 |
Глава двенадцатая, в которой на Севере случается катастрофа, а автор и Ланьков оказываются неправы оба.
|
|
|
|
Глава двенадцатая, в которой на Севере случается катастрофа, а автор и Ланьков оказываются неправы оба.
В 1995- 1997 гг. в КНДР наступил форс-мажор, интересный по целому комплексу причин. С одной стороны, ситуацию после продовольственного кризиса можно назвать «цивилизационным откатом», с другой – у этого отката есть причины, совершенно не связанные с инфернальностью северокорейского режима. С третьей стороны – опыт преодоления Севером этих трудностей может оказаться очень интересным с точки зрения будущего всего остального мира.
Вначале мы опишем саму катастрофу, оценим размер потерь и поговорим о том, как государство пыталось смягчить последствия катастрофы и организовать помощь населению. Затем уделим внимание традиционным мифам, связанным с северокорейской экономикой, особенно – о ее принципиально криминальном характере. Наконец, поговорим об экономической деятельности населения и иных долговременных социальных последствиях этого бедствия.
Катаклизмы 1995-1997 гг. и расчеты их жертв
26 июня 1995 г. начались дожди, причем в некоторых регионах за 10 дней выпало 23 дюйма осадков. К тому времени, когда в середине августа дождь прекратился, погодные условия полностью уничтожили урожай[102], а общий ущерб, причиненный наводнением, был оценен в 15 млрд. долларов. По северокорейским данным, было потеряно 1, 5 млн. тонн зерна, разрушен плодоносный слой на 330 тысячах га земли, а своих домов лишилось 5, 4 млн. человек. Были повреждены дороги и линии электропередач, а эрозия почвы существенно повредила плодородный слой[103].
Наводнение 1995 г. может считаться самым большим и самым тяжелым по последствиям в ХХ в., но на следующий 1996 год последовало не менее сильное наводнение, а в следующем 1997 г. буйство воды сменилось засухой, которая, однако, сопровождалась мощной приливной волной.
|
|
|
Наиболее сильно кризис ударил по сельскому хозяйству и энергетике, и без того подточенной отсутствием дешевого топлива. По словам Ким Чен Ира, угольные шахты, снабжающие ТЭЦ топливом, оказались затопленными, наводнение и селевые потоки повредили оборудование ГЭС, а последующая засуха фактически лишила страну источников гидроэнергии. Такому объяснению вполне можно верить, особенно с учетом того, что у режима нет средств для быстрого и эффективного возврата шахт в рабочее состояние.
По мнению многих, лишения в КНДР во время наводнений и засухи напоминали обстановку блокадного Ленинграда. Вызванный бедствиями голод стал крупнейшей гуманитарной катастрофой в Восточной Азии со времен китайского «большого скачка»[104], а сами эти бедствия разразились «настолько вовремя», что сторонники теории заговора из желтой прессы даже заговорили о том, что против Северной Кореи было применено некое климатическое воздействие, сходное по действию с разгоном туч во время торжественных мероприятий.
Сколько же людей погибло во время голода? Разные районы пострадали в разной степени, и, думаю, расхождения в оценках породила попытка интерполировать данные об одной области на всю территорию страны[105]. Б. Камингс приводит данные о том, что в городах северных регионов погибло 9 % населения, но склоняется к тому, что общее число жертв составило полмиллиона. Представители европейских организаций, посылавших гуманитарную помощь в КНДР, говорят о том, что от голода и его последствий в стране умерло от 500 тысяч до миллиона человек, хотя отдельные правозащитные организации называли два, а некоторые говорили даже о 3-5 млн. Авторы, приводящие в своих книгах непонятно, откуда почерпнутые подробности о том, как по ночам из Пхеньяна вывозили сотни умерших от голода[106], явно руководствовались цитатой из А. Суворова, когда тот диктовал реляцию о потерях врага после очередного выигранного русскими сражения: «Пиши «сто тысяч». Чего их, турок, жалеть! ».
|
|
|
Разброс в оценках был связан с тем, что считавшие выясняли процент погибших в том или ином районе, а дальше (иногда используя понижающие или повышающие коэффициенты) распространяли эти данные на всю страну. При этом за основу часто брались наиболее сильно пострадавшие районы, отчего у особо ретивых количество жертв доходило до 3-4 миллионов. Естественно, что вне благоприятной для КНДР информационной среды наибольшее распространение получили наибольшие цифры. Число жертв быстро стало козырем в политической борьбе, и здесь интересы тех, кому было нужно, чтобы «режим уморил миллионы», совпали с интересами тех, кому было выгодно завышать число пострадавших. Во-первых, чем больше жертв, тем выше эмоциональное воздействие и надежда на получение большего объема помощи. Во-вторых, одно из бюрократических правил тоже говорит, что смета всегда должна быть завышенной, ибо обычно ее урезают.
Бывший представитель Всемирной продовольственной программы ООН Хэйзел Смит, однако, опровергает столь большие цифры. Перепись населения не производилась с 1993 г., и потому, по ее мнению, точные данные не знает никто[107].
Сегодня консенсус экспертов вращается вокруг цифры в 600 тысяч, но Н. Эберстадт отмечает, что это приблизительные оценки, а не данные, полученные на основе расчета. К тому же если, скажем, применить такую методику подсчета по демографическим данным падения рождаемости и роста смертности к России 1990-х, то получится, что в нашей стране «от голода умерло» 20 миллионов человек.
А. В. Воронцов, ссылаясь на закрытые данные российских дипломатов и Минздрава КНДР[108], полагает, что большинство жертв умерли не столько от собственно голода (таких было 3-4 %), сколько от болезней, воздействовавших на ослабленные организмы вследствие слабости, постоянного недоедания и нехватки лекарств: их покупали, в том числе за рубежом, но значительная их часть имела истекший срок годности. Это косвенно подтверждается и малым числом «шокирующих фото жертв голода» по сравнению с аналогичными вроде бы катастрофами, скажем, в Африке[109].
|
|
|
Сведения о том, что кризис был преодолен только благодаря гуманитарной помощи, которая кормила треть населения страны, что паек составлял 300-400 г только благодаря этой помощи, а когда ее не было, люди получали по 100 г в день и умирали от голода[110], тоженадо воспринимать как информацию, скажем так, ангажированную.
«Первая экономическая помощь», безусловно, была оказана, однако ее не стоит сравнивать с тем пакетом, который в 1997 г. получил Юг. Причин здесь несколько, в том числе и определенное нежелание ряда стран оказывать эту помощь всерьез. В первую очередь речь идет об Америке, которая по привычке стремилась использовать топливо и продовольствие как орудие давления, выставляясь впоследствии главным донором Северной Кореи. Это не так, ибо, во-первых, Соединенные Штаты выдавали за продовольственную помощь те поставки, которые они должны были делать, исполняя свою часть обязательств по Рамочному Соглашению. Во-вторых, поставляемый ими мазут не подходил по своим техническим характеристикам для северокорейского оборудования и потому, чтобы его использовать, требовались дополнительные инвестиции на его доведение до нужных параметров[111].
Не получилось и то, на что рассчитывала Южная Корея. Сначала она пафосно анонсировала программу помощи КНДР, выставив, однако, неприемлемые условия, которые де-факто были вмешательством во внутреннюю политику страны, а когда Пхеньян отказался принять их, начала лоббировать отказ от предоставления Пхеньяну какой-либо помощи. Несмотря на то, что реальный объем помощи из РК был невелик[112] и в основном собирался стараниями НГО, Ким Ён Сам ожидал в ответ такой же пафосной благодарности и обещания немедленных реформ, а получил инцидент с севшей на мель подводной лодкой, который официальная пропаганда представила как попытку снова забрасывать на Юг команды диверсантов. В итоге Сеул стал агитировать за экономические санкции против Северной Кореи и прекращение ей любых продовольственных поставок .
|
|
|
Расчет был таков: «Чем хуже, тем лучше». Один из представителей этой фракции, занимавший впоследствии солидный дипломатический пост, открытым текстом говорил автору, что, стремясь ограничить поток продовольственной помощи Пхеньяну, они преследовали конкретную политическую цель. В условиях кризиса северокорейские массы должны начать выступать против режима, который «бросил их на произвол судьбы», и если грамотно раскачать эту лодку, то коммунистическое государство на Севере рухнет. Тогда объединение нации, по его мнению, могло состояться до конца срока правления Ким Ён Сама, который тогда вошел бы в историю не только как первый гражданский президент, но и как «сокрушитель КНДР» (неважно, какой ценой).
На подобную стратегию наложились и некоторые тактические ошибки северокорейского правительства, которое совершило целый ряд неоднозначно трактуемых действий. В первую очередь речь идет о шпиономании. КНДР, например, не впускала в страну представителей НГО, которые знали корейский язык, могли свободно ориентироваться в ситуации и наблюдать за распределением помощи. Северокорейские власти видели в этом потенциальную шпионскую активность и ставили такой деятельности максимум препятствий. Между тем, иностранцы, привыкшие по работе в других странах третьего мира к определенному комплексу проблем, связанному с распределением гумпомощи, расценивали такие препоны как признак того, что местные власти, скорее всего, расходуют помощь нецелевым образом и пытаются это скрыть. Из-за этого целый ряд организаций, в первую очередь – «Врачи без границ», очень скоро вывели своих сотрудников из Северной Кореи, сославшись на то, что работать там невозможно[113]. Такие же «трудности коммуникации» и невозможность добраться до собственно северокорейских данных (которые, естественно, были засекречены) повлияли на проблемы, связанные с подсчётом общего количества жертв голода.
Следствием такого непонимания явился пакет слухов, которые недруги Северной Кореи возвели до уровня полуофициальной информации. о том, что большая часть помощи идет на нужды партии и армии и не доходит до простого населения, хотя, по данным серьезных западных экспертов, процент расхищенной помощи (а такой присутствует всегда и везде) не выходил за обычные в других странах границы.
Затем, хотя Пхеньян был вынужден признать факт голода, объем получаемой гуманитарной помощи внутри страны старались скрывать в рамках стратегии «опоры на собственные силы». Так, получаемые товары часто перепаковывались, чтобы скрыть иностранную маркировку, а помощь из Японии СМИ КНДР представили не как акт гуманитарной помощи (чего хотело Токио), а как средства, переданные стране Японией как компенсацию за совершенные в ней преступления во время колониального периода. Из-за этого те поставщики помощи, которые в большей степени были заинтересованы в пиаре своей помощи КНДР, быстро свернули свои программы.
|
|
|
Все это накладывалось и на слабое понимание иностранцами некоторых корейских реалий. Например, специалисты знают, что в традиционной Корее вообще нет кладбищ, т. к. народ хоронит своих покойников на склонах гор и в энных благоприятных согласно фэншую местах. В условиях катастрофы такое чревато возможностью эпидемии, и власть пыталась организовать захоронения в братских могилах. Для этого тела стаскивались к дорогам, где их должны были грузить на грузовики и отвозить к местам захоронений. Но для иностранцев это были «неприбранные тела, которые валяются прямо на улицах и дорогах».
Однако наиболее примечательной среди допущенных северянами «ошибок» было конфуцианское стремление властей сохранить лицо. Когда активисты европейских гуманитарных организаций попали в зону бедствия, северокорейцы «неправильно подготовились» к их приезду, и вместо того, чтобы показать им реальную картину гуманитарной катастрофы, удалили с глаз долой всех нищих, убогих, убрали валяющиеся повсюду мертвые тела и предоставили иностранцам возможность общаться только с идеологически проверенными членами партии или военными.
Но прогулки по «потемкинским деревням» вызывали, конечно, эффект противоположный, ибо начинало казаться, что раз власти явно что-то скрывают, значит им есть, что скрывать. В результате иностранцы утвердились в представлении, что вся гуманитарная помощь идет на нужды партии и армии, а масштабы народного бедствия так высоки, что иностранцев не пустили в те районы, где творится этот ужас [114].
Развеем эти мифы сразу. Данные о том, что вся гуманитарная помощь, направляемая в КНДР и состоящая, в основном, из детского питания и пищевых добавок, распределяется по назначению, а не разворовывается или поступает на нужды армии или элиты, подтвердила на публичной пресс-конференции в Сеуле уже упомянутая нами Хэйзел Смит [115].
Антикимченировская пропаганда любит повторять, что гуманитарная помощь постоянно продавалась военными на рынках[116], но реальные факты говорят о том, что большая часть гуманитарной помощи доходит по назначению, хотя скидку на коррупцию и стремление ряда чиновников обогащаться за этот счет (благодаря чему гуманитарная помощь периодически действительно всплывает на рынке) делать надо.
То, что помощь осуществляется «натурой», а не деньгами, которые могут и присвоить, так как процесс мониторинга искусственно затруднен, неоднократно отмечали и А. Мансуров, и южнокорейские дипломаты из числа моих респондентов.
|
|
|
