Масандра, Дерекой и Ай-Василь

Миновавший по шоссе Ялтинский церковный бугор, заметит тропинку, ведущую на возвышенность, лежащую с правой стороны почтовой дороги. Дорожка эта ведет в крошечную татарскую деревушку Масандру, о существовании которой могут знать только туземцы, потому что она покоится в углублении двух возвышенностей, препятствующих видеть ее со всех сторон и почти неизвестна официально за отдельное селение, потому что показана внутри округа соседственного с нею помещика.

Мне часто приходит на мысль, что впереди ея лежащий каменистый бугор, известный, как сказано выше, под именем Пале-кура, когда-то служил для жителей этой местности укрепленным пунктом. Предположение это я основываю на замечании, что строители древних крепостей на южном берегу или вообще первобытные греки не имели привычки селиться у самого морского берега, а старались по возможности занимать скрытые от глас места*. На этом основании пришлось-бы заключить, что Масандра существовала или гораздо раньше Ялты, или именовалась в древности ея именем.

Судя по остаткам христианских храмов, встречаемых на этой обширной, чрезвычайно удобной и по всюду наводняемой местности, надо полагать, что здесь было одно из обширнейших греческих поселений до 1779 года. Для любителей великолепных видов и желавших при поездках на многое сокращать езду, мы советуем ехать из Ялты мимо этой деревушки, едва-ли не самой беднейшей в том отношении, что она не имеет ни клочка собственного выгона. Нельзя не сочувствовать такому положению деревенского жителя и особенно в наше время, когда все государственные крестьяне России имеют возможность заниматься не одним скотоводством, важным для жителей южного берега, но и хлебопашеством.

Дерекой получил название свое по местоположению и означает на татарском языке деревню оврага. Дорога к этому исключительно татарскому селению, идет от Ялты мимо Мордвиновского сада и по руслу реки Бала, разделяющей Дерекойское ущелье на две узенькие садовые долинки, огражденные горами. Не доходя места переправы чрез реку, на право, на небольшом холме, между следами развалин, сохранились в отличном виде две циклонические могилы самых отдаленных времен, принятые некоторыми доморощенными археологами за кельтийские жертвенники. Татаре именуют их шейтан-эвлер*, т.е. домами злых духов и не охотно приближаются к ним. По мнению некоторых старух, здесь обитали некогда джины или полу-духи, нарушавшие во сне целомудрие девиц, не творивших Аллаху вечерней молитвы.

В Дерекое, отстоящем от Ялты в 1?версте, расположенном амфитеатром на отклоне высокого холма, в кругу величественной картины гор и роскошной растительности, живут татаре остатки многочисленной нации в Крыму**; народ честный, трезвый*** и незаменимый в этой стране; я говорю незаменимый только потому, что никто другой кроме их не сумеет прожить, довольствуясь доходами нескольких десятков дерев и клочком земли в восьмую долю десятины. Из них большинство занимаются доставкою приезжим фрукт, лошадей и т.п., остальные отчасти торговлею или поденными работами в помещичьих садах. В Дерекое есть несколько очень хороших домов в европейском вкусе, а жители его отличаются от остальных татарских деревень тем, что как-то особенно заискивают расположение христиан*.

Дерекой принадлежит к числу новых поселений южного берега и поэтому не представляет ничего интересного в археологическом отношении. Если-же и встречаются в долинках его груды камней, имеющих подобие развалин церквей, то это следы пребывание здесь недавно ушедших в Мариуполь греков.

Мы советовали-бы посетителям южного берега побывать в домах дерекойских татар и полюбоваться их домашним бытом, костюмом женщин, которые редко выходят из деревни, усердною молитвою в мечети и свадебными пирами, но более заслуживает внимание туристов поездка мимо этой деревни к высшей точке Яйлы, именуемой Дерекойским бугазом.

Ай-Василь. Втаком-же разстоянии как Дерекой от Ялты, находится и Ай-Василь от Дерекоя. Селение это совершенно скрыто в тени вековых ореховых дерев и представляет множество крошечных садов, большинством расположенных над глубокими оврагами. Посетивший его невольно придет в удивление, каким образом здесь, положительно на каменных пластах, разведены такие громадные деревья и почва доведена до степени удовлетворяющей надобности человека.

Ай-Василь считается самою большою деревнею на южном берегу и судя по постройкам, большинством 2-х этажных, чуть-ли не богатейшею. Здешние татаре отличаются от соседей своим гостеприимством и вместе с тем затаенною ненавистью к христианам, которую в них возбуждают муллы — эти необузданные фанатики, стремящиеся исключительно к господствованию над ними. Есть люди, которые полагают, что Ай-Васильцы есть потомки турок, не пожелавших возвратиться на родину, когда Турцие лишилась своего господства на Крымском полуострове. Насколько предположение их справедливо — мы не сумеем определить, но ясно, что жители его не имеют никакого сходства с степными татарами, и отличаются от всех южнобережских татар гордостию и многими мелочами в семейном быту.

Ай-Василь. судя по названию (т.е. Св. Василий), был сначала греческим селением. Это подтверждается и до настоящого времени развалинами храма, сооруженного из Керченского камня; желающие видеть этот храм сходят по тропинке, ведущей к восточной стороне деревни. Церковь эта одна из больших, но всего страннее то, что она построена из камня, доставленного с отдаленных мест и до настоящого времени не разобрана на постройки.

Ай-Василь построен весь почти на каменных плитах, которые служат отличным материалом для построек и нигде более в окрестностях не добываются. Другая отличительность его состоит в том, что по всем деревенским улицам текут ручьи и при каждой постройке находится сад. Вообще-же ни одна деревня на южном берегу не дает такого ясного понятие о счастии и первобытности характера мусульманина, которому здесь все дано в удел природою.

Я мог-бы очень многое сказать об окрестностях Ай-Василя, но восторженное описание наше, многим смотрящим на них издали, может показаться не правдоподобным. Те же, которые пожелают навестить исток ея реки и посмотрят вниз с отвесной каменной громады Бала-хаясы, приставленной в виде контрафорса к отклону Яйлы, те быть может согласятся, что окрестности Ай-Василя не только очаровательны, но и достойны сожаление, что принадлежать людям мало развитым, неспособным даже без особых усилий извлекать из них значительные выгоды.

От Ялты до Палат-горы

Редкий путешественник не придет в восторг, проезжая местность от Ялты по направлению к Никите, служащей пределом самой живописной части южного берега. Прибрежный отклон этот прорезан прекрасным шоссе и на всяком шагу поражает удивительным разнообразием картин: гигантский хребет Яйлы, испещренный миллионами разселин и снеговых потоков, опушенных лесами, с ползущими по нем облаками. Дерекойская и Ай-Васильская пропасти, густо заросшие громадными деревьями, безпрестанные домики помещиков, утопающие в вечной зелени лавров, кипарисов и вьющихся роз, ручьи, скалы и виноградники, в виду безпредельного небосклона, над позлащенным морем, производят отрадное впечатление.

На этом протяжении достойны особенного внимание посещающих южный берег Верхняя-Масандра, живописная по местоположению, некогда греческое поселение с сохранившеюся частью алтаря древняго храма, откуда вытекает широкая и прекрасная струя воды. Повыше, в лесу, у подножие красноватой скалы, именуемой Кызыл-кая, указывают на следы бывшого монастыря во имя Св. Георгие, а немного дальше — во имя пророка Ильи. Здесь же находится пещера Тувар-еге-рек, а вблизи хорошенький водопад.

За Масандровскою казармою, невдали от почтовой дороги, возвышается скала Алабаш-хая, замечательная своим глубоким отверзтием, послужившим Магарачинским грекам, при нашествии турок (к 1774 г.), местом склада всех более или менее ценных вещей, которые, по свидетельству аутинских жителей, находятся в нем до настоящого времени; разсказ этот подтверждается не очень давно прибывшим из Мариуполя греком, с целью достать из отверзтие этого дедовские, преимущественно медные вещи, но опустившись по канату только до половины глубины, он не решился проникнуть до основание и навел такой страх на сопровождавших его разсказывая небылицы, что с тех пор никто не желает испытать счастие своего.

После Масандры останавливает внимание проезжих Магарач — местность обширная и покрытая множеством виноградников, некогда служившая селением древних греков, оставивших следы своего пребывание в небольшом укреплении, прозванном туземцами Палео-кастрон, т.е. старою крепостью. Магарач ныне славится казенным виноделием, как единственным пунктом откуда можно иметь натуральные вина всевозможных сортов, уступающие лучшим иностранным разве только тем, что несравненно крепче их*.

В нескольких десятках сажень до Никиты, с левой стороны дороги, виден фундамент постройки, в центре которого бежит необыкновенно-холодная струя воды. Здесь, по разсказу старожилов, был когда-то храм с целебным источником, к которому стекались из разных мест больные. Мне помнится самому, когда я был в детстве на южном берегу, сюда безпрестанно приходили бледные греки и гречанки и, помолившись на коленях пред этим источником, бросали в него медные деньги, которые быстро доставались по уходе жертвователей деревенскими татарчатами. Дальше, по обоим сторонам дороги, на крутизне и в пропасти расположено татарское селение Никита, совершенно скрывающееся в тени старых ореховых дерев. Деревня эта, судя по остаткам бывшого укрепление на мысу ея имени Рускофили-кале и церкви, обращенной ныне в мечеть, без сомнение была обитаема в глубокой древности. Более других защищенный горами, никитинский округ избран был в 1811 году для разсадника всевозможных экзотических растений и лучших фруктовых дерев, под руководством известного ботаника Стевена и знаменитого Палласа. Разсадник этот 40 лет спустя доведен был до совершенства, но затем последовал период его падение; даже в настоящее время он не удовлетворяет своему назначению: дороговизна, но главное недостаток растений, в которых ощущается потребность преимущественно на южном берегу — требуют особенного обращение на него внимание.

За Никитою природа становится беднее и преимущественно встречаются по дороге, на растоянии одной или двух верст, одни можжевеловые деревья; дальше от станции Ай-Даниль (Св. Даниил), места жительства ушедших отсюда греков, до самого Гурзуфа идет густая растительность дикоростущих дерев, а ближе к берегу помещичьи домики и виноградинки.

Гурзуф или Урзуф расположен на покатости горы, вдавшейся в море скалистыми оконечностями, на которых сохранились остатки Юстинианского укрепление, и достопримечателен превосходно-устроенным имением г-на Фундуклея. По словам Тунмана, в VIII столетии, селение это было торговым городом. Сестренцевич-Богуше полагает, что название Гурзуфа происходит от дырявой скалы, а другие писатели производят его от имени основательницы Крисафины, но нам кажется, что оно происходит просто от латинского слова ursus медведь, данного ему по сходству с этим животным соседственной горы, именуемой и в наше время татарами и прочими жителями южного берега Медведь-горою, в древности-же Криуметопон т.е. бараний лоб, с замечательною точностию определенный Птоломеем, египетским астрономом, в таблицах его меридианов.

Гурзуф в настоящее время занят татарами, преимущественно занимающимися садоводством и табаководством. Табак здешний, считаясь самым лучшим на южном берегу, доставляет им значительные средства к жизни. До бури-же 24-го ноября 1861 года они имели свои парусные суда и плавали по Черному и Азовскому морям. Окрестности этого селение оживлены многими дачами, идущими с обоих сторон его по над берегом моря, которые образовали здесь бухту, посредине которой красуются в виде парусов два, громадных камня — вечная обитель морских пернатых. По разсказам стариков, Гурзуф по времена турецкого владычества служил черкесам портом сбыта невольниц; сюда-же была доставлена ими и прекрасная Маюме, одна из наложниц хана, о которой с таким увлечением разсказывают бахчисарайцы. В подтверждение того, что действительно здесь торговал этот народ, указывают на овраг за деревнею, служивший им стоянкою и по настоящее время именуемый черкес-дере, т.е. овраг черкесов. В этот самый овраг, гласит предание, были брошены тела христиан, убитых турками в 1774 году. За Гурзуфом, подымаясь на почтовую дорогу, представляется много отлогих пустопорожних, мест, годных для виноградных плантаций, а несколько верст дальше — татарское селение Хызыл-таш, (красный камень) названное этим именем по громадному камню, расположенному за деревнею и виднеющемуся с дороги. Камень этот служит единственным следом пребывание в окрестности его древняго поселение, сохранив на вершине своей остатки укрепление. Татаре, поселившись безспорно на месте первобытных обитателей этой местности, прозвали его Гелин-кая, т е. камнем невесты, уверяя что в него превратилась невеста, ехавшая верхом и заклявшая себя обратиться в скалу за сделанную во всеуслышание неловкость.

Хызыл-таш не представляет более характера местности теплого климата, по расположению на возвышенности менее защищаемой с севера и совершенно открытой с северовостока, но в виду его, у берега морского, есть несколько хорошеньких дач, покрытых виноградниками, кипарисами, лаврами и другими экзотическими растениеми. Из них Суук-су останавливает внимание посетителей своими пещерами, образованными в скале морскими прибоями и Артек, иначе Кардиа-грикон с греческого: излечение или утешение сердца — по устройству и изобилию растительности. Последний, некогда обитаемый древними, судя по амфорам, открытым здесь, расположен на правой стороне подножья Аю-дага или Медведь-горы, состоящей из диоритной лавы и имеющей вид лежащого медведя, вышиною над уровнем моря в 274 сажени. Гора эта, на вершине своей; представляет остатки довольно обширного укрепление, которое без сомнение принадлежало расположенному с левой стороны его некогда цветущему торговлею городу Пар?ениту, славному рождением в нем Св. Иоанна епископа Гот?ского, празднуемого нашею церковью 26-го июня*, ныне-же опустевшей татарской деревушки, сохранившей свое громкое имя девственницы**. Пар?енит, орошаемый речкою Токата, прекрасен и теперь своим местоположением и растительностию; в нем открыт недавно обширный храм и существует до ныне тот самый огромный орех, под которым принц Де-Линь писал к Екатерине о путешествии своем по Крыму; но величественнее в этом отношении, прилегающая к нему дача г-на Раевского (Карасан)***.

За Хызыл-ташом местность, по обеим сторонам дороги, представляет обнаженный отклон Яйлы, изрезанный глубокими оврагами. Однообразно-скучная картина эта не изменяется почти до Биюк-Ламбата, ныне также татарского селение, но сохранившого много следов и остатков, укрепление от бывших греков, владетелей его: У подножие этого Ламбата расположен другой меныпий (кучук) Ламбат, занимающий западную углубленную покатость древняго мыса Плака, в виду некогда известного Богородицкого порта — тот самый Лампас, о котором упоминается в перипле Арриана, написанном во втором веке по Р.Х. Из древностей здесь найден был бронзовый медальон с рельефным изображением Кастора и Поллукса хранимый в Одесском музеуме древностей.

Кучук-Ламбат есть самое живописное место после всех встречаемых за Никитою; окрестности его также достойны обратить на себя внимание и заботливость любителей природы.

За Ламбатама природа резко отличается своими однообразными видами, но за то здесь начинает показываться более рослый вид лесных дерев и чем ближе подезжаешь к Кастель-горе, сохранившей остатки древних: укрепление, церквей, жилищ и черепков от глиняной посуды, — тем чаще встречаешь округленные массы красивого диорита и тем меньше другой растительности кроме дуба. Такой характер местности до последняго отклона к Алуште, но здесь пред едущим открывается величественная картина гор: Чатыр-дага, Демерджинской скалы* и Бабугана, у основание которых разстилается роскошная равнина виноградников, а впереди виднеются плоскокровные хаты татар, приютившиеся под развалинами славных крепостей, воздвигнутых против Гуннов** на возвышенности холма, императором Юстинианом I царствовавшим в третьем десятке 6-го века.

При везде в Алушту, на последнем спуске, именуемом Хырда-тарла, сохранились следы земляного вала, сделанные турецкими войсками, ступившими в последний раз в Крымские владение султана и воевавшими против Кутузова-Смоленского.

Алушта, древняя Алустон, в настоящее время небольшое татарское селение, расположенное у самого берега моря, окруженное множеством виноградников с красивыми домиками помещиков, которые приезжают сюда летом пользоваться виноградом и морскими ваннами. В виду его расположены богатые деревни: Корбекили, Шумма и Демерджи, замечательные производством превосходно-ароматического и чистого как струя воды меда. Последняя, судя по хорошо сохранившемуся в ней большому греческому храму, следам укрепление и счастливому положению окрестностей, вероятно была некогда обширным христианским поселением*. Здесь останавливается внимание на древнем здании, всаженном в землю, по преданию, со всеми обитателями его, упавшим с Демерджинской скалы громадным камнем.

Алуштинская долина, как по живописному местоположению, так равно и по значительности отпуска вин**, считается одною из лучших и богатейших местностей Крымского полуострова: она открывает и заканчивает собою славный южный берег Тавриды, ее окружают самые красивые и разнообразные горы Крыма, к ней наклонился и вечно-покрытый белым саваном облаков громадный Чатыр-даг, — этот исполин гора, этот все-видящий страж, как будто записывающий течение веков, над прахом династий и народов исчезнувших в блогословенной почве Крыма!

В Алуште любители древностей могут видеть кроме Юстиниановских укреплений два хорошо сохранившихся кладбища: первое на возвышенности против моря, а второе у конца деревни. Раньше мы упомянули о Демерджинской скале и здании, всаженном в землю у подножие этой скалы. Читатель наш вероятно заинтересуется узнать предание о последнем. Желая возможно подробно ознакомить его с описываемою нами местностию, прилагаю при этом случайно услышанную мною легенду.

Орфелина

(легенда крымских греков)

На южном берегу Крыма, в виду Алушты и татарского селение Демерджи, существует высокая скала оригинальной формы; под нею туземцы и теперь указывают на здание, всецело погребенное в земле, павшим с вершины ея громадным камнем. Я осматривал это место еще в 1858-м году, но только недавно узнал от одного престарелого грека существующую легенду по поводу этого событие. Передавая ея читателям моим, я повозможности буду держаться точным словам разсказчика.

«Всем известно, что в Крыму не создано скалы выше Демерджинской. Там с незапамятных времен Творец неба и земли сотворил две громадные колонны из каменной массы с целью, чтобы праведные и грешники сознавали-бы свои деяние и верили в настоящую заботливость о человечестве Правосудного Бога.

Высоко, высоко подымались над вершиною скалы, эти священные столбы. Взойдет-ли солнце — оно показывает им приветливо свои первые лучи и колонны раздвигаются выражая этим блоговоление Бога к безпорочным деянием дневного светила. Подует-ли ветерок с боголюбивого востока — он спешит облобызать нерукотворные колонны — и получив от них отрадную весть Божьяго блогословение, затем уже резвою струею разольется по миру. Пробудится-ли на заре могущественный айтос (орел) — властитель птиц небесных — он преклоняет голову к подножьям священных колонн и до тех пор не снимется с места, пока не раздвинутся колонны — счастливые блоговестники Творца вселенной; вспорхнет-ли из гнезда молодая ласточка впервые на свет Божий — она предварительно прощебечет молитву у священных столбов и потом уже пустится плавать в безконечном океане воздуха; покажутся-ли на небосклоне тучи небесные — ни одна из них не минует Демерджинской скалы, чтобы не поклониться священным колоннам, воздвигнутым Господом на этой громадной возвышенности.

Но горе тем поклонникам, пред которыми сожмутся священные столбы: проклятие Всевышняго должно истребить грешника в минуту его поклонение — он превратится в уродливый камень и сто лет спустя будет свержен с священной вершины в пропасть бездонную — и не отдохнет уж на этом черном камне ни путник усталый, ни орлица раненная; ни филин зловещий — все будет чуждаться окаменелого грешника: даже червяк и хищный змей минует его с закрытыми глазами.

И вот на этой достигающей до неба скале, за священными столбами, на зеленеющей равнине, внезапно явился обширный храм с сиеющим крестом. И видели жители подножья священной скалы, сходящого к ним старца, убеленного сединами, за подаянием, и думали они не угодник-ли он Божий, ниспосланный к священным прорицателям милости и гнева Творца вселенной, чтобы воздавать им почести божественные. Но праведный старик, покрытый рубищами, изнуренный телом, но бодрый душею, хранит в душе тайну внезапного явление своего. Ни чей язык не дерзает вопрошать у него: кто он, из каких стран явился и кто ему поведал, что на отдаленном краю мира, на неизмеримой каменной скале, прикрываемой пеленами туч, воздвигнуты Богом священные прорицатели Его блоговолений; никто не дерзает вопросить у него: какою неестественною силою поставлен в мгновение ока храм в необитаемой пустыне, куда несмело ступает ногою грешное туловище человека.

И не раз бывало любознательные обитатели подножья святой скалы приглашали таинственного пришельца к себе под очаг, ласкаясь надеждою выслушать исповедь его, но старец говорит им о чудесах пострадавшого за нас Богочеловека и призывает к покаянию. Он говорит о страданиех христиан, разсеянных по миру с непрестанною проповедью Евангелической истины.

Не раз бывало девы безгрешные, утоляя жажду изнуренного старца, возвращающогося из отдаленных окрестностей, предлагали ему покойное ложе и просили поведать им свои нужды; не раз бывало малолетние дети, научаемые отцами, целуя рубище его, спрашивали: кто он такой, как его зовут и зачем поселился на трудно досягаемой вершине святой скалы? Но таинственный старик, блогословлял их на жизнь отрадную, уклоняется от ответов.

Между тем все замечали, что с тех пор, как ступил на их поля блогословенный старик, между народом поселилась дружба и любовь, почва и море доставляли баснословные блага.

Но вдруг не стало блогочестивого старца-хранителя священных колонн. Напрасно его выжидала обитатели у подножья священной скалы до поздней ночи, напрасно они клали пред источником, куда сходил старик за водою, свежий творог с мягким хлебом. Увы, пропал без вести таинственный служитель заповедей Спасителя. И думали все, что он покинул обитель свою и возвратился к гробу господнему, чтобы там почить в мире на блогословенной почве. Потом им казалось, что Господь удалил его, чтобы не допускать встречи с ними праведника.

И не раз бывало, гонимые этою сокрушительною мыслию, со слезами на глазах, и уже в нужде, они просили милостивого Творца возвратить к ним блогочестивого пустынника, утешающого их могущественным словом. Не раз бывало больные, которых исцелял таинственный пришелец, падая навзничь, в жестоких мучениех, взывали к скрывшемуся блогодетелю своему, но тщетны были их крики и слезы.

Тем временем на кровлях жителей подножья священной скалы, в поздние часы ночи, начал показываться, неизвестно откуда прилетевший, огромной величины белокрылый орел и прокричав страшным голосом что-то, в роде холы, исчезал во мраке ночном. Старики, пробуждаемые этим криком, со страхом подымались с ложа своего, зажигали пред ликами святых лампады и горячо молились Господу о спасении чад своих от бедствий. Потом, снова, прильнув головою к подушке, мечтали, что в образе орла навещает их блогочестивый странник и, быть может, из любви к ним, предвещает гнев Божий, требует общого покаяние, — и опечаленные духом богобоязливые обитатели подножья священной скалы до восхода солнца спешили стать на молитву в деревенском храме.

В таком грустном настроении находились жители подножья Демерджинской скалы. Наконец не в моготу им стали нужды, скорбь и разбойнические набеги бродящих за горами полчищ и они решились во что-бы ни стало открыть причину исчезновение блогословенного покровители своего. По решению старейших, все до грудного ребенка должны были взойти на поверхность скалы и пройти сквозь священные столбы. Предполагалось обвинить в страшном грехе и причине удаление блогодетельного старика того, пред кем сожмутся колонны. Постановление это должно было быть выполнено в первое воскресенье. Когда наступил урочный день, народ, после выслушание божественной литургии, потребовал от духовника своего последовать за ними к священным столбам, но он отказался под предлогом сильного изнеможение и скрылся в своей обители; все-же остальные с молитвами раскаяние взобрались на священную скалу и, преклонив колена, начали по одиночке проходить промеж славных колонн. Последнею должна была пройти молодая девушка, слывшая в селении за добродетельнейшую и красивейшую. Звали ея Орфелиною. т.е. сироткою, потому что она не имела никого родных и принята была за родную дочь к деревенскому — священнику. Орфелина по приказанию старейшины опустилась на колена и медленно начала подвигаться к священным колоннам. Народ с недоумением следил за судорожным движением чистейшей, по его мнению, девы. Между тем Орфелина не останавливалась. Приблизившись к колоннам, она подняла глаза свои налитые слезами к небу и казалось страшилась сделать лишний шаг. Народ, заметив нерешительность сиротки, зашумел и торопил несчастную. В этот момент послышался какой-то неестественный подземный гул. Орфелина с трепетом возвела глаза к святому храму, на сиеющем кресте которого внезапно очутился белокрылый орел и быстро двинулась к колоннам; но прежде чем несчастной удалось вымолвить слово, священные столбы, сжавшись с нею вместе, погрузились в недра скалы, а вместо их вылетел черный камень и с страшным грохотом упал на здание священника, которое исчезло под тяжестию его.

Тогда только народ постиг причину внезапного исчезновение блогословенного странника и страшный грех прелюбодеяние духовного отца своего с беззащитною сироткою, которой он дал, пред Богом, имя родной дочери.

С того времени не существует на Демерджинской скале никаких следов от храма и священных колонн, но здание с грешным иереем и камень, погрузивший их в землю, сохранятся на век для примера поколением нашим.

От Алушты до?еодосии

Теперь нам остается провести читателя по юго-восточному прибережному пространству, чтобы вполне ознакомить его с Таврическим полуостровом.

Естественно, что путешественник, предпринимающий поездку от Алушты до?еодосии, обязан после отдыха запастись кое-какою провизиею, потому что на пространстве этом он не найдешь ничего кроме курицы, яиц, молока и хлеба. К этому он должен ездить хорошо на лошади и не приходить в ужас, если придется проезжать над пропастями, потому что местные лошади сильны на ноги и не имеют привычки спотыкаться если им предоставляют полную свободу.

От Алушты к востоку, идут два пути: один очень удобный, но чрезвычайно длинный до деревни Куру-узен, а другой в виде тропинки над берегом, мимо Паша-тепе*. Тропинка эта доступна для пешехода и только для местных лошадей с такими, седоками, которые не боятся проезжать по окраинам, мало того высоких и отвесных берегов, но и поминутно осыпающегося, под ногами лошади, грунта земли. Признаться, при всей моей привычке ездить по гористым южно-бережским тропинкам, я здесь не мог быть равнодушным и безпрестанно сходил с седла, чтобы проходить небольшие пространства пешком. Верхнее наслоение почвы от Паша-тепе, состоит преимущественно из разложившогося и пластами идущого мергеля, на котором великолепно может рости виноград. Вид встречаемых здесь растений не имеет сходства с растительностию по сю сторону Алушты: здесь во множестве ростут терпентинное дерево, каперсы и ползущие камыши.

За несколько верст от Алушты, проводник обращает внимание путешественника на небольшую поляну, подходящую к самому морю, окруженную со всех сторон горами и прорезанную руслом высохшей реки. Место это носит название Ай-Яни-дере, т.е. овраг св. Иоанна. Здесь много одичалого винограда и фруктовых дерев, верных признаков бывшого поселение. Отсюда тропинка делается недоступнее, потому что идет над более высокими обрывами у основание которых шумит море. Вторая местность, имеющая признаки древняго поселение, отстоит в нескольких верстах от оврага св. Иоанна и именуется Еды-ев или Гептаснитие. От этой местности до роскошного Куру-узен не представляется особенного разнообразие: все тот же мергель, изредка покрытый каперсами, терпентинными, дубовыми, грушевыми и кисличными деревьями, все тот же вид холмов, с промоинами от дождевых потоков и тот-же берег, с крупными камнями: но в долине Куру-узена вас поражает великолепие фруктовых и виноградных садов с красивыми постройками владельца. Деревня эта расположена на высоком месте, у самого берега и чрезвычайно живописна. Из. Куру-узена тропинка подымается на крутую покатость и соединяется с экипажным путем, ведущим в Кучук-узен. Разстояние от этих двух богатейших и чрезвычайно похожих одно на другое селений, самое неболыное. Разница та, что от последняго кордонный путь менее опасный и более живописный до прибережного селение Туак, утопающого в зелени садов. Туакская долина прорезывается рекою, всегда имеющею воду из родников и исключительно принадлежит татарам, которые занимаются хлебопашеством, садоводством и виноделием. Туак или правильнее Дуак, на татарском означает трехконечный платок, которым опоясываются молодые татарки, и действителыю, местность, занимаемая этою деревнею, имеет вид правильного треугольника. Туземцы указывают здесь на следы христианских кладбищ и церкви во имя св. Константина и Елены. Осматривая окрестности Туака, я был удивлен изобилием здесь черешневых гигантских дерев и множеством виноградников, составляющих необходимую собственность каждого домохозяина; но гораздо более удивился, что люди, живущие у берега морского, не имеют ни малейшого понятие о рыболовстве и не смотря на то, что обладают поливными местами, не разводят никаких огородных овощей. В окрестностях Туака находится знаменитая в Крыму пещера Фулун-хоба, великолепный водопад Джур-джур, и в зимнее время, поразительное явление на возвышенности Кара-тепе, известное под именем ледяного дворца.

От Туака начинают чаще встречаться следы глауберовой соли и кварцевые кристаллы, окрашенные хлоритом, прозрачные и светлые, как алмазы. Сколько мне помнится, последние начинаются от возвышенных берегов, известных под именами: Ставро (крест) и Кутилья (щитик). Имена эти греческие, и нет сомнение, что они даны греками, древними обитателями этих мест.

В нескольких верстах от Туака, на живописной долине, начинающейся морским берегом и примыкающей к горам, встречаются остатки древних построек, известных под именем Канака. Поляна эта с одной стороны покрыта старыми можжевеловыми деревьями, а с другой, по руслу реки, одичалыми виноградными лозами и фруктовыми деревьями. У конца долины, пересекаемой Яйлою, виднеется отверзтие большой пещеры Фулун-хоба. Пещера эта, по словам моего проводника, не для всех доступна. Только одни безстрашные пешеходы в состоянии в нее проникнуть, так опасна тропинка к ней и те, которые однажды решались побывать в ней и возвратились целыми, заклинались вторично не подступать к этому аду.

От Туака снова приходится спускаться к морскому берегу и безпрестанно карабкаться на отвесные холмы, прорезанные водяными потоками, грозящими ежеминутно обвалом; особенно неприетно смотреть снизу, когда по ним едет безпечный татарин, понуждая осторожную лошадь свою сильными ударами по голове. От Туака не более двух часов езды до Искута, одной из самых больших и богатейших деревень на крымском полуострове. Искут в переводе значит: стой! Туземцы полагают, что название это дано деревне их толпою, искавшею выгодной местности для поселение и когда искатели спустились с гор к этим роскошным полям, предводитель их, убежденный в невозможности найти более удобства для жизни, крикнул искут! и велел селиться. Они же уверены, что на этом месте раньше их существовало греческое селение Ай-Ери, (т.е. Св. Георгие) расположенное на той самой великолепной поляне у самого берега, где ныне находятся огороды замечательных огурцов. Я говорю замечательных потому, что искутские огурцы бывают длиною более аршина и ими засаживается пространство около 40 десятин земли. Подобными огурцами славится еще одна местность в Крыму и именно: неподалеку от Севастополя селение Дуван-кой.

Искут расположен в глубине долины, перепоясанной рекою, по обеим сторонам которой, верст 5-ть, тянутся великолепные фруктовые сады, а не доезжая деревни в право идет другая долина, покрытая сотнями виноградников. Само селение занимает подножие высоких гор, расположившихся против севера и запада в виде амфитеатра. Все домики построены однообразно и так близко один к другому, что издали можно принять за длинные коридоры с плоскою кровлею, покрашенною глиной стального цвета*. В центре деревни стоит прекрасная мечеть с высоким каменным минаретом, подобным бахчисарайским. Здесь редко встретишь бедняка, нуждающогося в дневном. пропитании, все имеют свои виноградные и фруктовые сады, свою хлебопахотную, сенокосную и лесную землю, на пространстве около 8 тысяч десятин. Лес им служит на разного рода технические изделие, которые вместе с фруктами и винами очень выгодно сбываются в Карасубазаре, отстоящем отсюда в 5-ти часовом разстоянии.

Искутские татаре, тем еще отличаются от прочих единоверцев своих в Крыму, что решительно не принимают в общество свое сторонних людей и никогда не выдают замуж дочерей своих в чужие деревни. Они так любят местность, занимаемую ими, что не смотря на всеобщее недавнее возстание степных татар, распаленных фанатическими предсказаниеми духовенства к непременному переселению в могометанскую Турцию, из них никто не захотел тронуться с места. Дружные и гостеприимные, они замечательны тем еще между собратами своими, что сами поканчивают всякого рода споры и недоумение, возбужденные кем либо и только в важных случаях прибегают к правительственным властям. В Искуте я впервые встречал хаджи, по несколько раз бывавших в Мекке и это убедило меня в зажиточности здешним жителей.

Переночевав в этой деревне, я с разсветом поехал осматривать Чебан-кале, это отдаленное, одиноко стоящее на мысе Агира над морем древнее укрепление. Миновав виноградную долину, мы поднялись на возвышенность Черкес-топе, покатости которой желтели нивами незавидных хлебов. Более часа мы двигались шогом по трудным тропинкам, но это доставляло мне удовольствие любоваться множеством величественных картин, представляющихся на протяжении до Аю-дага. Наконец пред нами показалась крепость Чебан-кале. Мрачная, почерневшая от времени, она имела вид громадной скалы, выдвинутой из пучины морской, чтобы следить за каждою волною до Медведь-горы. Я спустился с коня и пошел к ней пешком. Всходя на предпоследнюю возвышенность, предо мною открылась обширная поляна, прорезанная руслом реки и засеянная хлебами. Тут-же я увидел кош, жилище пастухов и кардон пограничной стражи. Когда мы подступали к крепости, я спросил у проводника моего: не знает ли он почему называют это укрепление Чебан-кале, т.е. крепостию пастухов? Оттого-ли, что в ней скрываются от непогод чабаны, как полагают некоторые, или оттого, что около нея живут пастухи? — В эту крепость, нет входа — отвечал татарин и следовательно должно предполагать, что она пользуется своим наименованием от соседства пастухов.

Привязав лошадь к вековому можжевельни

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: