Логические основы системы предлогов в латинском языке

В своем капитальном труде «Категория падежей» (I, стр. 127 и ел.) Луи Ельмслев установил основные черты «сублогической системы», которая определяет различия падежей в любом языке и позволяет выявить целостную картину падежных отношений для любого синхронного состояния языка. Эта сублогическая си­стема включает три измерения, каждое из которых может высту­пать в нескольких разновидностях: 1) направление (приближе­ние— удаление); 2) связность — несвязность; 3) субъективность — объективность. Занимаясь исключительно падежами, Ельмслев в своем анализе не мог, хотя бы косвенно, не затронуть и пред­логов, настолько тесна функциональная связь между обеими категориями. Мы исходим из того, что самые разнообразные упо­требления, свойственные каждому предлогу какого-либо рассматри­ваемого нами языка, укладываются в определенную схему (конфи­гурацию), в рамках которой координируются его значения и его функции и которую мы должны выявить, если хотим дать адекват­ное определение всей совокупности его семантических и грамма­тических особенностей. В ее основе лежит та же сублогическая система, которая управляет падежными функциями. Чтобы по­строенное по такому принципу описание получило доказательную силу, оно, естественно, должно охватить все множество предлогов и всю совокупность падежных отношений в рассматриваемый период языка. Можно, однако, строить это описание и на анализе некоторых отдельных фактов, что будет в таком случае самостоя­тельным исследованием с задачей прежде всего показать, что по­добный подход позволяет решать конкретные вопросы, связанные с употреблением того или иного предлога ¹.

¹ Мы не проводим здесь различия между предлогом и глагольной приставкой.

Для указания на положение «перед» в латинском языке исполь­зуются два предлога, pro и ргае. Специалисты по латинскому языку ^а считают их почти тождественными по значению, что вполне достаточно для конкретных целей перевода, но не позволяет вы­явить их подлинные отношения в языке. Глубокое различие между ними оказывается при этом стертым. Чтобы обнаружить схему (конфигурацию) их взаимоотношений, следует точно охарактери­зовать разницу между ними.

1) Pro означает не столько «перед», как «вне, снаружи»; это положение «впереди», взятое как результат выхода из какого-то места, предполагающего наличие внутренней части или укрытия (ср. prodeo «идти вперед, выступать», progenies «потомство; потомок»); 2) такое движение создает отдаленность начальной позиции от позиции pro; вот почему pro, указывая на нечто, оказавшееся «перед» отправной точкой, может в зависимости от конкретной ситуации обозначать прикрытие, покровительство, защиту или же равноценность, перемещение, замещение; 3) само направление подобного движения устанавливает объективное отношение между точкой отправления и точкой pro, т. е. отношение, которое не ме­няется при изменении позиции наблюдателя.

Благодаря этим особенностям pro отличается от ргае, который мы рассмотрим подробнее. Для ргае характерны следующие при­знаки: 1) он означает не «перед» объектом, а «в переднюю часть, в передней части» объекта; 2) этот объект всегда понимается как непрерывный, так что ргае характеризует предшествующую часть этого объекта по отношению к последующей; 3) отношение, которое устанавливается с помощью ргае, предполагает, что субъектом является сама последующая часть этого объекта или что субъект занимает эту часть объекта; из нее и исходит движение ргае к тому, что находится впереди, в оконечности, в будущем или на пределе чего-либо, но это движение никогда не разрывает целостности, то есть не отделяет «нормального» положения сзади от «предельного» положения впереди.

Это определение легко подтверждается на примерах самых распространенных употреблений. В таких выражениях, как i ргае, iara ego te sequar «иди вперед, я пойду за тобой» (PL, Cist., 773) или praelert cautas subsequiturque manus «с осторожностью про­тягивает он вперед руки и следует за ними» (Ov., Fast., II, 336), где появление sequi вслед за ргае вызвано своего рода внутренней необходимостью: если употреблено ргае, объект тем самым харак­теризуется как цельный и оставшаяся его часть не может за ним не «следовать», поскольку объект неразделим. Чтобы убедиться в постоянстве этого отношения, достаточно рассмотреть некоторые сложные с ргае имена существительные и глаголы: ргаеео «нахо-

² См., в частности, Bruno Kranz, De particularum «pro» et «prae» in prisca latinitate vi atque usu, Diss. Breslau, 1907, и J. B. Hof mann, Lateinische Syntax, стр. 532 и ел.

диться во главе» (подразумевая, что войско идет вслед); praeire verbis «предшествовать словом, т. е. произносить фразы священного текста, с тем чтобы другой повторял их вслед»; praecipio «принять предупредительные меры (за которыми последуют другие)»; ргае-cingo «окружить спереди»; praecido, -seco, -trunco «дойти до предела» («решиться на крайность»); praefringere bracchium «поломать себе руку (как крайнюю часть тела, при несчастном случае, происшедшем со всем телом целиком)»; praeacuo «заточить острие»; praerupta saxa «изломанные (по краю) скалы (переходящие в обрыв)»; praehendo «ухватить за край» (praehendere pallio «...плащ», auriculis«...yiuH», учитывая неразрывность схваченной и остальной части объекта); praedico, -divino, -sagio, -scio «...заранее» (предвосхищая событие или опережая других); praeripio «перехватывать, похищать», букв, «взять с краю чего-либо»; hue mihi venisti sponsam praeriptum meam «чтобы отнять ее у меня из-под носа» (PI., Cas., 102); prae-scribo «написать первым (то, что должен написать другой)», откуда «предписывать»; praebeo букв, «держать на краю самого себя (на границе своего тела)» (ср. prae se gerere «носить при себе»), «под­носить, дарить» (какую-либо вещь, которую держат на теле); ргае-bere collum «подставлять шею», отсюда praebia «амулеты на шее у детей», букв, «вещи, которые держат перед собой (чтобы отвратить несчастье)»; praefarb carmen «предварять песней (carmen) (начинать песней обряд, который за ней следует)»; также praefari «вставить слово (извинения) перед тем, как сказать (нечто неуместное)»; в составных именах: praenomen «то, что выступает перед nomen — именем (которое обязательно должно следовать)»; praefurnium «то, что находится перед furnus, т. е. устье печи»; praecox, -maturus «который созревает раньше, который опережает (нормальную) пору созревания»; praeceps «головой вперед (а остальное вслед)»; praegnas букв, «в состоянии, которое предшествует родам, когда роды уже обязательно последуют», т. е. «беременная»; praepes букв, «которая опережает свой собственный полет (птица), которая исчезает в быстром полете» и т. д.

Одно прилагательное заслуживает того, чтобы рассмотреть его отдельно: это praesens. С ним связана одна семантическая проблема, разрешить которую не удалось даже выдающимся фило­логам. Совершенно очевидно, что praesens не соотносится с ргае-sum. Чтобы компенсировать отсутствие причастия от esse, соот­ветствующего греч. u>v, латинский язык создал составные формы с -sens, такие, как absens от absum. Тогда, казалось бы, рядом с adsum следует ожидать *adsens. Однако в смысле, который должен был бы соответствовать *adsens, мы находим только praesens. Почему? Вакернагель, не найдя никакого внутреннего объяснения этой аномалии, заключил, что praesens возник как калька греч. ³. Но, не говоря уже о том, что ргае не вполне аналогично

³ J. Wackernagel, «Jahrbuch des Schweizer Gymnasiallehrervereins», XLVII (1919), стр. 166 и ел.; к нему присоединяется и Гофман в цит. соч.

греч. лара, такое решение оставляет без ответа важнейший вопрос: в то время как появление *adsens диктовалось пропорцией ab­sum: absens/adsum: х, то какая причина побудила выбрать ргае-? Ответ следует искать только в самом значении ргае. Начинать же нужно с восстановления точного значения praesens, которое не вполне согласуется с его употреблением в языке классического периода. Это можно наблюдать в следующем отрывке, где сравни­ваются две беды: illud rnalum aderat, istuc aberat longius; illud erat praesens, huic erant dieculae (PI., Pseud., 502). Соотнесенность adesse и praesens в этом тексте очевидна, но здесь же выступает и разница между ними. Собственно, с помощью praesens обозначено не «то, что находится здесь», а «то, что передо мной», и значит, «неминуемое, настоятельное», почти с тем же образом, что и англ. ahead; то, что характеризуется как praesens, не терпит отлагатель­ства (dieculae), не отделяется интервалом времени от момента речи. Приведем еще примеры: iam praesentior res erat «это дело становилось неотложным» (Liv., II, 36, 5); praesens pecunia «налич­ные деньги», букв, «которые платят сразу же, тут же, немедленно»; praesens роепа «немедленная кара» (Cic, Nat. Deor., II, 59); praesens (tempus), in praesenti «момент, который должен наступить неза­медлительно». Следовательно, praesens употребляется по отно­шению к тому, что находится «на глазах, что можно видеть, что непосредственно дано» («наличествует»), и может поэтому, не соз­давая плеоназма, сочетаться с adesse, как в приведенном отрывке из Плавта или как в следующих фразах: praesens adsum (PI., Cic); lupus praesens esuriens adest (PI., Stich., 577); belua ad id solum quod adest quodque praesens est se accommodat «то, что присутст­вует и находится у него перед глазами» (Cic, Off., I, 4). Это эти­мологическое устойчивое значение уже очень рано могло перено­ситься в фиксированные словосочетания praesente testibus, prae-sente amicis (Pompon., Com., 47, 168), где praesente превращается почти в предлог и означает не только «тот, который adest, napu>v», но и «который на глазах, вот здесь, в данный момент». Мы видим, как praesens благодаря таким его употреблениям сделало беспо­лезным создание *adsens, хотя последнее и не было бы его точным эквивалентом, и как это прилагательное уже с древней поры ас­социировалось с adesse. Собственное же значение praesens оказы­вается полностью соответствующим определению, которое мы дали ргае, и именно это здесь важно подчеркнуть.

До сих пор относительно легко было обнаружить общее зна­чение ргае в составных словах. Подлинные трудности начинаются, когда мы хотим объяснить употребления этого предлога в сравни­тельном и причинном значениях. Категории сравнения и причины не зависят друг от друга и представлены в латинском языке с са­мого древнего периода. Известно, что предлог ргае может указы­вать на причину: cor Ulixi frixit prae pavore «сердце Улисса оцепе­нело от ужаса» (Liv. Andr., Od., 16). Кроме того, он может выра-

т

жать и сравнение: videbant omnes prae illo parvi futuros «они уви­дели, что по сравнению с ним всем предстоит иметь малое значение» (Nep., Eum., 10). Мы имеем здесь дело с такими употреблениями ргае, которых нет у pro и истоки которых следует искать только в собственном значении ргае. Но их происхождение непросто об­наружить, и нужно прямо сказать, что ни одно из приводившихся в литературе до сих пор объяснений не способствует пониманию этих употреблений. Б. Кранц (В. К г a n z) надеется выйти из положения, предположив, будто ргае со значением причины упо­требляется вместо prae(sente), что представляется совершенно неправдоподобным. По мнению Бругмана, при решении этого во­проса нужно исходить из пространственного значения: «Etwas stellt sich vor etwas und wird dadurch Anlafi und Motiv fur etwas» («Нечто помещается перед чем-то другим и тем самым становится поводом и причиной этого другого») ⁴. Не возникает ли здесь ошибки в результате двусмысленного определения? Что значит «vor etwas» {«.перед чем-то»)? Создается впечатление, что ргае может означать предшествование одного события другому, и поэтому — причину, но это невозможно. Ошибочность этого рассуждения становится очевидной, как только мы попробуем применить его к переводу какого-нибудь конкретного примера. Так, у Плавта: ргае laetitia lacrimae prosiliunt mihi «от радости у меня брызнули слезы». Разве можно сказать, что «нечто» помещается «перед» радостью? А этого требовало бы объяснение Бругмана. Согласно этому толкованию, мысль «я плачу от радости» следовало бы передать по-латыни «я плачу перед радостью, (находясь) перед лицом радости». На каком языке выражаются подобным образом? Это не только странно, но и логически противоречиво: коль скоро ргае gaudio означает «перед радостью», следовало бы признать, что «перед радостью» равносильно «вследствие радости», а значит, предлог, выражаю­щий причину, служит для указания на следствие. Другими сло­вами, если ргае gaudio означает «перед лицом радости» и если ргае указывает на то, что предшествует и что является причиной, то отсюда следует, что во фразе ргае gaudio lacrimae prosiliunt mihi слезы предшествуют радости и вызывают ее. Таков результат объ­яснения, опирающегося на ошибочную точку зрения и приводя­щего к путанице. Следовательно, мы не можем вслед за Гофманом (J. В. Hofmann) считать, что причинное значение развилось «из пространственно-временного». Не удалось также решить вопрос и об употреблении ргае в сравнительном значении, исходя из пред­положения, что ргае со значением «перед» могло привести к зна­чению «(на)против, в сравнении с». И здесь ошибка в рассуждении появляется из-за двусмысленности перевода ргае как «перед». Напомним, что ргае ни в коем случае не означает «перед» в смысле

⁴ К. Brugmann, GrundriB der vergleichenden Grammatik der indogermani-schen Sprachen, 2-е изд., II, 2, стр. 881, § 692 В.

«напротив», который и подразумевается как раз при сравнении одного объекта с другим; предлог ргае не мог указывать на проти­вопоставление двух разных объектов по той простой причине, что он отражает неразрывность, а следовательно, единство объекта. Всякое объяснение, игнорирующее этот важнейший момент, просто обходит проблему, а не решает ее.

Отклонив разобранные псевдообъяснения проблемы, обратимся для решения вопроса к признакам, характеризующим общее зна­чение этого предлога. И ргае со значением причины, и сравни­тельное ргае должны найти объяснение в той же самой сублоги­ческой схеме, которая лежит в основе его обычных употреблений. Рассмотрим сначала причинное значение. В каких пределах ргае способно выражать причину? Каждый латинист знает, что ргае не может замещать ни ob, ни erga, ни causa в их обычных функциях. Невозможно было бы заменить ob earn causam «по этой причине» через *prae ea causa. Как же в этом случае определяется функция ргае? Рассмотрим все относящиеся к этому случаю примеры у Плавта:

ргае laetitia lacrimae prosiliunt mihi (Stich., 446);

neque miser me commovere possum prae formidine (Amph., 337);

ego miser vix asto prae formidine (Capt., 637);

prae lassitudine opus est ut lavem (True, 328);

prae maerore adeo miser atque aegritudine consenui (Stich., 215);

terroremeo occidistis prae metu (Amph., 1066);

prae metu ubi sim nescio (Cas., 413);

prae timore in gertua in undas concidit (Rud., 174);

omnia corusca prae tremore fabulor (Rud., 526).

Тотчас становится ясно, что это употребление подчиняется жестким условиям: 1) в роли дополнения причинного ргае всегда выступает слово, обозначающее какое-то чувство (laetitia, formido, lassitudo, maeror, metus, terror, tremor, timor); 2) это чувство воз­действует всегда на субъект глагольного действия. Таким образом, условие, которым характеризуется ргае, указывает на внутреннее и «субъективное» соотношение субъекта с глагольным действием, поскольку субъект действия выступает как носитель этого чувства. Когда ргае выражает причину, эта последняя не мыслится объек­тивно вне субъекта и не связывается с каким-то внешним фактором, а заключается в некотором чувстве субъекта, точнее, зависит от определенной степени этого чувства. В самом деле, все примеры подчеркивают крайнюю степень испытываемого субъектом чувства. Это и есть объяснение ргае, которое означает буквально «на крайней линии, на острие» той или иной эмоции, а следовательно, «на пре­деле». Именно этот смысл подходит ко всем примерам: prae laetitia lacrimae prosiliunt mihi «от крайне сильной радости («на пределе

радости») у меня брызнули слезы»; cor Ulixi frixlt prae pavore «сердце Улисса оцепенело от крайне сильного страха», и т. д. Этот ряд можно продолжить без всякого исключения многими примерами из разных авторов: vivere non quit prae made (Lucr., IV, 1160); ргае iracundia non sum apud me «от крайне сильного гнева я не владею собой» (Тег., Heaut., 920); ргае amore exclusti hunc foras «от чрезмерной любви ты прогнала его вон» (Eun., 98); oblitae prae gaudio decoris «забив приличия от чрезмерной радости» (Liv., IV, 40); in proelio prae ignavia tubae sonitum perferre non potes (Auct. ad Her., IV, 21); ex imis pulmonibus prae cura spiritus du-cebat (там же, IV, 45); nee divini humanive iuris quicquam prae impotenti ira est servatum (Liv., XXXI, 24); vix sibimet ipsi prae necopinato gaudio credentes (там же, XXXIX, 49), и т. д. Всюду выступает тот же «пароксический» смысл, который является не чем иным, как частным случаем общего значения предлога ргае. Указывая на движение к передней и выдвинутой вперед части нераздельного объекта, ргае тем самым как бы ставит другую часть этого объекта в положение худшей части; поэтому негативные выражения и преобладают: non me commovere possum prae formi-dine «от крайне сильного испуга я не могу пошевелиться». Таким образом, неправомерно в подобных случаях говорить о причинном значении. Ргае не вводит объективную причину; он указывает только вершину, предел, следствием которого и является опреде­ленное, главным образом негативное состояние субъекта.

Одновременно появляется возможность истолковать сравни­тельное употребление ргае. Важно лишь предварительно подчерк­нуть обстоятельство — отмеченное, насколько нам известно, одним только Риманом ⁵,— которое заключается в tqm, что, «как правило, ргае присоединяется к тому из двух слов, которое обозначает более вксокую степень чего-либо по сравнению с другим». Исходя из этого, легко понять связь данного употребления предлога ргае с предыдущим, например, в такой фразе из Цезаря: Gallis prae mag-nitudine corporum suorum brevitas nostra contemptui est «у галлов наш маленький рост против (по сравнению с) их высокого стана вызывает пренебрежение» (В. G., II, 30, 4). И здесь тоже появ­ляется идея «крайней степени», которая реализуется в сравнитель­ной функции ргае, так как prae magnitudine означает «из-за крайне больших их размеров = столь велик их рост (что мы им кажемся маленькими)». Расширяя это употребление, ргае получает затем возможность сочетаться с каким угодно именем и даже местоиме­нием, чем подчеркивается всякий раз превосходство: omnium un-guentum prae tuo nauteast (PI., Cure, 99); sol occaecatust prae huius corporis candoribus (PI., Men., 181); pithecium est prae ilia (PI., Mil., 989); te... volo adsimulare prae illius forma quasi spernas tuam (там же, 1170); solem prae multitudine iaculorum non vide-

bitis (Cic); omnia prae divitiis humana spernunt (Liv., Ill, 26, 7). И наконец, мы добрались до сравнительного употребления: поп sum dignus prae te (PL, Mil., 1140). Все это выводится из общего значения самого ргае и отличается от так называемого причинного ргае фактически только одним признаком: если в предыдущем случае ргае управляет абстрактным словом, обозначающим со­стояние субъекта, то здесь благодаря расширению сферы употреб­ления ргае связывается с объектом, внешним по отношению к субъ­екту. Таким образом, два типа употреблений соотнесены друг с другом, от prae gaudio loqui nequit «от крайне сильной радости он не может говорить», через (промежуточную) ступень prae candoribus tuis sol occaecatust «от крайнего блеска твоей славы меркнет солн­це», мы приходим к выражению prae te pitheciumst «против тебя (по сравнению с тобой) она обезьяна».

Итак, все случаи употребления ргае укладываются в рамки не­которого постоянного определения. Мы хотели показать на при­мерах, что при изучении предлогов любого языка любой эпохи новая техника описания необходима и возможна, и ее использо­вание позволяет воссоздать структуру каждого из предлогов и объединить эти структуры в единую общую систему. Эта задача обязывает заново интерпретировать все известные факты и заново сформулировать привычные категории.

 

154

Riemann, Syntaxe latine, стр. 195, п. 1.

ГЛАВА XIII

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: