III. "Исследование" Дженнера

III. " Исследование" Дженнера

Появление учения о лошадином мокреце. — Работа переписана. — Предисловие или программа действий. — " Расплывчатые и неточные понятия". — Сведения Фьюстера и других о коровьей оспе. — Сведения ветеринара Клейтона. — Данные фермеров. — " Несколько единичных примеров". — Лучше эксперимент. — Коровья оспа, возникшая по обычным причинам. — Дженнер отвергает естественную коровью оспу. — Открытие ложной коровьей оспы. — Сходство с лошадиным мокрецом вводит в заблуждение. — Лошадиный мокрец — источник происхождения коровьей и натуральной осп. — Инокуляция Джона Бейкера лошадиным мокрецом. — Обстоятельства его смерти. — Инокуляции коровьей оспой. — До четвертого поколения. — Дженнер едет в Лондон. — Публикация " Исследования". — Клайн. — Дженнер пренебрегает проверкой. — Краткое изложение " Исследования".

Историк легенды о коровьей оспе всегда действует в двух направлениях: с одной стороны, неизвестная история идеи Дженнера, которую мы сейчас можем проследить с помощью посмертных документов, с другой — история как ее представили публике, и как публика и врачи того времени ее приняли. Если бы общественность и врачи могли тогда знать все то, что мы знаем сегодня (не принимая во внимание неспособность коровьей оспы после девяноста лет испытаний уничтожить натуральную оспу ), то, скорее всего, Дженнера сочли бы пустым мечтателем, обладающим поверхностными знаниями, каковым он собственно и был, и, возможно, ему не дали бы стать мошенником и пройдохой, как это произошло со временем.

После того как Королевское общество отклонило работу Дженнера о коровьей оспе, он вознамерился опубликовать труд за свой счет. Из его биографии нам известно, что это решение он принял осенью 1797 года, но отнюдь не внезапное появление новых материалов в марте 1798 года побудило Дженнера предложить публике то, что отвергло Королевское общество, хотя, без сомнения, некое новое доказательство способствовало скорейшему осуществлению намерения.

Отказ научного сообщества не пробудил в Дженнере смирения, как это обычно бывает с нами. Наоборот, и долгие годы спустя он испытывал неприязнь к сэру Джозефу Бэнксу и сэру Эверарду Хоуму. Но Дженнер тем не менее воспользовался этим стечением обстоятельств, добавил и подкрепил аргументацию в своей работе.

Год возвращения рукописи Дженнера, 1797, стал годом изобретения известной теории о лошадином мокреце как единственном источнике происхождения настоящей коровьей оспы. Действительно, случаи № 1, 9 и 10, относящиеся к пожилым доярам, перенесшим коровью оспу, представлены как доказательства происхождения коровьей оспы от лошадиного мокреца, и, возможно, что они присутствовали и в первоначальном варианте работы. Если это так, то доказательства происхождения коровьей оспы от лошади, представленные Королевскому обществу, были следующими:

СЛУЧАЙ 1. Джозеф Меррет припоминает, что много лет назад, в 1770 году, на одной ферме у нескольких лошадей, за которыми он смотрел, появились язвы на бабках. Вскоре у коров появилась коровья оспа и вскоре после этого на его руках появились язвы. Вывод: Джозеф Меррет заразил коров лошадиным мокрецом.

СЛУЧАЙ 9. Не так давно, в 1780 году, в этом же приходе Уильям Смит работал на ферме, где у лошадей были язвы на бабках, и ему выпало ухаживать за ними. У коров на ферме развилась коровья оспа " и от коров заразился Смит" . В 1791 году у Смита снова появились язвы на пальцах, уже на другой ферме, но в этом случае о лошадином мокреце нет никаких сообщений. В 1794 году у него в третий раз появились язвы на пальцах из-за того, что он доил коров, хотя, как и в прошлый раз, лошадиного мокреца на этой ферме не было.

СЛУЧАЙ 10. Шестнадцать лет назад, в 1782 году, Саймон Никол работал у мистера Бромеджа на ферме. Он делал перевязку изъязвленных лошадиных бабок, а также помогал доить коров. " Через несколько недель после начала перевязки лошадей" у коров появилась коровья оспа. У Никола не было никаких язв, когда он покинул ферму мистера Бромеджа, но вскоре после того, как он устроился на новом месте, у него появились язвы. " Никол скрыл свою болезнь от хозяина и его наняли дояром, и коровы заразились коровьей оспой".

Эти неумелые рассуждения вряд ли соответствовали ньютоновским принципам философствования ¹ или любым другим правилам, которыми руководствовалось Королевское общество при рассмотрении всех представленных работ. Да и сам Дженнер понимал, что его доказательства о лошадином мокреце, если они были включены в первоначальный вариант труда, требовали более тщательной проработки. И вот весь 1797 год Дженнер посвятил новым исследованиям: лошадиному мокрецу и его связи с коровьей оспой. Барон, биограф, сообщает об этих исследованиях; он пишет, что Дженнер в 1797 году " приложил много усилий для получения коровьей оспы с бабки лошади". Единственным основанием для этого велеречивого утверждения служат слова самого Дженнера — он " отправил человека в Бристоль, чтобы достать вирус [лошадиный], но ничего не вышло. Я даже раздобыл молодого жеребца, постоянно держал его в конюшне и кормил бобами, надеясь, что его бабки распухнут, но безрезультатно". Так как этот замечательный эксперимент не удался, то исследование было отложено до февраля 1798 года, когда в том же приходе, которому принадлежал и Дженнер, у трех конюхов появились язвы на руках, предположительно из-за перевязок изъявленных бабок лошади. И примерно в то же самое время на этой же ферме на коровьих сосках развилась коровья оспа. Так что теперь Дженнер не испытывал недостатка в материале для исследования.

16 марта он инокулировал в руку ребенка материал, полученный из язвы на руке конюха, и в тот же день он инокулировал другого ребенка материалом из язвы на коровьем соске. От последнего ребенка он в четыре приема взял материал коровьей оспы для инокуляции других детей, а 24 апреля выехал из Беркли в Лондон с готовой рукописью " Исследования" и иллюстрациями. Предисловие к " Исследованию" датируется (из Лондона) 21 июня, и вот через неделю или две " Исследование" уже у книготорговцев: семидесятистраничный труд формата кварто, напечатанный самым большим шрифтом и с самыми широкими полями, иллюстрированный четырьмя раскрашенными гравюрами, и ценой в семь шиллингов и шесть пенсов.

Мастерский ход Дженнера — название " Variolæ Vaccinæ " на титульном листе, без всяких на то оснований и даже ни разу не встречающееся в тексте. Следующее за титульным листом по эффективности воздействия — очень ловкое предисловие. Немногие люди прочтут книгу, чуть больше — предисловие, но на большинство произведет впечатление само название. Предисловие написано в форме письма д-ру Пэрри из Бата:

Мой дорогой друг!

Удивительно, что в наше время научных открытий такая особенная болезнь как коровья оспа, существующая в нашем и соседних графствах на протяжении ряда лет, так долго не привлекала пристального внимания.

Обнаружив, что знания о предмете подавляющего большинства людей нашей профессии и прочих очень расплывчаты и неточны, и решив, что собранные факты будут интересны и полезны, я начал настолько тщательное исследование причин и последствий этой уникальной болезни, насколько мне позволили местные условия.

Предисловие, написанное членом Королевского общества, живущим в самом центре районов, пораженных коровьей оспой, было как нельзя более подходящим. Дженнер появился в нужное время и в нужном месте. Удивительная деревенская болезнь, существовавшая на протяжении изрядного срока, долгое время не привлекала пристального внимания, но научный дух времени проник в нее в образе Эдварда Дженнера, доктора медицины ² и члена Королевского общества, и вот расплывчатые, неточные знания деревенских жителей и сельских врачей должны теперь исчезнуть под натиском тщательного исследования, их заменят научные факты, одновременно интересные и полезные. Именно это и требовалось, и именно этого мы имели право ожидать, поскольку, как все мы знали, в этом и заключается предназначение науки. Когда член Королевского общества, украшающий собой пост сельского врача, обещает с помощью тщательного исследования изгнать расплывчатые и неточные знания об интересной болезни, присущие не менее уважаемым коллегам и прочим, то имеются все основания ожидать, что слова его не разойдутся с делом. Ведь для этого и было создано Королевское общество, этому посвятили себя его отдельные члены. Предисловие, написанное в сдержанном, но вместе с тем решительном тоне, начиная с " дорогого друга" и заканчивая " тщательным исследованием причин и последствий этой уникальной болезни, насколько мне позволили местные условия", не может не вызвать доверие к автору, особенно когда правильно использованные возможности сельской жизни уже добавили к его имени высочайшее ученое звание.

Если мы хотим пожаловаться на вялую критику, позволившую Дженнеру создать доброе общеупотребительное имя своей панацее, то давайте припомним, какой coup de main [фр., здесь: удобной возможностью. — Прим. перев. ] он смог воспользоваться. Все основывается на доверии, и мир очень хотел поверить тому, чьи притязания на звание новатора были уже подтверждены и его научными титулами, и невероятным стечением обстоятельств. Сегодня исторические изыскания помогут нам осветить все произошедшее, и сейчас мы можем проследить, насколько притязания Дженнера из предисловия подтверждаются текстом его работы.

Дженнер говорит, что знания о коровьей оспе подавляющего большинства его коллег и прочих " очень расплывчаты и неточны". Но эти слова обычно использовали и жившие по соседству с Дженнером врачи, характеризуя известное заблуждение, что коровья оспа якобы защищает дояров от оспы натуральной. У нас есть авторитетное доказательство этого — слова самого Дженнера, приведенные его биографом. Д-р Барон пишет:

Д-р Дженнер часто рассказывал мне, что на собраниях общества [товарищей-врачей, происходивших в таверне " Шип" в Алвестоне в южной части графства; помимо прочих, эти собрания посещал Фьюстер, главный специалист по коровьей оспе] ему часто приходилось говорить о сообщениях, когда коровья оспа обнаруживала свои защитные качества, и он настоятельно просил своих друзей-медиков заняться исследованиями. Но все усилия его тем не менее ни к чему не привели. Его собратья знали о слухах, но они не считали, что из этих расплывчатых сведений можно почерпнуть какие-нибудь ценные знания. Особенно такого мнения держались те, которым встречались случаи заболевания натуральной оспой после перенесенной коровьей оспы ³.

Это были те самые люди, которых в своем предисловии Дженнер записывает в ряды обладающих " очень расплывчатыми и неточными знаниями" о коровьей оспе. Но это не их знания были расплывчатыми; таковыми были досужие пересуды и бабушкины сказки сельских жителей, появившиеся из-за игры слов " коровья оспа — натуральная оспа" и ставшие частью медицинского фольклора, особенно благодаря широко распространенным верованиям в защитную силу заговоров и амулетов. Все эти слухи и разговоры не соответствовали истине, об этом знали Фьюстер и прочие, и со временем Дженнер надоел им своими постоянными рассказами о защитных свойствах коровьей оспы, так как их богатый опыт говорил об обратном. Однако Дженнер обладал огромным преимуществом перед ними — он был членом Королевского общества, и в качестве ученого имел исключительное право превратить все имевшиеся наблюдения о коровьей оспе в научное знание. Ему только не следовало убеждать весь свет, что и его коллеги обладали расплывчатыми и неточными знаниями. Его коллеги были практиками, и их знания были какими угодно, но только не расплывчатыми, и кому как не Дженнеру было знать об их непреодолимом скептицизме. Но раз он поставил перед собой научную задачу начать, насколько позволят местные условия, тщательное исследование, его довольно нелюбезное обвинение в неточных знаниях других врачей можно оставить без внимания.

Кроме врачей, в районах, где была распространена коровья оспа, существовали и другие люди — ветеринары, специалисты по лечению и уходу за коровами и лошадьми, обладавшие знаниями, возможно, и эмпирическими, но никак не неясными и не неопределенными. В каком бы состоянии ни пребывало ветеринарное образование в то время, всегда находились прозорливые люди с природным талантом к наблюдениям. Одним из таких профессионалов был Клейтон из Глостера; он посещал все молочные фермы в радиусе десяти миль от города, и его убедили опубликовать свои записки о коровьей оспе в сборнике " Вклад в физические и медицинские знания" , выпущенном д-ром Беддоузом ⁴ в начале 1799 года. Этой книге также повезло опубликовать первые исследования Хамфри Дэви ⁵.

Клейтон поделился своим опытом:

Основные болезни коров: истечение, опухоль вымени и коровья оспа, две первые очень распространены, последняя встречается реже, в основном весной и летом.

Коровья оспа начинается с белых пятнышек на коровьих сосках, которые со временем превращаются в язвы. В отсутствие лечения ими покрывается вся поверхность сосков, причиняя корове мучительную боль.

Если болезнь продолжается какое-то время, то из язв начинает выделяться злокачественный и очень едкий гной, но так происходит из-за небрежности на начальной стадии болезни или по другой необъяснимой причине.

Болезнь может возникнуть из-за раздражения или ссадин на сосках, хотя очень часто на сосках появляются трещины, не сопровождаемые коровьей оспой. Часто соски опухают при появлении трещин, но при наличии на сосках коровьей оспы, опухоль сосков довольно редка и соски постепенно разъедаются язвами.

Сначала болезнь появляется у коровы, а потом переходит от дояра на все стадо, но если кто-то доит только больную корову, дальше болезнь не распространяется.

Коровья оспа — местная болезнь, и всегда излечивается местными средствами.

Он никогда не видел, чтобы болезнь сама распространялась по всему вымени, за исключением случаев его омертвения, и что он всегда способен вылечить коровью оспу в восемь или девять дней.

Он хорошо знаком с болезнями лошадей и его очень часто приглашают, особенно для лечения мокреца.

Он не может припомнить такого случая, чтобы ему доводилось на одной и той же ферме лечить лошадей от мокреца и коров от коровьей оспы.

Ему очень часто приходилось видеть коровью оспу там, где никогда не держали лошадей.

Мокрец обычно бывает зимой, а в это время ему никогда не доводилось встречать коровью оспу ⁶.

Эти положения ветеринара Клейтона взял на вооружение Кук, хирург и аптекарь с большой практикой в Глостере, и кое-что он добавил к словам Клейтона:

Есть небольшое расхождение между его данными и данными, которые я получил от некоторых наиболее уважаемых фермеров в нашем округе. Они сходятся в одном: если их работники переболели коровьей оспой, а потом были инокулированы от натуральной оспы, то натуральная оспа проявлялась очень слабо. Но через какое-то время после последней инокуляции многие, перенесшие очень мучительную коровью оспу, заболели несомненной натуральной оспой.

Также он приводит печально известный случай фермера, перенесшего коровью оспу и умершего от оспы натуральной.

Вскоре появилось еще больше подобных данных, на них я остановлюсь в следующей главе; они имеют отношение к приему, оказанному " Исследованию" публикой и врачами. Здесь я рассказал об опыте ветеринаров с самой большой практикой из того же графства, что и Дженнер, чтобы показать, какие залежи информации были к его услугам, если бы он захотел воспользоваться ею. Беддоуз прислал ему подтверждение глостерских данных; также он прислал ему статью Торнтона, хирурга из Страуда, написанную для следующего издания книги Беддоуза. Торнтон делал инокуляции коровьей оспы в 1798 году независимо от Дженнера, и его результаты были поразительны. Но опыт ни ветеринаров, ни врачей, как мы увидим далее, не подходил Дженнеру, и вот как он ответил Беддоузу 26 февраля 1799 года:

У меня в данный момент нет ни времени, ни желания рассматривать их доводы; еще менее мне бы хотелось доказывать несостоятельность мнений [почему " мнений"? ] кого-либо из этих джентльменов… Все тот же беспристрастный судья [публика], возможно, разберется, кто посвящает бó льшую часть своего времени, старательно ставя опыты для полного изучения этого по общему признанию сложного вопроса, а кто делает категоричные выводы о верности или неверности теории, рассматривая несколько единичных примеров, которые в итоге могут оказаться ошибкой или недоразумением.

Здесь мы слышим все тот же надменный тон, как и в предисловии к " Исследованию", сопровождаемый бесстыдным пренебрежением данными, намного более верными с точки зрения ветеринарии и намного более полными и скрупулезно записанными с точки зрения медицины, чем его собственные. Этот ответ Беддоузу знаменует собой начало длительной травли несогласных, довольно эффективной, особенно принимая во внимание, каким образом Дженнер дискредитировал настоящий опыт, неблагоприятный для его собственных претензий. Любой справедливый читатель и любой человек в мире, дочитавший главу до этого самого места, начинает понимать, что Дженнер был не тот, за кого он себя выдавал. Давайте же внимательнейшим образом рассмотрим это " тщательное исследование причин и последствий этой уникальной болезни, насколько позволили мне местные условия" и эти усилия того, " кто посвящает бó льшую часть своего времени, старательно ставя опыты для полного изучения этого по общему признанию сложного вопроса".

Единственным настоящим экспериментом первоначального варианта работы о коровьей оспе, предложенной Королевскому обществу, была инокуляция Джеймса Фиппса. Как мы уже поняли, результаты опыта были описаны с краткостью, позволившей Дженнеру утаить правду и представить вместо нее ложь. Глупо выдавать за эксперимент дюжину старых рассказов о доярах, переболевших коровьей оспой и затем инокулированных натуральной оспой. Как показывают наблюдения Кука, везде, где инокуляции были в ходу, реакция на них у перенесших коровью оспу дояров была такой же, как у других. Дженнер привел те немногие случаи только потому, что они говорили в его пользу, он слышал о них или сам инокулировал. Так что это именно он " делает категоричные выводы о верности или неверности теории, рассматривает несколько единичных примеров", совершенно не посвящая " бó льшую часть своего времени, старательно ставя опыты для полного изучения этого по общему признанию сложного вопроса".

Что же касается его великого учения о том, что лошадиный мокрец является единственным источником истинной коровьей оспы, то в первоначальном варианте работы нет ни одного эксперимента и ни одного наблюдения, подтверждающего происхождение язв на сосках коров от лошадиного мокреца. Вирус ⁷ для единственного опыта с Джеймсом Фиппсом взяли из язвы на руке Сары Нельмс, о которой сказано лишь то, что она работала дояркой на ферме, заразилась коровьей оспой во время дойки коров хозяина; источником болезни была корова, купленная на ярмарке и заболевшая, по признанию Дженнера, спонтанно ⁸. На все эксперименты, произведенные после возврата работы, у Дженнера было всего лишь пять или шесть недель в марте и апреле 1798 года, и как раз столько времени прошло до публикации его " Исследования". Конечно, можно предположить, что Дженнер экспериментировал, руководствуясь своим методом, если у него вообще был какой-то метод, тогда как его деревенские соседи всего лишь принимали факты такими как они есть и ничего не придумывали, объясняя их.

Как нам уже стало ясно, повседневный опыт владельцев коров и ветеринаров говорил им, что коровья оспа возникала повсюду. Благодаря некоему стечению обстоятельств она появлялась у конкретной коровы и передавалась остальным коровам с материалом на руках дояра. Как писал Клейтон из Глостера, " но если кто-то доит только больную корову, дальше болезнь не распространяется". На самом деле коровьей оспой заболевает спонтанно, т. е. самопроизвольно, только какая-то одна корова на фоне некоторого обыкновенного заболевания, вроде трещин на сосках или прыщиков, возникающих весной, или же при очень сильно раздутой железе, хотя не всегда трещины или прыщики переходят в оспу. Как и говорил Клейтон, все дело в небрежности и, разумеется, в жестокой необходимости облегчения набухшего органа с помощью " потягивания" за соски, что ухудшало течение даже самого малого изъязвления. Вот такой была общепринятая точка зрения на коровью оспу и на причину, почему она могла возникнуть где угодно, что сорок лет спустя в достаточной мере подтвердил Сили. Как уже было сказано выше, коровья оспа была " спонтанной", но она также становилась заразной, переходя от одной коровы к другой и поражая все стадо. Довольно часто заболевали и дояры, у них появлялись язвы на пальцах, а также опухали и болели подмышечные лимфоузлы, и это приводило к тому, что доярам приходилось ходить с характерно поднятыми плечами, так что все понимали, в чем дело.

В скромном примечании к первому изданию " Исследования" Дженнер признавал, что коровья оспа могла спонтанно появиться на коровьих сосках, " но довольно редко руки слуг, занятых дойкой коров, становились изъязвленными, или дояры просто испытывали боль от прикосновения". Почему " довольно редко"? До появления на сцене Дженнера была только одна коровья оспа, и весь прошлый деревенский опыт относился исключительно к ней. Если дояры " испытывали боль от прикосновения", то коровья оспа была настоящей, в соответствии с одним из тестов самого Дженнера; таким образом, эти неудобные случаи следовало признать, но объявить редкими. Причины этой хорошо продуманной софистики становятся ясными из второй книги Дженнера:

Я не могу со всей ответственностью заявить, что болезнь, возникшая таким образом [спонтанно], может как-то особенно повлиять на конституцию. Предполагается [почему " предполагается"? ], что так и возникает настоящая коровья оспа, хотя я не могу принять подобное допущение ни в одном из случаев; более того, мои наблюдения говорят об обратном, мне были известны перенесшие такую болезнь дояры, и я всегда находил, что подобное заболевание оставляло организм столь же восприимчивым к натуральной оспе, каким он был ранее.

Невозможно выказать больше naï veté [фр. простодушия. — Прим. перев. ] в решении этого спорного вопроса. Короче говоря, по Дженнеру, после " истинной" коровьей оспы невозможно заболеть натуральной оспой, а если оспенная инфекция не обратила внимания на коровью оспу, значит, последняя была " ложной". Подобное различие появилось в первую очередь из-за неприятия точки зрения Дженнера его коллегами-медиками. Им было известно множество дояров, перенесших коровью оспу (или, как их представляет Барон, " дояры, которые предположительно перенесли коровью оспу" ) и заболевших потом натуральной оспой наравне с другими.

Таким образом, необходимость в появлении истинной и ложной коровьей оспы породила произвольность в признании фактов или теорий. Прежний вид спонтанной коровьей оспы считался ложным, такая коровья оспа оставила многих дояров беззащитными от натуральной оспы, а вот истинная коровья оспа должна быть чем-то особенным и, естественно, она не должна быть спонтанной. Чтобы добраться до ее источника, достаточно отделить коровью оспу от коровы, и тут подвернулся мокрец на лошадиных бабках, вполне подходящий случаю. Дженнер в глубине сердца верил, что сам мокрец появлялся спонтанно, и об этом мы знаем из комичной попытки вызвать мокрец у молодого жеребца, для чего Дженнер держал его в стойле и кормил бобами.

Вызванные лошадиным мокрецом язвы на руках подковывавших лошадей кузнецов и конюхов, очень похожие на язвы на руках дояров, вызванные коровьей оспой, вероятно, сбили с толку. Освещением этого факта Дженнер обязан своему коллеге-профессионалу Фьюстеру, хирургу из Торнбери; его рассказ напечатан во второй работе Дженнера.

2 апреля 1798 года ко мне обратился Уильям Моррис тридцати двух лет, слуга мистера Кокса из Элмосбери в этом же графстве. Моррис рассказал мне, что четыре дня назад он обнаружил тугоподвижность в обеих руках и опухоли на них, причинявшие такую боль, что он с трудом выполнял свою работу; также он чувствовал головную боль, слабость в спине и суставах, частые приступы озноба, сопровождавшиеся лихорадкой. Осмотр показал присутствие всех симптомов и большой упадок сил. Кожа на внутренней стороне ладоней растрескалась, а на среднем суставе большого пальца правой руки находилась небольшая фагеденическая язва размером с большую горошину. На среднем пальце той же руки была еще одна похожая язва. Эти язвы были округлой формы, и Моррис рассказал, что сначала они выглядели как волдыри от ожога. Моррис жаловался на сильную боль, распространявшуюся по руке в подмышечную впадину. Подобные симптомы и внешний вид язв полностью соответствовали коровьей оспе, и я сказал Моррису, что это состояние появилось у него из-за дойки коров. Моррис заверил меня, что более полугода он не доил коров, и что хозяйские коровы тут совершенно не при чем. Затем я спросил его, нет ли у его хозяина лошади, страдающей от мокреца. Моррис ответил утвердительно и добавил, что он дважды в день делает ей перевязку на протяжении последних трех или четырех недель, а может, и больше, и отметил, что запах от его рук очень напоминает запах лошадиных бабок…

Описание лошадиного мокреца Дженнером сводится к нескольким невнятным и бесполезным строчкам:

Это воспаление и опухоль бабок, выделяющее материал особого вида, который, возможно, может стать причиной болезни в человеческом организме (после изменения, о котором я теперь буду говорить), настолько похожей на натуральную оспу, что, я думаю, существует большая вероятность происхождения этой болезни от мокреца.

Когда человек становится членом Королевского общества, то одним из недостатков этого события становится то, что люди склонны не признавать таковыми все глупости, которые он позднее может во имя науки написать. Лошадиный мокрец так сильно похож на натуральную оспу, что Дженнеру кажется, будто существует большая вероятность происхождения оспы от него! Но лошадиный мокрец становится похож на натуральную оспу и может быть ее источником только после определенного изменения. Выходит, есть болезнь, возникающая у лошади, которую кормят бобами, и из-за этого у нее опухают бабки, потом конюх " назначенный делать перевязку лошади, пораженной мокрецом, пренебрегает чистотой и случайно переносит частички заразы, прилипшие к его пальцам, во время дойки коров, и болезнь переходит на них, а от коров к дояркам и распространяется по всей ферме, пока бó льшая часть скота и работников не почувствуют неприятных последствий болезни. Таким образом, болезнь от лошади (как я полагаю) переходит на коровий сосок и от коровы к человеку" — в виде известной из истории эпидемической натуральной оспы?

В 1798 году никто не мог предположить, что подобное описание коровьей оспы и ее отношение к натуральной оспе страдает неточностью и расплывчатостью, ведь Дженнер в своем предисловии заявил, что именно от всего этого с помощью тщательного исследования, насколько позволят местные условия, он собирается избавить вопрос; более того, он заставил замолчать самого опытного ветеринара графства Глостер (никогда не встречавшего коровью оспу и лошадиный мокрец на одной ферме, но часто видевшего коровью оспу там, где не держали лошадей), намекая, что он и пытаться не будет делать категоричные выводы о верности или неверности теории, рассматривая несколько единичных примеров, так как он, Дженнер, член Королевского общества, посвящает бó льшую часть своего времени, старательно ставя опыты для полного изучения этого, по общему признанию, сложного вопроса.

Но кроме эксперимента с молодым жеребцом, которого он держал в стойле и кормил бобами, чтобы добиться опухания бабок, был еще только один, который Дженнер провел с лошадиным мокрецом: он инокулировал ребенка вирусом из язвы на руке конюха. Зная то, что знал Дженнер о природе язв на руках конюхов и кузнецов, его попытку вызвать такое же состояние у маленького ребенка можно назвать по меньшей мере безответственной, а лучше — не имеющей оправдания. Более того, можно ли из подобного эксперимента узнать больше, чем из случайных заражений? Благодаря недавним случаям (февраль 1798 года) язв, вызванных лошадиным мокрецом на руках конюхов, Дженнер знал, как выглядела инокуляция мокрецом; также он знал, что два фермера или кузнеца из трех (случаи № 14 и 15 " Исследования" ) затем заболели натуральной оспой, откуда самое простое умозаключение, что эти две инфекции не имеют друг с другом ничего общего. Имея опыт такого рода, проведение Дженнером эксперимента могло лишь означать, что он не был удовлетворен фактами и хотел по возможности обойти здравый смысл с помощью так называемого научного метода. Как оказалось, его эксперимент с инокуляцией вируса лошадиного мокреца ребенку дал бó льшие результаты, чем Дженнер посчитал нужным сообщить.

16 марта 1798 года Дженнер взял инфицированную жидкость из язвы на руке конюха Томаса Вирго, заразившегося во время обмывания бабок больной кобылы, и инокулировал ее в руку пятилетнего Джона Бейкера. Записи о ходе эксперимента предельно кратки: " На шестой день он заболел, симптомы болезни походили на те, что возникают при инокуляции материалом натуральной оспы. На восьмой день недомогание ребенка прошло". Дальше в тексте ничего нет. Представлена раскрашенная гравюра руки мальчика; изображение скорее соответствует более поздней стадии болезни, нежели восьмому дню, но мы можем только гадать. Большая беловатая везикула опала, под коричневой отпадающей оболочкой явно находится неглубокая язва, и на небольшом удалении наблюдается ярко-красное рожистое воспаление. Если на восьмой день недомогание ребенка прошло, то только потому, что ему еще предстояло прочувствовать всю силу отвратительной болезни. Простой взгляд на вскрывшуюся везикулу убедит любой опытный глаз, что отторжение некротических масс и изъязвление неминуемы, а ярко-красный цвет кожи вокруг не менее угрожающ.

Не вызывает никаких сомнений, что везикула и в самом деле превратилась в язву, и нам это известно не из работ Дженнера, а из сделанного намного позднее неосторожного сообщения его биографа, Барона, простодушного энтузиаста.

Описывая и оправдывая теорию лошадиного мокреца, среди прочих бумаг Дженнера Барон опубликовал список из шести пунктов, когда лошадиный мокрец походил на инокулированную коровью оспу ⁹, и один из них гласил: " Склонность пустулы на руке Джона Бейкера превратиться в язву". Такой же список Дженнер уже приводил во второй книге (апрель 1799 года), но в тех шести пунктах, как их опубликовал Дженнер, упоминание о " пустуле" Джона Бейкера свелось к ее " развитию и общему виду", а изначальное положение о язве намеренно опущено. Это уникальное доказательство поможет нам разобраться с тем, что же произошло после восьмого дня, когда " недомогание ребенка прошло".

Очевидно, что предназначение рассказа об инокуляции ребенка лошадиным мокрецом заключается в обнадеживающем заявлении, что на восьмой день недомогание прошло. Только в примечании на следующей странице объясняется, почему Джону Бейкеру не сделали инокуляционный тест после заражения лошадиным мокрецом: " Мальчик был признан негодным для инокуляции из-за инфекционной лихорадки, которой он заболел в работном доме вскоре после эксперимента". Судя по всему, малыша признали негодным для инокуляции, поскольку, к несчастью, он стал трупом. Вскоре после эксперимента у него началась инфекционная лихорадка, и он от нее умер.

Через год Дженнер пишет о случае Джона Бейкера без всяких эвфемизмов, вроде " заболел лихорадкой". Упоминая о нем, Дженнер небрежно говорит, что мальчик " к несчастью, умер от лихорадки в приходском работном доме", теперь уже и не от " инфекционной лихорадки". Если лихорадку вызвал тиф, скарлатина или корь, то почему он этого не уточняет, дабы устранить неопределенность? Читая между строк и руководствуясь знанием патологии лошадиного мокреца и гравюрой Дженнера, мы с уверенностью можем сделать вывод: у пятилетнего ребенка, которого он одолжил для эксперимента у родителей-бедняков с помощью обмана или каким-то другим путем, рука покрылась язвами или струпами из-за внесенного в нее вирулентного материала, возникла рожа (она заразна и сопровождается лихорадкой), и его отправили в приходский работный дом, где он и умер, а вся эта сельская трагедия произошла в период " вскоре после эксперимента". Вот он, единственный эксперимент с лошадиным мокрецом, представленный Дженнером в " Исследовании", и такова его суть.

В тот же день (16 марта 1798 года), когда одного ребенка он инокулировал лошадиным мокрецом, другого он инокулировал материалом с коровьего соска. Дженнеру нужно было убедить нас в том, что один из конюхов, Джон Хейнс, передал инфекцию коровам. Доказательство довольно шаткое, нет никаких точных данных и детального описания обстоятельств. Нам лишь объясняется, что Хейнс был приходящим дояром на ферме и коровья оспа " началась у коров примерно через десять дней после того, как Хейнс впервые помог обмывать бабки кобылы". Разумеется, могло быть множество других причин вспышки коровьей оспы, но нам больше ничего не говорится; нам даже не дается описание болезни на пальцах Хейнса, заболел ли он из-за того, что " помогал" обмывать бабки кобылы, или, как в каждом случае (№ 1, 9 и 10) в " Исследовании", только после начала болезни у коров. Возникновение обеих болезней на одной ферме, вероятно, означает, что в конюшне заботились о чистоте и уходе не больше, чем в коровнике. Получается, у Дженнера был намного более обширный опыт в подобных двойных случаях, чем у кого-либо, но это говорит о неопрятности и невежестве в приходе Дженнера, и никак не устанавливает происхождение коровьей оспы от лошадиного мокреца.

Наконец, мы подходим к настоящим экспериментам Дженнера с инфицированным материалом, полученным из коровьих сосков, оставляя всякие рассуждения и объяснения:

Уильям Саммерс пяти с половиной лет был инокулирован в один день с Бейкером с помощью материала, взятого с сосков одной из заболевших коров, находившейся на той же ферме, о которой говорится на стр. 35. На шестой день мальчик почувствовал недомогание, его один раз вырвало, у него наблюдались обычные легкие симптомы до восьмого дня, когда он выздоровел. Развитие пустул, появившихся из-за заражения вирусом, походило на описанные в случае № 17 [Джеймс Фиппс], за одним исключением — они не носили синюшной окраски.

Снова испытуемый превосходно себя чувствует на восьмой день, но если " развитие пустул" похоже на пустулы Джеймса Фиппса, то вряд ли маленький Саммерс превосходно себя чувствовал после восьмого дня. Как мы помним, у Джеймса Фиппса потом возникли струпья, что означает глубокие язвы, долгое лечение и немалый ущерб здоровью на несколько недель. Как мы увидим из последующих глав ¹⁰, изъязвление рук было обычным результатом заражения материалом коровьей оспы, полученным из язвы на коровьем соске или из язвы на руке дояра. Дженнер с его утонченным вкусом всегда, когда только мог, оберегал своих читателей от этих отталкивающих подробностей; он лишь тогда намекал на струпья и тому подобное, когда мог полностью скрыть все противоречащие факты.

Маленький Саммерс в качестве первого зарегистрированного источника вакцины должен быть еще более знаменит, чем маленький Фиппс. 28 марта, на тринадцатый день болезни Саммерса, материалом из его руки инокулировали восьмилетнего Уильяма П

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: