 |
Темница. Христианский переворот в Риме
|
|
|
|
Лёшка
Лёшка нещадно гнал коня. Он чуял чернобожника где-то впереди, и старался не упустить это ощущение. Нюх безошибочно подсказывал ему путь. Цепкий глаз выхватывал едва уловимые приметы. «Ага. Вот здесь он заночевал прошлой ночью». Едва уловимые следы нитей защитного контура, которым чернобожник, опасавшийся лесных духов, неизменно огораживал свою стоянку, всё ещё едва слышно звенели в воздухе. Лёшка не остановился – брошенного взгляда ему было вполне достаточно. «Часов шесть – не больше», - ощущение чернобожника всё ещё маячило где-то впереди.
Молодой берсерк, Пересвет, вглядывался в даль. Вдалеке виднелась фигура несущегося всадника. Пересвет пригляделся:
- Ого! – Берсерк! – Не просто так торопится! – Пересвет пустил коня в галоп. Через несколько минут, он поравнялся с Илёшкой:
- Что-то конь под тобой слишком взмыленный, - без лишних слов начал Пересвет.
- Тороплюсь, - не оборачиваясь отозвался Лёшка, - Упустить – нельзя.
- Один-то – выдюжишь?
- Ещё не хватало тебя подставлять!
- Я – берсерк! – возмутился Пересвет.
Илёшка обернулся к нему.
- Прости, - и чуть погодя добавил, - Выдюжу. – Ты здесь нужен.
- Конь у тебя весь в мыле. Возьми-ка моего коня.
- А конь-то выдюжит? – усмехнулся Илёшка.
- Берсеркский – для себя растил.
- Добре – благодарствую.
Лёшка на полном скаку перескочил на коня Пересвета – Пересвет перескочил на Лёшкиного и перевёл его на рысь:
- Хранят тебя родные Боги. Удачи.
- Тебе Удачи. Благодарствую. Коня сберечь попробую.
«Мало нас таких осталось», - подумал во след удаляющемуся Лёшке Пересвет, - «Вот, опыта поднаберусь – открою школу берсерков – учеников возьму». [100]
|
|
|
А Лёшка всё мчался дальше. На ругой день – на холме показался табун. Табунщик из клана Дулу[101], объезжал великолепных коней. Лёшка принюхался. От табунщика отчётливо пахло совсем недавним общением с чернобожником. Свежий след и слишком явные мысли табунщика легко читались. Илёшка прислушался – чернобожник сильно нервнисает – от следа так и веет запахом тревоги. Ещё бы, уже который день он продолжает ощущать за собой погоню. Начинает паниковать. Он даже изменил своим привычкам – не отнял всё, что ему нужно, а заплатил за коня золотом не торгуясь. Это явно читалось по довольным мыслям табунщика Дулу. Чернобожник готов в любой момент сорваться. «Что ж – тем лучше», - спокойно подумал Лёшка, - «Загнанная в угол крыса – опасна. Но не для кота-крысобоя, готового перехватить её прямо в прыжке. Он как раз и ждёт необдуманного броска».
- Ты только выдюжи, брат, - тихо прошептал Илёшка, наклонившись к коню.
Дорога вела его всё дальше и дальше на юг, постепенно уклоняясь на запад.
Темница
Или очнулся на охапке подгнившей соломы тюремной камеры. В тусклое крошечное окошко у самого потолка, забранное массивной кованой решеткой едва просачивался дневной свет. Или потянулся – всё тело ныло. В лёгких всё ещё жгло. Или подошёл к двери. Толстые штыри, толщиной в кулак, через каждый локоть крепившие массивный кованый обналичник терялись в толще каменных стен.
- Хорошо постарались, - усмехнулся Или. Или ощупал дверь – цельный лист металла. Постукал – это не обшивка – металл был на всю толщину двери.
- Вот это – уважение! – горько рассмеялся Или, - Даже дубовым доскам не доверились – дверь – сплошь кованая!
В углу на соломе что-то зашевелилось.
- Ой! – Или вгляделся. В углу лежал человек. Широкое скуластое лицо. Тёмно-каштановые волосы с чуть красноватым отливом. Явно – тюрк. Только вот, вряд ли рус. Ноги – не длинные, как у лесного жителя, а чуть покороче, как у человека, несколько поколений предков которого провели в седле. Скорее всего, кто-то из третьего Каганата – Ашин или Телеут. В разодранных лохмотьях с трудом угадывалась одежда посла. Или вскипел – единый закон всех тюрков – посягнувший на посла ничем не подтверждает своё право на жизнь! Разлохмаченная вышивка на груди – почти не читалась. Или так и не удалось разобрать название рода. Человек чуть постанывая поднялся. Только сейчас, Или заметил седину в его волосах. На него взглянули глаза старика.
|
|
|
- Вышивку прочесть не можешь? – человек прокашлялся и попытался улыбнуться, - Юлудай, Тюрк из ветви Ашинов, из подветви Телеутов, из народа Булгар, из рода Сагадумов. Путь – отрёкшийся для народа[102], посвящение, соединяющий разное, зверь-предок – Сокол.
- Посол?!
- Одно из старших посвящений, - кивнул старик, - выше только объединяющий несоединимое.
- Но, это же – почти волхв!
Старик усмехнулся.
- Волхв Бога Тана[103] - не совсем волхв. Это тот, кто соединяет людей. Ищет общее в разном.
Юлудай снова закашлялся.
- Как и кощуны, мы беззащитны в бою. Нас защищают другие – те, кому мы нужны. Путь Тана требует слишком много сил, чтобы осталось ещё и на бой, - старик горько рассмеялся, - вот я и здесь.
- Да это же! – возмутился Или, - Послы – священны!
- Я тоже так думал, - вздохнул Юлудай, - Моя – ошибка. Нужно было лучше смотреть. И вовремя заметить, кто и когда отходит от Закона и Правды, - он вновь закашлялся, - Теперь, из-за моей вины, по моей неосторожности, люди не получили помощь, которая им нужна. Вот потому мы и священны, что из-за моей глупости сейчас страдают жизни людей. Посол – это человек без права на ошибку! Хотя, о чём я говорю? Любой человек, когда он на своём пути, не имеет права на ошибку. А когда человек не на своём пути – значит он ещё не стал человеком. Только вот, из-за этой решётки и этой тесной камеры, мне свою ошибку не исправить.
Внизу скрипнула отворяемая маленькая дверца – в самой двери – окошко в полторы ладони шириной. Появился кувшин с водой и краюха хлеба. Рука тут же исчезла. Скрипнул засов. Или присел на корточки. Хлеб пах как-то странно и был необычного цвета. Или надломил краюху – принюхался.
|
|
|
- Так и есть! Поганые чернобожники!
- Что там? – отозвался Юлудай.
- Трава забвения!
Или отодвинул краюху. Глотнул воды. «А есть-то, как хочется! » - Или снова потянулся к краюхе. Перед глазами пронеслось насмешливое лицо Добрыни: «Моя дубина – О-о – видишь?! И та умнее тебя! » «Ну уж нет! » - подумал Или, - «Уж лучше с голоду зачахнуть! Только ещё не хватало – в забвение погрузиться! Всё, чем предки мои жили – забыть! Рано вы меня хороните – чернобожники! »
- Ты не будешь это есть? – Юлудай сухо пожевал губами, - Отдай её мне. А то – кушать уж больно хочется.
- Да, ты что?! – встрепенулся Или, - Это же – пшеница! От неё же память родовая уходит! Слеп и глух становишься! Ты же – посол! Как же ты сможешь людей соединять? Судьбы человеческие друг с другом сплетать? Ежели позабудешь, чем твой дед жил?! Чем твой прадед жил?! Если не будешь ощущать их перед собою? Чуять не будешь, на чём род твой держится? Нельзя тебе травой забвения себя травить! Это же смерть для посла. Землепашец – и тот после этой отравы – день посева не угадает, или цвет под град пустит. А тебе – какже ж?!
Старик неслышно подошёл.
- Ты пойми, - ласково проговорил он, - чую я – последней стала эта моя ошибка. Не выжить мне. Не дожить до освобождения. Каждый из нас чувствует, какой шаг в его жизни станет последним. Я подготовился завершить свой путь, - он грустно улыбнулся, - Мне – не выжить, понимаешь? А ты – сильный, крепкий. Я чувствую – ты выберешься отсюда, - Юлудай присел перед ним на корточки, - Поверь моему чутью – я же всё-таки посол. В обед – принесут кашу – я отдам тебе свою долю. Нам нужно, чтобы выжил хотя бы один из нас двоих – и это буду не я, - старый посол протянул руку, - Отдай. Отдай её мне. Так надо, сынок.
