Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Синтаксические основы именного сложения





Как в практике описания, так и в теории классов форм всегда считалось, что именное сложение относится к мофологии и яв­ляется такой же разновидностью образования имен, как и дерива­ция. Никто не будет оспаривать, что формальные особенности слож­ных слов в самом деле принадлежат морфологии имени, в частно­сти тому ее разделу, который охватывает характерные изменения именной основы в диапазоне от ее состояния как несвязанной (сво­бодной) формы к ее состоянию как члена сложного имени, по­скольку эти изменения являются одним из показателей (часто единственным) сложения. С этой точки зрения сложные имена в основных языках предоставляют для описания обильный материал. Они были широко описаны и часто подробнейшим образом анали­зировались.

Йо морфологический анализ оставляет без ответа, а по существу,
даже не позволяет поставить основной вопрос: какова функция
сложных имен? Что делает их возможными и почему они необхо­
димы? В языке, состоящем из простых знаков, существование еди­
ниц из двух соединенных знаков вызывает вопрос: где общий источ­
ник сложных имен и откуда происходит разнообразие их форм?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо, по нашему мнению, рас­
сматривать сложные имена уже не как морфологические типы, а
как синтаксические структуры. Именное сложение—это микро­
синтаксис. Каждый тип сложных имен следует изучать как транс­
формацию какого-либо типа синтаксически свободного высказы­
вания. *

Под этим углом зрения ниже рассматриваются основные классы сложных имен в том виде, в каком они установлены во всех языках, с целью выявить специфические синтаксические основы каждого класса и в конечном счете обнаружить их общую функцию.


Мы исходим из того принципиального положения, что сложное имя заключает в себе всегда два и только два слова. Из функции сложения исключаются (как, впрочем, довольно широко при­нято) префиксы и превербы, поведение и роль которых носят совершенно иной характер. Но из двух компонентов сложного имени один сам может быть сложным: нем. Bleistifthalter, англ. cock­tail-mixer, греч. TpiaxovTa-sxT)g» «тридцатилетний». Сложное имя, становящееся компонентом сложного имени, считается за один ком­понент; в новом сложном имени компонентов опять будет только два.

При анализе сложных имен следует различать два фактора, ко­торые подчиняются разным условиям: логическое отношение и формальную структуру. Последняя зависит от первого. Структура формируется отношением. Только логическое отношение дает кри­терии для функциональной классификации типов сложных имен.

Таким образом, отношение, выявляемое между двумя компо­нентами, должно рассматриваться как первый, наиболее общий кри­терий, которому все другие критерии будут подчинены. Мы выделим два больших основных класса: сложные имена, где отношение уста­навливается между двумя компонентами и лежит в одном измере­нии с ними, и сложные имена, где отношение выходит за пределы обоих компонентов и, включая их в новую функцию, само видоиз­меняется. Все другие классы будут принадлежать этим двум как их подклассы.

Первый большой класс содержит сложные имена, в которых от­ношение целиком и полностью устанавливается между двумя компо­нентами. Эти последние образуют (по-разному) и отграничивают (постоянно) соответствующую синтаксическую структуру.

1. Прежде всего в силу простоты его бинарной структуры ука­жем здесь тип, называемый двандва («пара»), соединяющий два равноправных существительных в единицу, которую мы назовем парообразующей (couplante). Ведийский язык дает классические примеры этого: dyavaprthivt «небо-земля», pitaramatara «отец-мать», mitravaruna «Митра-Варуна»; в греческом языке vo%8-■rifxepov «(продолжительность) ночь-день, сутки». Особенность дван­два состоит в том, что оба члена равноправны. Именно этим отноше­нием и определяется их специфика. Они, следовательно, не обра­зуют совместно синтаксической конструкции в собственном смысле слова, но объединяются отношением сочинения, анализ которого относился бы уже к общей теории бессоюзного сочинения. Поэтому двандва не допускает сведения двух членов к одному или главенства одного из компонентов над другим, кроме отношения предшество­вания, закрепленного традицией, но, впрочем, обратимого: pitara­matara или matara-pitara. Объединение двух имен реализует бес­союзную связь как синтаксическую черту и, кроме того, служит


 


лексическим способом выражения для синтетической формы так называемого эллиптического двойственного числа: dySvS «небо (+ земля)», mitra" «Митра (+ Варуна)».

2. Другой тип представляют собой сложные имена, объединяю­щие два существительных: oiseau-rnouche «колибри», chien-loup «волкодав», poisson-chat «com», papier-monnaie «бумажные деньги» и т. д. Между ним и типом двандва есть существенное различие: этот тип обозначает не два, а один реальный предмет. Но он обозна­чает его двумя соединенными знаками, из которых и тот и другой именные. Необходимо выявить связь между двумя членами, а затем синтаксическую конструкцию, которой создается новая единица.

Из двух членов название дает всегда первый: oiseau-mouche — это oiseau «птица», poisson-chat — это poisson «рыба». Второй член служит видовым определением первого, прилагая к нему имя дру­гого класса. Но между двумя [экстралингвистическими] референтами существует лишь дизъюнктивное отношение: мухи не являются раз­рядом птиц, а кошки — разрядом рыб. Существо, обозначаемое как oiseau-mouche, следовательно, является по внешним признакам членом двух различных классов, которые, однако, и не однородны, и не симметричны, и даже не близки друг другу. Если это двой­ное обозначение остается тем не менее непротиворечивым, то это объясняется тем, что устанавливаемое им отношение является не логическим и не грамматическим, а семантическим. Предмет, обоз­наченный таким способом, неодинаково связан с обоими классами. Одному классу он принадлежит по своей природе, другому припи­сывается в переносном смысле. Oiseau-mouche — это действитель­но птица, но такая птица, которая имеет некоторое сходство с му­хой. Papier-monnaie— это бумага, а не монета, так как свойством монеты является ее материал (металл), форма (отдельный предмет особого вида), знак (чекан); тем не менее именно бумага, имеющая некоторую аналогию с монетой, заменяет ее. Таким образом, лек­сические знаки типа oiseau-mouche, papier-monnaie несут в себе две категории; одна отражает объективную природу вещей, дру­гая — фигуру мысли. Роль этих сложных имен заключается в том, чтобы объединить в одном выделяющем наименовании классифика­цию по реальным признакам и классификацию по внешнему сход­ству. Этим доказывается, что отношение устанавливается между ве­щами, а не между знаками.

Мы видим и синтаксическую конструкцию, которая лежит в основе этих сложных имен. Oiseau-mouche сводится к определи­тельной синтагме: oiseau qui est une mouche «птица, которая яв­ляется мухой», papier-monnaie—papier qui est de la monnaie «бумага, которая является монетой (деньгами)». В этом типе построения связ­ка qui est «который (-ая, -ое) является (есть)» между двумя лексе­мами, судя по тому смыслу, который она порождает, предполагает особую функцию глагола etre «быть». Это не логический показатель тождества между двумя классами, поскольку условия употребления


требовали бы такого определения: эта пропозициональная функция формы «х, который есть г/», применяется здесь к реальному предме­ту, и, однако, референты х и у несовместимы — что было бы про­тиворечивым.

Отношение, устанавливаемое посредством глагола «быть», долж­но скорее пониматься здесь как отношение семантического упо­добления двух различных понятий на основе какой-либо общей чер­ты, которая имплицитно содержится в них, но не указывается. Между «птицей» и «мухой» это будет семантический признак «ма­ленький размер», между «бумагой» и «монетой» — семантический признак «установленный законом денежный знак». Как отождест­вление по сходству между называемым объектом и сравниваемым объектом эта конструкция, не соответствующая ни одному из ло­гических значений глагола «быть», отражается в сложном имени через простое соположение двух образующих его знаков — способ описательный и экспрессивный. Как лексическая единица это слож­ное слово имеет часто эквивалентом простой знак: oiseau-mouche и colibri «колибри», poisson-chat и silure «com», papier-monnaie и assignat «ассигнация» (или billet de banque «банковский билет» — сложное имя другого типа). Можно сделать вывод, что это сложное имя и поддерживающая его свободная конструкция имеют функцией представлять интуитивно воспринимаемое отношение подобия ме­жду называемым предметом и каким-либо предметом другого класса и выражать это отношение подобия в форме двойного знака, первый член которого — определяемое-уподобляемое, а второй — опреде­ляющее-уподобляющее. Так в номенклатуре устанавливается новый класс, в котором способ обозначения, объединяя два уже известных знака в новую единицу, делает экономию на отдельном едином зна­ке, либо оставляя его в качестве только запасного, либо вообще вы­тесняя (oiseau-mouche рядом с colibri), либо, когда он остается, по-новому дифференцируя его: так от исходного имени martin, в просторечии обозначающего воробья, образуются martin-pecheur «мартин-рыбак (зимородок)», затем martin-chasseur «мартин-охот-ник».

3. Третий тип этого класса — сложные имена с отношением за висимости, члены которых являются двумя существительными, свя­занными определительным отношением (отношением детерминации) англ. arrow-head «острие стрелы», греч. о1хо-Ьеоя6хг\$ «хозяин до ма», санскр. raja-putra- «сын царя». Основой сложного имени яв ляется свободная синтаксическая группа с определяющим в гени­тиве и определяемым в номинативе (каким бы образом ни осущест влялось формально это отношение, для простоты указанное здесь в терминах падежных флексий).

Из всех классов сложения этот класс со всех точек зрения обна руживает самую ясную и непосредственную связь со свободной синтаксической базой, вплоть до того, что иногда сложное имя и синтагма оказываются, по-видимому, взаимозаменяемыми по


желанию. Если это так, то в той мере, в какой сложное имя и синтагма допускают свободный и безразличный выбор, можно считать этот тип сложного имени плеонастическим и поставить под вопрос его законность по отношению к синтагме. И однако, он развился, а в некоторых случаях был и продуктивным. В чем же могла заклю­чаться его функция? Этот вопрос еще не ставился. Речь идет о том, чтобы найти критерий различения сложного имени и синтагмы, то есть принцип, на котором базируется отбор компонентов этих сложных имен.

Чтобы обнаружить его, следует прежде всего рассмотреть спи­сок сложных имен этого класса и установить, из каких категорий берутся компоненты сложных имен этого типа. Здесь древние индо­европейские языки представляют особенно удобное поле для на­блюдений. Как известно, первоначально этот тип был редким и узко ограниченным. В ведийском и древнегреческом языках он имеет только небольшое число своих представителей 1. Для ведий­ского языка приводят лишь около десятка примеров. На самом деле это еще слишком много 2. Мы оставим для рассмотрения, как досто­верные, лишь три-четыре изначальных сложных имени (composes-souches). Сама их редкость делает их особым типом и побуждает рассматривать каждое в отдельности.

Прежде всего, существует компонент -pati «начальник, хозяин», очень продуктивный, имеющий уже в Ригведе целую парадигму: dampati- «хозяин дома» (греч. 8га-п6хщ), vis-pati- «глава рода», jSs-pati- «глава семьи» и т. д. Засвидетельствованы также putra-«сын» в raja-putra- «сын царя», brahma-putra- «сын брамина» и rajan- «царь» в jana-r&jan- «царь племени».

На основе этого короткого списка, в котором содержится боль­шинство первоначальных примеров, уже можно составить точное представление об отношении, которое предстоит определить. Слож­ные имена, у которых второй компонент «глава», «сын» или «царь», в логике характеризуются как функция с двумя переменными: «быть сыном» — не самостоятельный предикат, он требует допол­нительного аргумента, без которого он неполон, так что «сын», «глава», «царь» обязательно значит «сын того-то», «глава того-то», «царь того-то».

1 Ср. Wackernagel, Altind. Gramm., II, 1, стр. 241, § 97.

1 Так, из небольшого списка, который Вакернагель дает по Арнольду для самых древних частей Ригведы, нужно было бы изъять многие примеры: nava-jvara-, raaha-dhana-, maha-vira- содержат прилагательные в качестве первого компонента и относятся, следовательно, к той же категории, что и candra-mas-(ср. Wackernagel, § 101); devaksatra- (RV. V 64,7) надо считать именем собст­венным, вслед за Гельднером (Geldner, trad, ad loc.) и Рену (Renou, Et. ved. et pan., V, 1959, стр. 80; VII, 1960, стр. 45), и в качестве такового его лучше рассматривать как бахуврихи: «в котором k§atra происходит из devas»; dru-pada — бахуврихи «с деревянной ногой», как на это уже указывал А. Дебруннер (A. D е-brunner, Nachtrage zu Wackernagel, II, 2, стр. 34—35); о divo-dasa- и hiranya-ratha- см. ниже.


Имена, принадлежащие к этой логической категории, прежде всего указывают на родство или на связь с какой-нибудь социаль­ной группой. Этот признак присутствует также в собственном имени divo-dssa- «слуга неба» (с divo < divas ген., синтагма, превратив­шаяся в собственное имя). Отсюда сначала весьма ограниченное количество сложных имен этого типа. Однако иногда он получает неожиданное пополнение. Удивляет, например, в нем hiranya-ratha-«золотая повозка», и возникает вопрос, каким образом hira-nya-ratha- может войти в тот же класс, что и raja-putra- «сын царя», при разнице в логическом статусе между ratha- «повозка» и putra-«сын». Связь проясняется с помощью контекстуального значения hiranya-ratha- (RV. I 30, 16): не «повозка, сделанная из золота», а «повозка, полная золота» («goldbeladener Wagen» — Вакернагель; «ein Wagen voll Gold» — Гельднер); ratha- взято здесь как название вместилища; лучше было бы перевести: «повозка золота». Тогда Ыгапуа-гаШй- становится симметричным с raja-putra-. Такие функ­ции, как в charretee de (foin) «повозка (сена)», poignee de (grain) «горсть (зерна)», имеют ту же логическую структуру, что и fUs de (roi) «сын (царя)», chef de (famille) «глава (семьи)», и отношение содержащее — содержимое можно уподобить отношению член— совокупность, будь то отношение англ. head «голова» к arrow «стре­ла» в arrow-head (букв, «голова стрелы») или отношение санскр. pati- «хозяин» к dam- «дом, семья» в dam-pati- «хозяин дома».

Итак, этот класс сложных имен выражает функции с двумя пе­ременными в синтаксической форме предикации: «х есть у-а» (х est de у), реализуемое как «сын (есть) царя», «глава (есть) семьи». Сложное имя составляется из имен существительных, которые яв­ляются по своей природе относительными терминами, требующими дополнительных терминов, такими, как термины родства или со­циального положения. Это первоначальное ядро увеличивается за счет обозначений, входящих в другие семантические категории, но приобретающих благодаря своему употреблению то же самое ло­гическое отношение к своим дополнительным терминам. Таким об­разом, одновременно устанавливается принципиальная граница между сложным именем так называемого именного определения (детерминации) и синтагмой: эта последняя не подвержена никакому логическому ограничению и может объединять этим синтаксическим отношением имена любых классов.

4. Тип, который можно было бы назвать классическим,— это сложное имя с первым именным, определяющим, членом и вторым глагольным, определяемым: греч. inn6-6a\iog «укротитель лошадей», лат. signi-fer «знаменосец», санскр. havir-ad- «кто вкушает жертво­приношение», др.-перс. ar§ti-bara- «копьеносец», angl. shoe-maker «сапожник», русск. медв-едь «медоед». То же самое отношение, но с обратным порядком компонентов и с невозможностью для говоря­щего выбирать порядок,— во французском типе porte-monnaie «портмоне» (букв, «носитель денег»). Столь же ясное, сколь и

S46


широко распространенное, это образование основывается на свобод­ном предложении с личной формой переходного глагола, управля­ющего именным членом: греч. inn6-8a\io<i «он укрощает лошадей», лат. signi-fer «он несет знамя» и т. д. 8.

Мы встречаемся, однако, с одной любопытной аномалией. Каким бы очевидным ни казалось отношение, устанавливаемое между этим сложным именем и свободным предложением с переходным глаго­лом, оно не может объяснить существование параллельного типа, в котором те же элементы объединены тем же внутренним отноше­нием, но в обратной последовательности: глагольное определяемое + определяющий номинатив, и, однако, с тем же общим смыслом. Этот тип представлен в большинстве древних индоевропейских языков, особенно в греческом и в индо-иранских: греч. ap^s-xaxog «яв­ляющийся источником бедствий», cpepe-oixog «который носит свой дом», санскр. trasa-dasyu имя собств. «который устрашает врага», k§ayat-vira- «который командует людьми», др.-перс. xSayar&an-имя собств. (х§ауа-аг§ап-) «который командует героями», авест. baro-zaoOra- «который приносит жертву». По-видимому, этот тип также предполагает свободную конструкцию.из переходного глагола и его дополнения: греч. cpepe-oixoc; «он носит свой дом», санскр. trasa-dasyu- «он устрашает врага» и т. д.

Оба типа сложных имен, формально различающиеся порядком следования компонентов, всегда рассматривались как сходные и функционально, и по смыслу. Лингвисты, которым приходилось их описывать, считают их синонимами, тем более что в обратном по­рядке иногда могут идти те же лексемы, и, таким образом, мы рас­полагаем обратимыми сложными именами; например, авест. Ьаго. zaoBra- и zao9ra. bara-, и оба означают «который приносит (bara) жертву (zaoBra-)». Вопрос о каком-либо возможном различии ме­жду тем и другим порядками компонентов нигде даже не подни­мался.

Однако трудно представить себе, чтобы оба порядка сложения, именной член + глагольный член или глагольный член + именной член, могли заменять друг друга по желанию говорящего и чтобы они находились друг к другу в отношениях свободного варьирова­ния. Подобный плеоназм заведомо не мог бы быть терпим в таком языке, где сложение подчиняется твердо установленным нормам. Еще менее понятно, почему они развивались именно так, если они являются лишь простыми стилистическими вариантами.

Следует поставить вопрос, каким образом и один, и другой тип сложных имен, различающиеся порядком компонентов, могут

3 Достаточно добавить, поскольку описание сложных имен самих по себе не наша цель, что отношение «объект + глагольно-переходное имя» превращается в пассивное управление, когда глагольным членом сложного имени является при­лагательное на -*to- или пассивное причастие: английское hand-made, греч. %eipo-JtoiTytog, лат. manu-factus «сделанный руками», и что глагольная непереход­ная функция появляется в санскр. rathe-§tha «кто стоит на колеснице». Синтаксис трех диатез отражается таким образом в сложных именах.


основываться на одной и той же свободной конструкции — предика­тивной форме в настоящем времени. В самой основе этой конструк­ции должна существовать двойственная синтаксическая возмож­ность, которая продолжается в двух разных последовательностях компонентов сложных имен.

Действительно, это предположение подтверждается синтаксисом высказывания. Мы имеем в виду не изменение порядка следования глагола и дополнения, поскольку этот порядок свободен, не обу­словлен и не влияет на смысл, а двойственное значение, присущее форме настоящего времени. В формах типа «он носит, несет...» можно видеть или вневременное настоящее определения: «он несет он носит... = он носитель...» или актуальное настоящее описания: «он несет, он носит... = он совершает действие несения, ношения». Такова искомая разница между греческим сложным именем на -фброе «носитель по призванию или по природе» (определение) и сложным именем на срерг-» (тот), кто несет действительно» (описа­ние).

Значение первого типа едва ли нуждается в доказательствах. Само обилие сложных имен на -фброс, выделяет везде «носить» как функцию: Xaocpopog «(дорога), которая несет народ (= людная)»; есостфброд «(звезда), которая приводит зарю, Lucifer»; фсоафброд «(светило, божество), которое приводит свет»; харлофброс, «(дерево, место), которое производит плоды» и т. д.

Будет, однако, полезно осветить собственное значение сложных имен на ферг- в их текстуальном употреблении. Геродот характери­зует названием ферг-oixoi скифов-кочевников, которые, живя на повозках, «перевозят свой дом», и здесь это слово выражает процесс в его реализации и наблюдаемую деятельность людей 4. У Пиндара a|iicA,axiai фергшпхн (Pyth. 2, 31) — это «заблуждения, которые (действительно) несли с собою горе». Так же и прилагательное фереууиод определяет того, «кто действительно дает ручательство, кто достоин доверия, надежный». С другими глагольными основами: e%s0ufiog «кто сдерживает свои страсти»; ex<Mppcov «кто оставляет при себе свои мысли, благоразумный». Очень показательно в своем кон­тексте гомеровское apxsxaxog «кто был причиной зла», определение, примененное к конкретному объекту, связанному с конкретным событием:...VTjag... apxexaxoug, a'i яйсть xaxov Tpcoeacri yevovTO 01 t' ahxS> «...эти корабли... причины несчастий, которые были горем для всех троянцев и для него тоже» (Е 62—64); относительное пред­ложение представляется аналитическим переводом этого сложного имени. Напомним, для сопоставления и для контраста, что -apxog как второй член указывает на постоянное качество «главы, началь­ника» (vayapxog «начальник флота, адмирал»), а -е%од — на функ-

4 В поэтической речи (pepsoixog служит кеннингом для обозначения многих животных, носящих раковину; ср. Н. Troxler, Sprache und Wortschatz He_iods, Zurich, 1964, стр. 22.


цию «носитель, держатель, обладатель» (окг\ятоо%ос, «скиптроно-сец» — царь или герольд; рофбоохо? «жезлоносец» — судья, судеб­ный исполнитель).

Эта интерпретация согласуется с двумя особенностями, свойст­венными этим сложным именам с первым глагольным и управляю­щим членом. Одна особенность заключается в том, что они обозна­чают одушевленные существа или предметы не как носителей ка­кой-либо функции — эта функция могла бы им принадлежать, никогда не реализуясь в действии, — но как действительно выпол­няющих или выполнивших названное действие и тем самым как су­щества или предметы особые и определенные. Следовательно — и это вторая характерная черта,— этот способ образования создает определения, которые подходят для индивидов, а не для классов, и которые описывают их через осуществляемые ими действия, а не через их потенциальные функции.

Вот почему этот тип сложения создает большое количество ин­дивидуальных собственных имен, особенно в греческом и индо-иран­ском: греч. Mevs-Яаод, 'Ayk-Xaoq,, 'Apxe-^aog, Meve-xappig, ТХт]-лтбЯецос; и т. д.; вед. Trasa-dasyu-; др.-перс. Daraya-vahu- «кто поддерживает добро (благо)» (=Darius); XSayarSan- «кто царствует над воинами» (= Xerxes); авест. UxSyat-arata- «кто увеличивает порядок» (имя старшего сына Заратустры) и т. д.

Различение двух разновидностей сложных имен с внутренним управлением в зависимости от порядка следования управляющего и управляемого сведено, таким образом, к его синтаксическому основанию, которое представляет собой совмещение двух значимо-стей в глагольной форме свободного высказывания в настоящем

времени.

Более того, эта возможность производить две разновидности сложных имен из одних и тех же компонентов в свою очередь разъяс­няет синтаксическую структуру свободного высказывания. Слож­ные имена типа oixo-фиЯа! «сторож дома», 9са>ат.Г1-ф6род «носитель смерти» опираются на высказывания «он сторожит дом; он несет смерть». Но здесь настоящее время «он сторожит; он несет» пред­ставляет собой в действительности трансформацию предикативного оборота «он — сторож; он — носитель», который дает этой конструк­ции одновременно логическое и синтаксическое обоснование; гла­гольная форма настоящего времени содержит, следовательно, пре­дикацию неотъемлемого свойства. Но в типе фера-о1ход исходное свободное высказывание «он несет свой дом» не является трансфор­мацией какого-либо базового предикативного высказывания; оно формирует только описание. Здесь глагольная форма настоящего времени не утверждает какого-либо свойства бытия, она предици-рует актуальный процесс.

Поле этого различения не ограничивается сложными именами. Оно охватывает другие способы именного образования. Как произ­водные с синтаксическим основанием, оба класса имен деятеля (соот-


ветственно на -ter и на -tor) и оба класса имен действия (соответ­ственно на -tu- и на -ti-) распределяются согласно тому же прин­ципу 5, что и оба класса отглагольных сложных имен. Таким образом, выявлено крупное членение в категории глагола, которое связано с основной природой глагола в настоящем времени и рас­пространяется вплоть до именной деривации.

II

Второй большой класс — это класс сложных имен, в которых отношение между обоими компонентами некоторым образом выходит за их пределы.

5. Это сложные имена, называемые бахуврихи, широко распро­страненный тип, несколько примеров из которого мы приведем: англ. blue-eyed (голубой + глаз) «голубоглазый»; греч. xuvo-хгфаЯод (собака + голова) «пёсьеголовая (обезьяна)»; лат. quadru-pes (четыре + нога) «четвероногое (животное)»; вед. ugra-bshu-(сильный + рука) «(бог) сильнорукий»; др.-перс, tigra-xauda- (за­остренный + шлем) «(Сакас) острошлемый»; яз. пайут cinanwavi"-tots (койот + голова) «(человек) с головой койота, crazy-headed person»e; франц. rouge-gorge (красный + грудь) «красногрудка (птица малиновка)».

Определение этих сложных имен всегда представляло трудности, хотя эмпирический анализ не вызывает разногласий. Они получили много названий. Наименование бахуврихи, менее всего обязываю­щее, в санскрите обозначает класс через одного из его представи­телей. Употребляют также термин «экзоцентрическое сложное имя», то есть такое, «центр которого находится вне его», что не прояс­няет отношения, последнее лишь выводится за пределы сложного имени. Более ясен, по крайней мере в своем непосредственном зна­чении, термин «посессивное сложное имя», который содержит, как мы увидим дальше, частицу истины, но и он остается приблизи­тельным, плохо определенным и в общем неадекватным. Ни одно из этих обозначений на самом деле не отражает особенности пред­мета, который надлежит определить.

Причина этого в том, что, в отличие от других классов, простых по синтаксической конструкции, этот класс основан на сложной синтаксической конструкции. Возьмем, например, такой пример бахуврихи, как гомеровское ар-\>ир6-то£од «(бог) сребролукий». Он восходит к аналитическому предложению «его лук — серебря­ный» (или, что то же самое, «у него [он имеет] серебряный лук»). Однако —и это важный момент — это предложение не является

6 Е. Benveniste, Noms d'agent et noms d'action en indo-europeen, P., 1948, 1 re partie.

6 Пример взят у Сэпира, который классифицирует его как «бахуврихи» (Е. Sapir, Southern Paiute), стр. 74.


простым и, не будучи простым, оно не может рассматриваться как конечное основание сложного имени. Мы считаем, что «его лук се­ребряный» — это стяжение двух логически предшествующих и син­таксически различных предложений, сочленяющим звеном между которыми является местоименный член «его» (или глагол «он имеет»). Одно из них — предикативное предложение качества: «лук сереб­ряный»; другое — предикативное предложение принадлежности: «серебряный лук принадлежит кому-то (х)». Это последнее пред­ложение способно иметь формальный вариант: «х имеет серебря­ный лук»?. Атрибутивное предложение имеет своим признаком предикат существования «быть у (принадлежать)» (etre а), который необходимо предполагает носителя атрибута, выраженного или не­выраженного. Обнаруживается, следовательно, что стяженное пред­ложение «его лук серебряный» включает как необходимый фактор конструкции актуального или потенциального носителя атрибута при «быть у (принадлежать)». Это свойство и определяет синтакси­ческую структуру бахуврихи*.

Яркое подтверждение тому, что это сложное имя основывается на атрибутивной конструкции, мы находим в материале разных языков, где имеется особая синтаксическая группа, которая пред­варяет, в некотором роде атрибутивное сложное имя и в которой функцию атрибуции берет на себя посессивное выражение. Так об­стоит дело в ирландском языке, где с этой целью употребляется по­сессивная форма а третьего лица: Cailti cruaid a chri «К. крепкий его тело, К. с крепким телом»; ben... sion a gruad «женщина напер­стянка (цветок) ее щека, со щекой цвета наперстянки (= с алыми щеками)» *. Это обычный оборот в семитских языках, где он обра­зует ядро «относительного предложения» 10: mra?atun hasanun ahu-ha «женщина прекрасный ее (-ha) брат; т. е., брат которой пре­красен». В древнетурецком языке: qal-i kortlam «мой (господин) его-бровь (qaS-i) [есть] красивая, т. е. с красивыми бровями» u; тур. kizi gtizal afandi «человек его-дочь [есть)] красивая, т. е. с кра­сивой дочерью» 12; dam-iqirmizi ev «дом его-крыша (dam-i) [есть] красная, т. е. дом с красной крышей» 13. Можно было бы привести

I В Другой работе мы говорили о связи между «иметь» и «быть у кого-либо»!
см. в наст. кн. гл. XVII.

8 Свойство, смутно угадываемое теми, кто определяет эти сложные имена как «посессивные». Но почти все прилагательные можно было бы назвать «посес­сивными», поскольку синтаксически они согласуются с существительным, которое является как бы «обладателем качества».

в Обычно это выражение описывается как «генитив относительного местоиме­ния», что годится только для языков описания, как современные западные языки. Примеры см.: J. Vendryes, Grammaire du vieux irlandais, § 646, стр. 341; Thur-neysen, A grammar of Old Irish, § 507, стр. 321; Lewis-Pedersen, A Concise Comparative Celtic Grammar, § 392, стр. 239.

10 См. в наст, книге гл. XVII.

II A. von Gab a in, Alttiirkische Grammatik, 2-е изд., 1950, § 403.
12 К. Gronbech, Der turkische Sprachbau, I, стр. 86.

1? J. Deny, Grammaire de la langue turque, § 354, стр. 230.


много других параллелей 14. Эта конструкция в ирландском языке сосуществует со сложными именами типа бахуврихи, где прилага­тельное в предикативной функции предшествует существительному и где суффиксом -ech отмечается атрибуция; например, cran-suil-ech «dunkel-aug-ig, темно-глаз-ый». Сравнение сложного имени cran-suil-ech с синтаксической группой (beich) bee a nert «(пчёлы) маленькая [есть] их (а) сила; т. е. слабосильные» обнаруживает полный параллелизм этих двух приемов: они обладают одновре­менно предикативным значением, выраженным порядком элемен­тов, и атрибутивным значением, выраженным посессивным а и суффиксом -ech.

Так выявляется атрибутивная функция, которую в бахуврихи выполняет суффикс. Поразительную иллюстрацию этому дает вед. deva-patnl, которое означает не «хозяйка (госпожа) богов», а «(та), которая мужем имеет бога (=жена какого-либо бога)». Женский род -patnl в действительности представляет собой «муж» с суффик­сом атрибуции, и так как носитель атрибута—существо женского рода, то суффикс необходимо имеет форму -Г. Однако нужно отме­тить, что атрибуция имеет объектом не pati- «муж», а скрытую пре­дикацию *deva-pati-«бог [есть] муж», так что (в форме атрибуции к носителю атрибута женского рода) deva-patnl будет означать ана­литически: «бог-муж у (нее)», что является сочетанием обеих преди­каций. Эта синтаксическая структура является основой семанти­ческих отношений: сложное имя deva-patnl (бахуврихи) всегда жен­ского рода; оно не может иметь мужского рода 15, в то время как grha-patni (татпуруша) «хозяйка дома» — это женский род от grha-pati- «хозяин дома», поскольку это сложное имя основывается на конструкции «он (она) есть хозяин того-то» (ср. выше). Этим од-ноплановое grha-patni коренным образом отличается от двуплано-вого deva-patnl (ср. ниже).

Рассмотрим кратко следствия этого определения бахуврихи.

1. В отношении числа компонентов формальная структура этого сложного имени не изоморфна ее синтаксической структуре. Фор­мальная структура двучленна (два члена морфологического един­ства) — синтаксическая структура трехчленна; кроме двух выра­женных членов, она включает невыраженный, но необходимый член — это носитель атрибута.

14 См., в частности, G. Deeters, IF, 60, 1952, стр. 47 и ел., который собрал разные образцы этих конструкций (стр. 51 и ел. о кавказских языках).

16 Его необходимая и исключительная принадлежность к женскому роду не только индивидуальный факт и следствие контекстных причин, но и связана с тем, что все сложные имена на -patni в Ригведе — бахуврихи (ср. Wackernagel, цит. соч. II, I, § 38Ь, стр. 90). В самом деле, в Ригведе не существует patni «супру­га» как женский род от pati- «супруг», но лишь patni «хозяйка, госпожа», женский род от pati- «хозяин, господин». Редкие примеры с patni «супруга», приводимые словарями, все относятся к миру божеств и могут значить также и «хозяйка, гос­пожа». Равным образом следует признать бахуврихи вед. sa-patni, авест. ha-pa9nl «наложница» при анализе «(та), которая имеет общим (sa-, ha-) супруга; т. е. ко­торая делит супруга с другой женщиной».


 

2. Такая асимметрия зависит от особой природы конструкции,
являющейся стяженным предложением. Как выражение атрибутив­
ного отношения, эта конструкция приводит в действие две составля­
ющие: функцию атрибутируемого, синтаксическую подъединицу,
являющуюся носителем предикации качества («лук серебряный»),
и функцию носителя атрибута («серебряный лук у.... (принадле­
жит...)»).

3. Существенно различение двух планов предикации. Природа

этих планов неодинакова:

предикация качества «лук серебряный» (в греч. аруир6то|ос,), «рука сильная» (в санскр. ugra-bahu-) является синтаксической функцией, устанавливаемой между знаками;

предикация атрибуции «серебряный лук у... (принадлежит...)», «сильная рука у... (принадлежит...)» является семантической функ­цией, устанавливаемой между знаками и референтами.

4. Тем самым можно логически обосновать установленное выше
различие между двумя большими классами, которые охватывают
все множество сложных имен:

все сложные имена, относящиеся к первому классу, являются предикативными именами качества и имеют только синтаксическую функцию, включая так называемые сложные имена управления; они одноплановы;

все сложные имена второго класса (бахуврихи) сочетают синтаксическую функцию и семантическую функцию; они дву-

плановы.

5. Двуплановые сложные имена (бахуврихи) определяются как
носители двойной предикации — качества и атрибуции. Их сле­
дует, таким образом, заново интерпретировать в новой логической
структуре, которая бинарна в ином смысле: компонент, указываю­
щий на атрибуцию (это форма сложного имени в целом), и компо­
нент, указывающий на носителя атрибута, внутренне присущий
форме сложения. Функцию носителя атрибута может в случае не­
обходимости выполнять отдельный аргумент («Аполлон сребролу-
кий») или, при отсутствии такового, его субститут, местоимение или
анафорический член, занимающий место пустой функции: «(тот),
кто имеет...»

6. Это синтаксическое отношение атрибуции имеет коррелят
в морфологии сложного имени: изменение формального класса за­
трагивает определяемый субстантивный компонент. Свободная
форма жен. p. xecpaX-q «голова»становится в (xuvo-) xecpouog «пёсь-
еголовый»— xecpauog, -т], -ov; -oi, -ai, -a, т. е. варьируется в роде и
числе; свободная латинская форма среднего рода caput «голова»
становится -ceps в (bi-)ceps «(дву)главый».

Показателем этого изменения класса может быть апофоническое чередование или присоединение одного или двух суффиксов: сво­бодная форма нем. Auge «глаз» становится -aug-ig в (blau-)augig «голубоглазый»; свободная форма англ, eye «глаз» делается -eyed


в (blue-)eyed «голубоглазый»; свободная форма BeHrep.szem «глаз» становится -szem-u в kek-szem-ii «голубоглазый» и т. д. Это формаль­ный показатель атрибутивной функции, возложенной на базовое предикативное предложение.

7. Двуплановая структура и природа сложного имени здесь
соотве

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...