Современные представления о языке и речи

Активный интерес к данной проблеме не ослабевает в теоретиче­ском языкознании наших дней. И это естественно. В данной проблеме сфокусировались многие теоретические и практические задачи совре­менного языкознания. Теоретический разнобой в этой узловой про­блеме непосредственно сказывается на ее освещении в учебных курсах. В многочисленных определениях языка и речи, какие мы встречаем в теоретических курсах, учебных пособиях последнего времени, нашли свое отражение разные методологические подходы к языку, в соответ­ствии с чем внимание акцентировалось на те или другие стороны языка. Но в этих взглядах и оценках, с одной стороны, отсутствует комплек­сный подход к проблеме, учитывающий ее сложный, многоаспектный характер, с другой,— нет четкого разграничения разных сторон про­блемы, что делает невозможным ее разрешение в рамках принятой соссюровской дихотомии.

В определениях одних современных ученых язык понимается как явление, другие подчеркивают отдельные существенные черты языка; третьи рассматривают язык и речь в качестве самостоятельных явлений, разных «коммуникативных состояний»; четвертые под языком подра­зумевают знание языка или его внутримозговые субстраты; для неко­торых языковедов язык — это система научных понятий, которые формируются в результате анализа речевых данных и которые отражают общие, существенные признаки этих данных и т. д.

Однако в поисках признаков, разграничивающих язык и речь, главным основанием их противоположения в конечном счете остаются онтологические и гносеологические аспекты: каков способ существо­вания языка как социального и природного явления, служащего сред­ством общения? Что является собственно предметом изучения языкознания? В чем заключается сущность изучаемого явления, и как она обнаруживается? Вьыснение этих вопросов помогло бы продвинуть исследование этой важной в методологическом и методическом отно­шении проблемы в нужном направлении.

Как известно, определения объектов действительности относятся

к реальным определениям, которые бывают разного рода (см.: 16, с. 11 и ел.; 17, с. 227 и ел.). Они могут отражать то, как воспринимается нами объект, как он непосредственно является нам в опыте. Такие определения указывают не на сущность объекта, а на ее проявление. Разумеется, в этом проявлении обнаруживаются существенные черты объекта. Однако высшей формой реальных определений являются сущностные определения, отражающие общие, необходимые, сущест­венные признаки объекта.

Многие определения языка тяготеют к этим двум типам реальных определений, т. е. либо они представляют язык как непосредственно воспринимаемое говорящими данного коллектива явление, либо вы­деляют те или другие сущностные его признаки.

Так, для многих американских лингвистов характерно определение языка как явления; типичным примером такого определения может служить приведенное выше определение Э. Хэмпа, в котором под языком понимается вся совокупность высказываний, которой пользу­ется данная языковая общность (18, с. 261). Подобные же определения мы встречаем у Н. Хомского (19, с. 216), Дж. Лайонза (20, с. 68) и др.

Другие определения, напротив, имеют целью подчеркнуть сущест­венные признаки языка. По В. Брёндалю, язык — это «сущность чисто абстрактная, верховнаякнорма для индивида, совокупность существен­но важных типов, которые посредством речи реализуются с бесконеч­ным разнообразием» (21, с. 43); подобные определения мы встречаем у А. Гардинера (22, с. 13), Ю.С. Маслова (23, с. 8) и др.

Во многих определениях язык отождествляется со знанием языка, владением им, способностью к восприятию и отражению в языковой форме внешнего и внутреннего мира человека (24, с. 142—143; 25, с. 87 и др.).

Отдельные лингвисты видят в языке научную абстракцию, являю­щуюся результатом исследования и интерпретации речевых фактов. И.М. Коржинек, например, пишет: «...Соотношение между языком и речью представляет собой просто отношение между научным анализом, абстракцией, синтезом, классификацией, т. е. научной интерпретацией фактов, с одной стороны, и определенными явлениями действитель­ности, составляющими объект этого анализа, абстракции и т. д.,— с другой» (26, с. 317).

В соответствии с двумя названными выше аспектами рассмотрения языка его можно определить либо как явление, либо указать на те или другие общие, существенные черты, характерные для данного явления. В первом случае язык представляется совокупностью всех реализаций речи (о ее понимании см. ниже), или «личных языков», функциони­рующих в тот или другой период истории языка. Именно в таком виде он является в действительности. Но, с другой стороны, язык — это исторически сформировавшаяся в человеческом обществе, применяе-

мая по объективным законам естественная знаковая система, служащая средством обмена мыслями с помощью звуков, реализуемая и посто­янно воспроизводимая в речи говорящих. Разумеется, данное опреде­ление далеко не охватывает существенных признаков такого сложного, многофункционального общественного явления, как язык.

Надо заметить, что мало найдется современных языковедов, зани­мающихся теоретическими вопросами языкознания, которые не вы­сказали бы так или иначе свое отношение к данной проблеме (см.: 27; 28, с. 233 и ел.; 29, с. 54-60; 30; 31; 32, с. 49 и ел.; 33; 34, с. 62-74; и др.). Пожалуй, большинство ученых, принимающих дихотомию «язык — речь», рассматривают язык как потенцию, знание, а речь— как реализацию этого знания (см. об этом: 27, с. 161—162). В то же время в большинстве работ не дифференцируются аспекты этой про­блемы, требующие принципиально различных подходов и оценок языка и речи, интерпретации в отношении к разным категориям диалектики. Обычно рассуждения авторов ведутся в рамках категори­ального аппарата, очерченного концепцией Соссюра.

В соответствии с делением на язык и речь одни ученые считают, что традиционная наука о языке должна делиться на науку о языке и науку о речи (см. 22, с. 13; 35, с. 7 и ел.; 36, с. 21; 37, с. 23; и др. Подробнее об этом: 27, с. 162—163). Вместе с тем распространено и другое мнение о необходимости единой лингвистики (см.: 14, с. 24—39; 15; 30, с. 162; и др.).

Стремление объяснить дихотомию «язык — речь» с точки зрения диалектики мы находим, например, в работах А.А. Ломтева и Г.В. Кол-шанского (29; 31).

В концепции А.А. Ломтева существенно важным является призна­ние того, что язык и речь не суть разные явления, а представляют собой «разные стороны одного явления» (29, с. 57), потому они составляют один предмет науки. Различие между языком и речью — это различие между общепринятым, закрепленным в обычае (узусе) и необщепри­нятым, случайным, нераспространенным (29, с. 54). Автор считает, что «преодбление взгляда на язык и речь как на разные явления достигается с помощью выдвижения категории сущности и ее проявления в качестве противоположения языка и речи» (29, с. 58). Таким образом, язык и речь, по А.А. Ломтеву, в известном отношении отождествлены, однако рамки и границы этого тождества остаются четко не опреде­ленными (29, с. 59).

Онтологически не разграничивает язык и речь и Г.В. Колшанский (31, с. 32). Взаимоотношения между языком и речью — это взаимоот­ношения между общим и единичным (31, с. 24—25). Количественный фактор, по мнению автора, в оценке языка и речи не может иметь решающего значения. Сущность языка выводима и из единичного речевого акта; здесь, таким образом, границы языка и речи предельно сужены и ограничены общими и единичными элементами в любом 26

речевом акте. Отождествляя язык с общим, речь — с отдельным¹, Г.В. Кол­шанский находит в каждом речевом акте выражение одновременно языка и речи (31, с. 26—30). В гносеологическом плане к оппозиции речь — язык как объект Г.В. Колшанский прибавляет язык как модель, а в методическом плане язык и речь могут быть определены: язык как знание о языке и речь как владение языком в качестве средства коммуникации (31, с. 32).

Разнобой, нечеткое представление о характере существования язы­ка, о языке как объекте и предмете познания мы встречаем и в теоретических трудах, и в учебных пособиях по общему языкознанию.

В обобщающем труде «Общее языкознание» (М., Наука, 1970) Б.А. Серебренников пишет, что «одной из наиболее сложных проблем членения человеческого языка является проблема противопоставления языка и речи» (38, с. 85). Однако, несмотря на то, что само признание дихотомии «язык — речь» рассматривается многими лингвистами как одно из крупнейших достижений современного языкознания, в этом вопросе еще очень много неясного и недоработанного (38, с. 89). Здесь кратко изложены взгляды многих ученых на проблему, высказываются критические замечания о представлениях о языке и речи отдельных лингвистов. Но собственное понимание проблемы высказано здесь кратко и осторожно. В частности, говорится о том, что речь не может быть сверхъязыковым остатком (см.: А. Гардинер, А.И. Смирницкий), поскольку система языка манифестируется в речи (38, с. 90); подобные сверхъязыковые остатки не имеют к проблеме «язык — речь» никакого решающего отношения (там же). Говорящий руководствуется в язы­ковом общении общественно усвоенными стереотипами, которые и образуют для него функционирующую языковую систему.

Не лишено внутренней противоречивости и понимание языка — речи в учебном пособии Ф.М. Березина и Б.Н. Головина. Язык определяется здесь как «совокупность и система знаковых единиц общения в отвлечении от языкового материала, в их коммуникативной готовности», а речь как «последовательность (взятых из языка) знако­вых единиц общения в конкретном языковом материале в их комму­никативном применении» (36, с. 21). Из этих определений явствует, что язык и речь разграничены в своем существовании онтологически, поскольку находятся в разных «коммуникативных состояниях». При­чем понимание языка «в коммуникативной готовности» и «в отвлече­нии от языкового материала», под которым имеются в виду устные и письменные тексты, дают основание заключить, что здесь говорится об отражении языка в сознании человека, т. е. о знании и владении языком, а собственно речь выступает как конкретное применение, реализация этого знания. Иными словами, это и подобные ему опре-

Как видим, категории отдельного и единичного у автора не разграничены.

деления возвращают нас к соссюровской концепции «психичности» языка, поскольку внутримозговые процессы, связанные с функциони­рованием языка, психичны в своей основе. Различные терминологи­ческие названия этих малоисследованных, практически недоступных процессов не прибавляют, в общем, ничего нового в познании как их, так и различных нейрофизиологических кодов, являющихся внутрен­ними материальными субстратами этих психологических процессов. Но даже если бы эти процессы и были доступны для непосредственного исследования, не в них заключается сущность языка как средства общения.

В учебнике «Общее языкознание» под ред. А.А. Супруна (24) трактовка языка и речи, в общем, близка к рассмотренной выше, хотя терминологически выражена иначе. Язык понимается как «потенци­альное явление, которое содержится в сознании людей в виде усвоен­ного с детства умения говорить, а также понимать передаваемые с помощью речи мысли и чувства других людей. Речь является конк­ретной реализацией, осуществлением этой потенции, превращением умения говорить в само говорение, или материальным воплощением этого умения» (24, с. 142—143). В этой книге в концентрированном виде повторяются характеристики языка и речи, восходящие к учению Соссюра. Речь индивидуальна, линейна, в отличие от языка, который, по мысли авторов, многомерен. Речь развертывается во времени или в пространстве, в то время как языку эти качества не свойственны. Утверждается, что язык и речь — это две разные сущности, параметры и признаки которых отражаются и в языковых единицах. Поляризация этих сущностей находит выражение, например в противоположении: фонема — вариант фонемы, слово — вариант слова; для характеристи­ки этих сущностей в синтаксисе авторы обращаются к трансформаци­онной грамматике: глубинная структура предложения, характерная для языка, воплощается в поверхностных структурах речи.