Или нехотя разжал пальцы. В его больших добрых глазах стояли слёзы.
- А почему – сынок? – неуверенно проговорил он.
- Ну, во-первых, я – старше, - улыбнулся посол, - А то, что седины в моих волосах – чуть – так это лишь от того, что ошибка, которая меня сюда привела – то была первая ошибка за всю мою жизнь. Я ведь, ещё Буса Белояра молодым помню. Ну, а во-вторых, - Юлудай рассмеялся, - Ты же не представился!
|
|
|
Или оглядел себя. Вышивка не читалась.
- Прости, - смущённо проговорил он, - Или, Тюрк из ветви Ариев, из народа Русов, из рода Звенислава, и Бальтазара, - чуть запнувшись добавил он, - путь воина, посвящения не получал, зверь-предок – Медведь.
- Ух ты – да ты – княжич! – обрадовался Юлудай.
- И княжич, и сын рыбака, - ещё больше смутился Или.
- Да ты, выходит, Бальтазаров! – Знал я твоего отца – славный был князь. Буса любил. Не то, как батю, не то, как брата – но крепко любил. Рад я – что сын его жив. А вот, Звенислава я только одного знаю. Того, что у Бальтазара менестрелем был. Хороший такой парнишка, весёлый, добрый. А вот со Звениславом-рыбаком, прости, не довелось познакомиться.
- Да это – он и есть, - машинально проговорил Или.
- Вот это да! – искренне обрадовался посол, - Дак я, выходит, обоих твоих отцов знаю – а ты ещё на «сынок» обижался.
- Да, не обижался я – так, удивился чуток.
- А чего тут удивляться – все мы, тюрки, друг другу родичи.
Они беседовали – в тесной темнице это было единственным достойным занятием.
- Э-эх – стольким людям помочь надо – а я здесь сижу, - проговорил Или.
- Ты не терзайся. Силы по-напрасну не трать – они тебе ещё пригодятся, - Юлудай подумал, и добавил, - То, что ты – княжич – это хорошо. Только, чтобы Владимиру вызов бросить – княжичем быть не достаточно.
- И ты про вызов?
- А кто ещё говорил?
- Добрыня.
- Что за Добрыня?
- Брат мой.
- Тоже Бальтазаров? Погоди-ка, а сколько вас всего?
- Трое.
- Ты обоих братьев нашёл? С обоими познакомился?
- Нет, - Или вздохнул, - С одним братом я лишь парой слов перекинулся. С Добрыней. Он-то, как раз и предупреждал: «Не по Праву», - говорит, - «Тебе Владимиру вызов бросать», - да я, дурак, тогда Владимиру верил – думал другой кто за его спиной чёрные дела проворачивает – вот и сижу теперь здесь – Владимира предупредить торопился.
-Я тоже – «предупредить торопился», - усмехнулся Юлудай.
- Ну, а о втором, Лёшке, я только слышал – сам его не видел – не застал уже. Мне о нём Соловей Пуд рассказал.
- Воевода Пуд! – обрадовался Юлудай, - Как же – помню! Он тоже у Бальтазара служил. Во – мужик! Араб. Причём – не наёмник – он присягу принял! А сам – ни много, ни мало – сын молы Ибрагима, представляешь? Последнего истинного молы! Я-то, тоже хорош – всё понять не мог, как так?! Пуд – и в разбойники?! Так, пока сам здесь не очутился – и не понял! Посол, называется!
- А нас, всех троих, одним именем, Или, зовут. Только, я своё имя не менял – я же не посвящённый, хотя Субудай говорил: «Тебя сами Боги посвятили». Добрыня, Добрыней при посвящении стал. А Лёшка, сокращённо от Илёшка.
|
|
|
- Субудай говорил? Субудай – тоже княжеское имя. Кто он?
- Субудай – видязь. И меня тоже видязем назвал. Субудай – первый видязь у сара Тимучина, батыра Чингисхана, того, которого величают Надежда Народов.
- Субудай был здесь?! То-то я понять не мог, от чего Ирбисы не забеспокоились. От чего Головной Каганат молчит. После смерти сара Буса такой переполох подняться должен был. Да, уже после смерти Германореха – он же, тоже сар!
- Я видел Субудая возле Священного Города, на Урале. Он сразу повернул обратно – повёз весть сару тимучину.
- Значит, Ирбисы придут! Головной Каганат просто не может не приёти на выручку, когда тут такое творится. А ты – был в Аркаиме? – глаза старика подёрнулись мечтательной пеленой, - Как Священный Город?
- Вымер. В нём никого нет. Улицы опустели. И никаких следов погрома.
- Что?! Как?! – Юлудай подскочил, - Я – дурак! Я – идиот! Всё гораздо хуже, чем я думал! Я слишком расслабился! Моя ошибка! Люди не получат помощи! – старый посол поник, - Ешь, Или, тебе понадобятся силы.
- А ты?
- Нет!
Юлудай упорно отдавал Или всю еду. Сам съедал только траву забвения. До последней крошки.
- Как же так? – Или с болью смотрел на него. Юлудай явно готовился к смерти.
- Так надо. Совсем не есть мне ещё рано. А силы нужны тебе. Трава забвения – я видел, как её производят. И порадовался, что я не из Говорящих с Деревьями, иначе я не смог бы вынести эту боль. Ты слышал, кто такие папарачекосы?
- Папарачекосы?
- Есть люди, которые ездят с балаганами по всему Миру. Есть цирки, в которых люди показывают свои умения, которые достигаются долгими годами тренировок. Что-то чудесное и необычное. Звери танцуют. Индийские факиры показывают чудеса. А есть балаганы. В тех странах, где рождаются уродцы, у них нет тех возможностей, которые необходимы им, чтобы пройти свой путь. Тогда эти уродцы организуют балаганы. Они устраивают представления. Они веселят людей. И через эту радость и веселье, которую они дарят людям, они возвращают себе свой путь и свою жизнь. Так было. Но потом появились папарачекосы – тайная организация, которая специально уродовала детей для таких вот представлений. Они выкручивали им суставы, чтобы ребёнок мог ходить только на четвереньках, суставами вверх. Они разрезали им щёки, чтобы создавалось впечатление, что ребёнок всё время смеётся. Они надевали им на спину специальный каркас, чтобы ребёнок становился горбатый. Они выламывали и выкручивали им пальцы, чтобы получалась «лягушачья лапка». Они вживляли им под кожу мышиные ушки или шипы ящериц.
Или передёрнуло от всего этого.
- Папарачекосы делали это, чтобы зарабатывать деньги на своих собственных балаганах. Балаган стал своей противоположностью. Не шансом для тех, кто родился уродцем, а поводом для кого-то, чтобы ломать и уродовать детей. Царь Вавилона нещадно отлавливал этих изуверов. Царь был потрясён их жестокостью. Когда ему принесли ящики, в которых папарачекосы уродовали детей, его лицо стало белее, чем берёзовая кора. Он сказал: «Вы хотели золота?! И хотели добиться его с помошью этих ящиков?! Я восхищён вашей изобретательностью и дам вам столько золота, сколько вы захотите! » Царь приказал поместить папарачекосов в их же ящики и вливать им в горло расплавленное золото – пока их жажда золота не утолится. Те, кого царь не отловил – бежали и попрятались. Но не прекратили своей деятельности.
Чернобожники берут всё самое ужасное везде, где только найдут. Чтобы получить пшеницу, ту самую траву забвения, чернобожники калечили семена ржи теми же способами, которыми папарачекосы калечили детей. Я видел, как они это делают. И я порадовался, что не умею слышать этой боли. Изуродованные дети – это всё ещё дети. Их уродства вызывают жалость – и мы даём им деньги. Которые попадают в поганые руки папарачекосов. Точно также, пшеница – это поганое изобретение чернобожников, полученное из изуродованных семян ржи, всё ещё пахнет едой. Здесь, на тюремных харчах, мы постоянно хотим есть. Тебе нужны силы. Ты можешь не сдержаться, и проглотить кусочек этой отравы. А этого ни в коем случае нельзя допустить. Если ты потеряешь память – всё будет потеряно. Так что, я поживу ещё немного, - Юлудай улыбнулся, - хотя бы для того, чтобы тебе не досталось ни крошки этой гадости.
- Скажи мне, я могу что-нибудь сделать? Как-то исправить твою ошибку, если мне удастся выбраться отсюда?
- Если?!! – старик подобрался, - Я тебе дам, если?!! Да я тебя!!!
- Э – э, ты чего?! – Или на всякий случай отодвинулся подальше.
- Не «если»! А, когда ты выберешься отсюда! «Когда»! Понял?! Я тебе покажу – «если»!
- Когда я выберусь отсюда, - проговорил Или.
- Вот так! А то – «если»! Ты выберешься отсюда, понял! Я это вижу.
- А если...
- Ещё одно «если» - и я тебя в лоб стукну! – старик опустился на солому, - А теперь давай думать, что можно сделать, КОГДА ты выберешься отсюда. Ты – княжич. Это хорошо. Но княжич не может бросить вызов Владимиру. Он нарушил Закон. Он нарушил Правду. Он отдал Руссколань на растерзание чернобожникам. По Закону – после всего этого, он не должен править. Но, ты не можешь бросить ему вызов, иначе сам нарушишь Закон. Вот, если бы ты был из правящего рода. Если бы в твоём роду был хотя бы один сар или каган. Э-эх, жаль не выбраться мне отсюда! А, кто его знает, - задумчиво проговорил Юлудай, - Вполне может быть, что у тебя и получится...
Или поднялся.
- Юлудай! Ты, конечно, мне в отцы годишься, но сейчас моя очередь тебе в лоб треснуть! Что значит, «может быть»? У меня получится. Должно получиться. Я сделаю.
- Вот! – посол довольно улыбнулся, - Вот этого-то я и добивался. А теперь. Слушай:
Всё гораздо хуже, чем я дуамал. Двести лет назад, голос Тенгри телеутов, великий волхв, изрёк пророчество: «Когда вымрет Священный Город и один за другим, три сара погибнут от руки своих родичей, тогда Чернобог вырвется. Будет он порабощать народы, доселе чистые и знание предков ведающие. И Землю-Матушку убивать будет. И не смогут тогда Каганаты мир и Правду во всём Мире удержать. Тогда потребуется вся сила каждого».
- Германорех, - произнёс Или, - сар Бус. Но кто, кто третий сар?
Христианский переворот в Риме
- Гай Юлий цезарь. Рим больше не хранит мир. Рим – пал. Эту новость я и вёз своему кагану, да заехал на свою голову, сюда, Владимира предупредить. А теперь смотри: Бус убил Германореха. Но, Бус – свояк Германореха – сестра Буса, царевна Лебедь вышла за него за муж. Тогда выходит, что сын Германореха – племянник Буса. Буса убил Амал Винитар – сын Германореха. А в организации против Гая Юлия, активное участие принимал его сын – Октавиан Юлий. А я всё это ушами прохлопал. И только, когда ты сказал, что Священный Аркаим вымер – до меня наконец дошло – пророчество сбылось. И не одна страна – а весь Мир на волоске висит. И верно – раньше культ Яхве-Чернобога только в Иудее был. А сейчас из этого культа отделилось несколько сект – эти секты кем только себя не называют. И чернобожники лезут буквально отовсюду. Плодятся – хуже мышей. И действительно – «у народов доселе чистых и знание предков ведающих» - вон, даже Ислам под Яхве-Чернобога переделывают. Ты помнишь, чем закончилась третья война?
- Братание на реке. Наши братались с ромулами. Оказалось, что каждый ромул – дальний родич какого-нибудь словена или руса. А два молодых легата, которые привели ромулов – один оказался и вовсе – родичем князя Словена. И вёл свой род от первого волхва Посейдона и Велеса, который основывал Рим. А другой происходил из рода того самого воина, который вдвоём с первым волхвом и являлся самым первым каганом Рима.
- Ситуация в Риме была такова, что армия, которую привели эти два молодых легата целиком состояла из добровольцев. Весь цвет Рима ушёл на эту войну. Чем не приминули воспользоваться чернобожники. В Риме орудовала секта. Секту основал римлянин-полукровка, по прозвищу Каменное Сердце. Он сумел извратить для своих целей учение иудейского будая. Не задолго до сара Буса, в Иудее был будай. Его звали Иеша Назарий, или Назарей. Одни говорили, что он принадлежал к ордену магов – Назариев, которые вели свою школу от древних персидских кланов. Другие говорили, что он родом из Назарета, а потому назарей, а не Назарий. Но все сходились в одном – Иеша был истинный будай. Он пробуждал иудеев, возвращая их к древнему знанию. Фактически, он делал то же самое, что единственный сар Иудеи – Соломон. Во времена Соломона, среди иудеев появилось немало пробудившихся, и среди них родился даже истинный сар. Сару Соломону удалось основать целое государство иудеев, не придерживающихся культа Яхве-Чернобога и вернувшихся к древнему знанию. Этим государством стала Самария. Иеше не дали стать саром. Хотя, по праву крови, он имел полное право стать правителем Иудеи и вести весь свой народ. Но, он был истинный будай и создал учение, позволявшее выводить людей из-под власти Яхве. Каменное Сердце был иудей по матери – поэтому он долгое время жил в Иудее и успел втереться в доверие к иудейскому будаю. Но, Каменное Сердце был римлянин по отцу. И потому, как только приверженцы культа Яхве-Чернобога заставили прокуратора казнить иудейского будая, сразу после казни, перебрался в Рим, где и основал свою секту. Фактически, Каменное Сердце вывернул учение Иешы наизнанку. Иудейский будай подробно объяснял основные принципы, как выводить человека из-под Яхве-Чернобога, открывать ему глаза и возвращать к древним знаниям. Каменное Сердце освоил эти принципы – и применил их в обратном порядке. То есть, берём изначально чистого, не искажённого человека, уводим его от древних знаний, закрываем ему глаза, и подводим его под Яхве-Чернобога. Плюс к этому, Каменное Сердце принадлежал по отцу к роду Валериев. В результате, используя свою фамилию, имел определённое влияние на патрициев. Конечно, он не мог подвести под Яхве-Чернобога самих патрициев. Зато, вполне успешно проделывал это с их детьми. Однако, каменное сердце не обладал навыками тайных операций, поэтому действия секты сводились преимущественно к обычному бандитизму. Погромы в храмах, покушения на жрецов – а потом – бега и скрывание от правительственных органов правопорядка. [104]Погромы сектантов вызвали волну возмущения среди людей. Помимо правительственных органов правопорядка, возникли общественные организации и дружины по борьбе с бандитизмом. Одна из них вошла в летописи под названием «Союз трёх». Её возглавляли три уважаемых в Риме патриция – легат Литиций, патриций Магнус и патриций Юлиан. Эта организация одно время довольно успешно справлялась с напором сектантов. Так было до тех пор, пока на ликвидацию секты не был направлен опытный сотрудник Комитета Имперской Безопасности – Пуал. Дело в том, что Пуал встретился с Каменным Сердцем и примкнул к секте. Каменное Сердце был готов отвалить Пуалу любые деньги. Ему был просто необходим такой сотрудник. Пуал, с его огромным опытом, занялся разработкой для секты тайных операций. Кроме того, пока об измене Пуала не стало известно, он имел полный доступ к секретному архиву Комитета Безопасности. Пуал сумел развернуть полномасштабную пропагандистскую работу. Секта получила влияние на Сенат и огромную прослойку сочувствующих, даже среди патрициев. Пуал сумел добиться, что люди закрывали глаза даже на систематические разорения и разрушения сектантами основных святынь. Кроме того, покушения на жрецов и наиболее активных защитников правопорядка и культурных ценностей, стали успешными ни один раз из десяти, а практически каждый раз. В Империи появилась вторая власть – теневая, преступная власть, которую боялись больше, чем уважали власть истинную. А Пуал продолжал оставаться сотрудником Комитета Имперской Безопасности, пока Понтий Пилат не раскрыл заговор. Упиваясь вседозволенностью, сектанты потеряли осторожность. Пуал и Каменное Сердце решили сфабриковать для своей секты реликвию. Гробницу Иудейского Будая, именем которого они и прикрывались в своей агитации.
Прости за подробности, но ты знаешь, как осуществляется казнь на кресте? Пуал и Каменное Сердце либо не знали этого, либо не обладали достаточным временем – всё-таки они оставались бандитами и не могли действовать открыто. Человека никогда не прибивают к кресту гвоздями. Ткани, вокруг гвоздя начинают гноиться и загнивать. В результате, гвозди проскальзывают и человек падает с креста задолго до того, как окончательно умрёт. Казнимого привязывают либо сырой пеньковой верёвкой, либо сыромятной кожей. Чтобы, по мере высыхания тела, верёвки не ослабевали, а, высыхая сами, наоборот удерживали тело на кресте ещё сильнее. В результате, в руках и ногах, дальше верёвок, кровь застаивается и мягкие ткани начинают гнить, тогда как засыхает только само туловище. Казнённый на кресте, выглядит как высушенное туловище с отгнившими до кости руками и ногами, но не как высушенная целиком мумия. Пуал и Каменное Сердце организовали покушение на младшего брата Иешы. Большой город, шумная базарная площадь, брат Иешы, который и думать не думал, что на него может быть покушение, потому что был полностью светским человеком, ни во что не вмешивался, а о всяческих подводных течениях мог знать, в лучшем случае только базарные слухи – и вдруг исчез! Его так и не нашли. Шумный город. Базарная площадь. Человек пропал. Обычный человек – не политик, не духовный лидер, не знаменитость. Пропал – и не нашли. Бывает. А брат Иешы был сильно похож на Иешу в том самом возрасте, когда его казнили. Брата Иешы убили, потом уже, действительно прибили гвоздями мёртвое тело к горизонтально лежащему на земле кресту – и засушили. Без всяких верёвок. Получилась мумия со следами от гвоздей на руках и ногах. Её завернули в плащаницу и упаковали в каменный грот.
Понтий Пилат обследовал «реликвию», сопоставил несколько фактов – он ведь много общался с Иешей в период заключения, в тайне от всех провёл собственное расследование – и вышел на Пуала. Пуала предупредили и он сумел избежать ареста и обвинения в государственной измене. Но, был вынужден скрываться и, естественно лишился доступа в секретные архивы Комитета Безопасности. Более того – попал в межгосударственный розыск. Это ещё более обозлило Каменное Сердце. А Пуал появлялся и также быстро исчезал в самых разных уголках Империи, уже под именем Апостола Павла. В этом крылась ещё одна фальсификация. Дело в том, что Иудейский Будай, помимо всего прочего, был йог. В результате, во время казни, он сумел уйти с креста. В те три дня, когда трупы казнимых начинают особенно сильно пахнуть и разлагаться, а стражу, соответственно убирают. Иудейский будай, преспокойно провисевший всё время до этого момента в йогическом анабиозе, выпутался из верёвок и сошёл с креста. После этого, группой людей, которую возглавляла его законная супруга – Магдалена по коридору в границе был переправлен в Индию. Этот коридор специально для него открыл всё тот же Понтий Пилат, - Юлудай довольно хихикнул, - Помимо сектантов, существовало и настоящее учение Иешы.
Будаи редко когда рождаются больше одного в одном поколении. Люди жаждут общения с будаем. Ещё больше жаждут общения с будаем те, кто ищет и ценит знание. Если ты слышал, что где-то живёт будай, скорее всего, это единственный будай, который родился за всю твою жизнь – кто захочет упускать такую возможность? Именно так рассуждал известный маг Персидской школы, магистр телепатии, телекинеза и левитации – Симон. И вместе с группой волхвов, брахманов, магов и мудрецов, которые время от времени посещали Иудейского Будая в его индийском убежище, Симон встретился в Индии с Иешей. И получил учение будая из первых уст. Вернувшись и столкнувшись с деятельностью сектантов, Симон был крайне возмущён, как секта Каменного Сердца выворачивает наизнанку учение будая. Пользуясь огромным авторитетом и уважением, которым пользовались маги во всех странах Мира, Симон разъяснял людям настоящее учение Иудейского Будая. Именно так, и никак иначе называл его Симон. Приехав в Рим, маг добился аудиенции у цезаря. Специально для этой встречи, цезарь пригласил старших жрецов крупнейших храмов и сотрудников правоохранительных органов. Совещание продлилось трое суток, с перерывами на сон и обед. Жрецы подробно выясняли у мага все ньюансы, после чего, вынесли свой вердикт:
|
|
|
