Воздействие биологии на формирование новых норм, установок и ориентации культуры

Наступивший XXI век укрепляет высказывавшиеся уже давно прогнозы, что это будет век биологии. Еще сравнительно недавно, в середине XX в., высшей планкой в интегральной оценке социальной роли биологии было утверждение, что она превращается из собственно академической науки в многообещающий производительный ресурс общества. Ныне подобное утверждение представляется верной, но далеко не полной оценкой вклада биологии в функционирование социума. Развитие биологии в наши дни дает все больше плодотворных идей и дерзких вызовов действующим нор­мам и установкам для нового осмысления онтологических, методологичес­ких, ценностных и деятельностных подходов, имеющих широкие выходы за пределы собственно биологии — в науку и культуру в целом.

В онтологическом плане — это прежде всего новое понимание приро­ды, освобожденное от натурфилософских представлений о природе как существующей вне и независимо от человека. Содержание философии природы под воздействием биологии начинает в последние годы карди­нально переосмысляться — из некоей мировой схематики, представлен­ной в предшествующих натурфилософских концепциях, она все более становится философскими размышлениями человека, существующего в природной среде, вовлеченного в сложную сеть взаимоотношений с природой. Именно человек в абстрактнойфилософской форме выража­ет те предельные основания понимания природы, на которых строятся и наука, и духовное, и материальное производство. Картина природы с этой точки зрения — это картина наших взаимоотношений с природой. Природа втянута в горнило человеческой деятельности и человеческих взаимоотношений и не может быть осмыслена вне этих отношений, вне исторического мира культуры.

С познавательной, методологической стороны весьма характерно, что именно в сфере биологического познания зарождались установки и идеи, которые, функционируя в биологии, впоследствии перерастали ее рамки, становясь общекультурными познавательными ориентациями и моделями. Прежде всего это относится к идеям целостности, организа­ции, развития, системности.

Изначальное восприятие живого как некоей целостной системы сы­грало существенную роль в формировании направленности биологичес­кого познания, в придании ему определенного синтетического статуса. «Мне кажется, — писал В.И. Вернадский, — философия холизма с ее новым пониманием живого организма как единого целого в биосфере, т.е. естественного, самостоятельно выявляющегося живого тела, впервые пытается дать новый облик теории познания»¹.

Развитие биологического познания, накопление большого количест­ва новых данных, прогресс сравнительных и экспериментальных иссле­дований все более неопровержимо свидетельствуют о том, что организм не является простым агрегатом атомов, молекул и клеток, что процессы жизнедеятельности нельзя объяснить лишь механическим взаимодейст­вием, аддитивным суммированием физико-химических составляющих. Задача теоретико-познавательного осмысления этих данных оказалась возможной только на основе концепции целостности, преодолевающей ограниченности механицизма и витализма. На этом пути в начале XX в. американскими исследователями Р.В. Селларсом и Г.Ч. Брауном была разработана концепция структурных уровней, в основе которой лежало представление о том, что уровни организации материи отличаются при­сущими каждому из них классами законов, а следовательно, и опреде­ленной целостностью, качественной специфичностью.

Системные представления об организации живого разрабатывались в эти годы и русскими учеными А.А. Богдановым, В.И. Вернадским, В.Н. Сукачевым, В.Н. Беклемишевым. В 1912 г. Богданов опубликовал первое издание своей «Всеобщейорганизационной науки (тектологии)», в которой, рассматривая универсумы природы, социальной деятельности человека и культуры как изоморфные структуры различной степени орга­низации, приходит к выводу о необходимости создания всеобщей органи­зационной науки. Вернадский, развивая традицию органического (целост­ного) понимания природы, создает свою концепцию биосферы. Соединяя идеи эволюционной теории и данные экологии, Сукачев формулирует це­лостную биоценологическую концепцию. Согласно ей, закономерности видообразования отражают закономерности эволюции биоценоза и одно­временно определяют направления его развития. Беклемишев создает концепцию Геомериды, раскрывающую целостную взаимосвязь законов экологической организации и эволюции живого покрова Земли. В эти же годы Л. Берталанфи публикует свою организмическую теорию целостнос­ти живого. Создавая эту теорию, ученый положил в ее основу представле­ние о том, что живой организм не является неким конгломератом отдель­ных элементов, а выступает как определенная система, обладающая свойствами целостности и организованности.

Берталанфи показал, что развитием любой части организма управля­ет не какая-то мистическая сила, а совокупность условий и взаимодейст­вий, определяемых целостностью организма, обусловливающих развитие любой своей части.Организм, по Берталанфи, не пассивная, механическая, машиноподобная система, лишенная активности и подчиняющаяся лишь внешним стимулам, а активная целостностная система.

Дальнейшему развитию целостных и системных представлений в биологии способствовало возникновение ряда новых интегральных на­ук, изменение самого стиля мышления в науке о жизни, ведущего к ут­верждению системного эволюционно-экологического мышления.

Учет сопряженного развития идей экологии и эволюции способству­ет формированию нового стиля мышления, вносящего существенный вклад в создание новых установок культуры. Две фундаментальные идеи, берущие свое начало в биологии — идея развития (эволюция) и идея организации (экология), подтверждая свою всеобщность и универ­сальность для отражения различных форм природных и культурных про­цессов, демонстрируют при этом свою глубинную взаимозависимость, взаимосопряженность, когерентность, выражающуюся в формировании эволюционно-экологического мышления. Синтез эволюционных и эко­логических идей на путях контроля и сознательного регулирования био­абиотических отношений и процессов приближает решение ряда фунда­ментальных стратегических проблем завтрашнего дня. Прежде всего — это задача стабилизации и воспроизводства природных ресурсов, созда­ние управляемых высокопродуктивных биогеоценозов, адаптивно-ландшафтного землепользования, разработка и создание различных за­мкнутых экологических систем и т.д. Эволюционно-экологическая ориентация исследований оказывается остронеобходимой в связи с бур­ным развитием методов генетической и клеточной инженерии. Только на основе учета эколого-эволюционной целостности природных объек­тов можно избежать негативных последствий волюнтаристского, несо-образованного с объективными законами вмешательства в природу. Синтез идей экологии и эволюции имеет существенное значение для объединения представлений естественных и общественных наук, для понимания коэволютивных закономерностей развития природных и культурных систем как в методологической, так и в мировоззренческой областях.

Подчеркивая важность и актуальность названных выше онтологиче­ских и методологических проблем в осмыслении воздействия биологии на культуру, нельзя не отметить, что новые нравственно-этические и де-ятельностные подходы, вызванные к жизни современным этапом разви­тия науки о жизни, еще более остры и проблематичны.

Современная биология — это совокупность наук о мире живого. Жизнь же в большинстве культурных и конфессиональных традиций предстает как высшая ценность. Поэтому вполне естественно, что аксио­логические, ценностные аспекты в науках о жизни были изначально ши­роко представлены. Однако в настоящее время новые возможности био­логической теории и практики резко актуализировали эту проблематику.

Начиная от сформулированного А. Швейцером принципа «благого­вения перед жизнью» (мы не говорим здесь о древних религиозных тра­дициях — ахимсы в джайнизме и пр.), биоэтика символизирует собой принцип уважительного отношения и сострадания ко всем живым суще­ствам и природе в целом. Тем самым она смыкается с другим остро зна­чимым ныне направлением — экологической этикой.

В условиях современной техногенной цивилизации, доминантами которой являются природ оборческий антропоцентризм и безбрежный техноцентризм, ориентация на биоцентрические и экоцентрические на­чала пробивается с большим трудом.

Эксперименты на животных в интересах развития науки проводи­лись зачастую с использованием негуманных, неоправданно жестоких методов. Задача состоит, естественно, не в полном запрете подобных ис­следований, а в разработке этико-правовой регламентации их. Так, в 1985 г. Международным советом медицинских научных обществ были приняты «Международные рекомендации по проведению биомедицин­ских исследований с использованием животных». Среди них — реко­мендации использования минимально возможного количества экспери­ментальных животных, минимизация дискомфорта, дистресса, боли; стремление к замене экспериментальных животных за счет использова­ния математическихмоделей, компьютерного моделирования и биоло­гических систем invitro и т.д. ¹

Определенный вклад в осмысление биоэтики внесло и такое между­народное движение, как «Глубинная экология». Его представители, в ча­стности Б. Дивол и Дж. Сешенс, определяя базисные принципы глубин­ной экологии, отмечали ценность процветания всех форм жизни на Земле; независимость ценности биоразнообразия от утилитарной поль­зы для человечества; утверждение как одного из ведущих критериев че­ловеческой жизни существования человека с учетом внутренней ценно­сти всей природы, а не только с учетом все более высоких стандартов собственно человеческой жизни и т.д.²

Вторым направлением биоэтики как новой науки на стыке биологии и культуры является развитие биомедицинской этики, обсуждающей этиче­ские проблемы отношений «врач—пациент», проблемы биомедицинских вмешательств в жизнь человека и т.д. Возникновение этой новой области исследований, в добавление к давно существующей традиционной меди­цинской этике, определяется массированным введением в повседневную практику новых биомедицинских технологий. Их применение вызываетмножество сложнейших вопросов морально-этического и правового по­рядка. Среди них — проблемы искусственного оплодотворения, суррогат­ного материнства, пренатальной диагностики, методов пересадки и транс­плантации органов и тканей, определение момента смерти возможного донора, проблема эвтаназии — добровольного ухода из жизни и т.д.

Исследования по биомедицинской этике начинают приобретать сис­тематический характер. Сделан ряд шагов по их юридическому закреп­лению: созданы национальные комитеты по биоэтике во многих стра­нах, приняты международные документы¹.

К ведущим принципам биомедицинской этики относятся следую­щие: принцип «не навреди», принцип «делай благо», принцип уважения автономии пациента, принцип справедливости. Главная задача этичес­кого регулирования биомедицинских исследований — оградить челове­ка от сопряженного с ними риска. Этим целям служат все принципы биомедицинской этики, принцип информированного согласия пациен­та и факт обязательного участия в процессе решения независимого эти­ческого комитета.

В развитии этого направления все более широко сочетаются этичес­кие и деятельностные подходы на стыке современной биомедицины и реального бытия социума. Однако далеко не все деятельностныеподхо­ды, развиваемые на основе современной биологии, столь благостно ори­ентированы. В стремительно идущем процессе коммерциализации раз­вития современных биотехнологий тревожных вопросов, пожалуй, больше, чем успокаивающих ответов.

Ф. Фукуяма в своей работе «Наше постчеловеческое будущее» пишет о происходящей ныне биотехнологической революции, характеризует те вызовы, которые она ставит перед человечеством, перед обществом, пе­ред политикой. Эта революция, с его точки зрения, не просто наруше­ние или ускорение размеренного хода событий. Она приводит к тому, что будущее человечества оказывается открытым, непредзаданным и в решающей степени зависит от наших нынешних решений и действий².

В этой связи П.Д. Тищенко, философски оценивая идущие процессы, отмечает, что биотехнологиям как специфическому виду техники присуща определенного типа власть над жизнью людей, т.е. биовласть. Биотехноло­гии, пишет он, ставят под вопрос существование и сущность (самоиден­тичность) человечества в целом. Трудно сказать, в каком смысле человек останется «собой», если поменяет свою генетическую идентичность, включив в свой геном, к примеру, часть генома крыс для повышения устойчивости к неблагоприятным факторам внешней среды, часть генома свиней, что откроет дорогу ксенотрансплантациям (огромный резервуар дополнительных органов), определенные геномы растений для более эф­фективной утилизации солнечной энергии и т.д. и т.п. Подобного рода на­учные планы плодятся с огромной скоростью. Даже если им далеко до «серьезной» разработки в «металле» — они участники судьбоносной био­технологической имажинативной игры, задающей доминирующий наст­рой эпохе и через него самоидентичности человека, — «зеркало», вгляды­ваясь в которое человек узнает или не узнает себя¹.

XX век вошел в историю как век небывалого взлета научно-техническо­го прогресса, становления и глубинного утверждения техногенной циви­лизации. Всеми своими достижениями это время обязано реализации норм, идеалов и принципов данного этапа цивилизационного развития че­ловечества. Но именно с ними связаны и все тупики, проблемы и противо­речия, оставленные ушедшим веком будущему развитию человечества.

Высокие технологии, возникшие в разных отраслях промышленности на основе новейших достижений науки, существенным образом измени­ли лик планеты и способ бытия людей. Сбылось предсказание Вернадско­го, сделанное в начале века, согласно которому «научная человеческая мысль могущественным образом меняет природу. Вновь создавшийся ге­ологический фактор — научнаямысль — меняет явления жизни, геоло­гические процессы, энергетику планеты»². Высокие технологии, рож­денные в XX в., — ядерные, генетические, компьютерные — привели к овладению людьми новыми мощнейшими источниками атомной энер­гии, к возможности искусственного конструирования живых объектов с помощью методов генной инженерии, к созданию единой мировой ин­формационной системы. Но наряду с благами, принесенными человече­ству, развитие этих технологий обусловило возникновение многих слож­ных и опасных проблем, которые сейчас широко обсуждаются. Таким образом, осознавая в целом феномен высоких технологий как один из главных итогов XX в., можно уверенно констатировать их широкий вы­ход за рамки собственно науки и техники, их кардинальное влияние на гуманитарную и социальную сферы развития общества.

При этом рефлексия над техническими возможностями, осмысление прямых и отдаленных последствий научно-технических открытий при­сутствовала, но она исходила — в условиях трагического раскола культуры в XX в. на культуру естественно-научную и гуманитарную — как правило, от представителей гуманитарно-философской культуры (за редкими ис­ключениями в лице гениев-естественников) и мало затрагивала мир естественно-научной и технической культуры, включая и лиц, принимаюших стратегические решения о развитии и применении научно-техни­ческих достижений. Достаточно вспомнить М. Хайдеггера и всех филосо­фов техники, глубоко и всесторонне критически проработавших как по­зитивные, так и негативные аспекты технической экспансии XX в.

Еще на заре атомной энергетики в 1922 г. В.И. Вернадский писал: «Недалеко время, когда человек получит в свои руки атомную энергию, такой источник силы, который даст ему возможность строить свою жизнь, какой захочет... Сумеет ли человек воспользоваться этой силой, направить ее на добро, а не на самоуничтожение? Дорос ли он до умения использовать ту силу, которую неизбежно должна дать ему наука? Уче­ные не должны закрывать глаза на возможные последствия их научной работы, научного прогресса. Они должны себя чувствовать ответствен­ными за все последствия их открытий. Они должны связать свою работу с лучшей организацией всего человечества»¹.

Можно вспомнить, как задолго до появления клонированной овечки Долли, тогда, когда только возникла сама идея генетического клонирова­ния живых объектов, в 1970 г. в журнале «Вопросы философии» был про­веден круглый стол «Генетика человека: ее философские и социально-этические проблемы»², на котором очень профессионально и глубоко обсуждались философские и социально-этические проблемы и последст­вия самой идеиклонирования живых организмов. Но дальше подобных обсуждений дело не пошло, эти идеи замечены не были.

В то же время на рубеже веков все более явственно осознается исчер­панность традиционных познавательных, ценностных и деятельностныхрегулятивов культуры, их несостоятельность в осмыслении и обес­печении реалий развития нашего времени. На смену им идут новые нормы и идеалы, рождающиеся буквально на наших глазах в трагичес­ких коллизиях современного мира. Отечественный ученый Н.И. Кон­рад ярко писал об этом: «В настоящее время человек подошел к овладе­нию самыми сокровенными, самыми великими силами природы, и это поставило его перед острым вопросом — вопросом о себе самом. Кто он, человек, овладевающий силами природы? Каковы его права и его обязанности по отношению и к природе, и к самому себе? И есть ли предел этих прав? А если есть, то каков он?» При этом ученый не толь­ко задает этот фундаментальный для современности вопрос, но и пред­лагает свой ответ на него: «Если видеть в гуманизме то великое начало человеческой деятельности, которое вело человека до сих пор по пути прогресса, то остается только сказать: наша задача в этой области сей­час — во включении природы не просто в сферу человеческой жизни, но в сферу гуманизма, иначе говоря, в самой решительной гуманизациивсей науки о природе. Без этого наша власть над силами природы ста­нет нашим проклятием: она выхолостит из человека его человеческое начало»¹.

Кратко резюмируя новые, формирующиеся ныне под воздействием биологии регулятивы культуры, можно сказать, что в познавательной сфере — это новая организация знания, синтез естественно-научного и социогуманитарного знания, в сфере аксиологии — это гуманизациявсех отношений человека и к другим людям, и к природе, реализация принципа ненасилия, в сфере деятельности — это сотрудничество, коо­перация, взаимопомощь.

По мере усвоения и утверждения этих новых норм и идеалов вырисо­вывается и новая, более оптимистичная картина научно-технического развития человечества (в том числе и на основе высоких технологий). Ведь продолжение научно-технического развития на базе прежних ци-вилизационных установок с неизбежностью ведет к нарастанию нега­тивных последствий НТР, глобальному экологическому кризису и неми­нуемому коллапсу человеческой цивилизации.

Новые же ориентиры и нормы дают возможность, гуманизируя всю систему отношений человека, осуществить новый подход к стратегии научно-технического развития на основе высоких технологий. Неслу­чайно ныне в ООН, принявшей в 1948 г. Всеобщую декларацию прав че­ловека, которой гордится все демократическое человечество, предложен к рассмотрению Билль об обязанностях человека. Ибо человек, став пла­нетарной силой, должен теперь думать не только о своих правах, но и о своих обязанностях по отношению как к себе, так и к природе. Все это требует переосмысления стратегии развития высоких технологий в пла­не проведения экспертиз их принятия и осуществления. Однако с уче­том мощнейшего воздействия высоких технологий на социальную и гу­манитарную сферы существования общества экспертиз, проведенных только специалистами соответствующих областей знания, оказывается явно недостаточно. Возникает настоятельная потребность в проведении социально-философских экспертиз для проектов, имеющих непосред­ственное воздействие на социальную сферу. Осознание необходимости экологической экспертизы научно-технических проектов с большим трудом, но все же пробивает себе дорогу. На повестке дня стоит еще бо­лее кардинальное решение — проведение социально-философских экс­пертиз для научно-технических проектов, связанных с развитием высо­ких технологий, оказывающих непосредственное воздействие на общественную жизнь, и прежде всего технологий генно-инженерных, биомедицинских и т.п. И в этом нельзя видеть ущемление прав каких-либо министерств, ведомств, ученых или изобретателей. Наоборот, здесьпроявляется совокупная мудрость современного человечества, ставшего планетарной силой, выражающаяся в заботе о своем будущем и будущем идущих за нами поколений.

В последние годы возник целый ряд новых направлений и наук, отра­жающих эти проблемы. Так, в Греции на базе «Биополитической интерна­циональной организации» (БИО) под руководством ее президента Агни Влавианос-Арванитис учеными более чем 100 стран мира развивается новое исследовательское направление на стыке биологии и культуры — «биополитика»¹. Можно констатировать, что биополитика представляет собой междисциплинарную область исследований, активно развиваемую ныне в международном масштабе. Биологические знания здесь помогают в выработке новой системы политических идей и ценностей. Как отмеча­ет А. В. Олескин, «биополитика представляет собой результат двух встреч­ных эпохальных, характерных для сегодняшней культуры процессов — социализации и гуманитаризации биологии и в то же время определенной биологизации социальных и гуманитарных наук с включением биологи­ческого знания в их орбиту»².

Очень характерна для понимания проблемы соотношения биологии и культуры дискуссия о насилии и ненасилии. Насилие и ненасилие как две альтернативные ориентации в определении стратегии и тактики че­ловеческого поведения и деятельности представлены фактически во всех периодах истории человечества. Однако их соотношение и удель­ный вес разнятся в различные исторические периоды, в различных куль­турах,религиях, этносах.

В этой связи естественен вопрос, какая же из этих ориентации более адекватно отвечает объективным потребностям эволюционного разви­тия, какую из названных тенденций с большим правом можно считать фактором эволюции и двигателем прогресса. В литературе широко пред­ставлена точка зрения, согласно которой этот вопрос в науке был снят с возникновением дарвиновского учения. Известно, что Дарвин не только установил факт, но и раскрыл механизм преобразования видов в приро­де. Силу, вызывающую такие последствия, он определил как thestruggleforexistence — борьбу за существование.

Последователи Дарвина констатировали, что борьба между себе по­добными является объективным природным фактором и выживает в этой борьбе сильнейший, который оказывается способным победить. Не случайно и К. Маркс указывал, что дарвиновское представление о нали­чии объективной борьбы за существование в природе явилось естественно-научным подтверждением его теории классовой борьбы вобществе. Насилие с подобной точки зрения — объективный фактор прогрессивного развития как в природе, так и в обществе.

Однако обращение к текстам работ Дарвина показывает, что термин «борьба за существование» он понимал не буквально, а как некоторую метафору, в самом широком смысле. «Я должен предупредить, — писал ученый, — что применяю этот термин в широком и метафорическом смысле, включая сюда зависимость одного существа от другого, а также включая (что еще важнее) не только жизнь особи, но и успех в оставле­нии потомства»¹.

Следовательно, Дарвин, формулируя это ключевое определение сво­ей теории в неявной форме, объединяет различные процессы и различ­ные смыслы. При этом Дарвин, его ученики и интерпретаторы не всегда были достаточно последовательны в метафорическом понимании «борь­бы за существование», в ряде случаев трактуя это определение в букваль­ном смысле.

В то же время существовала возможность иной трактовки. Так, одним из первых К.Ф. Кесслер, за ним П.А. Кропоткин и др. обратили внима­ние на то, что наиболее приспособленными часто оказываются не те, кто физически сильнее или агрессивнее, а те, кто лучше объединяется, кооперируется, помогает друг другу. Эта позиция получила поддержку и в современной литературе (Б.Л. Астауров, В.П. Эфроимсон, Л.В. Кру-шинскийи др.). Можно сказать, что широкое понимание термина «борьба за существование» наряду с прямой конкуренцией особей друг с другом на равных началах включает в себя и взаимопомощь, и альтруизм как эффективные инструменты борьбы за лучшее приспособление, ре­альные факторы эволюции. Таким образом, конкуренция и взаимопо­мощь рассматриваются ныне как две ведущие деятельностные силы эво­люции, проявляющие себя в непрерывно идущем процессе коэволюции.

Еще одним направлением нового синтеза биологического и гумани­тарного знания является область биоэстетики. Как полагал А.А. Люби-щев, размышляя о биоэстетике, проблема формы не может быть решена на основе представлений об утилитарной целесообразности, а требует введения понятия эстетической целесообразности, первичной и абсо­лютной по отношению ко всем конкретным адаптивным гармониям. Эволюция — это природный творческий процесс, который с эвристиче­ской точки зрения перспективно исследовать по аналогии с художест­венным творчеством человека, ибо оба эти процесса — эволюционный и художественный — во многих отношениях обнаруживают замечатель­ный параллелизм. Любая естественная система, будучи неизоморфной филогении, строится на имманентно присущих ей отношениях регуляр­ности и периодичности, выражающих упорядоченныйхарактер многообразия живых организмов. В гармонии системы отражается гармония космоса¹. Эти биоэстетические концепции, отмечает Б.С. Шорников, отчасти восходят к эллинским традициям. Убежденность в правоте ан­тичной интуиции мира как гармонично организованного космоса со­ставляла одну из характерных черт мировоззрения Любищева².

В.Е. Борейко, автор книги «Введение в природоохранную эстетику», считает, что природоохранная эстетика как наука и направление в наши дни только начинается³. Красота природы, по его мнению, — мост между искусством, религией, философией и наукой. Ориентиром для ее воссоз­дания и утверждения могут стать слова великого русского философа B.C. Соловьева, который в своей работе «Красота в природе» писал: «...в красоте, как в одной из определенных фаз триединой идеи, необходи­мо различать общую идеальную сущность и специально эстетическую форму. Только эта последняя отличает красоту от добра и истины, тогда как идеальная сущность у них одна и та же — достойное бытие или положи­тельное всеединство... Этого мы желаем как высшего блага, это мы мыс­лим как истину и это же ощущаем как красоту; но для того, чтобы мы мог­ли ощущать идею, нужно, чтобы она была воплощена в материальной действительности. Законченностью этого воплощения и определяется красота, как такая, в своем специфическом признаке»⁴.

В последнее время часто высказываются утверждения о нейтрально­сти науки по отношению к культуре, о нарастании негативных тенден­ций во взаимодействии науки и культуры. Весьпредставленный здесь материал дает возможность утверждать прямо противоположную пози­цию: современная наука, в том числе и биологическая, оказывает все возрастающее воздействие на формирование новых норм, установок, идеалов и ориентации культуры.

И этот фундаментальный процесс с необходимостью должен полу­чать свой рефлексивно-философский анализ и всестороннюю оценку.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: