или поведение животных — зачастую адаптивное, но не логическое, если мы по крайней мере признаем, что животные, которые ведут себя так, как надо для их выживания, не думают об отношении между используемыми ими средствами и целями, которых они достигают. К четвертому роду относятся поступки, результат которых логически связан с использованными средствами, но субъект проводит иную связь между средствами и целями, так что объективная последовательность не соответствует субъективной. В данном случае Парето имеет в виду главным образом поведение благодетелей человечества — пацифистов или революционеров, которые хотят изменить существующее общество и исправить его пороки. Так, революционеры-большевики скажут, что они хотят взять власть, чтобы обеспечить свободу народа. Совершив насильственным путем революцию, они самим непреодолимым ходом вещей вовлекаются в процесс установления авторитарного режима. В этом случае налицо объективная связь между поступком и его результатом, а также
[405] субъективная связь между утопией бесклассового общества и революционными действиями. Но то, что люди делают, не отвечает их замыслам. Цели, которых они хотят достичь, не могут быть реализованы применяемыми средствами. Эти средства логично ведут к определенным результатам, но между объективной и субъективной последовательностями нет соответствия. Парето приводит также примеры из экономической жизни. В условиях свободной конкуренции предприниматели совершают отчасти нелогические действия. Стремясь снизить себестоимость, они, например, достигают, не желая этого, эффекта падения отпускных цен, т.к. конкуренция всегда восстанавливает равенство обеих величин. Четвертый род состоит из подклассов в зависимости от того, согласились бы или нет субъекты действий с целями, которых они на деле достигнут, если бы им заранее их показали. Предположим, что Ленин знал неизбежные последствия революции, претендовавшей на социалистический характер, в стране со слабо развитой промышленностью. Предпочел бы он отказаться от революции или же согласился бы с тоталитарным государством на долгий переходный период? Эти нелогические поступки не обязательно иллогичны. Поступки, отнесенные к третьему роду («да — нет»), в известных случаях приспособлены к обстоятельствам, им просто недостает осознания отношения «средство — цель». Четыре рода нелогических поступков — предмет первой части «Трактата по общей социологии». Логические поступки отставлены в сторону; о них заходит речь только во второй части, когда Парето заменяет аналитический метод синтетическим. Классификация типов поступков не может не вызвать возражений. Не касаясь их сейчас, следует, однако, поставить два вопроса. В какой мере все действия людей можно рассматривать сквозь призму одного-единственного отношения «средство — цель»? Если «логический и нелогический характер» определяет только связь между средствами и целями, то могут ли последние быть иными, нежели нелогическими? Не следует ли из данного определения логического характера поступков, что выбор целей не может быть логическим?
Таким образом, социология определяется Парето относительно экономической науки и как противопоставление ей. Экономическая наука рассматривает, по существу, логические поступки, тогда как социология трактует главным образом нелогические. Можно, следовательно, изучать социологическую мысль Парето, ограничившись рассмотрением исключительно «Трактата по общей социологии». Тем не менее всесторонний анализ взглядов этого автора потребовал бы рассмотрения [406]
экономических работ, т. е. «Курса политэкономии» и «Учебника политэкономии», Два рода нелогических поступков особенно важны для социолога. Первый — тот, который обозначен как второй род и определяется соотношением «нет — да». Он перегруппирует нелогические поступки, не имеющие объективной цели, но обладающие субъективной конечной целью. Он включает в себя большинство разновидностей обрядового или символического поведения. Моряк, обращающий свои мольбы к Посейдону перед выходом в море, не совершает акта, сколь-нибудь влияющего на искусство мореплавания, но он полагает в свете своих верований, что это действие повлечет сообразные его желаниям последствия. В большинстве случаев можно утверждать, что все поступки религиозного свойства, т.е. обращенные к эмблеме или символу священной реальности, принадлежат ко второму роду. Как и Дюркгейм в «Элементарных формах религиозной жизни», Парето изучает ритуальные действия, но при этом начинает с того, что включает их в категорию нелогических поступков. Другой важный род — четвертый, определяемый соотношением «да — да», но без совпадения субъективного с объективным. К нему относятся все типы действий, объясняемых научными ошибками. Использованное средство приводит к эффективному реальному результату и соотносится с целями, задуманными субъектом действия, но происходящее не соответствует тому, что должно было произойти, согласно надеждам и предположениям субъекта действия. Следствие ошибки — несовпадение объективной последовательности с субъективной, К этому роду нелогических поступков одинаково относятся все разновидности поведения, внушаемого иллюзиями, особенно поведение политиков или интеллектуалов. Когда идеалисты воображают себе, будто они создают общество без классов или эксплуатации и, кроме того, национальную однородную общность, результаты их поступков не отвечают их идеологии, а между надеждами, которые питали субъекты, и последствиями их поступков наблюдается несоответствие, хотя средства были увязаны с целями как объективно, так и субъективно,
В первой части «Трактата по общей социологии» Парето намеревается логическим путем исследовать нелогические поступки, оставляя пока в стороне логическое поведение, к которому он вернется во второй части, посвященной воссозданию социального целого, подводящего к синтетическому объяснению всего общества и проявляющих себя в нем движений, [407] Вне этих абстрактных определений фундаментальное различие между логическими и нелогическими поступками базируется на простом и существенном критерии, хотя Парето не выделяет его: совпадение объективного и субъективного соотношений «средство — цель» предполагает, что поведение будет определяться рассудочной деятельностью. Следовательно, предварительно можно допустить, что логическими оказываются поступки, обоснованные рассудком. Субъект продумал свои действия и поставленную перед собой цель; побудительной причиной его поведения и являются умозаключения, которым он повинуется. В противоположность этому всякое нелогическое поведение в той или иной степени включает в себя мотивацию чувствами; при этом последние определяются чаще всего как любое состояние духа, отличное от логического рассуждения. Таким образом, цель первой части «Трактата по общей социологии» — логическое исследование нелогического поведения — задача непростая. Каким образом логически изучать нелогические поступки? Парето с большим удовольствием сказал бы, что большинство книг по социологии — это нелогический анализ нелогического поведения и, кроме того, исследование нелогического поведения с сознательным намерением сделать его логическим. Наоборот, цель Парето — изучение нелогического поведения таким, каково оно есть, без привнесения в него противоположной тенденции. Выражение «логическое исследование нелогического поведения» не заимствовано у Парето. Хотя Парето сознавал опасность изучения нелогического поведения нелогическим образом, он не выражался так умышленно иронично, как я. Он ограничивался утверждением желания научно исследовать нелогическое поведение. В чем заключается это исследование? Ответ на данный вопрос может дать концепция науки, именуемой Парето логически-экспериментальной. Цель социологии, изучающей нелогическое поведение, — истина, а не выгода, и совпадение этих двух понятий недопустимо. Римские военачальники, перед тем как дать сражение, вопрошали внутренности некоторых животных, принесенных в жертву по этому случаю. Это поведение нелогическое, по крайней мере в том, что полководцы верили, будто внутренности жертв заранее раскроют им исход битвы. Но если внутренности жертв позволяли сделать благоприятное предвидение и если это предвидение сообщалось воинам, последние черпали в нем дополнительную уверенность, а для морального состояния воинов очень важно знать, что они победят. Я заимствую, как и Парето, этот пример из римской истории. Он ли- [408] шен актуальности и не возбуждает страстей, но мы живем в эпоху, которая в этом отношении мало отличается от той: вместо того чтобы вопрошать внутренности жертв, углубляются в мистерии исторического будущего. В обоих случаях результат одинаков. Вожди могут провозглашать: «В конце концов все будет в порядке, вы будете победителями». Выгодно, чтобы солдаты верили авгурам, а борцы — в конечную победу дела. Таким образом, логически-экспериментальная наука, демонстрирующая сходство разных приемов, приписывающих разные голоса будущему, которого никто не ведает, — любовница скептицизма. Несомненно, не в пользу общества признание в том, что люди не ведают будущего. Поэтому логически-экспериментальное исследование нелогического поведения может быть вредно для отдельной группы или даже для всего общества. Парето писал: «Если бы я думал, что мой «Трактат» может иметь много читателей, я бы его не написал». Потому что, поскольку этот «Трактат» снимает покров с глубинной реальности, он несовместим с общественным равновесием, каковое потребно чувствам, нелогичность — если не иллогичность — которых доказывает «Трактат». Итак, единственной целью логически-экспериментального анализа нелогического поведения выступает истина, и его нельзя считать бесполезным. «Сочетание общественной пользы теории с ее истинностью, доказываемой на опыте, есть один из тех принципов, которые мы отклоняем априори. Всегда ли эти две стороны объединены? На этот вопрос можно ответить, только наблюдая факты; и тогда обнаружится, что в некоторых случаях они совершенно независимы. Итак, я прошу читателя постоянно иметь в виду, что там, где я утверждаю нелепость теории, я ни в коем случае не стремлюсь косвенно утверждать, что она вредна обществу, наоборот, она может быть для него очень полезной. В общем и целом одно и то же изучение может быть отвергнуто с экспериментальной точки зрения и признано с точки зрения общественной пользы, и наоборот» (ibid., § 72, 73). Какой разительный контраст с Дюркгеймом, писавшим, что если бы социология не позволяла улучшить общество, она не стоила бы и часа труда. В глазах Парето подобного рода суждения смешивают цель науки, каковой служит исключительно Истина, и цель общественного действия — полезность, причем обе цели не обязательно совпадают. Далее, обязанность логически-экспериментальной науки состоит в том, чтобы избегать любых экстра- или метаэмпирических понятий. Все употребляемые слова должны соотноситься с отмеченными или наблюдаемыми фактами, все понятия должны определяться относительно непосредственно установленных реалий или реалий, которые могут возникнуть в ходе экс- [409] перимента. Религиозным и иным понятиям, неприложимым к миру феноменов, значит, нет места в логически-экспериментальной науке. Все философские понятия, или понятия сущности феноменов, должны быть, безусловно, исключены. Многие ученые или псевдоученые без конца задаются вопросом о том, что такое прогресс, или истинный социализм, или подлинное равенство. Такие споры о словах не имеют отношения к науке. Характер научной дефиниции обнаруживается, когда мы разграничиваем логические и нелогические поступки. По мнению Парето, бесполезно спорить о том, не лучше ли назвать логические поступки рациональными, а нелогические — нерациональными. Слова значения не имеют, их используют для удобства; иначе можно было бы вместо выражения «логический поступок» употребить букву X, а нелогический обозначить буквой Y. Точно так же рассуждение о понятии класса есть занятие, не имеющее научного значения. Самое большее, что можно извлечь из проблемы класса, — поставить вопрос о том, в какой мере в том или ином обществе распространено определяемое таким образом явление, независимо от смысла, придаваемого словам «класс» или «структура». Важны определения. Каждый придает употребляемым словам то значение, какое желает; важно, чтобы он их точно определял. В науке нет места ничему, что выходит за рамки опыта. Из логически-экспериментальной науки, пользующейся понятиями, ясно определенными относительно наблюдаемых феноменов, сложные дефиниции должны быть устранены. Научные дискуссии всегда должны касаться реальности, а не того значения, которое мы придаем словам. Из этого, однако, не следует, что наука есть лишь простое воспроизведение наблюдаемых вне нас явлений. Совсем наоборот: наука предполагает деятельность разума, т. е. творчество, первичный признак которого — упрощение. Мир человека, как и природный мир, в котором мы живем, слишком богат и сложен, чтобы наука могла сразу охватить его полностью. Поэтому она всегда начинает с упрощений. Она наблюдает и фиксирует определенные аспекты конкретных феноменов, обозначает их точными понятиями, затем фиксирует связи между явлениями, скрытыми за понятиями, и постепенно пытается сочетать упрощенные подходы, чтобы заново скомпоновать сложную реальность. Например, «Трактат по общей социологии» исходит из упрощенного определения нелогических поступков для обоснования классификации и рассмотрения объясняющих феноменов, а в завершение выявляет типологию причин нелогических поступков, которая неизбежно будет простой и неточной по отношению к сложной реальности. Как теоретическая механика есть объяснение абстрактного мира, так [410] чистая экономическая теория есть схематическая интерпретация экономических систем, но исходя из простых моделей, путем постепенного усложнения мы приближаемся к реальности. Мы никогда не постигнем реальности во всей ее сложности; наука по своей природе не может быть завершенной, и тот, кто полагает, что она когда-нибудь даст то, что несла с собой религия, — жертва иллюзии. Социологи, которые, подобно Дюркгейму, думают, что научная социология может заложить основы морали, заменяющие догмы религии, находятся, пусть не сознавая того, в плену у нелогического образа мыслей. Они приписывают науке характеристики, которыми она никогда не будет обладать, ибо она всегда будет несовершенной и никогда — нормативной. Наука всегда остается системой суждений о факте или причине, из которых нельзя сделать вывод о том, как себя вести. Напрасно доказывать, что в реальности наблюдается та или иная регулярная последовательность: из этих экспериментальных корреляций не вывести морали, какова бы она ни была. «Наука не может удовлетворять бесконечную потребность в псевдологическом развитии, испытываемую человеком. Она может лишь свести один факт с другим и, следовательно, постоянно останавливается на факте» (ibid,, § 973). Понятие экспериментальной науки, на которую ссылается Парето, во многом ограничивает амбиции социологии и переносит нас в мир, где выбор между обществом и божеством не результат, а объект науки, поскольку последняя интересуется системой нелогического поведения. Этот аспект учения Парето, который к тому же любил насмехаться над произведениями своих коллег, объясняет его крайнюю непопулярность среди большинства социологов не только при жизни, но и после смерти. Я знал среди своих учителей и знаю среди моих коллег многих социологов, которые не могут слышать имени Парето без негодования, резкость которого не смягчается временем. Согласно Парето, наука по своей природе логически-экспериментальна. Следует точно истолковать обе части определения. Термин «логическая» означает, что на основании установленных определений или наблюдаемых связей допустимо выводить следствия, вытекающие из посылок. За прилагательным «экспериментальная» скрываются одновременно наблюдение в узком смысле слова и экспериментирование. Наука экспериментальна, потому что изучает реальность, которая служит ее основой и критерием ее положений. Положение, не требующее доказательства или опровержения опытом, не научно. Как говаривал мой учитель Леон Брюнсвик, положение, ложность которого нельзя обнаружить, необязательно истинно. Это очевидно, хотя и не признается многими умами, видящими в невозможности опровергнуть их утверждения доказательство истин- [411] ности последних. На самом деле то положение, которое расплывчато и неясно в такой степени, что никакой опыт не позволяет его опровергнуть, не научно; оно может возбуждать чувства, приносить удовлетворение или вызывать негодование. Чтобы стать научным, ему надо попасть под удары единственной критики, имеющей ценность, — критики умозаключений и фактов. (Марксистская теория прибавочной стоимости обязана своей популярностью тому факту, что она неопровержима.) Одним словом, логически-экспериментальный метод имеет целью обнаружить то, что Парето называет экспериментальными единообразиями, т.е. регулярные связи между явлениями. Как таковые эти экспериментальные единообразия не необходимы. Философы долго обсуждали характер причинной связи, соединяющей друг с другом два феномена. В этом отношении Парето — последователь Юма. По его мнению, регулярные отношения между явлениями не предполагают внутренней неизбежной последовательности. Регулярность более или менее вероятна в зависимости от природы связанных друг с другом феноменов и обстоятельств, при которых она наблюдается. Проблема необходимости не ставится, поскольку цель науки — скромная констатация единообразий. Парето излагает намеченный им путь кратко, в нескольких положениях, составляющих правила логически-экспериментального метода: 1. Мы никоим образом не собираемся заниматься истиной, присущей какой бы то ни было религии, вере, метафизическому, моральному или иному верованию. Это не значит, что мы полны презрения ко всем этим вещам; это значит, что они выходят за рамки, в пределах которых мы желаем оставаться. Религии, верования и т.п. мы рассматриваем только извне, в той мере, в какой они суть социальные факты, без их действительной ценности. Положение: «А должно равняться В в силу какого-то сверхопытного принципа», — следовательно, нами не рассматривается; но мы изучаем, каким образом такое верование возникло, развилось и в каком отношении оно находится с другими социальными фактами. 2. Объектом нашей деятельности выступает исключительно сфера опыта и наблюдения. Мы употребляем эти понятия в том значении, какое они имеют в естественных науках — например, в астрономии, химии, физиологии и др., — а не в том, какое они получают в выражении «личный христианский опыт», которое, почти не меняя слова, попросту воскрешает самонаблюдение прежних метафизиков. Мы рас- [412] сматриваем это самонаблюдение как внешний факт; изучаем его как таковой, а не как свойственное нам чувство... 4. Строя теории, мы исходим из фактов и всегда стараемся как можно меньше отходить от них. Мы не знаем, что такое сущность вещей, и не интересуемся ею, потому что ее изучение не наша задача. Мы занимаемся поиском единообразий в фактах и сводим их к законам, но не факты подчинены законам, а наоборот. Законы не неотвратимы, это гипотезы, служащие для краткого изложения большего или меньшего числа фактов и сохраняющиеся до тех пор, пока их не заменят лучшими. 5. Итак, все наши поиски случайны, относительны и дают результаты, лишь более или менее вероятные, самое большее — очень вероятные... Все наши положения, включая чисто логические, должны приниматься с оговоркой: они ограничены тем временем и опытом, которые мы познали. 6. Мы рассуждаем исключительно о вещах, а не о чувствах, которые пробуждают в нас их названия. Сами эти чувства мы изучаем как простые внешние факты, т.е. мы отказываемся, например, спорить о том, справедлив или несправедлив, морален или аморален поступок А, если сначала не выявлены реальности, соответствовать которым призваны эти термины. Но мы будем изучать как внешний факт то, что хотели выразить люди данной страны, принадлежащие в данное время к данному общественному классу, когда утверждали, что А — поступок справедливый или моральный. 7. Мы ищем доказательства наших положений так же, как их логических следствий, только в опыте и наблюдении, исключая любое доказательство, основанное на согласии с чувствами, внутренней или внушенной сознанием очевидности. 8. Следовательно, мы будем пользоваться единственно словами, соответствующими конкретным объектам, и со всем усердием позаботимся о том, чтобы придать им как можно более точное значение. 9. Мы действуем методом последовательных приблизительных оценок, т.е. рассматриваем прежде всего феномен в целом, сознательно пренебрегая частностями, которые будут приняты во внимание в последующих приблизительных оценках» (ibid., § 69). При таком определении в целом логически-экспериментального метода естественно встает проблема — если пользоваться языком Парето — соединения этой дефиниции с кон- [413] цепцией логических и нелогических поступков. Довольно странно, что сам Парето не устанавливает четкой связи между своей теорией нелогических поступков и своим методом. Но выявить ее нетрудно. В самом деле, логические поступки — это, как правило, действия, определяемые научным знанием, т. е. находящиеся в согласии с единообразиями, выявленными благодаря логически-экспериментальному методу. В логическом поступке субъективное отношение «средство — цель» соответствует объективному. Однако чем обусловлен этот параллелизм, если не тем, что мы знаем последствия, вызываемые определенным поступком, или, другими словами, единообразия, устанавливаемые логически-экспериментальным методом? Единообразие — это когда феномен А регулярно следует за феноменом В. Если мы хотим поступать логично, нам следует знать, каковы последствия, вызываемые действием А, которое мы выполняем, и именно наука нам скажет, что действие А вызывает следствие В. Наука между тем не охватывает всей совокупности логического поведения. Поведение банкира, спекулянта, генерала, предпочитающего выиграть битву, а не проиграть ее, — все это примеры нормального логического поведения, хотя они не вытекают из экпериментальных однообразий научного порядка. Парето, между прочим, утверждает, что большинство логических поступков суть поступки, детерминированные научными единообразиями, но многие сферы действия (политическая, военная, экономическая) предполагают логическое поведение, определяемое научными суждениями, которое стремится продуктивно сочетать средства с целью; при этом нельзя говорить о таком сочетании как непосредственно дедуцируемом из экспериментальных единообразий. «У цивилизованных народов огромное множество логических поступков. К их числу относятся поступки, связанные с художественным творчеством и научным трудом, по крайней мере там, где речь идет о людях, разбирающихся в этих делах. Деятельность, изучаемая политической экономией, как правило, тоже относится к этому разряду. Кроме того, сюда входит некоторое число действий в военной, политической, юридической сферах и др.» (ibid., § 154). Несмотря ни на что, взаимозависимость концепций логических поступков и логически-экспериментального метода существует. Она неизбежна даже при наличии определения логических поступков. Характеризуя их, Парето пишет о «поступках, логически объединенных целью не только относительно их субъекта, но и тех, кто обладает более обширными познаниями» (ibid., §150). Наблюдателями, обладающими более обширными познаниями, могут быть только ученые. Прогресс науки [414] позволяет постепенно расширить сферу поведения человека, которое можно назвать логическим. Наука в том виде, как она определена, охватывает лишь ограниченную сферу реальности. Мы далеки от того, чтобы познать все происходящее в мире, а следовательно, от способности властвовать над всеми естественными процессами. Логическое поведение охватывает и может охватить лишь ограниченную часть всех видов поведения человека. Если условием логичности поведения служит возможность предвидеть последствия своих поступков и путем умозаключений определять желаемые цели и если наука не позволяет обозначить цели или предвидеть последствия поступков, кроме как в ограниченной сфере, то поведение человека непременно будет в значительной степени нелогическим. Впрочем, для Парето назвать поведение нелогическим не значит его порицать. Если выражение «нелогическое» содержит в себе явную или скрытую иронию, то она направлена только против тех, кто, действуя нелогично, полагает, что поступает логично. Ирония наблюдателя не побуждает людей поступать логично, она касается того факта, что люди столь же безрассудны, сколь и резонеры. Основное свойство природы человека в том, чтобы руководствоваться чувством и давать псевдологические оправдания сентиментальному поведению. Теперь понятно, почему Парето несносен и почему он стремится быть таковым. Его первый тезис сводится к тому, что все люди хотят придать видимость логики тем формам поведения, за которыми нет никакой субстанции, а второй — к тому, что цель социологии — показать людям нелогичность их поведения. Ясно, что, демонстрируя людям то, чего они не хотят видеть, социолог не становится популярным, и Парето охотно согласился бы с этим. Мне кажется, что эта страсть к непопулярности необъяснима с позиций логики. Пишущих людей можно, пользуясь методом Парето, разделить на две категории: тех, кто сознательно ищет популярности, и тех, кто сознательно желает быть непопулярным. Желание непопулярности не более и не менее логично, чем стремление к популярности. Автор может считать свою работу неудачей вопреки тому, что тираж ее составляет несколько сотен тысяч экземпляров, и успехом при тираже пятьсот экземпляров. Парето раз и навсегда — и, вероятно, логично — избрал репутацию «окаянного» автора. Впрочем, полностью этого он не достиг. Проводимая Парето параллель между концепциями метода и логических и нелогических поступков напоминает нам, что наука не определяет целей логическим путем. Не существует научного решения проблемы действия. Наука может продвигаться вперед, только определяя действенные средства дости- [415] жения целей: определение целей — не ее сфера. Не существует научного решения проблемы поступка, нет больше и научного решения проблемы организации общества. Всем современникам, которые беспрестанно провозглашали, что наука требует той или иной организации общества, Парето наперед отвечал: подлинная, а не псевдонаука не может нам указать, что такое решение социальной проблемы.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|